Лекция 2. ИСТОРИЯ КРИМИНОЛОГИИ, ОСНОВНЫЕ КРИМИНОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ

Рождение криминологии как науки формально связывается с 1885 г., когда вышла в свет книга итальянского исследователя Р. Гарофало. Однако криминологические идеи, суждения о сущности пре­ступности, ее причинах, путях противодействия своими корнями уходят вглубь веков. Уже в работах древних философов (Платона, Аристотеля и др.) можно найти высказывания на сей счет. Уделяли внимание этим вопросам и мыслители Возрождения, а также после­дующего периода (Мартин Лютер, Джон Локк, Шарль Монтескье, Жан-Жак Руссо и др.). В ходе становления и развития криминоло­гических исследований сложилось множество теорий, школ, по-разному объяснявших природу и истоки преступности, предлагав­ших различные способы и средства ее предупреждения[1]. При всем их разнообразии можно выделить три основных направления в ис­тории криминологической мысли: классическое, антропологическое и социологическое. Были, разумеется, и промежуточные теории, сочетающие в себе воззрения нескольких школ.

«Классики», творившие в основном в XVIII-XIX веках (Беккариа, Бентам, Фейербах и др.), решительно отвергли тео­логическое понимание преступности как проявления сатанинского начала, следствие козней дьявола. По их мнению, преступление -результат сознательного выбора человека, обладающего полной сво­бодой воли. В свою очередь, выбор между добром и злом оп­ределяется тем, насколько человек в процессе воспитания усвоил нравственные правила поведения. Наказание призвано удерживать людей от совершения преступлений, главное не в его жестокости, а в неотвратимости и справедливости наказания.

В целом для классической школыбыл характерен идеали­стический рационализм. Ее слабым местом являлось недостаточное внимание к личности преступника, к объективным социальным фак­торам, детерминирующим преступность, известная переоценка воз­можностей уголовного наказания, сведение предупреждения преступности к мерам воспитания и просвещения. Вместе с тем идеи классической школы, безусловно, прогрессивные для своего време­ни и содержавшие перспективные, объективные рационально-гуманистические начала, оказали заметное влияние на развитие криминологии в последующем. Так, во многом созвучным класси­ческому направлению (хотя и не без примеси социологических и даже антропологических воззрений) является так называемый неоклас­сицизм, сформировавшийся в конце XIX в. Наиболее яркий предста­витель неоклассицизма австрийский ученый Лист (1851-1919) сформулировал цельную концепцию уголовной политики, общего и специального предупреждения преступности на основе устрашения, исправления и обезвреживания преступников. При этом главным средством исправления Лист считал воспитательные меры, дифференцированные применительно к различным категориям преступни­ков.

Идеи «классиков» нашли, разумеется, с поправками на новые исторические условия, отражение в марксистской криминологии, сохранили они определенное значение и до наших дней. В частно­сти, безусловно, выдержали испытание временем известные, вос­принятые многими мыслителями, а также в известной мере законо­дательством и правоохранительной практикой, тезисы Беккариа: «Должна быть соразмерность между преступлениями и наказания­ми»; «Лучше предупреждать преступления, чем наказывать».

Недостаточное внимание представителей классической школы уголовного права и криминологии к личности преступника было преодолено основателем антропологического (биологического)направления итальянским тюремным врачом-психиатром Ломброзо (1836-1909 гг.). В центре своего внимания он поставил именно лич­ность, и, в известном смысле, организм преступника. Ломброзо вы­делил врожденного преступника, являющегося особым природным типом. Такими преступниками не становятся, а рождаются; для них характерны особые анатомические, физиологические и психо­логические свойства, наличие атавистических черт человека-дикаря, эпилепсия и нравственное помешательство. Каждому из видов врожденных преступников присущи характерные физические черты и психофизиологические реакции: убийцам - объемистые скулы, выступающий вперед четырехугольный подбородок, узкие лица, холодный и неподвижный (стеклянный) взгляд, тонкие губы; изнасилователям - глаза навыкате, огромные губы и ресницы, сплющенный нос; ворам - удлиненная голова, прямой, часто вогну­тый нос, бегающие глаза и т.д.

Необходимо отметить, что оценки учения Ломброзо в отечест­венной, прежде всего, в советской криминологии обычно ограничи­вались той частью его воззрений, которые касались врожденного преступника и в силу этого были в значительной мере односторон­ними, не вполне объективными. Между тем, этот ученый признавал наличие не только врожденных, но и ситуативных (случайных) пре­ступников, а также преступников по страсти; он воспринял идеи о влиянии на преступность не только биологических, но и иных, в том числе многих социальных факторов (уровня цивилизации и эконо­мического развития, миграции населения, неурожаев, алкоголизма, беспризорности и др.)[2] Фактически его теория трансформировалась в биосоциальную, что отчетливо проявилось в трудах его последова­телей. Не следует упрощать, как это нередко делалось, и взгляды Ломброзо о путях, средствах борьбы с преступностью. В некоторых своих ранних трудах он действительно уповал на внесудебные про­цедуры выявления врожденных преступников и по существу меди­цинские способы воздействия на них, прежде всего со стороны ко­миссий психиатров. Но впоследствии Ломброзо стал признавать роль права, суда в деле противодействия преступности, а антропо­логам, психиатрам отводил лишь функции экспертов, призванных помогать правосудию. В целом нельзя относиться к этому учению только резко негативно. В исследованиях Ломброзо есть немалое рациональное зерно. Доля позитивного заряда была уже в самом внимании к личности преступника (а не только к его деяниям). Не без влияния обширных эмпирических материалов, собранных Лом­брозо, известным французским криминалистом Бертильоном был разработан антропологический метод идентификации преступников. Исследования Ломброзо использованы при создании детектора лжи, некоторых графологических (почерковедческих) методов. Определенное практическое значение имели описание и интерпретация Ломброзо татуировок преступников, анализ их преступного жаргона.

И, наконец, далеко не случаен тот факт, что биологические, в особенности биосоциологические теории преступности получили вслед за Ломброзо довольно широкое распространение и продол­жают существовать (разумеется, в значительно модернизированном виде) до сих пор. В частности, к таким теориям относится клиниче­ская криминология,берущая свое начало в трудах одного из по­следователей Ломброзо - Гарофало,который в книге «Критерии опасного состояния» (1880 г.) объяснял преступность внутренне присущей отдельным индивидам склонностью к преступлениям.

В наше время клиническая криминология наиболее об­стоятельно разработана в трудах французского ученого Пинателя. Он выделил понятие преступных способностей, определяемых на основе клинического анализа того, насколько совместимо преступ­ление с нравственными принципами индивида и является ли для него угроза наказанием сдерживающим фактором. Преступные спо­собности выделяются с использованием формализованных опрос­ников, тестов, а также путем ретроспективного анализа профессии, образа жизни, конкретных поведенческих актов, привычек и склон­ностей индивида. Помимо психоанализа для коррекции поведения потенциальных или реальных преступников клиническая кримино­логия предлагает такие средства, как электрошок, хирургическое вмешательство, включая кастрацию, стерилизацию, лоботомию, ме­дикаментозное воздействие в целях снижения уровня агрессивности, склонности к насилию по самым незначительным поводам и т.д.

Разновидностью неоломброзианства является также теория конституционного предрасположения к преступлению.Ее пред­ставители - немецкий психиатр Кречмер, американские кри­минологи Шелдон, супруги Глюк и др. - исходили из того, что от работы желез внутренней секреции (щитовидной, зобной, половых) во многом зависят внешность (физическая конституция) человека и его психический склад, а значит и поведение, в том числе преступ­ное. «Химическая основа преступного поведения» - так выразитель­но озаглавлена одна из публикаций представителя данной криминоло­гической теории {Подольски, США, 1955 г.). Соответственно, в каче­стве средства борьбы с преступностью предлагалась нейтрализация с помощью химических препаратов гормонов, вызывающих агрес­сивность человека.

Шел и Элеонора Глюк, опубликовавшие книгу «Строение тела и юношеская преступность» (1956 г.), разработали понятие пре­ступного потенциала, величина которого связана с особенностями физической конституции. Выявленных потенциальных преступни­ков предлагали помещать в специальные лагеря для привития уме­ний и навыков общественно полезного поведения.

Весьма близкой к идеям Ломброзо явилась и концепция умст­венной отсталости преступников.Один из ее представителей аме­риканский криминолог Годдард в 1912 году проследил родослов­ную семьи Калликаксов, глава которой был дважды женат: первый раз на душевнобольной женщине, второй - на умственно здоровой. Среди нескольких поколений потомков от первого брака 143 чело­века оказались слабоумными, из числа которых многие стали про­ститутками, алкоголиками, правонарушителями. Среди 496 потом­ков от второго брака преступников и других лиц с отклонениями от социальных норм поведения не было вовсе. По данным этого же исследователя, в целом среди заключенных в тюрьму 70% страдали слабоумием.

С развитием генетики стали предприниматься попытки объяс­нить преступное поведение наследственной предрасполо­женностьюнекоторых людей к лживости, агрессивности, ко­рыстолюбию, другим порокам, стоящим у истоков преступности. В этих целях исследовалось поведение идентичных и неидентичных близнецов и были получены (правда, не очень репрезентативные) данные о том, что выбор вариантов преступного поведения у пер­вых совпадал чаще, чем у вторых. Наследственная предрасполо­женность к преступности объяснялась также наличием у преступни­ков лишних мужских хромосом.

К биологической школе примыкают также криминологические теории, основанные на фрейдизме.Исходя из психоаналитической концепции Фрейда, согласно которой человеческое поведение оп­ределяется неосознаваемыми импульсами, излучаемыми из глубины подсознания, некоторые криминологи {Уайт, Абрахамсен, Мерген) утверждали, что каждый человек от рождения несет в себе опреде­ленный криминальный заряд, обладает подсознательными природными инстинктами, влечениями и наклонностями, имеющими ан­тисоциальный характер. Если эти разрушительные инстинкты не удается подавить созидательными, и к тому же оказываются небла­гоприятными внешние условия жизни индивида, то преступление, как выход из сложившейся ситуации, в сущности, неизбежно.

Было бы неправильным, как это делалось, например, в со­ветской криминологии, с порога отметать названные и иные биоло­гические (биосоциальные) концепции преступности, ее причин и мер предупреждения либо ограничиваться рассмотрением их «реак­ционной сущности». Верно, что каждая из этих концепций дает по­вод для серьезной критики по самым различным основаниям: вслед­ствие их односторонности, тенденциозности, недостаточной объек­тивности, увлечения частностями, отступлений от принципа сис­темности и по другим причинам. Вместе с тем в биологических (биосоциальных) теориях есть немало интересных наблюдений, ин­струментально зафиксированных фактов, заслуживающих внимания положений и выводов. И в целом они требуют диалектической оценки. В частности, многие положения концепции умственной от­сталости имеют определенное значение для анализа так называемой «вульгарной» преступности («пьяной», бытовой, примитивных краж), хотя мало что дают для объяснения феномена «беловоротничковой» преступности, не согласуются с общеизвестным фактом наличия у значительной части преступников довольно высокого ин­теллектуального уровня. Арсенал средств клинической криминоло­гии, безусловно, расширяет возможности превентивного и исправи­тельного воздействия на преступников, но это достигается слишком дорогой ценой, например, путем подавления личности, превращени­ем ее в послушного робота, что недопустимо с этических позиций. Криминологические теории, основанные на учении Фрейда, позво­ляют проникнуть в некоторые ранее неизведанные, глубинные пла­сты мотивации преступного поведения, многое объясняют в генези­се сексуальных, насильственных, так называемых «безмотивных» преступлений, дают возможность использовать в целях предупреж­дения правонарушений различные методы психоанализа и психоте­рапии. Но с позиций этих теорий вряд ли можно основательно ис­следовать причинный комплекс экономической преступности, обос­новать многие из общесоциальных мер предупреждения правонарушений. Строение тела, эндокринные расстройства, как утвержда­ют сторонники концепции конституционной предрасположенности, конечно, оказывают какое-то влияние на характер, психическиере­акции индивида, а значит, и поведение. Но это влияние не является определяющим, решающим. К тому же если физическая конститу­ция рассматривается, по существу, как первопричина противоправ­ного поведения, то это фактически заводит работу по предупрежде­нию преступлений в тупик, ибо изменить эту конституцию практи­чески невозможно. Поиски гена преступности не увенчались успе­хом, но уже сейчас накопленные знания о механизме наследствен­ности открывают возможности для ранней диагностики маньяков, способных на совершение особо тяжких насильственных, сексу­альных преступлений, а также невменяемых лиц, которые могут со­вершить общественно опасные деяния.

Таким образом, оценивая рассматриваемые теории, надо не столько разоблачать их с идеологически зашоренных позиций, ви­деть в них лишь социальный заказ власть предержащих на скорый суд или даже внесудебную расправу с преступниками (хотя случа­лось и такое), сколько выявлять в них крупицы научно достоверных знаний о таком сложном, многогранном явлении, как преступность, во всех ее связях и опосредованиях. Практически одновременно сбиологическим направлением и в противовес ему, а также учениям классиков возникла и развивалась социологическая школав кри­минологии, у истоков которой в XIX веке стоял бельгийский уче­ный Кетле. Необходимо оговорить, что социологические концеп­ции так лее, как и биологические, обычно не существовали в чистом виде: в них можно обнаружить вкрапления воззрений классической, а в особенности антропологической школы.

Кетле считается основоположником теории факторов,которая была сформулирована на основе обширных статистических наблю­дений преступности. Проанализировав данные о поле, возрасте, профессии, образовании, материальной обеспеченности и иных со­циальных характеристиках преступников, а также о времени, месте и других признаках преступлений, Кетле пришел к выводу, что пре­ступность - продукт общества, и в этом своем качестве она подчи­няется определенным статистически фиксируемым закономерно­стям. Далеко не случайным является то, что из года в год число преступлении остается примерно одинаковым, а структура преступно­сти в целом стабильна. «Существует бюджет, - отмечал Кегле, — который выплачивается поистине с ужасающей аккуратностью и правильностью. Это - бюджет тюрем, рудников и эшафотов»[3]. На; базе анализа разнообразных фактов преступности Кетле сделал принципиально важный, не потерявший значения до наших дней вывод о том, что «достаточно было бы изменить причины, управ­ляющие нашей социальной системой, чтобы изменить также и пе­чальные результаты, встречаемые ежегодно в летописи убийств и самоубийств».

Многочисленные последователи Кетле (Ван-Гомель, Принс и др.) расширили перечень криминогенных факторов, привели их в определенную систему, классифицировали по различным основани­ям. Так, к физическим факторам они относили географическую сре­ду, климат, время года; к индивидуальным - пол, возраст, расу, пси­хофизические аномалии; к социальным - безработицу, уровень цен, обеспеченность жильем, войны, экономические кризисы, потребле­ние алкоголя и т.д.

В дальнейшем рассматриваемая криминологическая концепция трансформировалась в теорию множественных факторов,в пере­чень которых стали дополнительно включаться урбанизация, инду­стриализация, соревнование в достижении комфорта, массовая фру­страция, неудовлетворенность сложившейся системой досуга, эт­нопсихологическая несовместимость людей и многое другое.

Основоположник теории социальной дезорганизациифран­цузский ученый Дюркгейм, основные работы которого вышли в конце XIX века, рассматривал преступность не только как законо­мерное социально обусловленное, но в сущности нормальное и даже в известном смысле полезное явление в жизни общества. Полезное как боль в физиологии,которая хотя ипричиняет страдания, но очень важна для медицины, для диагностики болезней, их лечения,

Дюркгейм разработалпонятие аномии безнормативности, оз­начающее ослабление и разрушение общепринятых норм поведе­ния, их недостаточность и противоречивость, которые вызывают ^разобщенность людей, высокий уровень тревожности - отчужденности - и как следствие всего этого - социальную дезорганизацию, приводящую к аморализму и преступности. Одной из основных причин преступности Дюркгейм считал гипертрофированную мо­раль потребительства.

Концепция Дюркгейма получила развитие в трудах многих уче­ных, особенно американских. Характерно, что один из них - Шур -выпустил книгу, выразительный заголовок которой «Наше преступ­ное общество» (М., 1977) говорит сам за себя.

Теория конфликта культур,сформулированная в работах американского криминолога Селлина, исходит из того, что различия в мировоззрении, привычках, стереотипах поведения, характерные для разных социальных групп, в которые одновременно входит один и тот же индивид (семья, бытовое окружение, профессиональные корпорации, коллегии, национально-этнические сообщества и т.д.), нередко создают для человека ситуацию нелегкого выбора, чрева­тую внутренним конфликтом, а следовательно, и угрозой противо­правного, преступного его разрешения.

В концепции субкультур(американский социолог Коэн - 1955 г. и др.) дана еще более дробная дифференциация социальных групп, рассматриваются специфические нравственно-культурные ценности уже сугубо криминальных сообществ. Человек, попавший в такое сообщество, руководствуется не общепринятыми ценностями и пра­вилами поведения, а противостоящими им нормами криминальной субкультуры.

В соответствии с теорией стигмы,основные положения ко­торой были сформулированы в 1938 г. американским ученым Таннебаумом, одним из наиболее значимых криминогенных факторов является неадекватная реакция общества на отклоняющееся поведе­ние, так называемая драматизация зла. Стигма в переводе с латыни означает «клеймо». Клеймение преступников (не только физиче­ское, как в средние века, но и нравственно-правовое, практикуемое в цивилизованном обществе) еще более отторгает их от общества, превращает в изгоев, для которых преступное поведение делается привычным.

Основоположник теории дифференциальной ассоциацииамериканский ученый Сатерленд, основные труды которого опуб­ликованы в 20-40-е годы XX века, считал, что преступление – это результат влияния на индивида тех социальных групп, с которыми он контактирует в повседневной жизни. В механизме преступного поведения решающее значение имеет подражание, преступное обу­чение как восприятие у микросреды криминально окрашенных зна­ний, привычек, умений и прежде всего неуважительного отношения к закону. С некоторой долей условности концепцию Сатерленда можно трактовать как теорию дурной компании, подтверждаемую многими наблюдениями, фактами реальной жизни, особенно при­менительно к преступности несовершеннолетних и молодежи.

В своих изысканиях Сатерленд коснулся и другого большого массива противоправных деяний - преступности «белых воротнич­ков». Ученый доказывал, что казнокрадство, финансовые аферы, мошеннические действия государственных чиновников, бизнесменов, других представителей элиты общества составляют огромный! слой фактически невыявляемой и ненаказуемой преступности. Преступность гетто в сравнении с ним - это капля воды в море.

Концепции социальной дезорганизации, стигматизации и других направлений социологической школы получили концентриро­ванное выражение в рамках радикальной криминологии,которая зародилась в середине XIX века в русле идей марксизма, а в качест­ве целостной криминологической теории оформилась на рубеже 70-х годов XX века. Представители этой школы занимают различные идейно-политические позиции: одни (например, Куинни) тяготели к марксизму, другие (Дауне) склонялись к идеологии анархизма, тре­тьи (Кларк, Шур)являлись умеренными реформаторами. Но их объединяло резко критическое отношение к существующей соци­ально-экономической и политической системе, пороки которой осо­бенно обнажились в США после неудачной войны во Вьетнаме. По мнению «радикалов», преступность - грозный симптом болезни общества. В социальной практике, как и в медицине, надо воздей­ствовать и на симптомы, и на саму болезнь. Противодействие пре­ступности требует не только симптоматического лечения, примене­ния «болеутоляющих средств» в виде полицейских, пенитенциар­ных и тому подобных традиционных мер, но и радикального вме­шательства - глубоких социальных реформ, кардинальных преоб­разований в области социального обеспечения, организации трудовой занятости, здравоохранения, образования, жилищно-комму­нальной сферы, защиты материнства и детства и т.д.

Широкий социологический подход преобладает в виктимологических теориях(включающих также элементы социобиологических, биопсихических и других концепций). Заслугой ученых, разрабатывавших виктимологию, является то, что традиционную кри­минологическую проблематику (преступность, преступления, пре­ступники) они дополнили учением о жертвах противоправных по­сягательств. Виктимология, от слов victima (жертва - греч.) и logos (учение), означает учение о жертве, применительно к криминологии - о жертве преступления. Сатерленд уже в учебник криминологии, изданный в 1924 г., включил специальную главу о жертве преступ­лений. По его расчетам, вероятность стать потерпевшим от преступ­лений у негров США в 100 раз выше, чем у представителей других национальностей. Одну из первых попыток сформулировать основ­ные положения виктимологии как целостной теории предпринял в 40-х годах XX века немецкий ученый Гентиг, работавший в США. В 1948 г. он издал монографию «Преступник и его жертва. Исследова­ние по социобиологии преступности». В дальнейшем виктимологическое направление стало бурно развиваться.

Виктимологи прослеживают связь поведения жертв как с внут­ренними (мотивацией), так и с внешними (объект посягательства, способ, средства и орудия, последствия и др.) характеристиками преступного поведения. Убедительно доказано, что действия жертвы могут стимулировать, провоцировать криминальную ак­тивность, облегчать ее реализацию в конкретных поведенческих актах преступника, способствовать достижению преступного ре­зультата. Некоторые личностные характеристики (например, лег­комыслие, вспыльчивость, авантюрность, половая распущенность), профессионально-ролевые особенности (связанные, например, с ис­полнением обязанностей кассира, инкассатора, сторожа), а также ситуационные факторы (например, затянувшийся семейно-бытовой конфликт или выяснение отношений в состоянии сильного алко­гольного опьянения) предопределяют уровень виктимности людей (степень вероятности для них стать жертвой преступления). Во мно­гих случаях преступления могло бы не быть, если бы преступник столкнулся с надежными преградами на своем пути: предусмотрительностью и надлежащим отпором со стороны жертвы, надежно охраняемыми жильем, имуществом и т.д. Влияя на факторы виктимности, общество, государство, его правоохранительные органы и другие институты могут снижать ее и тем самым оказывать целена­правленное воздействие на преступность.

Идеи, сформулированные представителями данного направления криминологии, легли в основу виктимологической профилактики -системы мер предупреждения, позволяющих охватить превентивным воздействием миллионы потенциальных жертв преступлений.

Рассмотренные социологические концепции в криминологии нельзя оценивать однозначно, либо только положительно или лишь; отрицательно. В целом можно сказать, что их позитивный заряд; выше, чем у антропологических (биологических) теорий. Представители социологической школы несравненно ближе к истине в понимании сущности и закономерностей преступности, ее корней и истоков. Значительное число их положений конструктивного харак­тера основательно проработано и взято на вооружение практикой противодействия преступности. Таковы, например, предложения о необходимости целенаправленного воздействия на криминальные субкультуры как необходимое условие коррекции взглядов, ус­тановок и поведения правонарушителей (концепция субкультур); об экономии репрессии, расширении некарательных и отказе от неко­торых, не оправдавших себя карательных мер противодействия пре­ступности (теория стигмы); о контроле за референтными группами в целях воспрепятствования обмену криминальным опытом (теория дифференциальной ассоциации) и многие другие. Высокий уровень критичности по отношению к внешне благополучному обществен­ному устройству, системность, убедительное обоснование значения широкой и последовательной социальной реформации как основы противодействия преступности характерны для радикальной кри­минологии. Гуманизм, рационализм и большие перспективы при­сущи виктимологическим теориям.

Разумеется, рассмотренные социологические концепции в кри­минологии не свободны и от недостатков, порой весьма существен­ных. Некоторые из них страдают односторонностью, неоправданно распространяют закономерности частного на общее. Так, в теории дифференциальной ассоциации можно отметить переоценку роли подражания, обучения в генезисе противоправного поведения. Эти феномены, весьма значимые для преступности несовершеннолет­них, молодежи, вряд ли могут быть положены в основу объяснения противоправного поведения многих людей из числа взрослых. В целом эта теория отвечает скорее на вопрос, как, но не почему чело­век становится преступником. В теории стигмы в какой-то мере ги­пертрофированна криминогенная роль «клеймения» преступников, ее положения вполне применимы к познанию механизма уголовного рецидива (правда, не всего), но явно недостаточны для понимания причин и условий значительной части первичных преступлений. Теория множественности факторов преступности во многом эклек­тична, причины и условия преступности в ней недостаточно диффе­ренцированы и не ранжированы по силе криминогенного действия, в их ряду не всегда проводятся различия между главным, решаю­щим и второстепенным, малозначимым.

Эти и другие, недостаточно обоснованные положения рас­смотренных социологических теорий опровергнуты как самим хо­дом жизни, практикой противодействия преступности, так и про­должающимися криминологическими исследованиями. И все же в совокупности эти теории, с учетом позитивного, ценного в их со­держании, явились для человечества значительным шагом вперед на пути познания сложнейшего феномена преступности, позволили раскрыть многие ранее неизвестные грани, стороны этого социально негативного явления.

Отдельного хотя бы краткого рассмотрения заслуживает исто­рия отечественной криминологии. Она не ограничивалась воспри­ятием многих из изложенных идей, интерпретацией их примени­тельно к российской действительности, а вносила собственный, весьма заметный вклад в развитие криминологической мысли.

Не углубляясь в очень далекую историю, среди отечественных ученых, плодотворно изучавших проблемы преступности, ее преду­преждения, следует, прежде всего, отметить А.Н. Радищева (1749-1802 гг.). Он предложил конструктивную методику изучения, стати­стического наблюдения преступности и ее причин, разработал для этого систему таблиц («ведомостей»). До сих пор не потеряли науч­ного значения его слова о том, что, «имея перед собой судопроисшествия разных городов и разных областей России, видно и ясно будет: какие были побуждения к содеянному преступлению или к начатой тяжбе - недостаток ли в учении, худое ли воспитание или невежество... Видя источник тяжбы и преступления, тому и другому найти возможно будет преграду»[4].

В декабре 1823 г. на заседании Российской Академии наук со­стоялся доклад К.Ф. Германа (1767-1838) «Изыскания на тему смертоубийств и самоубийств в России», основанный на анализе данных уголовной статистики с применением сводок, группировок, коэффициентов преступности и других приемов криминологических исследований. Примечательна реакция на эту работу властей, в сущности «похоронивших» ее: как выразился министр просвеще­ния, «хорошо извещать о благих делах, а такие, как смертоубийства, должны погружаться в вечное забвение».

Систематизированные криминологические исследования в Рос­сии развивались в основном в русле классической, еще в большей мере социологической школы, а чаще в комбинированном виде. Для них также была характерна тесная связь с уголовно-правовой про­блематикой. И.Я. Фопницким, Е.Н. Тарновским, Н.С. Таганцевым, Н.Д. Сергиевским и другими учеными преступность рассматрива­лась не только как юридическое понятие (совокупность составов преступлений), но и как социальное явление, много внимания уде­лялось анализу «природных и общественных условий» преступно­сти (И.Я. Фойницкий), ее социальной детерминированности, эко­номических и других объективных причин. Широко использовались результаты статистического наблюдения преступности, связанных с нею явлений и процессов общественного бытия и сознания.

Антропологическое направление в России не получило столь широкого распространения, как на Западе. Причем российские «ан­тропологи» обычно в большей мере, чем их западные коллеги, уде­ляли внимание социальным факторам преступности, занимали, по существу, биосоциологические позиции. Так, Д.А. Дриль (1846-1910), издавший в 1982 г. книгу под тем же названием, что и Ломброзо, - «Преступный человек», несколько позже отмечал: «поведе­ние и поступки человека - это равнодействующая усилий факторов двух категорий: особенностей психофизической природы деятеля и особенностей внешних воздействий, которым он подвергается» (1912).

Последовательные сторонники антропологической школы в России были в основном в среде не юристов, а врачей. Так, профес­сор психиатрии Юрьевского университета В.Ф. Чижбез каких-либо оговорок утверждал, что влияет на преступность (1894).

Ряд ученых, начинавших свою научную деятельность в царской России, продолжали разработку проблем уголовного права и кри­минологии после 1917 года (М.Н. Гернет, М.М. Исаев, А.А. Жижиленко, СВ. Познышев, П.И. Люблинский и др.).

В первые годы советской власти криминологические ис­следования проводились весьма интенсивно. Наряду со стати­стическими наблюдениями, изучением экономических, социальных факторов преступности большое внимание уделялось антропологи­ческим измерениям, исследованию физической конституции, воз­растных особенностей, состоянию здоровья, деятельности желез внутренней секреции, наследственности преступников. В 1925 г. был образован Государственный институт по изучению преступно­сти и преступника, созданы многочисленные кабинеты криминоло­гического, криминально-антропологического и т.п. профилей.

С конца 30-х до 50-х годов криминологические исследования в России (и в СССР) не производились. В конце 50-х годов они во­зобновились. В начале 60-х годов появились первые публикации, открывшие начало новому (современному) этапу развития отечест­венной криминологии. Это работы А.Б. Сахарова «О личности пре­ступника и причинах преступности в СССР» (1961 г.), А.А. Герцензона«Предмет и метод советской криминологии» (1962 г.), Г.М. Миньковского, В.К. Звирбуля и др. «Предупреждение преступле­ний» (1962 г.). Возрождение криминологии было также связано с трудами таких ученых, как А.А. Пионтковскии, С.С.Остроумов, Б-С. Утевский, М.Д. Шаргородский, А.С. Шляпочников и др. В963 году был создан Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности (ныне - НИИпро­блем укрепления законности и правопорядка при Генеральной про­куратуре Российской Федерации). Его сотрудниками, а также дру­гими криминологами был подготовлен ряд крупных теоретических работ: «Введение в советскую криминологию» (А.А. Герцензон, 1965 г.), «Причинность в криминологии», «Причины правонаруше­ний» (В.Н. Кудрявцев, 1968 г., 1976 г.), «Личность преступника» (В.Н. Кудрявцев, Г.М. Миньковский, А.Б. Сахаров и др., 1975 г.), «Проблемы преступности», «Преступность: иллюзии и реальность» (И.И. Карпец, 1969 г., 1992 г.), «Преступление и преступность», «Проблемы криминологической детерминации» (Н.Ф. Кузнецова, 1969 г., 1984 г.), «Теоретические основы предупреждения преступно­сти» (В.К. Звирбуль, В.В. Клочков, Г.М. Миньковский и др., 1977 г.). «Основы криминологии» (М.И. Ковалев, 1979 г.), «Теория крими­нологии и социальная практика» (A.M. Яковлев, 1985 г.).

С 1964 г. основы криминологии стали преподаваться в вузах страны. В 1966 г. вышел первый учебник по криминологии, а в се­редине 80-х годов - фундаментальный «Курс советской криминоло­гии» в 2-х томах.

Проблемы криминологии, в особенности предупреждения пре­ступности, ее отдельных видов интенсивно разрабатывались в науч­но-исследовательских учреждениях и учебных заведениях МВД у (работы Аванесова Г.А., Алексеева А.П., Антоняна Ю.М., Бабаева М.М., Блувштейна Ю.Д., Бурлакова В.Н., Ветрова Н.И., Вицина С.Е., Горяинова К.К., Гурова А.И., Гуськова В.И., Жулева В.И.,.; Игошева К.Е., Квашиса В.Е., Клейменова М.П., Лебедева С.Я., Лекаря А.Г., Лелекова В.А., Максимова СВ., Мусеибова А.Г., Невского С.А., Овчинского B.C., Овчинского С.С., Петрова Э.И., Поношрева П.Г., Попова В.И., Сальникова В.П., Синилова Г.К., Солопано-ва Ю.В., Стручкова Н.А., Томина В.Т., Шмарова И.В., Устинова B.C., Уткина В.А. и др.). Помимо названных ученых значительный вклад в развитие криминологии внесли Алимов СБ., Беляев Н.А., Боголюбова Т.А., Волженкин Б.В., Волков Б.С., Герасимов СИ., Голик Ю.В., Гришаев П.И., Дагель М.С., Дашков Г.В., Дьяков СВ., Долгова А.И., Ермаков В.Д., Жалинский А.Э., Забрянский Г.И., Зе­линский А.Ф., Иншаков СМ., Клочков В.В., Кондрашков Н.Н., Ко­робейников Б.В., Косоплечев Н.П., Ларьков А.Н., Лейкина Н.С, Лу-неев В.В., Мацкевич И.М., Ной И.С, Орехов В.П., Панкратов В.В., Ратинов А.Р., Решетников Ф.М., Ривман Д.В., Скворцов К.Ф., Спи­ридонов Л.М., Сухарев А.Я., Танасевич В.Г., Хохряков В.Ф., Филимонов В.Д., Филимонов О.В., Шестаков Д.А., Шрага И.Л., Эминов В Е., Ястребов В.Б. и многие другие.

Дать обобщенную оценку российской (и советской) криминологии _в том виде, в каком она возродилась и сформировалась, начиная с 50-х годов XX столетия, не просто. Долгое время она, в значитель­ной мере восприняв идеи классической и согщологической школ (хотя на словах порой энергично открещиваясь от них), развивалась на базе марксистской философии и социологии, что позволя