Производство дела in judicio
§ 166. Производство дела во второй половине суда, in judicio, совершалось без всяких формальностей. Это производство в главных чертах было установлено в XII таблицах. Если оба тяжущиеся, и истец, и ответчик, явились к судье, то сначала они вкратце излагали ему сущность своего спора (causae conjectio), а затем уже приступали к подробному изложению (causam perorare)*(593). При этом они могли приглашать для произнесения защитительных речей лиц, искусных в красноречии (oratores), а для подкрепления правильности своих юридических доводов, т.е. толкования юридических правил, призывать юристов, которые в этих случаях назывались advocati. Разбирательство могло продолжаться только до заката солнца*(594); если его не успевали закончить, то оно могло возобновиться на следующий день. Если одна из сторон не явится по уважительной причине, указанной в законах XII таблиц, то разбирательство отсрочивается*(595). Если же кто-нибудь из тяжущихся не явится без уважительных причин, то после полудня суд должен решить дело в пользу явившейся стороны*(596).
Приговор пазывался judicatum или sententia. Он имел окончательную силу, так что никакой жалобы на него нельзя было приносить.
Третий период
(вторая половина республики)
Общая характеристика
§ 167. В течение второй половины республики и особенно к концу ее римское право подвергается важным переменам. Эти перемены стоят в очевидной связи с событиями, происшедшими во многих других сторонах жизни римского народа. Нам необходимо указать на главнейшие из этих событий, чтобы лучше понять причины и характер дальнейшего развития римского права.
Первое важное событие состоит в том, что римское господство вышло за пределы Италии и к концу республики распространилось почти на весь тогда известный мир. По миру, закончившему первую Пуническую войну, римляне сделались господами острова Сицилии, а затем постепенно подчинили себе Корсику, Сардинию, Испанию, Африку, Македонию, Грецию и Малую Азию. Последствия этих событий были чрезвычайно разнообразны. Укажем на те, которые имели непосредственное влияние на развитие права. Во-первых, в римский имущественный оборот поступила огромная военная добыча - деньги, рабы и всякие другие вещи: оборот должен был сделаться быстрее и разнообразнее и вследствие этого создавать потребность в новых юридических формах и правилах. Во-вторых, та же самая потребность должна была появиться и вследствие знакомства римлян с новыми культурами (материальными), особенно с высшей, эллинской, культурой: римляне усвоили себе много новых привычек, приобрели новые вкусы, для удовлетворения которых они должны были вступать в разнообразные отношения и друг с другом, и с Перегринами. В-третьих, знакомство с духовной стороной иностранных культур (наука, искусство, верования), особенно знакомство с высшей эллинской цивилизацией, расширило взгляды римлян, развило мыслительные способности и вместе с тем подточило наивную веру в достоинство национальных учреждений религиозных, политических и юридических. Так как право само есть одно из проявлений духовной деятельности народа, то понятно, что указанные последствия должны были оказать глубокое влияние на развитие римского права.
Второе важное событие, влиявшее на развитие римского права, касается не внешней, а внутренней жизни римского народа. Назовем его для краткости индивидуализацией римского общества. Оно состояло в постепенно усиливающемся стремлении отдельного лица (индивида) освободиться от всего, что прежде связывало его личную свободу: от предписаний национальной религии, от связей, налагавшихся родом, а отчасти и семьей, отечеством и государством и т.д. Это разложение старого патриархального строя жизни было естественным процессом, через который рано или поздно, быстро или медленно проходит всякий народ. Но у римлян этот процесс был чрезмерно ускорен, благодаря тому, что они в своих завоеваниях столкнулись с народами эллинской цивилизации, которые гораздо раньше уже вступили в период индивидуализации. Мы укажем подробнее в дальнейшем изложении, как это важное событие римской жизни отразилось на разных частях права. Здесь же скажем только вообще, что выступление индивида, отдельной личности, на первый план благоприятствовало развитию отношений между отдельными самостоятельными лицами, т.е. той сферы отношений, которая регулируется частным правом, следовательно, индивидуализация благоприятствовала развитию частного права. Наоборот, она оказывалась пагубна для республиканского строя, который, очевидно, не мог удержаться в таком обществе, где интересы частного лица преобладали над интересами отечества и государства.
Государственное право
Центральные органы
§ 168. В центральном государственном устройстве юридических перемен произошло мало, на фактические были весьма значительны. Это замечание в особенности справедливо относительно народных собраний и сената.
Из народных собраний серьезное значение сохраняют центуриатное и трибутные обоих видов (всенародное и плебейские). Куриатное собрание политического значения не имеет никакого; в гражданском праве оно сохраняет некоторое значение, как форма для аррогации. О незначительности роли этого вида собрания можно судить уже по тому, что патриции в действительности не присутствовали на нем: 30 ликторов представляли собой весь народ*(597). Остальные виды собраний сохраняют тот же состав и те же предметы ведомства, какие имели и в предыдущем периоде, т.е. юридически они составляют один из трех органов, в руках которых сосредоточивалась высшая государственная власть. Но пользуются они своим юридическим положением иначе, чем прежде: они фактически утрачивают свою самостоятельность, потому что в решениях своих следуют за вожаками партий, которые сами руководствуются интересами не целого народа, а своей партии. Причинами такого упадка народных собраний можно считать два обстоятельства: во-первых, народ, участвовавший в собрании, часто не в состоянии был понять все более и более усложнявшихся государственных вопросов; во-вторых, граждане нередко подавали голоса не по убеждению, а под влиянием подкупа или иных своекорыстных побуждений. А эти два обстоятельства, в свою очередь, были следствием других, более общих причин. С одной стороны, собрания не заключали в себе всех римских граждан: после союзнической войны право полного римского гражданства было дано всем городам Италии; вследствие этого огромная часть римских граждан, по отдаленности своего местожительства, не могла присутствовать на собраниях; эти последние стали наполняться по преимуществу жителями Рима, т.е. городской чернью, которая неспособна была ни понять сложных политических задач, подлежащих ее решению, ни противостоять подкупу. С другой стороны, вышеупомянутый процесс индивидуализации, переступив нормальные пределы, выродился в разнузданность нравов, охватившую все римское общество. Стремясь удовлетворять только личным интересам, римлянин готов был ради них пренебречь интересами общественными и семейными, чем и объясняется подкупность членов народного собрания.
Сенат точно так же, сохраняя свое прежнее юридическое положение, к концу республики утрачивает значение органа, руководившего всей государственной деятельностью; подобно народным собраниям, он идет за вожаками партий. Объясняется это, кроме вышеуказанного упадка нравственности, еще и тем, что во время бывших в конце республики междоусобных войн погибло много старинных фамилий, из которых избирались сенаторы и в которых сохранялись из поколения в поколение политические традиции лучших времен республики; их место заняли люди, поднявшиеся благодаря преданности вожакам партий, следовательно, несамостоятельные и не заботившиеся об общегосударственных интересах.
Наконец, что касается третьего органа государственного устройства, магистратуры, то фактически они развивала свою власть на счет остальных двух органов, пока не перешла в монархию. Юридические же перемены в ней немногочисленны. Вследствие умножения дел гражданского и военного управления число некоторых магистратов постепенно увеличивалось, а именно число преторов с одного увеличилось к концу республики до 16, квесторов с четырех до 40, эдилов с четырех до 6. Для нас особенно важно отметить, что в начале 6-го века (около 510 г.) учреждена была вторая должность претора*(598) с тем, чтобы этот претор заведовал рассмотрением гражданских тяжб между Перегринами или между Перегринами и римскими гражданами. Вследствие такой подсудности перегринов новый претор и назван был praetor peregrinus, а прежний претор, который заведовал только тяжбами между римскими гражданами, стал называться praetor urbanus*(599).
§§ 169-170. Устройство Италии и провинций*(600)
§ 169. В первой половине настоящего периода устройство Италии остается в главных чертах тем же, каким оно было и в предыдущем периоде (§ 89). В это время продолжался начатый еще в предыдущем периоде процесс романизации населения Италии. В конце республики в устройстве Италии происходят две важные перемены, сделавшиеся возможными благодаря тому, что романизация в крупных чертах была уже закончена.
Первая перемена состояла в том, что граждане всех городов Италии получили полное право римского гражданства. Дарование этого права отдельным муниципиям и латинским колониям происходило и раньше; в виде общей меры оно было произведено по поводу так называемой союзнической войны. Союзные государства в Италии (socii) несли в пользу Рима тяжелые повинности и имуществом и войском; лишены были самостоятельности в международных сношениях, так что фактически составляли часть Римского государства, а между тем не пользовались полными правами римских граждан, именно не обладали политической правоспособностью. Они давно уже требовали себе этой последней, рассчитывая, что участие в римских народных собраниях даст им возможность облегчить лежавшие на них повинности. Некоторые вожаки демократической партии (популяров), как, например, К. Гракх, Ливии Друз, делали попытки провести в народном собрании закон о даровании полного гражданства союзникам, надеясь, что эти последние послужат к усилению их партии. Но они потерпели неудачу вследствие противодействия не только противной стороны (оптиматов), но и их собственных сторонников, т.е. низших классов народа, опасавшихся, что им придется делиться с новыми гражданами теми подачками, которые они получали от боровшихся партий. Потеряв надежду на помощь со стороны самих римлян, союзники взялись за оружие, чем поставили римское правительство в весьма затруднительное положение. Чтобы разделить силы врага, римляне поспешили дать право полного гражданства тем союзникам и латинским колониям, которые еще не приняли участия в восстании; именно в 664 году консул Люций Юлий Цезарь провел об этом в собрании закон, названный по его имени Lex Iulia*(601). В следующем году римляне сочли благоразумным дать то же самое право и гражданам остальных союзных городов Италии и латинских колоний. Это было сделано в силу Lex Plautia Papiria*(602). Оба эти закона непосредственно не изменили ничего в устройстве городов Италии, ибо они говорили об увеличении правоспособности ее населения. Но косвенно они должны были повлиять и на устройство, потому что дарование политических прав в сущности означало включение союзных городов или, вернее, государств в состав Римского государства, вследствие чего они должны были постепенно утратить даже и тень политической самостоятельности, которой еще пользовались в качестве союзников. Это новое их положение выразилось и в названии их: с этого времени они перестают называться socii или civitates foederatae, а начинают называться municipia, т.е. тем же самым именем, которое раньше давалось городам, вполне включенным (инкорпорированным) в состав Римского государства (срав. § 89 N 1). Соответственно этому новому положению городов рано или поздно должна была произойти и перемена в их устройстве.
Вторая перемена в устройстве Италии, упомянутая в начале это го параграфа, именно в том и состояла, что все города Италии, какова бы ни была их прежняя история, получили в главных чертах одинаковое устройство, подобное Риму. Неясно только, каким способом было проведено это однообразие. Большинство современных писателей держится взгляда знаменитого немецкого ученого Савиньи, который утверждает, что единообразное устройство было введено законом, изданным в 709 г. по инициативе Юлия Цезаря и названным Lex Iulia municipalis*(603). В сохранившихся до нас остатках этого закона действительно содержатся постановления о некоторых частях муниципального управления (главным образом, о цене). По косвенным же соображениям можно предполагать, что в тех частях этого памятника, которые не дошли до нас, содержались постановления о самом устройстве муниципий и об ограничениях судебной власти муниципальных магистратов. Именно, во всех муниципиях было введено одинаковое устройство, похожее на римское: они имели свое народное собрание, свой сенат (curia) и своих выборных магистратов. Судя по закону, изданному двумя годами позже для определения устройства муниципий цизальпинской Галлии (Lex Rubria de Gallia cisalpin 711 г.), можно думать, что и Юлиев муниципальный закон дозволял местным магистратам (duoviri и quatuorviri) решать гражданские тяжбы только до известной суммы; более же крупные гражданские иски и более важные уголовные дела должны были переноситься в Рим. Если это предположение верно, то Lex Julia municipalis имел в виду не только ввести более однообразное устройство, но и ослабить значение местных органов управления, усиливая в то же время влияние на него центральной власти.
§ 170. Совершенно новое явление в сфере местного управления представляют провинции в территориальном смысле, т.е. страны, подвластные Риму, но лежавшие вне Италии. Их юридическое положение было иное, чем Италии. Римляне считали провинциальную землю частной собственностью римского народа, тогда как Италийская земля (solum Italicum) находилась в частной собственности у отдельных граждан или юридических лиц, а у римского народа находилась только в политическом подчинении. Из этой разницы в политическом положении вытекали разные последствия. Между прочим, для гражданского права важно было правило, что на провинциальную землю нельзя было приобрести квиритской собственности; для государственного права одно из последствий заключалось в том, что провинции были устроены иначе, чем Италия. Им не было дано самоуправления. Они находились под единоличной властью правителя, присылаемого из Рима. Римляне времен республики не создавали для этого особой должности: обыкновенно консул или претор, окончивший свою годовую службу, получал от сената полномочие на управление, в течение одного года, провинцией в качестве промагистрата (prorogatio imperii, см. § 59). Правители провинций, хотя они были только промагистраты, пользовались гораздо большей властью, чем магистраты, действовавшие в Риме, потому что у них в одних руках сосредоточивались разные части управления, которые в Риме распределялись между несколькими независимыми друг от друга магистратами: они командовали войском, заведовали судом гражданским и уголовным и всеми разнообразными отраслями гражданского управления. В течение служебного года правитель провинции не был ограничен никакой властью. Только по оставлении должности он мог быть привлечен к ответственности сенатом. Но сенат, превратившийся фактически из общегосударственного органа в представителя интересов одной партии (оптиматов), редко пользовался своим правом, так как правители провинций обыкновенно принадлежали к сенатской партии. Во время республики никто не делал секрета из того, что управление провинцией часто давалось для кормления, для поправки частных имущественных дел, расстроенных разнузданной жизнью в Риме. Сенаторы очень хорошо видели, что каждый из них мог оказаться в такого рода нужде, и потому смотрели сквозь пальцы на злоупотребления провинциальных правителей. Вследствие этого провинции во время республики страшно страдали от произвола и алчности этих последних. Управление Сицилии Верресом было не исключением, а скорее обычным явлением провинциальной жизни конца республики. Для историка права эта широта власти провинциальных правителей интересна в том отношении, что именно она могла развить у римлян вкус к неограниченной власти, который они потом стали проявлять и в центральном управлении и который привел к установлению монархии.
§§ 171-174. События конца республики: переход к империи
§ 171. В течение последнего века республики случилось многое, что подготовило переход к империи. Рассмотрим главнейшие события, которые служили ступенями в этом переходе: знакомство с ними сделает понятным для нас, как могла совершиться такая крупная перемена в государственном устройстве*(604).
Прежде всего следует обратить внимание на то, что классы римского общества к концу республики стали друг к другу в иное отношение, чем прежде, и частью даже изменились. То и другое отразилось и на политической жизни.
В конце прошлого и в начале настоящего периода римские граждане распадались на богатую римскую аристократию (нобилитет) и группу незнатных и сравнительно небогатых (но не бедных) людей (ignobiles). В то время в отношениях между этими двумя группами не замечалось антагонизма; в политической же жизни знатные были руководителями низших классов, причем сами большей частью руководились в своей деятельности интересами целого государства.
К концу республики между этими двумя классами вырастает но вый - всадники, ordoequester. В прежнее время всадники не составляли собой общественной группы; это были самые богатые граждане, которые действительно служили в одной из 18 кавалерийских центурий или могли быть призваны к действительной службе; большей частью они принадлежали к нобилитету. Но к концу республики, при многочисленности и грандиозности войн, 18 центурий было совершенно недостаточно; для кавалерийской службы стали набирать по преимуществу провинциалов, особенно африканцев. С тех пор всадниками стали называть тех римских граждан, которые обладали всадническим цензом, хотя в кавалерии совсем не служили. Постепенно имущественное богатство сделалось главным признаком всадников: к ним причислялись богатые капиталисты, которые, однако, не принадлежали к нобилитету.
Отношение между классами также изменилось. Низший класс превратился в класс бедных, из которых значительная часть была совершенно неимущей чернью. Этот класс, взятый в целом, не имел честолюбивых целей; он мог быть игрушкой честолюбивцев, но сам стремился только к улучшению своего материального положения. Это законное и естественное стремление, согласно с духом того времени, нередко, особенно среди черни Рима, превращалось в стремление жить на чужой счет, без личного труда (panis at circenses!). Неудивительно при таких условиях, что этот класс постоянно питал неудовольствие против господствующего класса. Этот последний также изменил свой характер. На нем особенно сказались крайности процесса индивидуализации: необузданная жажда наслаждений, большей частью материальных, сделалась руководящей целью; общегосударственные интересы были забыты; нобили старались удержать в своих руках власть только для того, чтобы лучше охранять свои личные интересы. Чувство благоволения к низшим классам должно было у них исчезнуть. То же самое нужно сказать и о всадниках: от низшего класса его отделял страх за свои богатства, от высшего - завистливое стремление к государственной власти.
Эта перемена в отношении классов отразилась и на политической жизни. В Риме образовались две политические партии: вожаки аристократического класса назывались optimates*(605); вожаки низшего класса - populares; первые старались удержаться у власти, вторые - занять их место; те и другие служили партии, а не государству. Всадники, по своему материальному богатству имевшие немаловажное общественное значение, стремились приобрести и соответствующее политическое влияние, т.е. получить доступ к государственной власти. Но не будучи сами достаточно сильны для этого, они примыкали то к оптиматам, то к популярам, смотря по тому, кто в данную минуту больше обещал им. Это делало ход политической жизни Рима еще более неустойчивым. Понятно, как такое положение дел должно было благоприятствовать честолюбивым стремлениям к единовластию: они не могли встретить неодолимого препятствия в раздробленном обществе и неустойчивом господстве партий; напротив, общество, утомленное постоянным шатанием, должно было, наконец, охотно отдаться в руки того, кто обещал держать его крепко.
§ 172. Поземельный закон Тиберия Гракха. К концу республики в Италии происходит постепенное исчезновение мелких и средних землевладельцев. Одной из причин этого явления было стремление капиталистов скупать и сосредоточивать землю в своих руках. Эти обширные поземельные участки (latifundia) обрабатывались даровыми руками рабов, вследствие чего крупные землевладельцы могли продавать свои произведения дешевле, чем мелкие и средние. То же самое должно сказать и об огромных запасах хлеба, которые привозились из провинций. Непосильная конкуренция вынуждала мелких и средних землевладельцев продавать свои участки. Этот экономический процесс имел своим последствием то, что обезземеленные граждане потянулись в Рим, где стали увеличивать собой ряды беспокойной черни, и соответственно этому в войне и народных собраниях стал убывать тот класс людей, который придавал им устойчивую силу, ибо именно землевладельцы, сами обрабатывавшие землю, но не как батраки, а как хозяева, долее всего сохраняют в народе и телесную крепость, и чистоту нравов.
Чтобы устранить опасность, грозившую государству от исчезновения этого класса, Тиберий Гракх провел закон (lex agraria 620 г.), который восстановил правила Лициниевых законов относительно размера владения государственной землей (possessio agri publici) с некоторыми новейшими дополнениями: все, что было занято свыше нормы (500 югеров на каждого filiusfamilias, но в общем не более 1000 югеров), должно было раздробить на участки по 30 югеров с тем, чтобы отдать их в неотчуждаемое пользование беднейшим гражданам и союзникам (socii) за ежегодную плату, вознаградив прежних владельцев за положенные на землю издержки, главным образом, за возведенные здания*(606).
Закон этот прошел в собрании и сам по себе был мерой благодетельной. Но издание его сопровождалось обстоятельствами, зловещими для республики. Тиберий Гракх нарушил два коренных обычая римского государственного права: он внес проект в собрание вопреки отказу сената в одобрении его; а когда один из его коллег-трибунов хотел помешать проведению закона своей интерцессией, то он настоял на том, чтобы этот коллега был смещен с должности до истечения его годового срока. Таким образом, один из лучших людей того времени не стеснился нарушением основных правил римского республиканского устройства, когда они оказались препятствием его личным стремлениям. Поступок Тиберия Гракха можно считать одним из первых тяжелых ударов Римской республике.
§ 173. Перемены в войске. Они были противны республиканскому строю. Так, во-первых, войско перестало быть собранием граждан; оно в значительной степени стало войском наемников. Случилось это постепенно: вследствие вышеописанного исчезновения класса мелких и средних землевладельцев римское правительство вынуждено было понизить ценз для набора в войско до 4000 ассов, тогда как прежде в низший, т.е. пятый, класс зачислялись имевшие не менее 12 500 ассов. Но и пожизненный ценз не дал необходимого числа солдат, вследствие чего Марий призвал в военную службу совсем неимущих - capite censi. Но так как эти последние не обязаны были служить, то и эта мера не помогла. Таким путем римское правительство приведено было к необходимости пополнять свои войска вербовкой, т.е. наймом. О пополнении кавалерии путем найма африканских полудикарей было уже сказано раньше. Во-вторых, вследствие беспрерывных войн граждане оставались в лагере по многу лет подряд и потому совершенно отрывались от гражданской жизни: интересы республики отступали в их глазах на задний план сравнительно с интересами военными и даже с личными интересами популярного полководца. В-третьих, военные нужды заставляли выбирать искусного полководца по нескольку лет сряду в консулы. Это не только теоретически противоречило республиканским принципам, но и практически ставило честолюбивого полководца в возможность, опираясь на преданное ему войско, ставить свою власть выше нормальных республиканских властей.
§ 174. Сулла, Помпеи, Цезарь. Указанной возможностью действительно пользовались многие. Первым был Сулла. Под предлогом, что республика, расшатанная междоусобными войнами, нуждается в переустройстве, он без труда достиг того, что народное собрание облекло его совсем не республиканскими полномочиями; именно в 672 г. по инициативе междуцаря Л. Валерия Флакка издан был LexValeria, в силу которого Сулла был облечен особого рода диктатурой: legibus scnbendis et reipublicae constituendae*(607). Несогласие этой диктатуры с республиканским строем заключалось в следующем. Во-первых, срок ее не был заранее определен: Сулла сам должен был решить, устроил ли он, наконец, государство*(608). Во-вторых, его власть не была подчинена никаким законам государства, а сам он получал законодательную власть, ибо закон Валерия заранее одобрял все, что будет сделано Суллой*(609). В-третьих, Сулле было предоставлено неограниченное право уголовных наказаний, даже право лишения жизни и имущества*(610). В этом законе можно признать первый прямой шаг к установлению единовластия.
Второй подобный же шаг был сделан вскоре вслед за этим, когда Кней Помпеи был облечен широкими полномочиями для войны с морскими разбойниками*(611). В течение трех лет он имел военную власть на всем Средиземном море; по берегам Римского государства он получил власть, одинаковую с той, какую имели в этих местах начальники провинций, и, наконец, ему предоставлено было почти неограниченное право распоряжаться римскими войсками и казной.
Наконец, третий шаг был сделан Цезарем. Он, подобно Сулле, был избран диктатором сначала на 10 лет, а потом пожизненно (dictator perpetuus)*(612). Вместе с тем он заставил перенести на себя пожизненно или на продолжительное время наиболее влиятельные республиканские должности. Так, он был назначен пожизненно плебейским трибуном, консулом, проконсулом, верховным понтифом. В этом образе действия совершенно ясно виден план Цезаря: сделаться единовластным, соблюдая, однако, республиканские формы. Цезарю не удалось самому осуществить свой план. Но мысль его получила ясное внешнее выражение. Вместе с тем и римское общество быстро применилось к ней. Таким образом, племянник его, Октавиан, шел уже по проторенной дороге и без серьезной борьбы установил в Риме монархию.
Источники права
Законодательство и обычай
§ 175. Обычай (мы разумеем всенародный) не мог быть обильным источником права в усложнившейся жизни конца республики, и действительно мы не имеем сведений о вновь образовавшихся всенародных юридических обычаях. О специальном обычном праве, создавшемся благодаря деятельности юристов, будет сказано ниже. Что касается законодательства, то хотя законов в настоящем периоде издается много, однако среди них нам известно мало таких, которые бы оказали важное влияние на дальнейшее развитие права. Первостепенную роль в этом развитии в настоящем периоде играет эдикт судебных магистратов и деятельность юристов.
§§ 176-179. Эдикт судебных магистратов (edictum magistratuum)*(613)
§ 176. Понятие. Эдиктом в широком смысле слова называлось все, что какой-либо магистрат объявлял во всеобщее сведение. Первоначально такие объявления делались устно на народной сходке (in condone), чем и объясняется самое название (от dicere). Но в случае нужды объявление писалось на доске (деревянной, окрашенной в белый цвет, album) и выставлялось в каком-нибудь публичном месте. Эдикты мог издавать всякий магистрат; но эдикты административных магистратов не имели влияния на развитие права; оно принадлежало только эдиктам тех магистратов, которые заведовали разбирательством гражданских тяжб в первой половине суда (in jure), т.е. преторов, курульных эдилов и правителей провинций, в особенности первых. При вступлении в должность обыкновенно объявляли те правила, которыми они будут руководиться в своей судебной деятельности в течение года*(614). Так как объявление это делалось на весь год, то такой эдикт получил название edictum perpetuum, в противоположность объявлениям по поводу какого-нибудь отдельного случая, встретившегося во время годовой деятельности магистрата*(615).
§ 177. История эдикта. До настоящего периода значение эдикта в деле образования права было невелико, потому что невелико было и влияние судебного магистрата на судьбу гражданских тяжб. В отделе о судопроизводстве 2-го периода мы видели, что роль магистрата в суде была почти пассивная: исковые формулы (legis actiones) были раз навсегда сочиняемы юристами, и магистрату оставалось только наблюдать, чтобы они были произнесены правильно. Он свободен был только в решении некоторых второстепенных вопросов, и о них он помещал в эдикте правила еще и во 2-м периоде; например, он мог объявлять, кого он не допустил являться на суде представителем за другого, кому он не дозволял посылать на суд за себя представителей и т.п. Но серьезное влияние эдикта на образование гражданского права и процесса начинается только с 3-го периода. Мы можем отметить три обстоятельства, которые служат указателями постепенного развития магистратского эдикта, как источника права: Lex Aebutia, edictum tralatitium и Lex Cornelia.
Первое и самое главное состояло во введении так называемого формулярного процесса взамен старого производства per legi actiones. Начало этой реформе судопроизводства было положено законом Эбуция (Lex Aebutia), изданным, вероятно, около середины 6-го в. Чтобы понять, почему эта реформа могла оказать такое решительное влияние на развитие эдикта, необходимо забежать вперед и в немногих словах описать сущность формулярного процесса. Она состояла в том, что судья обязан был руководиться не старыми исковыми формулами (legis actiones), а той формулой, которую составлял сам судебный магистрат на каждый данный случай. Роль магистрата из пассивной обратилась в активную: судья не мог проверять, на чем основывались предписания магистрата, на законе или личном произволе; он обязан был безусловно руководиться формулой, т.е. инструкцией магистрата, который за злоупотребление своими широкими полномочиями подлежал той же ответственности, как и за другие злоупотребления своей властью. Основываясь на этих полномочиях, магистрат мог предписать судье руководиться таким правилом, которого не было в цивильном праве, что он действительно и делал нередко. Если он знал, что ему часто придется применять это правило, то он заранее объявлял его в своем эдикте. Обыкновенно он делал это в начале своего служебного года: руководясь своим личным опытом, наблюдением над общественной жизнью и советами опытных юристов, он помещал в своем edictum perpetuum правила для применения в течение года по всем тем отношениям, которые он мог предусмотреть. Например, претор в своем эдикте объявил: "если капитан корабля или хозяин гостиницы, взявши у путешественника вещи на сохранение, не возвратит их, то я дам против него иск"; или: "если кто-нибудь даст вещь в ссуду (безвозмездное пользование), то я дам ему иск" (разумеется, для возврата вещи); или: "если из какого-нибудь здания будет что-либо выброшено, или вылито в такое место, где проходит или останавливается публика, то я дам против обитателя этого здания иск вдвое сравнительно с причиненным ущербом" и т.д.*(616) Вместе с тем магистрат помещал в эдикте и самые формулы, в которые он будет облекать требования тяжущихся, основанные на этом правиле, и которые он будет давать в руководство судье. Если требование тяжущихся основывалось на цивильном праве, т.е. на каком-нибудь законе или обычае, а не на магистратском правиле, то в эдикте помещалась только исковая формула, ибо цивильные правила могли быть известны тяжущимся иными путями. Таким образом, благодаря тому, что судебный магистрат получил право сам составлять исковые формулы, он стал пополнять свой годовой эдикт новыми юридическими нормами, сообразуясь с потребностями гражданского оборота. Поэтому мы имеем полное основание считать закон Эбуция поворотным пунктом в развитии эдикта как источника права.
Однако одной перемены в процессуальном положении магистрата было бы недостаточно для того, чтобы эдикт развился в настоящий источник права. Его правила имели силу только на один год; следовательно, страдали неустойчивостью; а этот порок делает право бесполезным для общественной жизни. Обстоятельство, устранившее этот недостаток в значительной степени, обязано своим происхождением тому умному консерватизму древних римлян, о котором было упомянуто в начале этой книги, где мы старались открыть его источники. Римский магистрат, издавая эдикт, не стремился во что бы то ни стало наполнить его исключительно новыми правилами. Его сограждане, одаренные высоким политическим тактом, отнеслись бы неодобрительно к такому повальному новшеству. Если эдикт предшественника заключал в себе правила и формулы, оказавшиеся на практике удовлетворительными, то магистрат переносил их без перемены в свой эдикт, дополняя их только теми новыми правилами, какие оказывались необходимы вследствие изменившихся условий жизни, или поправляя их лишь в тех частях, которые оказались слабыми при практическом их применении. Так же поступали и все последующие преемники магистрата. Таким образом, с каждым годом увеличивалось количество правил и формул, испытанных и одобренных практикой и переносимых без перемены из одного эдикта в другой. Эту часть edicti perpetui римляне называли edictum tralatitium или vetus*(617). Существование этой части и придавало эдиктальному праву устойчивость. Формально магистрат имел право не вносить ее в свой эдикт; но в действительности он не мог этого сделать, не возбуждая против себя общественного мнения и не рискуя подвергнуться преследованию со стороны разных правительственных властей (сената и магистратов).
Наконец, третье из упомянутых нами обстоятельств, содействовавших развитию эдикта, вызвано было той же потребностью при дать эдиктальному праву больше устойчивости. В конце республики магистраты нередко, из личных интересов, при разбирательстве отдельных тяжб предписывали судье в формуле руководиться при решении именно данной тяжбы не тем правилом, которое они сами внесли в edictum perpetuum, а каким-нибудь иным. Для устранения этого злоупотребления издан был Lex Cornelia, который предписывал, чтобы преторы впредь не отступали от своего edictum perpetuum*(618). Этот закон еще более освободил эдиктальное право от личного характера, т.е. от связи с субъективной волей магистрата, и придал ему еще более характер объективного права, приблизил его к закону*(619). Цицерон в одной из своих речей (in Verr. 1, 42) говорит, что некоторые называют эдикт lex annua.
Под влиянием этих трех благоприятных обстоятельств магистратский эдикт в течение нескольких веков служил богатым источником права. Создаваемое им право римляне называли jus honorarium или jus praetorium. Первое название возникло потому, что сила эдиктального права опиралась на власть магистратов, которые пользовались известными honores, почетными преимуществами; второе потому, что важнейшую роль в создании эдиктального права играли преторы, городской и иностранный (praetores urbanus et perergrinus); эдикты эдилов и правителей провинций служили только дополнением к преторскому эдикту*(620).
§ 178. Отношение преторского права к цивильному. Преторское право коснулось очень многих частей гражданского права и судопроизводства. Таким образом, в течение многих веков оно определяло отчасти те же самые отношения, как и цивильное право, отчасти иные. Обе системы права, преторская и цивильная, и в настоящем периоде, и в следующем действовали параллельно. Отсюда естественно возник<