Теория свободной судебной оценки. Презумпция невиновности
Заботясь о надлежащей организации суда и доверяя судьям, вводя в организацию суда народный элемент в виде суда присяжных, кодекс отказался от теории формальных доказательств, согласно которой сила и значение доказательств заранее устанавливались в законе. Он предоставлял присяжным и судьям право принимать решения на основе свободной оценки доказательствпо внутреннему убеждению, с устранением в законе каких бы то ни было правил о силе и значении доказательств. Внутреннее убеждение, основанное на тех впечатлениях, которое произвели на сознание судей представленные им доказательства, - вот та основа, на которой должно было строиться судебное решение. При этом число доказательств, которое судья полагает в основу своего решения, роли не играет. Однако оценка доказательств судьей должна быть свободная, но не произвольная.
Статья 342 уголовно-процессуального кодекса гласила: «Закон не требует у присяжных ответа, на основании чего они пришли к убеждению, он не предписывает им правил и руководства для определения полноты и достаточности доказательств. Он ставит им только вопрос, который выражает собой весь объём их долга: «Имеете ли Вы внутреннее убеждение?». Процессуальная наука отвергла беспредельную свободу судейского усмотрения, которая переходит в систему произвола в судебных решениях, и выставила требование, чтобы приговор был построен на обоснованном убеждении судей, которое является результатом тщательной проверки всех доказательств, имеющихся в деле. При этом были выработаны общие правила оценки доказательств, обязательные для каждого судьи как в силу их разумности, так и в виду охранения их кассационными судами.
Важным принципом уголовного процесса является презумпция невиновности, которая закреплялась ещё в Декларации прав человека и гражданина 1789 г. (ст. 9). Согласно этому принципу бремя доказывания виновности обвиняемого лежит на обвинителе - прокуроре. Судьи должны прийти на помощь обвиняемому в собирании тех доказательств защиты, которые он сам не приводит. Этим, кстати, объясняется активная роль председателя суда в процессе. Обвиняемый не обязан что-либо доказывать, и может даже вовсе не отвечать на предлагаемые ему вопросы. Всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого, то есть в пользу более мягкого решения того или иного возникающего на суде вопроса. Так, равенство голосов присяжных за оправдание и за осуждение влечёт оправдание подсудимого.
Французские адвокаты выражали принцип презумпции невиновности такой фразой: «Господин прокурор! Я здесь не для того, чтобы доказывать, я здесь для того, чтобы показать, что вы ничего не доказали». «Докажите ваше дело», - обращался английский судья к обвинителю. Наличие презумпции невиновности объясняли тем, что сторона уголовного преследования, представляющая государство, как правило, фактически намного сильнее обвиняемого, даже если последний пользуется помощью защитника. Поэтому защите даются не равные, а несколько увеличенные права в целях поддержки слабой стороны, отсюда и презумпция невиновности. По словам Вольтéра: «Я предпочитаю одного виновного на свободе невиновному в тюрьме».
Лекция № 6. Изменения в уголовном процессе западных государств после
второй мировой войны
Уголовно-процессуальное право должно разрешить конфликт между необходимостью обуздать волну растущей преступности и стремлением всемерно охранять права личности, не только соблюдать, но и расширить права обвиняемого. Поэтому в уголовном процессе наблюдаются две противоречивые тенденции: с одной стороны, усиление состязательных начал в предварительном следствии, укрепление процессуальных прав личности и гарантий правосудия, расширение прав обвиняемого, с другой стороны, в целях повышения эффективности в борьбе с преступностью, особенно с организованной, и предотвращения преступлений происходит ограничение процессуальных прав лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, расширение полномочий полиции за счёт отхода от некоторых процессуальных гарантий правосудия, прав обвиняемого, упрощение и ускорение уголовного процесса, максимальное сокращение промежутка времени, отделяющего момент совершения преступления от дня вынесения приговора. Противостояние этих двух тенденций обычно выливается в некий срединный курс, сохраняющий как жёстские меры и методы борьбы с преступностью, так и процессуальные гарантии правосудия и прав личности.
Определение пределов процессуального обеспечения прав человека затрагивает проблему сохранения равновесия между интересами общества как целого и личности, за которой формально признаётся право на защиту от необоснованных репрессий. Закон должен защищать интересы невиновного человека, который по стечению обстоятельств стал подозреваться в совершении тяжкого преступления. С другой стороны, закон не должен служить препятствием для вынесения обвинительного приговора в отношении действительного преступника, стремящегося любой ценой избежать ответственности за содеянное.
Проблема борьбы с растущей преступностью, особенно с организованной преступностью, приобретает в западных государствах особую актуальность. Так, в цитадели демократии - США - неотъемлемым явлением повседневной жизни стали заказные убийства - хладнокровно спланированные акции, которые едва ли возможно было предотвратить и чрезвычайно трудно раскрыть. Почти все такие убийства, несмотря на весь профессионализм правоохранительных органов США, остаются нераскрытыми. Самый известный глава Федерального бюро расследований Д. Э. Гувер (1924-1972) признал на страницах «US News and World Report» от 7 октября 1968 г., что из более чем тысячи официально признанных «заказными» убийств в городе Чикаго было раскрыто всего лишь 17, то есть менее 2%1. 1 Кожинов В. Заказное убийство при демократии // Российская газета. 1995. № 38. Министр юстиции США Р. Кларк в работе «Преступность в США» (1970), говоря о масштабах убийств США, признал: «Начиная с 1900 года в Соединённых Штатах при помощи огнестрельного оружия было убито свыше 800 тысяч (!) человек. Каждый год у нас «отстреливают» свыше 20 тысяч человек и более чем 200 тысяч получают огнестрельные телесные повреждения и увечья». К настоящему времени, эти цифры выросли.
В уголовном процессе особое значение имеют вопросы о правах подозреваемого и обвиняемого, о регламентации использования правоохранительными органами мер правового принуждения, включая аресты, обыски, электронное наблюдение и прослушивание лиц, подозреваемых в преступной деятельности, об участии секретных агентов и использовании помощи осведомителей при проведении расследования, о признании вины обвиняемым, о помощи адвоката, о праве обвиняемого не давать показания, о праве обвиняемого на суд присяжных, об обеспечении безопасности свидетеля (об иммунитете свидетеля от уголовного преследования), о разрешении уголовных дел без судебного разбирательства, включая сделки о признании вины в США.
Усиление состязательных начал в предварительном следствии Французским уголовно-процессуальным кодексом 1958 года
Уголовный процесс в странах континентальной системы, и, прежде всего, во Франции, традиционно развивался как смешанный, в котором предварительное расследование полновластно ведётся следственным судьёй под надзором прокуратуры, а судебное разбирательство носит состязательный характер. Уголовно-процессуальный кодекс 1958 г. значительно укрепил процессуальные гарантии обвиняемому путём расширения возможностей судебного контроля за следствием и принесения обвиняемым жалоб на действия следственного судьи и полиции в специальный судебный орган.
Следственный судья входит в состав суда высокой инстанции и назначается декретом президента республики сроком на 3 года, с правом возобновления этого срока (ст. 50). Председатель суда по мотивированному требованию прокурора республики может освободить следственного судью от расследования дела и о замене его другим следственным судьёй (ст. 84). Для получения должности следственного судьи необходимо окончить правовой факультет университета и двухгодичную Национальную школу совершенствования судебных работников. Один судебный следователь приходится примерно на 10 тысяч жителей и рассматривает за год от 50 до 140 уголовных дел. Более 75% следственных судей моложе 40 лет. Следователь может одновременно вести большое количество дел (60, 80, 100). Приоритет отдаётся делам, обвиняемые по которым заключены под стражу. Если следственный судья решит передать чьё-то дело в суд, то это значит, что он уверен в том, что существуют «серьёзные доказательства виновности», которые непременно будут правильно оценены его коллегами в суде. Оправдательные приговоры выносятся редко.
Следственный судья производит в соответствии с законом все следственные действия, которые сочтёт необходимым для установления истины (ст. 81). Наиболее ответственное решение, которое может принять следственный судья, - постановление о заключении обвиняемого под стражу, которое влечёт за собой проблемы в семье, потерю работы, а найти её снова будет нелегко. Следственный судья вправе принимать решения о заключении обвиняемого под стражу, чтобы сохранить вещественные доказательства и улики, не допустить сговора обвиняемых и сообщников, исключить давление на пострадавшего и свидетелей. Заключение под стражу может также оказаться необходимым для защиты публичного порядка, для защиты самого обвиняемого, для пресечения нарушений законности, для гарантированного содержания обвиняемого в распоряжении органов юстиции. Срок заключения не должен превышать четырёх месяцев. Его возобновление на такой же срок возможно, но лишь в особых, строго оговоренных случаях (ст. 139).
Заключение под стражу может использоваться как средство получения от обвиняемого нужных показаний, принуждения его к признанию вины. Заключение под стражу существенно упрощает работу следственных органов, полиции и прокуратуры, поскольку обвиняемый в любое время может быть вызван на допрос и допрашивается сколько угодно, а само нахождение в тюрьме делает его «словоохотливым». Лишение свободы ограничивает право обвиняемого на защиту, исключает возможность самостоятельно собирать оправдательные доказательства, встречаться с защитником в условиях свободы. Публичное заключение под стражу «преступника» в силу своей реальности больше устрашает граждан, чем абстрактная угроза наказания, и тем самым демонстрирует силу органов полиции и прокуратуры. Если заключение под стражу и является незаконным, то всё равно вызывает чувство благоговения перед правом у части населения, верящей в закон.
При расследовании тяжкого уголовного преступления сроки предварительного заключения не указывались, то есть держать обвиняемого за решёткой можно столько времени, сколько потребует следствие. Такая свобода действий считалась естественной: следствие включает множество этапов, а судебно-психиатрические экспертизы для изучения личности обвиняемого обычно затягиваются. В результате принятия ряда законов 1989 г., 1996 г. и 2000 г. по делам о преступлениях предельный срок предварительного заключения составляет 2 года, если наказание не превышает 20 лет тюремного заключения, и 3 года - если превышает. В то же время данный срок увеличивается соответственно до 3 и 4 лет, если деяние имело место за пределами Франции. Кроме того, предельный срок заключения в любом случае составляет 4 года по некоторым категориям опасных преступлений (например, терроризм или торговля наркотиками).
К прокурору республики и его заместителям ежедневно обращаются частные лица с бесчисленными жалобами на конкретно указываемых лиц и с разоблачениями конкретных деяний. У заместителя прокурора есть выбор из трёх вариантов действий: 1) отказ в возбуждении уголовного дела, когда письмо написано лицом с сомнительной психикой и теми, кто настойчиво стремится причинить вред своему ближнему; 2) направление материалов в суд путём прямого вызова нарушителя, если он сочтёт, что дело и производство по нему простое или что не требуется заключение под стражу; 3) начало производства предварительного следствия в связи со сложным характером преступления, исчезновением виновника или необходимостью установления его личности, а также с целью заключения его под стражу. Следственный судья может бегло ознакомиться с делом, ограничившись полицейским протоколом, после чего, предъявив подозреваемому обвинение, выносит постановление о его задержании, подписывает мандат о содержании под стражей.
«В требовании о производстве предварительного следствия, а также посредством дополнительных требований прокурор республики может на любой стадии следствия потребовать от следственного судьи производства любых следственных действий, которые он сочтёт необходимыми для установления истины. В этих целях он может потребовать предоставления ему материалов следствия в течение 24 часов. Если следственный судья не считает указанные действия необходимыми, то он должен в пятидневный срок ответить постановлением с изложением причин» (ст. 82). Если свидетель не явился на допрос без уважительных причин, то следователь может, по требованию прокурора республики, подвергнуть его приводу и оштрафовать в размере от 400 до 1000 франков (ст. 109). Над следственным судьёй находится специальная обвинительная палата, состоящая из 3 судей апелляционного суда, которые наделены правом исправлять или отменять решения следственного судьи, действующего в одиночку, обладают правом налагать на него дисциплинарные взыскания. Так, они могут отменять постановления о заключении под стражу, если сочтут их необоснованными. Обвинительная палата располагает 30 днями для вынесения соответствующего постановления, так как трём её судьям необходимо время для изучения материалов дела. Дело в том, что обвиняемый, подвергнутый предварительному заключению, и его адвокат могут тут же обжаловать это решение. Следственный судья может отклонить их ходатайство, указав, что следствие продолжается, - его решение будут подтверждаться обвинительной палатой. Последняя руководствуется при этом не чувством солидарности, а заботой о том, чтобы не препятствовать работе следственного судьи. Ведь, как бы хрупки ни были доказательства вины обвиняемого, надежда обнаружить неопровержимые свидетельства его виновности не угаснет никогда.
Однако, если следственный судья сочтёт, что улики, свидетельствовавшие в начале следствия против обвиняемого, улетучились - при противоречивости свидетельских показаний или результатов экспертиз, тем более при наличии у обвиняемого достаточно крепкого алиби, - иными словами, если он не уверен более в существовании «серьёзных доказательств виновности обвиняемого», то вместо того, чтобы злиться понапрасну, он скорее подумает о том, чтобы освободить обвиняемого из-под стражи.
В своей деятельности следственный судья постоянно находится под наблюдением обвинительной палаты: он направляет её председателю ежеквартальный отчёт, в котором перечисляются все произведённые следственные действия. И это не простая формальность - придирчиво изучив отчёт, председатель не преминет письменно изложить свои замечания: по такому-то делу ничего не предпринимается в течение полугода, много незавершённых дел, до сих пор не завершено производство по делам, возбуждённым ещё и т. д. Если следственный судья оставит их без внимания, то его начальство сумеет сделать из этого надлежащие выводы. Обвинительная палата ежеквартально оценивает деятельность следственного судьи, вникая при этом в каждое дело, а также изучает список, где приводится количество арестованных и даты их заключения под стражу.
Французский уголовно-процессуальный кодекс 1958 г. вводил состязательное начало в стадии первичных следственных действий.Обвиняемый имеет право пользоваться услугами адвоката с момента предъявления обвинения, то есть со времени первого вызова к следственному судье, свободно общаться с адвокатом, знакомиться с обвинительным заключением лично или через защитника, закреплялось право защитника присутствовать при допросах и очных ставках. За исключением случаев, когда сам обвиняемый дал на то явно выраженное согласие, он может подвергаться допросу только в присутствии своего защитника.
Первоначальные следственные действия проводит полиция. Должностные лица полиции вправе подвергать задержанию лиц, подозреваемых в совершении преступления или проступка, в отношении которых нет явных доказательств. Такое задержание не может превышать 24 часов (ч. 1 ст. 63). Подозреваемый находится в промежуточном положении. Его нельзя признать свидетелем, то есть лицом, «могущим сообщить сведения об обстоятельствах дела или об изъятых предметах и документах» (ст. 62). Он и не может быть признан обвиняемым: «Если против какого-либо лица имеются серьёзные и согласующиеся улики, на основании которых ему может быть предъявлено обвинение, должностное лицо судебной полиции обязано препроводить его к прокурору республики и не имеет права содержать его под стражей свыше 24 часов» (ч. 2 ст. 63).
Кодекс строго регламентирует условия пребывания задержанного подозреваемого: предусматривается отдых, о котором должно быть отмечено в протоколе допроса задержанного (в нём указывается продолжительность каждого из допросов, а также перерывов между этими допросами); задержанного необходимо уведомлять, что, если по истечении первых суток заходит речь о продлении задержания, он вправе требовать медицинского освидетельствования (ст. 64). Рядом с этим задержанным, чаще всего ими являются подозреваемые в совершении преступления, не находится адвокат с целью энергичной борьбы с преступностью. Легко представить себе, что бы происходило, если бы в ходе дознания адвокат говорил: «- Вы уже задали этот вопрос моему клиенту пять минут назад. Он вам ответил. Зачем же повторять? - Прошу вас, говорите тише. Вы изводите моего клиента. Это невыносимо! - Он один, а вас трое; вы курите и не даёте ему курить. Такие методы недопустимы. Мы отказываемся отвечать на дальнейшие вопросы».
Увы, признания в совершении преступления могут делаться подозреваемым под влиянием страшной усталости, недосыпания, криков инспекторов и сержантов, треска пишущей машинки и клубов табачного дыма. Полицейские иногда прибегают к таким уловкам: «- Твоё дело не такое уж серьёзное: у прокурора таких дел ежедневно полным-полно. Будь уверен, он отправит твоё дело прямиком в корзину; - Признаешься - выйдешь, будешь запираться - сядешь; - Напрасно запираешься. Твой приятель Х. уже во всём сознался; - Я хорошо знаю судью. У него добрая душа. Если ты скажешь нам правду, я шепну ему о тебе пару слов и он оставит тебя на свободе; - Мы задержали вашу жену, она в соседнем кабинете. Чем быстрее вы признаетесь в растратах, тем быстрее мы её отпустим. Не забывайте, что мы можем продержать её у себя сутки или двое. А можем и убедить прокурора, чтобы он велел следственному судье обвинить её в сообщничестве. Нам достаточно написать, что она знала о ваших делах и извлекала из них выгоду. Потом мы уже ничем не сможем ей помочь. И о детях подумайте; - Пострадавший - личность мало интересная. Ну а ты был выпивши. Так что давай, скажи, что ты полоснул его по лицу ножом в общей потасовке, и всё будет хорошо. Ты уже 2 недели как работаешь, так что в тюрьму не попадёшь. Да там и места как будто нет. Судья не станет делать из твоего дела трагедии. Он привык и не к такому».
Судебную ошибку бывает трудно избежать, если подследственный повторяет свои показания следственному судье. Последний наверняка придёт к неверному заключению по этому делу, которое потом пойдёт на рассмотрение в суд. А судьи склонны относиться к показаниям, сделанным в полиции и повторенным потом на допросе у следственного судьи, с доверием. Поистине, в этом случае чистосердечное признание укорачивает срок следствия и удлиняет срок наказания.
Конечно, могут возразить: человек не станет выдумывать в полиции показания, а затем повторять их практически слово в слово следственному судье, если он не имеет никакого отношения к инкриминируемым ему деяниям. На практике, однако, всё далеко не так просто. Когда задержанный в полиции начинает давать показания, стремясь облегчить свою совесть (порой полицейские предосторожности ради подсказывают допрашиваемому слова, которые и завершают собой протокол допроса: «Заявляю, что не был жертвой дурного обращения и что дал показания добровольно, чтобы облегчить свою совесть»), завязывается игра в вопросы и ответы, причём вопросы в протоколе не фиксируются, и в итоге появляются показания на одну-две страницы, имеющие форму исповеди.
В действительности происходит в полиции примерно такой диалог полицейского и подозреваемого: - Так ты совершил ограбление вместе с Х. и У.? -Да. Полицейский в протоколе печатает: «Х., У. и я приняли решение совместно совершить ограбление».
- Кому пришла в голову эта идея? У. говорит, что Х., потому что он там работал. Вас это устраивает? - Да. Протокол: «Х. предложил нам совершить ограбление, потому что нам были нужны деньги. Х. работал там несколько месяцев, а потом его выставили за дверь, но в связи с чем - он нам не говорил. Наверное, совершил какой-либо бесчестный поступок. Но, повторюсь, он нам так ничего об этом и не сказал».
- Кто первым проник в помещение, когда разбили окно? У. говорит, что ты. - Ну, и пишите, что я. Протокол: «Х. показал нам дорогу, чтобы нас никто не увидел. Для того, чтобы проникнуть в помещение, я разбил стекло камнем, подобранным на земле. Ночь была очень тёмная, освещение отсутствовало». И так далее. Под конец допрашивающий позволяет себе иногда исключительное замечание, не предназначенное для протокола: «- Да, ты уж явно не из болтливых. Из тебя слова не выжмешь. - Не могу же я сказать вам того, что сам не знаю. - Конечно, конечно. Теперь-то, дружище, ты проведёшь зиму в тепле, это я тебе гарантирую!». Полицейские действуют так не из удовольствия навредить сидящему перед ними пареньку, а просто потому, что убеждены, что он участвовал в ограблении. Здесь нет злого умысла с их стороны.
Примерно через час парень предстаёт перед следственным судьёй. Здесь возможны два варианта: либо у следственного судьи есть время и желание подробно допросить того, кому он только что предъявил обвинение, либо он предпочитает заняться им позже. В последнем случае, получив от обвиняемого кое-какие разъяснения, судья диктует своему секретарю следующий текст относительно обвиняемого: «Я уведомлён о предъявляемом мне обвинении и признаю вменяемое мне в вину деяние. Также подтверждаю сказанное мною в полиции. Подробные разъяснения будут даны мною позднее». Дав это простенькое подтверждение, парень сам вяжет себя по рукам и ногам. Ведь он подтвердил то, что говорил на первом допросе. Получив экземпляр постановления о заключении его под стражу, он ещё не совсем понимает, что всё это значит.
«Во время первой явки обвиняемого следственный судья устанавливает его личность, сообщает ему точно, какое деяние вменяется ему в вину, и разъясняет его право не давать никаких показаний…» (ст. 114). Он обращается к обвиняемому со следующими, например, словами: «Вас зовут Жан Филипп Ламарк. Вы родились … в …, отец …, мать… Я предъявляю Вам обвинение в краже, в причинении ущерба автомобилем, в появлении в общественном месте в состоянии сильного алкогольного опьянения - деяниях, предусмотренных и наказуемых в соответствии с положениями статей 379 и 401 Уголовного кодекса и 65 Кодекса о торговле спиртными напитками и мерах по борьбе с алкоголизмом. Закон предоставляет Вам право либо отвечать немедленно, либо отвечать в присутствии адвоката».
Затем «разъясняет обвиняемому его право избрать себе защитника из числа адвокатов, внесённых в список адвокатов, или из числа поверенных, а в случае невозможности сделать выбор сам назначает защитника, если обвиняемый ходатайствует об этом… О выполнении этих требований делается отметка в протоколе…». Следственный судья должен также уведомить обвиняемого, что тот вправе давать разъяснения позднее, в присутствии адвоката. Тем не менее, если обвиняемый «пожелает» отказаться от помощи адвоката, то его показания могут быть выслушаны немедленно. У обвиняемого, узнавшего от следственного судьи, что его решили немедленно заключить под стражу, оставалось всего одно право: предстать перед тем же следственным судьёй в сопровождении адвоката в течение пяти последующих дней, и тогда вопрос о заключении был бы решён заново. На практике, чтобы обвиняемый понял, о чём идёт речь, ему надо было несколько раз перечислить имеющиеся в его распоряжении варианты действий, и лишь после этого мог последовать отказ от присутствия адвоката при первом допросе.
Следователь может направить дело в нужное ему русло, чтобы обвиняемый не прибегал к помощи адвоката. Удобства ради, а также во имя неотвратимости наказания - ведь в тюрьме обвиняемый может попасть под влияние сокамерников, которые будут ему советовать всё отрицать, - следственный судья может иногда обходить молчанием существование такого права у обвиняемого или заявлять, что это лишь отложит допрос на 2-3 недели, а то и на месяц, ибо он очень загружен работой. Он может употребить и такое разъяснение: «Желаете ли дать разъяснения сейчас или позже, в присутствии адвоката? Думаю, правда, что если вы захотите говорить сейчас и сказать мне всё сегодня же, ничего не скрывая, то это позволит вам быстрее предстать перед судом». При такой формулировке у обвиняемого, мало посвящённого в юридические тонкости, не остаётся никакого выбора.
Следственный судья, главное, не должен задавать никаких вопросов в процессе допроса обвиняемого. В связи с этим допрос приобретает характер исповеди, которую он якобы выслушивает. Члены суда, которым предстоит рассматривать дело, и адвокат не так глупы, но эта «прилизанность» показаний бывает весьма убедительной, и ни один адвокат не осмелится подставить под сомнение правомочность повторных показаний, выслушанных следственным судьёй. Ведь совершенно очевидно, что следственный судья «помогает» обвиняемому вспомнить и уточнить непреднамеренно опущенные детали: следственный судья хочет услышать о них из уст самого обвиняемого - тогда их можно включить в протокол. Следственный судья, естественно, не воспроизводит полицейский протокол дословно. Но, прежде чем к нему в кабинет войдёт лицо, которому будет предъявлено обвинение, он читает протокол допроса от корки до корки, чтобы узнать, как развивались события. Ему тоже нужен протокол с безупречной внутренней логикой.
«Задержанный обвиняемый вправе после первой явки свободно общаться со своим защитником» (ст. 116). Адвокат устанавливает диагноз дела и находит в нём слабые места, которые есть всегда - будь то в вопросе виновности, если она оспаривается, или в поиске смягчающих обстоятельств. Он выясняет противоречия, имеющиеся в показаниях свидетелей или в заключениях экспертов, выявляет случаи недействительности тех или иных действий, задаёт свидетелю каверзные вопросы во время очных ставок, требует, чтобы следственный судья задавал его клиенту вопросы, которые не ущемляли бы его интересов.
Для французских адвокатов защита интересов клиента начинается обычно не с его признания или отрицания обвинения, а позднее, при изучении предъявляемых обвинений или личности обвиняемого. В большинстве своём адвокаты перегружены работой: они беспрерывно снуют из одного суда в другой, им за полдня приходится выступать на двух разных заседаниях, перемещаются из своего кабинета в тюрьму, из помещения, где находится экспертиза, в апелляционный суд на другом конце страны. Они посещают клиентов в тюрьмах, ведут приём, читают следственные материалы, готовят защитительные речи. Очевидно, что они не могут сохранять при этом одинаково серьёзное отношение ко всем делам и некоторые из них изучают формально, наспех в ожидании заседания. Однажды, допрашивая обвиняемого, следователь заметил, что адвокат дремлет. Он понизил голос и прошептал обвиняемому: «Давайте говорить потише, а то разбудим адвоката».
Адвокат всё же располагает гораздо меньшими правами, чем следственный судья. Адвокат допускался к материалам дела не ранее, чем за сутки до вызова его клиента на допрос или очную ставку, а сам вызов посылается всего за двое суток заказным письмом с уведомлением о получении (ст. 118). Иными словами, следственный судья, не ладивший с адвокатом - или с его клиентом - имел все возможности действовать им в ущерб, всего лишь соблюдая процессуальные нормы. А у какого адвоката не расписан за 2 дня до вызова к следователю каждый час (письмо может прийти в и день явки, поскольку двухдневный срок исчисляется со дня отправки вызова), и кто в силах изучить толстенное дело, имея всего сутки до начала допроса клиента?
Особую остроту приобрели взаимоотношения следственного судьи и прессы. В октябре 1984 г. родственникам четырёхлетнего француза Грегори Вилльмена позвонили и сообщили, что его утопили в реке. После недолгих поисков факт подтвердился. Через несколько часов драматическая история стала известна всем окрестным жителям, и её подробности ужасали. Родителям сообщили, что тело мальчика обнаружено в реке в нескольких километрах ниже провинциальной французской деревни Лепанж по течению, на голове мальчика была вязаная шапочка, закрывавшая почти всё лицо, а сам он был обвязан бечёвкой. Но следов насилия, побоев не было. Все сходились на том, что убийство совершено из мести.
Следственный судья Ламбер начал следствие, располагая свидетельскими показаниями о телефонном звонке, текстом анонимного письма о приведении в исполнение некой угрозы (прибегнуть к действиям, в сравнении с которыми тускнеет любое злодеяние), другими документами. Некоторые материалы, полученные следственным судьёй, давали основания для предъявления обвинения Бернару Ларошу, одному из родственников семьи Вилльменов, жившему неподалеку от них. Уже через неделю после начала следствия Ламбер предъявил Ларошу обвинение в убийстве и отдал распоряжение взять его под стражу. После первых же допросов выяснилось, что Ларош преступником себя не признаёт, многое в предъявленном ему обвинении не соответствует фактам, а дознание, проводившееся жандармами (сельскими полицейскими), грешит многочисленными неточностями. Ламберу пришлось обратиться за помощью к уголовной полиции ближайшего города Нанси. Ларош выходит на свободу, что ещё более подогревает страсти. Отец убитого Грегори, Жан Мари Вилльмен, подстрекаемый родственниками и своей женой, решает отомстить самостоятельно и в марте 1985 г. смертельно ранит Лароша. Жан Мари оказывается за решёткой.
Ламбер продолжает расследование, и его усилия приобретают определённую завершённость. Неожиданно для многочисленных наблюдателей, приобщённых к процессу благодаря прессе, радио и телевидению ещё на стадии расследования, следственный судья отдаёт распоряжение арестовать беременную мать убитого Грегори, Кристину Вилльмен, предъявив ей обвинение в преднамеренном убийстве собственного сына. Новое обвинение строится на новой версии. Грегори не утонул в реке, а был утоплен дома, скорее всего в ванне. Он оказался в реке уже после того, как наступила смерть, так как в его лёгких содержалась вода, явно не речная по своему составу. Машина, на которой к реке привезли тело мальчика и бросили в воду, принадлежало семье Вилльменов и была продана вскоре после трагических событий. Остатки бечёвки, использованной при совершении преступления, были найдены в доме мальчика. В это время в доме находилась только мать Грегори, что и послужило для Ламбера основанием предъявить именно ей обвинение в убийстве собственного сына.
Однако вмешательство средств массовой информации в ход расследования, озабоченных безудержной погоней за сенсационностью и разжиганием страстей, оказалось разрушительным, обернулось попыткой некоторых недобросовестных журналистов оказать давление на следствие и на конечный результат рассмотрения дела. После того как К. Вилльмен было предъявлен обвинение, по всей Франции благодаря вниманию прессы и телевидения развернулась активная волна протестов, направленная против следственного судьи. После того как общественное мнение в своём вмешательстве достигло угрожающих размеров, было принято решение отстранить следственного судью Ламбера от расследования.
Тем самым была явно нарушена тайна следствия: «За исключением случаев, когда закон предусматривает иное, без ущерба для прав защиты материалы дознания и следствия являются секретными. Любое лицо, участвующее в проведении дознания и следствия, обязано хранить служебную тайну в соответствии с положениями статьи 378 Уголовного кодекса и под угрозой наказания, предусмотренной ею» (ст. 11). Статья 378 Ук устанавливала наказание (лишение свободы от 1 до 6 месяцев и штраф от 300 до 8000 франков) за нарушение профессиональной тайны медицинским персоналом и другими лицами.
Журналистам разрешают фотографировать только что арестованных и допрошенных преступников, а также брать у них интервью. Такая практика опасна для общественной морали, поскольку если подавляющее большинство слушателей и зрителей испытывают лишь законное возмущение по отношению к преступникам, то подобная реклама в глазах преступного мира делает убийц своего рода героями. Сообщение о каком-либо происшествии может привести к потере работы и непоправимым последствиям для семейной жизни. В поисках сенсации журналисты ходят по пятам адвокатов, которые по громким делам сообщают им сведения о ходе следствия для успешной саморекламы - для притока клиентов, для роста гонораров. Обвиняемая в убийстве собственного сына К. Вилльмен стала «звездой прессы», пытаясь в течение многих месяцев со страниц газет уверить всех в своей невиновности и безнаказанно насмехалась над следственным судьёй, полицией, прокуратурой. Нечистоплотные адвокаты стали использовать прессу, организуя публикацию заявлений своих подзащитных. находящихся за решёткой.