Формальная теория доказательств

Система доказательств инквизиционного процесса довольно существенно отличалась от доказательств состязательного процесса. Ещё в XIII в. под влиянием католической церкви был запрещён судебный поединок, ордалии, очистительная присяга. Они заменялись признанием подсудимого, свидетельскими показаниями, письменными и вещественными доказательствами.

Инквизиционный процесс вёлся на основании формальной теории доказательств. Формальная теория доказательств - это практически действовавшая система доказательств в инквизиционном уголовном процессе, при которой сама оценка достоверности доказательств была заранее определена в законе, принадлежала законодателю, а не судье. Все доказательства по точности разделялись на совершенные (полные) и несовершенные (неполные). Совершенные или полные доказательства - это те, которые считались достаточными, чтобы убедить судью в виновности подсудимого. Совершенные доказательства всегда и безусловно открывают истину. Одного совершенного доказательства достаточно для вынесения обвинительного приговора, и, следовательно, если есть такое доказательство, то судья не может сомневаться в виновности подсудимого, хотя бы на самом деле он и сомневался. Он автоматически должен сказать: «виновен», несмотря на своё убеждение в обратном.

К совершенным доказательствам относились признание обвиняемым своей виновности, совпадающие показания двух достоверных свидетелей, письменные, вещественные доказательства, признанные тем, против кого они направлены. Наиболее совершенным доказательством считалось признание обвиняемым своей виновности, называвшееся лучшим доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum - регúна пробациόнум - царица доказательств).

Возведение признания обвиняемого на степень главенствующего доказательства основывали на том, что было бы неестественно, чтобы человек вопреки правде делал невыгодные для себя разоблачения. Никто, находясь в здравом уме, не будет сам себя оговаривать в совершении преступления. Обвиняемый лучше кого-либо знал истину о совершившемся (если он сам признался в своей виновности вопреки своей выгоде, то разве могут быть сомнения в его невиновности) и под пыткой редко лгут. Из этой верной, но отнюдь не универсальной фактической посылки делался непререкаемый вывод, что признание обвиняемым своей виновности есть наиболее совершенное доказательство. Процессуалисты той эпохи, увлекаясь напряжённой борьбой с преступностью, не задумывались над мыслью о том, что данное под пыткой признание не имеет ценности, и что инстинктивное стремление избавиться от невыносимых физических страданий может понудить человека признаться в несуществующей вине. Обвиняемый мог сознаться ложно, желая выгородить другое лицо или сознаваясь в лёгком преступлении, отвести от себя обвинения в тяжком преступлении, или наговорить на себя в состоянии душевной подавленности и угнетённости. К тому же в исторически предшествующем состязательном процессе происходил спор между обвинителем и подсудимым. Если же подсудимый сознавался, то не было спора, разбирательство завершалось постановлением приговора, не нужно было, следовательно, и судебной оценки.

Согласные (совпадающие) показания двух достоверных свидетелей считались совершенным (полным) доказательством, устанавливающим факт, о котором показали свидетели. Сами свидетельские показания расценивались по-разному, в зависимости от личности свидетеля, что было заранее предписано в законе. При разногласии предпочтение отдавалось показанию мужчины перед показаниями женщины, знатного перед незнатным, духовного перед светским. Другими словами, показаниями мужчины признавались более правдивыми, чем показания женщины, так как он мужчина, и т. д.

Так, считалось, что благодаря впечатлительности, женщина более искажает смысл событий, чем мужчина, а потому её показания менее достоверны. Английские юристы говорили: «В виду свойственной слабому полу любви к чудесному и склонности к преувеличениям рассудительный человек должен с особыми предосторожностями взвешивать показания женщины. Её образцом является самаритянка, которая говорит о Христе: пойдите, посмотрите на человека, который сказал мне всё, что я сделала, - между тем, как Христос сказал ей только то, что у неё было 5 мужей». Данное мнение является чересчур обобщённым. Взрослая женщина так же способна дать суду точное показание, как и мужчина, только, несомненно, она отнесётся к событию иначе, чем мужчина, и суд должен принять это во внимание.

Формальная теория доказательств показания целых категорий лиц признавала недостоверными и не допускались. Абсолютно неспособными быть свидетелями считались: дети до 14 лет, безумные (основанием здесь служил недостаток понимания), отлучённые от церкви, еретúки, неверующие, отказавшиеся дать присягу (основанием здесь служил недостаток религиозной веры), осуждённые за известные преступления, в частности за лжесвидетельство, измену, тяжкое преступление (основанием здесь служили позорные факты), ведущие «бесчестный» образ жизни и занимающиеся «бесчестной» профессией, например, проститутки, актрисы. Установление наличия бесчестия в этих последних случаях зависело от суда.

Относительно неспособными к свидетельству были слуги, которые не могли быть свидетелями против своих господ. Ближайшие родственники как заинтересованные лица, не могли быть свидетелями в пользу своих родственников. Соучастники преступления не могли быть полноценными свидетелями друг против друга, так как обвиняемый в таких случаях действует часто по мотивам личной заинтересованности, желая переложить часть своей вины на другого и тем самым смягчить свою ответственность.

Однако все эти ограничения отпадали в делах о государственных преступлениях, о ересях, о колдовстве. Каждый не только относительно, но даже абсолютно неспособный к свидетельству признавался в этих делах полноценным свидетелем. В тяжких преступлениях достаточно было наличия следующих улик для вынесения обвинительного приговора: волнение обвиняемого, бегство его, молва, обвиняющая его в преступлении, близость его дома к месту совершения преступления, дурная физиономия, лживые показания, молчание.

Несовершенными доказательствами считались те доказательства, которые были недостаточны для вынесения обвинительного приговора для подсудимого, но всё же заслуживали некоторого доверия и признавались достаточными для так называемого оставления в подозрении. Несовершенными доказательствами считались показание одного достоверного свидетеля; показания двух сомнительных свидетелей. Сомнительными свидетелями считались: малолетние с 14 лет; состоящие в дружеских отношениях, вражде; заинтересованные, подкупленные. Несовершенное доказательство давало основание подвергнуть подсудимого пытке. При наличии несовершенного доказательства суд выносил не обвинительный приговор, когда подсудимый признавался виновным и определялся вид и размер наказания, ни оправдательный приговор, когда подсудимый признавался невиновным, а приговор оставление в подозрении. Оставление в подозрении означало, что при недостатке доказательств подсудимого освобождали от наказания, но не осуждали и не оправдывали, вопрос о виновности оставался открытым, не выясненным. Такой приговор как оставление в подозрении выносился судом, исходя из презумпции виновности подсудимого, когда все сомнения толковались не в его пользу. Современный смешанный уголовный процесс, исходя из презумпции невиновности подсудимого, при котором все сомнения истолковываются в пользу подсудимого, знает только два вида приговоров: обвинительные и оправдательные.

Из нескольких несовершенных доказательств при сложении могло образоваться одно совершенное доказательство. Например, совпадающие показания двух сомнительных свидетелей приравнивались к совпадающим показаниям одного достоверного свидетеля и в соединении с совпадающими показаниями одного достоверного свидетеля могли составить совершенное доказательство. Такую же силу имели совпадающие показания четырёх сомнительных свидетелей, которые приравнивались к совпадающим показаниям двух достоверных свидетелей.

Силу совершенного доказательства могла иметь совокупность нескольких улик с показаниями двух сомнительных свидетелей. Каролина давала перечень общих улик: характер обвиняемого, дурная молва обвиняемого, предшествующее осуждение за аналогичное преступление, общение с преступниками; обвиняемого видели в том месте и в то время, когда и где было совершено преступление; заинтересованность обвиняемого в совершении преступления; оставление обвиняемым без уважительных на то причин своего постоянного места жительства вскоре после совершения преступления (ст. XV).

Известные события могли доказываться только некоторыми определёнными в законе доказательствами. Такие доказательства устраняли все другие доказательства. Например, при Петре I из немецкого права была заимствована норма, которая затем вошла в Свод Законов Российской империи 1832 г. (том 15, статья 312). Согласно ей факт изнасилования считался доказанным, если удостоверялось, что по показаниям свидетелей потерпевшая женщина кричала, призывая на помощь посторонних, до истечения дня объявила о происшествии и на ней имеются следы борьбы (кровавые знаки, синие пятна, изорванное платье), свидетельствующие о сопротивлении (см. с…..).

Формальная теория доказательств может быть оценена следующим образом. При формальной теории доказательств роль суда сводилась по существу не к оценке, а к бухгалтерскому подсчёту доказательств за и против. При этом количество, качество, степень достоверности доказательств были заранее определены в законе без малейшей свободной оценки доказательств судьёй. Формальная теория лишала судью самостоятельного суждения не требовала от судьи быть внутренне убеждённым в обоснованности и справедливости своего приговора по делу. Одного совершенного доказательства было достаточно для обвинительного приговора, хотя бы по обстоятельствам дела суд вовсе не был уверен в правильности такого вывода.

Эта теория ставила своей целью ограничение произвола суда, она выставляла требование «Никто не может быть обвинен и наказан по одному усмотрению суда, для этого необходима наличность точных доказательств». Формальная теория доказательств являлась результатом коллективного и многовекового опыта многих поколений людей, содержала ценные практические указания и действительно ставила известные пределы произволу судьи, обязывая его руководствоваться не голым усмотрением, а нормами права. Однако эта теория содержала только приблизительные обобщения, которые верны по общему правилу, но они допускают массу исключений. Превращая приблизительное обобщение в закон, ему придаётся такая сила, какой он в действительности не имеет, так ак он всегда допускает массу исключений. Так, положение, что согласие свидетелей доказывает правдивость их показаний, не может быть возведено в обязательное положение, ибо такое согласие может быть результатом сговора, подкупа, страха, заблуждения, обмана. Сознание подсудимого может быть объяснено только тем, что он действительно совершил преступление, есть приблизительное обобщение, допускающее громадное число исключений. Сознание против себя невиновным подсудимым может быть дано по многим причинам: 1) вследствие отвращения к жизни, отчаяния и полной апатии; 2) вследствие психического расстройства; 3) с целью возвести на кого-либо обвинение в соучастии по злобе или, наоборот, вследствие симпатии к лицу, которого подсудимый хочет спасти, как, например, близкого человека, пожертвовав собой; 4) вследствие усердия к религии или любви к отечеству; 5) вследствие корыстных побуждений, чтобы за условленную плату избавить настоящего виновника от наказания за совершённое им преступление; 6) с целью оградить себя от другого обвинения, наиболее важного, или чтобы не выдать, например, тайну женщины; 7) вследствие страха перед пытками или за судьбу близких людей.

Нельзя всего предвидеть в законе и не бывает правил без исключений. Часто самые совершенные доказательства в действительности ничего не доказывают и наоборот. Обстоятельства каждого дела индивидуальны, сила доказательств в их весомости, а не в количестве. Одним из печальных следствий этой теории было и то, что многие дела должны были кончаться оставлением подсудимого в подозрении, что давало полную возможность самым ловким и опасным преступникам оставаться на свободе и продолжать свою преступную деятельность. Нередко, несмотря на всю достоверность вины подсудимого и на полное убеждение, суд, не имея в виду такого доказательства, которое закон считает совершенным, должен ограничиться оставлением явного преступника в подозрении. Неоднократные примеры такого рода ослабляли и уничтожали в народе доверие и уважение к уголовному суду. Вместе с тем, эта теория не предотвращала и несправедливых осуждений. Для своего времени формальная теория доказательств может быть признана правильной, так как уровень профессиональной подготовки и нравственности судей делал опасной самостоятельную свободную оценку ими доказательств, был чреват произволом. Однако со временем стала очевидной несостоятельность этой теории доказательств.

Лекция № 4. Состязательный уголовный процесс в Англии в XI - начале XX веков

После нормандского завоевания королевская власть постепенно установила с помощью королевских судей контроль над осуществлением правосудия по всей стране и создала систему центральных судов. Юрисдикция местных судов постепенно сужалась по мере расширения юрисдикции королевских судов. Право наказывать смертной казнью и членовредительскими наказаниями принадлежало только королевским судам. Судебная власть в Англии после нормандского завоевания в XI – XIV вв. осуществляли множество судебных органов: феодальные суды, манориальные суды, церковные суды, купеческие (торговые) суды, судебные собрания сотен и графств под председательством шерифа, мировые судьи, суды четвертных сессий, королевские Вестминстерские суды, королевские разъездные суды, создавшие английское общее право. Королевские суды общего права постепенно вытеснили местные суды (см. с…..).

Королевские судьи признавались слугами короля, назначались королём на должность временно, пока будет угодно королю. Короли руководствовались несложной политикой: управлять своими подданными посредством законов, а законами посредством юристов. Поэтому смещение судей, их удаление, их замену более угодными королю лицами - представляли совершенно обычное явление.

Английский уголовный процесс сохранял всегда состязательный характер с его принципами гласности, устности и состязательности. Судья не совмещал в себе функций обвинения, защиты и правосудия. Народное участие в отправлении правосудия проявлялось в существовании большого и малого жюри присяжных. В английском процессе отсутствовала формальная теория доказательств. В Англии не было инквизиционного процесса, который в XVI-XVIII веках получил повсеместное распространение в континентальной Европе.

Инквизиционный процесс существовал в двух особых королевских судах - Звёздной палате и Высокой комиссии. В Англии получили развитие с XVI в. отдельные черты инквизиционного процесса, главным образом в предварительном следствии. Королевские суды нередко прибегали к произвольным арестам без всяких законных оснований по простому подозрению в злонамеренности неугодных правительству и королю лиц. Присяжные приговаривались к штрафам и тюремному заключению за вынесение неугодных королевской власти оправдательных вердиктов и не пожелавших изменить их по указанию судьи.

Во время правления династии Тюдόров (1485-1603), во времена наибольшей силы королевской власти, институт присяжных был оттеснён королевскими судами.

При обвинении в измене или мисдиминоре, если обвиняемый хранил молчание, когда его спрашивали, признает ли он свою вину, его молчание приравнивалось к признанию вины. При обвинении в фелонии молчавшего обвиняемого подвергали пытке. Ему клали на грудь тяжёлые железные брусья или камни и давили на них, пока он не даст согласия на рассмотрение его дела судом присяжных. По закону 1475 г. если подсудимый «по злому умыслу» отказывался «отдаться на суд Бога и страны», то есть согласиться передачу его дела на суд присяжных, то «пусть он будет отправлен в тюрьму, откуда он пришёл, и помещён в темницу, лишённую света, и там пусть положат его на голый пол без матраца, соломы или покрывала и без всякой одежды, кроме повязки вокруг сокровенных частей тела, и пусть он лежит на спине и голова его будет покрыта, а ноги обнажены, и пусть одна его рука будет привязана к одной стене комнаты, а другая - к другая, и пусть то же сделают с его ногами, а на тело его пусть будет положено столько железа и камней, сколько он может выдержать, и более; и когда пройдёт первый день, он получит три куска хлеба без всякого питья; а на второй день он получит в три раза меньше больше воды, нежели он может сразу выпить, причём эта вода должна быть взята из той, что находится у тюремных ворот, а не из проточной, без всякого хлеба; и такова будет его пища, покуда не умрёт».

Нередко обвиняемый предпочитал суду присяжных мучительную смерть под пыткой из любви к семье, так как вместе с ними умирало и обвинение в фелонии, так что их собственность не подвергалась конфискации в пользу короны. Дело в том, что осуждение за фелонии влекло конфискацию всего имущества осуждённого в пользу короны, что было разорительно для семьи преступника. Поэтому королевская власть была заинтересована в том, чтобы суд состоялся, и, поэтому усиливала наказание за отказ от суда. Эта процедура была отменена в 1772 г., когда было установлено, что молчание во всех без исключения случаях расценивается как признание вины.

Обвиняемый не имел права вызывать каких-либо своих свидетелей по делу о фелонии. При обвинении в измене или фелонии обвиняемый мог иметь адвоката лишь для обсуждения возникшего юридического вопроса и то по усмотрению суда, а не для исследования обстоятельств дела. Фактически обвиняемый в совершении тяжкого уголовного преступления не имел права на помощь со стороны защитника. Основание такого обстоятельства заключалось в том, что, по обычному праву, судья считался «первым защитником подсудимого» («судья - лучший защитник обвиняемого»), и что. следовательно, не представлялось надобности в особом адвокате. Лицо, обвиняемое в незначительном преступлении, мисдиминоре могло быть защищаемо адвокатом, а если оно обвинялось в совершении тяжкого уголовного или государственного преступления, при котором дело шло о его жизни, имуществе и чести, то оно не должно было иметь защитника. Очевидно, что чем важнее преступление, тем необходимее подсудимому помощь адвоката.

«В прославленный век Елизаветы Тюдор (1558-1603) было обычным арестовать подозрительное лицо и держать его в строгом заключении до тех пор, пока будет признано нужным судить его. В течение этого промежутка (который, как ни противозаконно было это, в сущности не был ограничен каким-либо сроком, так что бывали случаи заключения без суда в продолжение многих лет) заключённому предоставлялось размышлять о своём несчастии в полном одиночестве, так как к нему никто не допускался; от времени до времени к нему входил тюремщик или какой-нибудь опытный в допросах чиновник для того, чтобы исторгнуть от него признание, или, если это не удавалось, сделать то, о чём (римский историк) Тáцит говорит, как о высшем проявлении тирании в императорском Риме - suspiria subscribere, то есть записать жалобы и неудовольствия пленника с целью сделать их предметом уголовного обвинения. Обессиленный и физически, и умственно от долгого одиночного заключения, он приводился в суд и тут ему буквально приходилось бороться без оружия. Обвинения против себя он выслушивал в первый раз тогда, когда читался обвинительный акт по его делу; его приводил в замешательство смысл обвинения, изложенного техническим языком, но ему нужно было тотчас же защищаться против него. Если он отвергал его, предоставлялись доказательства против него, состоявшие из письменных или даже словесных отчётов о допросе лиц, не вызванных к суду, лиц, по отношению к которым не было делаемо перекрёстного допроса и которые вовсе не были поставлены лицом к лицу с ним; иногда это были осуждённые преступники, ожидавшие казни, иногда - люди, обвинявшиеся в том же самом преступлении, которое приписывалось ему, и надеявшиеся на прощение или даже заручившиеся обещанием его в случае, если им удастся свалить вину на него. Ему не предоставлялось вызывать свидетелей для доказательства своей невиновности, ни подвергать сомнению показания свидетелей со стороны обвинения; адвоката, который помог бы ему в защите, не было, и в течение всего разбирательства судьи и обвинитель изощряли своё остроумие, ставя подсудимого в замешательство своими вопросами и стараясь, чтобы он собственными устами высказал осуждение себя. Если присяжные признавали его виновным, жизнь и собственность его были в руках правительства, если же его оправдывали, то присяжные получали внушение или даже подвергались карам, а обвинявшегося отправляли обратно в заключение и держали его там до тех пор, пока собирались материалы для какого-нибудь нового обвинения, или пока правительству будет угодно отпустить его на свободу»¹.¹ Дерюжинский В. Ф. Habeas Corpus Акт и его приостановка по английскому праву. Очерк основных гарантий личной свободы в Англии и их временного ограничения. Юрьев, 1895. С. 22-24.