Животные и неодушевлённые предметы как
субъекты преступления
Уголовное право средних веков не считало, что преступником может быть только человек. Субъектом преступления в древности и средние века могли быть животные, насекомые. Животные, наравне с людьми, подвергалисьаресту, следствию с пытками (крик боли приравнивался к признанию вины), суду, с показаниями свидетелей и слушанием защиты, и смертной казни.
В Европе существовала даже различная подсудность животных22. Животные, причинившие преимущественно частный вред - быки, лошади, волки, подлежали светской королевской юрисдикции. Животные, причинившие общественный вред - мыши, крысы, саранча, истребляющие посевы, были подсудны духовным (церковным) судам. «Виновные» в первого рода преступлениях подвергались смертной казни, большей частью посредством повешения, и телесным наказаниям, а «виновные» во втором преступлении карались увещеванием или повелением оставить местность, отлучением от церкви или анафемой.
Во Франции в 1266 г. близ Парижа приговорили к сожжению свинью, которая съела ребёнка. В 1313 г. разъярённый бык, убежавший из стойла, проколол рогами человека. Быка арестовали и судили. Преступный бык-убийца был повешен на том месте, где он учинил преступление. В 1595 г. Лейденский городской суд приговорил умертвившую человека собаку к повешению, с тем, чтобы она оставалась висеть на виселице для предупреждения всем другим собакам; имущество же её, если таковое окажется, конфисковать. Последней жертвой этой юстиции во Франции была корова, которой был вынесен смертный приговор в 1740 г.
В 1474 г. в швейцарском городе Базеле обвинили, приговорили к смерти и сожгли на костре петуха за колдовство. Он снёс яйцо и тем обнаружил свою связь с дьяволом. Считая доказанным в полной мере поступок, инкриминируемый его клиенту, защитник петуха на этом процессе спросил лишь, какое злое намерение можно усмотреть в том, что петух снёс яйцо. Какой вред нанёс он этим кому-либо из людей или животных? Далее адвокат доказывал, что несение яиц является непроизвольным действием и, как таковое, ненаказуемо по закону. Что же касается обвинения в колдовстве, если бы оно было предъявлено его клиенту, то он, защитник, решительно отвергает его и предлагает представителю обвинения привести хотя бы один случай заключения договора между дьяволом и каким-нибудь созданием из мира животных.
В своей реплике обвинитель указывал, что хотя дьявол и не заключал договора с животными, но он, зато иногда вселялся в них, в подтверждение чего обвинитель сослался на знаменитое дело о гадаренских свиньях. Он с большой убедительностью доказывал, что эти животные, будучи одержимы дьяволами, так же являлись непроизвольным орудием, как и сидящий на скамье подсудимых петух, когда он снёс яйцо. Тем не менее, свиньи в наказание были сброшены с крутого берега в глубокое озеро, где и погибли. Этот поразительный прецедент, по-видимому, произвёл сильное впечатление на суд: как бы то ни было, петух был присужден к смерти как колдун или дьявол, принявший вид петуха, и вместе со снесённым яйцом был сожжён на костре со всей торжественностью, как если бы то была самая обыкновенная казнь.
Ещё более любопытны были процессы в церковных судах над саранчей, гусеницей, мышами, крысами, которые наносили вред посевам. Обычай возбуждать процессы против вредных насекомых сохранялся до первой половины XVIII в. Церковный суд приказывал животным в положенный срок покинуть местность. Если они в указанное время не удалялись, то суд подвергал их проклятию и отлучению от церкви. Как это ни странно, непокорные животные нередко игнорировали эти церковные запреты. Вместо того чтобы исчезнуть с лица земли после наложенной на них анафемы (проклятия), они продолжали размножаться, досаждать и тревожить жителей. Это противоестественное размножение ползучих гадов вопреки отлучению резонно объясняли происками дьявола.
В начале XVI в. в одном из районов Франции страшно размножились мыши. Они так опустошили поля, что население опасалось голода и обратилось в церковный суд. Мышей пригласили на судебное заседание. В повестках подсудимые были описаны как мерзкие животные сероватого цвета, живущие в норах. Вызов в суд был произведён, как полагается, судебным чиновником, прочитавшим повестки в местах, наиболее часто посещаемых мышами. Тем не менее, в назначенный день мыши в суд не явились. Их адвокат заявил, что его клиентки не были как следует оповещены. Суд должен был вызвать всех мышей округа. Для мышей, рассеянных по великому числу деревень, не достаточно одного оповещения, чтобы всем им получить надлежащее уведомление. Этими доводами он добился вторичного приглашения, которое оглашали священники во всех приходах округа. Конечно, ни одна из мышей не явилась.
Тогда защитник заявил, что ввиду вызова в суд всех его клиенток, молодых и старых, беременных и находящихся в младенческом возрасте, здоровых и больных, они должны сделать большие приготовления, и потребовал продления срока. Это ходатайство было признано судом основательным, но подсудимые снова не явились в суд. Тогда их защитник совершенно резонно доказывал, что повестки суда являются одновременно охранными грамотами для следования его подзащитных в суд и обратно против нападений врагов. Между тем его клиентки, при всём своём желании оказать повиновение приказу о явке, не решаются покинуть свои норы, боясь за свою телесную неприкосновенность, которой угрожают злые кошки, принадлежащие истцам. «Пусть истцы, - продолжал защитник, - возьмут на себя обязательство, под угрозой большого денежного штрафа, что их кошки не потревожат моих клиенток, и требование о явке в суд будет немедленно исполнено». Суд признал основательность приведённого аргумента, и так как истцы отказались принять на себя ответственность за поведение своих кошек, то явка мышей в суд была отложена без назначения срока. Блестящей защитой мышей адвокат составил себе имя и впоследствии стал знаменитым адвокатом и юристом.
Животные подвергались наказанию и в древности. По древнееврейским законам Моисея бык, который забодал человека, побивался камнями и мясо его не употреблялось в пищу. По законам персов бешеная собака за укушение человека должна быть лишена правого уха, за повторение левого уха. Если она и после этого не исправится, то ей отрубают хвост, потом, при дальнейшем повторении, отрубают правую и левую лапу и, наконец, лишают жизни. Персидский законодатель относился чрезвычайно снисходительно к злой собаке. Он ей не менее пяти раз предоставлял возможность исправить свое поведение, прежде чем потребовать для неё, как для закоренелого преступника, смертной казни.
В Афинах также проводились процессы над животными (собаками, быками, ослами), обвиняемыми в злоумышленном и коварном укушении, бодании, лягании или ином нападении на свободных афинских граждан. По законам Драконта такие животные, причинившие смерть человеку, присуждались судом к смерти. Действующее право оказало влияние и на великого древнегреческого философа Платона. Он предложил включить в число законов идеального государства нормы об ответственности животных: «Если подъярёмная скотина или иное какое-нибудь животное убьёт человека, то родственники должны выступить судебным порядком против убийцы; дело разбирают агрономы, выбранные в любом числе каким-нибудь родственником. Уличённое животное убивают и выбрасывают за пределы страны. Если же неодушевленный предмет лишит человека души, за исключением молнии и тому подобных перунов божеств, иными словами, если предмет своим падением убьёт человека или человек сам на него упадет, пусть родственник выберет в судьи для этого дела своего самого близкого соседа и перед ним очистит себя и всю свою родню; виновный же предмет надо выбросить вон, как это было указано для животных»».18 В Риме, царю Нуме Помпилию приписывался закон, по которому человек, вырывший из земли плугом межевой камень, и быки, которые были его пособниками и содействовали в этом святотатстве, подлежали смертной казни. В древнем Риме считалось, что межи, разделяющие земельные участки, находятся под покровительством бога и нарушение межи рассматривалось как оскорбление бога, ведавшего межами.
Конечно, люди понимали, что животные - это существа, лишённые сознательной воли и не обладающие пониманием добра и зла. Почему же тогда всеобщим явлением было наказание животных? Право привлечения к суду домашних животных в средневековой Западной Европе опиралось, как на каменную скалу, на Священное Писание, на постановление 21 - ой главы Исхода Ветхого завета, по которому быка, убившего человека, повелевалось побить камнями, а мясо его почиталось нечистым и не могло использоваться в пищу: «Если бык ударит рогом мужчину или женщину, и последует смерть, забивается он камнями и мясо его не употребляется в пищу» (Исход. гл. XXI. ст. 28). Уголовные процессы над животными объяснялись тем, что преимущественное внимание обращалось на материальный вред, причинённый действием животных, то есть смерть людей, а субъективная сторона имела мало значения. Здесь важен был лишь конечный карательный результат, воздаяние за причинённый вред и бедствия. Возможность таких процессов объяснялась также взглядом на преступление, как на деяние, оскорбляющее Бога и охраняемый им мир.
Субъектом преступления признавались даже неодушевлённые предметы, причинившие людям смерть или увечье, а направляющая их рука осталась неизвестной.
Неодушевлённые предметы также подвергались иногда наказаниям за совершённые ими преступления. Например, в католической Франции после отмены королем-«солнцем» Людовиком XIV в 1685 г. Нантского эдикта о веротерпимости протестантская церковь в городе Ла-Рошели была осуждена на разрушение, а колокол подвергнут наказанию и вновь обращён в католичество. Во искупление его вины, заключавшейся в том, что он созывал еретикόв на молитву, постановили наказать его плетьми, закопать, а потом вырыть из земли, символизируя этим его вторичное рождение благодаря переходу в руки католиков. После этого ему были прочитаны наставления в вере и его заставили отречься от прежних заблуждений и обещать, что впредь он больше не будет грешить. Проделав весь этот торжественный церемониал покаяния, колокол был принят в лоно католической церкви, окрещён и передан в приход святого Варфоломея.
В английском средневековом праве неодушевлённый предмет, причинивший человеку смерть, как переехавшее его колесо телеги или дерево, упавшее на него, подлежали конфискации в королевскую казну. Орудие убийства продавалось, а деньги от продажи шли на благотворительные цели, в пользу бедных для спасения души убитого, умершего без покаяния, или передавались родственникам убитого. Эта норма была пережитком периода, когда наказанию подлежали неодушевлённые предметы, ставшие причиной убийства. Согласно формулировке авторитетнейшего английского юриста XVII в. Э. Коука, «когда любая двигающаяся вещь, неодушевлённая или живое существо, движется или причиняет безвременно смерть любому разумному существу вследствие случайности… без воли, правонарушения или вины его самого либо какого-нибудь человека», тогда она является деодандом, подлежащим «конфискации в пользу Господа Бога, то есть короля как представителя Господа Бога на земле, для посвящения благотворительности в целях смягчения ярости Божией».
Деоданд представлял собой орудие совершения убийства, подлежал конфискации в пользу короны (государства). Прецеденты признания предметов деодандом, накопившиеся за столетия, многочисленны и разнообразны: мальчик упал в наполненный молоком таз и утонул - таз является деодандом; человек случайно гибнет, упав с дерева или утонув в источнике, - дерево надлежит продать, а источник закрыть; смерть причиняется мечом, принадлежащем другому, - меч всё равно изымается как деоданд, хотя собственник и не связан никоим образом с происшедшим; лошадь лягает человека и впоследствии продаётся, а после этого человек умирает - лошадь должна быть конфискована1. 1 Есаков Г. А. Mens rea в уголовном праве США: историко-правовое исследование. СПб., 2003. С. 42-43. Лишь законом о деоданде 1846 г. этот пережиток был отменён.
Неодушевлёнными предметами могли быть деревья, лодка, море, колокол. Если дерево упадёт и убьёт кого-нибудь, оно считается виновным и подвергается наказанию, состоящему в том, что его раскалывают на щепки. Правитель Камбоджи выставил к позорному столбу ладью (лодку) за то, что она плохо исполняла свою обязанность и плывшие в ней люди потонули. Персидский царь Ксеркс приказал высечь море, так как буря разнесла мосты, по которым должно было переправиться персидское войско в Грецию. На середину пролива выплыли в лодке царские палачи и триста раз ударили по воде плетьми. Строителям мостов отрубили головы, а мосты навели новые.
В Афинах каждый год судьи торжественно судили по обвинению в убийстве топор или нож, которыми был убит вол во время празднества в честь Зевса в Акрополе. Каждый год их торжественно признавали виновными, осуждали и бросали в море. По преданию, после смерти выдающего римского полководца Сципиона Африканского статуя Аполлона в Риме была так потрясена горем, что плакала в продолжение трёх дней. Римляне сочли такую печаль чрезмерной и, по совету жрецов-авгуров, раскололи слишком чувствительную статую на мелкие куски и бросили в море.
В конце XVI в. в России, когда в городе Угличе погиб малолетний царевич Дмитрий, там поднялось стихийное восстание против правителя Бориса Годунова. Оно было подавлено и бунтовщиков судили. Когда на суде выявляли зачинщиков смуты, то оказалось, что бунтовщики поднялись, услышав звуки колокола местной церкви. Но кто ударил в колокол, выяснить не удалось. Тогда решили, что колокол зазвонил сам. Он тоже был признан бунтовщиком, приговорен к оторванию языка, битью батогами и ссылке навечно в Сибирь. Колокол был сослан в Сибирь, где и пробыл 300 лет.
Возраст преступника
Дети до 7 лет не подвергались наказаниям. ибо, как заявил один английский судья, что их действия имеют «то же значение, что действия вола или собаки, причиняющих вред человеку». За совершение тяжких преступлений (умышленные убийства, государственные, религиозные преступления) дети с 7 лет подвергались наказаниям, включая смертную казнь. Столь ранний возраст привлечения к уголовной ответственности объяснялся распространённым в этот период убеждением, что детям может быть присуща такая же злость, как и взрослым, которая дополняет возраст. Поэтому при совершении тяжких преступлений малолетний возраст не смягчал наказания. С другой стороны признавалось, что дети способны грешить с 7 лет, так как преступление рассматривалось не только как нарушение королевской воли, но и как грех, то есть нарушение законов божьих. Это означает, что ответственность малолетнего связывается с установленной судьями способностью его различать добро и зло. Дети до семи лет не в состоянии «различить между хорошим и дурным», между добром и злом. Нередко смертная казнь и другие тяжкие наказания применялись к детям семилетнего возраста.
В Англии для наказания малолетнего должно быть установлено наличие «злонамеренности». По правилу «доказательство при помощи яблока» малолетнему, осуждённому за убийство, предлагались на выбор яблоко или пенни. Если он выбирал пенни, его способность действовать виновно считалась установленной. В начале XIV в. в Англии был вынесен смертный приговор в отношении одиннадцатилетнего мальчика, убившего сотоварища. Судья обосновал смертный приговор тем, что малолетний убийца, принимая меры к сокрытию содеянного, понимал, что убийство требует сокрытия для избежания наказания и тем самым проявил свою способность «распознавать между добром и злом, и потому коварство замещает возраст». Подобным же образом полтора столетия спустя, в 1448 г., было разрешено дело ребёнка девяти лет, убившего своего одногодка: он был приговорён к повешению, поскольку, как было установлено, «когда он убил его, он скрыл тело; а кровь, забрызгавшую его, он попытался оправдать, сказав, что она пошла из его носа». В 1629 г. английский мальчик восьми лет был признан виновным в поджоге двух амбаров, и поскольку в ходе процесса выяснилось, что «он проявил злой умысел, мстительность, ловкость и умение, он был приговорён к повешению и, соответственно повешен»…
С 1625 по 1630 г. в немецком епископстве Бамбергском в числе 600 ведьм было сожжено 23 девочки семи, восьми, девяти и десяти лет. Даже в XVIII веке встречаются примеры казни детей до 10 лет.
Возраст преступника не был достаточно чётко определён законодателем. Так, саксонское зерцало освобождало детей от уголовного наказания, но не указывало возраст: «Ни один ребёнок не может, пока он в своём (малолетнем) возрасте, совершить такое деяние, за которое он мог бы лишиться жизни. Если он убьет кого-нибудь или искалечит, то его опекун должен возместить вергельдом, если это будет доказано» (II. 65. § 1). Каролина исключала применение смертной казни к малолетним ворам до 14 лет, поскольку налицо нет особых причин и признавала положение «злость дополняет возраст»: «Если вор или воровка будут в возрасте менее четырнадцати лет, то они… не могут быть осуждены на смертную казнь, а должны быть подвернуты вышеупомянутым телесным наказаниям по усмотрению суда и должны дать вечную клятву. Но если вор по своему возрасту приближается к четырнадцати годам и кража значительна или же обнаруженные при этом вышеуказанные отягчающие обстоятельства столь опасны, что злостность может восполнить недостаток возраста, то судья и шеффены должны запросить… совета, должно ли подвергнуть такого малолетнего вора имущественным или телесным наказаниям либо смертной казни» (ст. CLXIV, 164). Статья 179 (CLXXIX) Каролины предоставляла решение вопроса о наказании в случае малолетства преступника сведущим людям.
Полную уголовную ответственность за все преступления, а не только тяжкие несли женщины, достигшие 12-летнего возраста, и мужчины - с 14 лет. Разница в возрасте объяснялась тем, что при назначении наказания учитывалась вина, а девочки в этом возрасте физически, психически и умственно развивались быстрее, чем мальчики. Девочки взрослеют и умнеют раньше мальчиков. Поэтому девочки достигают зрелости и начинают отвечать за свои поступки на целых два года раньше мальчиков.
Сословная принадлежность
При назначении наказания учитывался сословный статус лица. К привилегированным сословиям - духовенству и дворянству не применялись наиболее жестокие и самые распространённые уголовные наказания, как-то: квалифицированная смертная казнь (за исключением религиозных преступлений, которые наказывались сожжением заживо), членовредительские и телесные наказания. К ним применялись штрафы, конфискация имущества, за наиболее тяжкие преступления (например, государственные) - простая смертная казнь путем отсечения головы мечом, топором. К ним не допускалась смертная казнь через повешение. Например, за тяжкое государственное преступление - заговор против короля простолюдин подвергался квалифицированной смертной казни (например, разорванию тела на части лошадьми), а дворянин - отсечению головы. Таким образом, наиболее распространённые и жестокие наказания применялись преимущественно к лицам низших сословий. Высшие сословия, в руках которых сосредоточилась судебная власть, в уголовном праве видели в основном только средство, направленное против низших сословий. И так как на сто обвиняемых более девяноста действительно принадлежали к низшим разрядам общества, то высшие сословия молчаливо приходили к заключению, что уголовное право - дело постороннее для них. И этим до известной степени объясняется жестокость уголовных наказаний.
Повешение считалось позорной казнью, так как предполагалось, что бессмертная душа человека повешенного в момент смерти не может выйти через горло, и покидает его тело через оскверненные органы (задний проход), и тем самым оскверняется. К тому же считалось, что труднее всего отмолить удавленника, ибо сам христопродавец Иуда на осине повесился. Повешение широко применялось к простолюдинам, особенно за кражу.
Наказание за одни и те же преступления понижалось для лиц высших сословий - духовенства и дворянства и увеличивалось для принадлежащим к низшим социальным группам - горожанам, крестьянам.
Например, по ордонансам 1601 и 1607 гг. французского короля Генриха IV за охоту в королевских лесах дворяне (сеньоры) и простолюдины наказывались штрафом. Для простолюдинов в случае имущественной несостоятельности штраф заменялся сечением розгами до крови, изгнанием на срок, ссылкой на галеры или пожизненным изгнанием. В случае самовольного возвращения они приговаривались к смертной казни. Кража слугой у господина всегда каралась смертью, а взятки, кража государственного имущества, если иногда и влекли наказание, то не строгое.
При совершении преступления дворяне не всегда привлекались к уголовной ответственности. Государственная власть попустительствовала дворянину только потому, что он дворянин. По личному усмотрению монарха вообще могли следовать прощения или освобождения от ответственности. Королевские письма о помиловании раздавались знатным и богатым дворянам, которые оставались таким образом безнаказанными, несмотря на совершение ими тяжких преступлений. Сословное неравенство обеспечивалось также системой сословных судов, наделением дворян правом судить крестьян, горожан. Французские юристы отмечали: «Когда по приговору суда крестьянин лишается жизни или членов своего тела, тогда дворянин только теряет только честь». Высокомерные дворяне не считали крестьян равными себе. Крестьяне, по их мнению, должны были подчиняться и служить. Знаменитый дворянский поэт Бертран де Борн пел: «Любо видеть мне народ голодающим, раздетым, страждущим, не обогретым». Восстания доведённых до отчаяния крестьян жестоко подавлялись дворянами. Например, во время французской крестьянской Жакерии (название от пренебрежительной клички крестьянина Жака) 1358 г. восставшие крестьяне жестоко истребили 10 тысяч дворян, а победители-дворяне истребили до 20 тысяч крестьян.
В Англии дворянство и духовенство было почти полностью изъято от применения смертной казни при помощи своеобразного английского института духовной привилегии. Духовенство, подсудное только церковным судам, было изъято от смертной казни даже за самые тяжкие преступления, так как считалось, что церковь не проливает крови. Церковные наказания были мягкими, самое строгое среди них предусматривало тюремное заключение. Эта привилегия изъятия от смертной казни была предоставлена законодательством всякому, кто умел читать, в том числе и светскому лицу на основании следующей юридической фикции: умение читать было признаком принадлежности к духовному сословию, ибо первоначально только оно одно и умело читать. Следовательно, кто читает, тот должен принадлежать к духовному званию и пользоваться привилегией духовенства. Подтвердивший своё умение прочесть текст 50 псалма «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои…», предположительно являлся служителем церкви (клириком). Он отсылался епископу для разбирательства дела церковным судом. Умение читать в то время было распространено только среди дворян и духовенства, ибо духовенство формировалось из аристократического, дворянского сословия.
В XIV в. по статуту Эдуарда III духовенство подлежало смертной казни за высокую измену (тризн). Разумеется, духовенство подлежало квалифицированной смертной казни за религиозные преступления. С XVI в., то есть с того времени, когда с изобретением книгопечатания число умеющих читать увеличилось, началось ограничение привилегии изъятия от смертной казни светских людей, умеющих читать. Светские люди, умевшие читать, могли воспользоваться этой привилегией только один раз и притом подвергались для избежания обмана клеймению железом на большом пальце левой руки. При этом лорды и пэры стали пользоваться за совершение первого преступления полному изъятию от смертной казни даже, если они не умели читать. Привилегия духовенства была отменена только в 1827 г.
Особенно значительное применение смертной казни в Англии объясняется, в том числе и тем, что дворянство и духовенство, в руках которых сосредоточивались управление и суд, были полностью или частично изъяты от смертной казни, и поэтому легко применяли её за малозначительные преступления, не боясь, что сами ей подвергнутся.
Из светских лиц, мирян, умевших читать, пользовались привилегией церкви вплоть до 1692 г. лишь мужчины. Женщины могли во многих случаях избежать осуждения к смертной казни, прибегнув к такому, выработанному средневековым уголовным правом обстоятельству, исключающему ответственность, как презумпция принуждения женщины к совершению преступления её мужем. Если жена совершала преступление в присутствии мужа, то отвечал муж, так как предполагалось, что она и в этом случае «не выходила из его воли», действовала по принуждению мужа. Подвластное состояние устраняло жену даже от уголовного преследования и от всякой ответственности за уголовные преступления (фелонии), если они были совершены в присутствии мужа, кроме тяжких преступлений. Общее право выдвигало презумпцию принуждения, что жена совершила это преступление под таким сильным принуждением со стороны мужа, что оно давало ей право на оправдание, даже если по делу отсутствовали доказательства действительного принуждения со стороны её мужа. Эта презумпция могла быть опровергнута доказательствами того, что жена принимала в преступлении настолько активное участие, что это показывает, что её воля не находилась под воздействием со стороны воли её мужа.
Английский профессор К. Кенни так объяснил существование этой необычной привилегии жены: «до 1692 г. женщины были лишены «привилегии духовного звания» - права не подвергаться смертной казни, которым пользовался каждый мужчина, умевший читать. Поэтому в тех случаях, когда в совершении тяжкого преступления совместно обвинялись муж и жена, муж при наличии хотя бы видимости уменья читать мог рассчитывать остаться в живых, в то время как его жена, хотя она, возможно, была менее виновата, чем он, приговаривалась к смертной казни. Эта несправедливость была обойдена созданием искусственной презумпции супружеского принуждения». 35