Главное – “тело”, материя права

Трактовка права как реального факта важна для науки. Это ее исходный пункт. Но такой констатацией ограничиться нельзя (ведь, по сути дела, мысли и воля людей, любые явления психологического порядка – это тоже реальные факты действительности).

Перед нами – как подметил правовед, действитель­но "сила, регулирующая поведение людей" (она – дей­ствует, работает, обставлена в своем действии срока­ми, поддерживается в своем действии государственны­ми органами, именуемыми "правоохранительными").

Главное, право – это особая социальная реаль­ность. Такой поразительный феномен, который относит­ся к субъективной стороне жизни общества, в своем возникновении и действии зависит от людей, от их мне­ний и воли, и в то же время представляет собой особое явление среди фактов действительности.

Что значит "особое явление"? А то, что право имеет свое "тело" – corpus juris, как говорили юрис­ты Древнего Рима. "Тело" как своеобразная, позволи­тельно сказать, материя со своими свойствами, своей жизнью, логикой существования и развития. Мате­рия – не в грубо материалистическом понимание, т. е. не в значении вещественных, зримых предметов (хотя в праве есть и такая сторона – законы, другие право­вые источники), а в значении социальной, во многом "незримой" реальности.

Что же представляет собой "тело", "материя" (corpus juris) права – разговор особый, он впереди. Сей­час лишь приведу мнение еще одного видного русско­го правоведа – Б. А. Кистяковского. Причем пока толь­ко выдержку из его сочинения, свидетельствующую, помимо самого существа проблемы, о том (и это обсто­ятельство в высшей степени знаменательное), какое внимание в дореволюционное время русская правовая наука придавала положению о праве как объективной реальности. Итак, по мнению Б. А. Кистяковского, "пра­вовую реальность следует поставить приблизительно посередине между реальностью произведений скульп­туры и живописи, с одной стороны, и произведением литературы и музыки – с другой. Но все-таки ее при­дется признать немного более близкой к реальности первого вида культурных благ, чем второго..."

Неожиданные сравнения и аналогии! Не правда ли? Запомним это высказывание правоведа дореволюцион­ной поры: оно поможет нам разобраться в том, что пред­ставляет собой материя, "тело" права.

Исходное начало науки

Только при признании того, что предметом юриди­ческих знаний являются не сами по себе акты власти, не требования той или иной идеологии, не какие-то иные фантомы, а твердая объективная реальность (конечно, особая! во многом "незримая"! – такая, которая относит­ся к социальной материи, к субъективной стороне жизни общества и, вспомним, близка к произведениям "скульп­туры и живописи") - только при признании этого воз­можна действительная, истинная наука, "имеющая дело" с реальными фактами окружающей нас действительности. То есть – такая же в принципе наука, как все иные отрасли знаний. Да к тому же – наука, призванная прак­тически и теоретически осваивать такие реальные факты действительности, которые в той или иной мере и виде выражают известные идеальные, гуманитарные начала.

Такой ("естественно-технический" и одновремен­но – гуманитарный) характер правоведения придает ему высокозначимый науковедческий статус.

И этот же подход к юридическим знаниям являет­ся, помимо всего иного, также и предупреждением против легкого (порой авантюрного) отношения к пра­ву, к бытующим представлениям, согласно которым возможно произвольно, как душе угодно кроить и пе­рекраивать юридические нормы, в одночасье, чуть ли не одним "росчерком пера" преобразовать юридичес­кую систему, а вместе с ней и всю жизнь общества.

Стало быть, юридическая материя – как и всякая "материя", – казалось бы, доступное "вещество" в ру­ках человека, в действительности оказывается предме­том далеко не всегда податливым к вольному манипулиро­ванию. Через право, законы, всю систему юридических институтов возможно решать различные жизненные зада­чи, реализовывать многие жизненные интересы. Возмож­но и необходимо развивать и совершенствовать действую­щее право. Но материя права такова, что она не позволяет использовать право по принципу– "что хочу, то и воро­чу" или по придворным нравам – "чего изволите?".

Так что, истинный правовед, владеющий необхо­димой суммой профессиональных знаний, должной юри­дической культурой и гражданственной целеустремлен­ностью, обязан, независимо от своего социального и служебного положения, уметь говорить "нет" – "нет. Право не позволяет сделать это". Или – "позволяет сделать лишь то-то и то-то, и ничего иного". Или – "что ж, извольте, используйте для задуманного Вами правовые установления, но знайте – будут крупные издержки, потери, не исключено – непоправимые".

Такой подход к юридическим знаниям, знаниям строгим и основательным, является, по сути дела, важ­нейшим элементом, открывающим путь к государствен­ной политике, построенной на последовательных науч­ных началах. На началах всего комплекса наук, относя­щихся к человеку и обществу, среди которых достой­ное место призвана занять и наука права.

Напротив, недоучет и тем более прямое отрицание указанной черты правовых знаний (в частности, сведе­ние права к феномену сугубо духовного, идеального по­рядка) приводит в практическом отношении к тому, что манипулирование правовой материей – как и в других случаях вольного манипулирования с объективными ре­альностями – оборачивается в практической жизни не­достатками, потерями, порой крупными, невосполнимыми. То есть приводит к крупным просчетам, к непонима­нию действительной роли, предназначения и смысла права в жизни людей, в судьбе общества, а в науковедческом отношении – к трактовке юриспруденции как дисцип­лины "низшего сорта", одного лишь узко понимаемого "юридического позитивизма". Да к тому же, скажу еще раз, что действительные законы законов, особенности и закономерности права, его тайны, действительно, так и останутся недоступными и неведомыми для юридической науки, что в общем-то будет и дальше оправдывать су­ществующее о ней невысокое мнение.

Глава вторая

Догма права

1. "Догма права" – знак и образ правовой материи

Исторические данные свидетельствуют, что пони­мание права как особого, весьма своеобразного явления действительности возникло уже в глубокой древности и притом – в связи потребностями жизни, практики. В связи с тем, что на первых ступенях развития челове­ческого общества появилась необходимость решать жиз­ненные ситуации, конфликты на твердом, строго нор­мативном, государственном основании. На том основа­нии, которым и является право.

Таким образом, понимание права как объективной реальности изначально явилось требованием самой жиз­ни, практики. При этом знаменательно, что право как основание для решения юридических вопросов стало пониматься знатоками юриспруденции, юристами-про­фессионалами в качестве догмы права. Почему?

Самое существенное здесь заключается в том, что этот термин (догма права) обозначает твердость и не­пререкаемость самой основы, в соответствии с которой решаются юридические вопросы. Ибо право, выражен­ное в законе, судебных прецедентах, других источни­ках, предстает и перед людьми, и перед государством в точном значении слова "догма", т. е. в качестве твердо­го, неизменного на каждый данный момент, непререка­емого основания для поведения людей и действий госу­дарства, выносимых им решений (если угодно, столь же "святого", непререкаемого, как и любая "догма").

Стало быть, выражение "догма права" в области юридической деятельности и знаний означает то, что объективное (позитивное) право, существующее в дан­ном обществе, в каждый данный момент, – это "то, что есть" – строго определенная "данность" и "неизменность". Причем, в отличие от политики и идео­логии, в юридической области это выражение, "дог­ма права", лишено привычных для многих людей не­гативных оттенков (таких, которые слышатся в сло­вах "догматик", "догматизм"). Это – вполне нормаль­ный, "добропорядочный" и даже профессионально престижный, знаковый в юридической области тер­мин, характеризующий образ права как объективной реальности.

Особенности догмы права

Говоря о значении выражения "догма права", нуж­но иметь в виду, что в "твердости" и "непререкаемос­ти" догмы права есть две плоскости.

Во-первых, действующее право, независимо от нашего отношения к нему и мер (назревших или даже уже предпринимаемых) по его изменению, нужно по­нимать и применять таким, каково оно есть на данный момент в существующих законах, других источниках права. Да, это могут быть неправедные и жесткие ре­шения власти, устаревшие регламенты и инструкции. Но это всегда лучше, чем ничем не ограниченный про­извол и беззаконие.

И второе. В праве, каким бы ни было конкрет­ное содержание законов, юридической практики и пра­восознания, есть своего рода жесткая объективная фак­тура – нечто твердое и постоянное, не подвластное вольному усмотрению и произволу, никакому правите­лю, должностному и научному авторитету (пока в уста­новленном порядке не изменены действующие юриди­ческие нормы, у нас – прежде всего закон). Это и есть "тело" права, правовая материя в точном значении этого понятия.

И, характеризуя это твердое и изначальное, нуж­но отметить, что догма права – это не только осо­бый участок явлений социальной действительности, но и ее особый мир. Важнейшая черта этого "особого мира" заключается в том, что право представляет со­бой логическую систему, неотделимую от формальной логики или шире – математической (символической) логики. Изначально заложенная в позитивном праве направленность на решение жизненных ситуаций, а отсюда – на обеспечение максимальной, предельной определенности в регулировании общественных отно­шений, на обеспечение ее максимально возможной точ­ности, строгости достигается прежде всего как раз при помощи того, чтобы все элементы правовой мате­рии подчинялись требованиям и правилам формальной логики. И в силу этого вытекающие из права выводы должны выражаться не в диалектических суждениях типа "и да, и нет", а в строгих заключениях – "толь­ко да", "только нет". С этой точки догма права явля­ется своего рода математикой в области права, в практической деятельности юристов. И кстати, вов­се не случайно методы, используемые в аналитичес­кой юриспруденции, близки к тем, которые относят­ся к математической логике и математическому мыш­лению.

И еще один момент, характеризующий догму пра­ва. Центральным звеном в догме права являются юри­дические нормы. В юридических нормах и через юриди­ческие нормы (по большей части в наших, российских условиях – через нормы законов) определяются и си­туации, требующие правового решения, и порядок, процедуры таких решений, а главное – правовые сред­ства разрешения юридических дел.

Таким образом, на уровне "догмы" право выступа­ет в качестве нормативного образования. Причем наше внимание тут сосредоточивается на юридических нормах, выраженных в законах, в кодексах, а отсюда – и на "самих" законах. И не только и даже не столько потому, что законы для нас, людей, живущих в рос­сийском обществе и во многих других странах (особен­но странах европейского континента), —• основной ис­точник юридических норм, и вследствие этого именно с законами в основном связаны вопросы понимания пра­ва и юридической практики. Главное здесь – то, что законы – это наиболее развитая форма закрепления юридических норм, законы получают распространение и в других юридических системах, и вовсе не случай­но во всем мире именно с законами (даже терминоло­гически) связаны представления о законности – стро­гом правовом порядке, который должен существовать в обществе.

Итак, для понятия "догмы права", наряду с логи­ческой четкостью охватываемых им представлений, ха­рактерны по крайней мере две особенности:

во-первых, в центре правовых представлений, от­носящихся к догме права, - - юридические нормы, вы­раженные в законе (иных источниках)',

и, во-вторых, "догматические" представления о праве сформировались и наличествуют, главным обра­зом, в связи с потребностями юридической практики (и что не менее важно – в соответствии с требовани­ями законности).

Зримая и незримая материя

Понятие "догма права" позволяет начать более де­тальный разбор того, что представляет собой "тело", материя права. И прежде всего – выделить в ней, ус­ловно говоря, зримые и незримые составляющие.

"Зримая" составляющая – это то, что на языке философии относится к внешней форме права. Это – законы, судебные прецеденты, иные источники юри­дических норм, выраженные, как правило, в письмен­ных документах.

Здесь, в данной плоскости, позитивное право выс­тупает как зримая реальность в самом прямом значе­нии: его можно "увидеть глазами" (на столе лежит кни­жечка, озаглавленная "Уголовный кодекс", в каждой статье которого – норма или какая-то ее часть), можно даже "подержать его в руках" (взять книжечку в руки, полистать ее, найти нужную статью). Словом, перед нами – доступный для наших ощущений, наглядный предмет.

Вспомним приведенные ранее соображения Б. А. Кистяковского о том, что право как реальность ближе к тому виду культурных благ, к которому относятся "произведе­ния скульптуры и живописи". В чем тут дело? А в том как раз, что в отличие от другого вида культурных благ (произведения литературы и музыки), здесь результат творчества органически слит с данным внешним предме­том – с данным, строго индивидуализированным ("од­ним") экземпляром творчества в его вещественном виде – монументом, изваянием, картиной. Причем в данном виде культурных благ (и в праве то же!) "слит­ность с предметом" следует понимать не в смысле отождествления указанных явлений с "материалом" (мрамором и холстом в отношении скульптуры и жи­вописи; письменными документами в отношении пра­ва). Главное – это то, что данные предметы, в том числе – коль скоро речь идет о праве – его ис­точники, в основном письменные документы, как бы опредмечивают мысль, творчество, намерения людей и придают соответствующим культурным бла­гам строгую определенность, устойчивость, посто­янство (вечность).

И вот с точки зрения "зримой" составляющей, по­зитивное право как наличная объективная реальность представляет собой такой продукт мысли и воли людей, который опредмечен, воплощен во внешней форме и вследствие этого возведен на такую степень "твердой реальности", которая превращает его в особое социаль­ное бытие – устойчивое, строго определенное, посто­янно действующее ("вечное"). Вот почему право дей­ствует в практической жизни и воспринимается людьми в качестве догмы, твердых реалий – строгих, точ­ных, постоянных и в принципе неизменных в нашей действительности, нечто такого, что и позволяет де­лать строго определенные выводы, давать четкую оценку событиям, совершать действия, поддерживаемые властью¹.

И все же, как это ни покажется неожиданным, самое существенное в праве – это его "незримая" со­ставляющая (то, что относится по философским опре­делениям уже не к внешней, а к внутренней форме).

Вот перед нами центральное звено догмы права – юридические нормы. Что же представляют собой юриди­ческие нормы при достаточно полной их характеристике?

На первый взгляд, и здесь как будто бы все "зри­мо" и "видимо". О существовании юридических норм свидетельствуют тексты Уголовного кодекса, Семейно­го кодекса, Гражданского кодекса, других норматив­ных документов, выделение отдельных статей, норма­тивных положений со словами "вправе", "не может ог­раничивать", "обязан возместить", да и просто таблич­ка в автобусе с указанием – "места для пассажиров с детьми и инвалидов".

Но стоит только повнимательней приглядеться к любым жизненным случаям, требующим решения на ос­новании юридических норм, так сразу же возникают воп росы. А почему, собственно говоря, упомянутые и дру­гие записи и формулировки свидетельствуют о наличии юридических норм? Именно норм, да притом юридичес­ких? Ведь юридическая норма должна обладать, как ус­тановили специалисты по праву, целым набором элемен­тов: указывать и на условия ее действия (эти условия назвали в юриспруденции "гипотезой"), и на взаимные права и обязанности субъектов ("диспозиция"), а глав­ное – на возможные юридические последствия ("санк­ции"). А в тексте законов: в отдельные положения, со­держащиеся в тех или иных статьях закона, посвящены только отдельным юридическим операциям, деталям и частностям, – в тексте наличествуют только какие-то укороченные фразы, чуть ли не их обрывки.

И вот тогда-то и нужно принять во внимание структуру (структурированность) права, юридичес­кую организацию соответствующих положений. С тем чтобы представить юридическую норму в целом, оказы­вается, необходимо вписать текст закона в модель ло­гической нормы – нормы со всем набором необходимых для нее элементов (гипотезой, диспозицией, санкцией).

Выходит, юридическая норма, казалось бы, простое, элементарное, наиболее наглядное, предельно зримое звено позитивного права, его догмы, одновременно пред­полагает существование незримых, невидимых компонен­тов – разнообразных связей и соотношений, включаю­щих в нечто "логически целое" иные компоненты, так­же входящие в правовую материю, и лишь в своей сово­купности, в единстве образующие юридическую норму.

Стало быть, юридическая норма, в какой-то мере обнаруживая свои особенности наличной реальности в формулировках отдельных статей закона, в полной мере раскрывается как юридическое явление в разнообраз­ных связях и соотношениях. И плюс к тому еще (как мы увидим в последующем) – в своей "заряженное™" на практическое осуществление, а отсюда – в соответству­ющих практических действиях людей. Так что юриди­ческая норма, казалось бы, очевидная и наглядная эле­ментарная "частица", в действительности в своих "види­мых" и не очень "видимых" особенностях выступает в качестве содержательно богатого, а главное структур­но сложного явления – звена особой правовой материи.

Следовательно, даже не примере одного, притом самого элементарного звена догмы права, юридических норм, выясняется, что собственная плотъ права кро­ется в организации правового материала, в юридичес­ких структурах. В последующем этот пример будет подкреплен и другими данными. Но уже сейчас следует сказать, что такого рода характеристика особенностей права имеет ключевое, принципиальное значение для решения многих вопросов правовой теории.

Основной секрет силы права

Принято считать, что в любом предмете (явлении) главное, самое существенное, что характеризует значе­ние и силу данного предмета, – это содержание. В мире вещей, во многих жизненных процессах так оно и есть (например, даже в сфере власти: могут существовать различные "формы" республик, монархий, но главное все же содержание власти, т. е. политический режим, демократический или авторитарный, тиранический).

В праве все куда сложнее. Здесь мы встречаемся с явлениями поистине поразительными, уникальными.

При всей исключительной важности в жизни чело­веческого сообщества экономического, политического, нравственного, иного фактического содержания зако­нов, юридических норм в области юриспруденции пер­востепенное значение принадлежит именно форме (ко­торая и образует своеобразную юридическую материю).

Конечно, фактическое содержание в текстах зако­нов, в других источниках как бы перемешано с юриди­ческими категориями, "юридически прописано". Тем не менее, во всех случаях оказывается возможным и од­новременно крайне необходимым в юридическом отно­шении различать, с одной стороны, конкретный факти­ческий материал, а с другой – исконно юридические категории (правовую материю). Например, в области зе­мельного и трудового законодательства, с одной сторо­ны, природные особенности угодий, труд и его интен­сивность, перерыв в труде (отдых), государственные решения по всем этим вопросам, а с другой – законы, иные документы и – что не менее важно – "приори­тет прав того или иного лица", "субсидиарное приме­нение", "правовое требование", "юридическое равенство" и т. д., что и представляет право "вовне", а глав­ное – организует содержание права, воплощает его в юридических структурах.

А теперь – внимание! – главный пункт, раскры­вающий смысл слитности права с его формой. Суть его в том, что иначе, без своего "проявления вовне", и главное – без обретения необходимых структурных ха­рактеристик позитивного права просто нет, как бы слова в данном случае ни звучали. И нет, стало быть, никакой силы у каких-то нормативов и решений, кото­рые хотелось бы видеть в качестве права.

Для обоснования этого призову на помощь одного из наиболее видных философов нашего времени М. Ма-мардашвили.

Вот что по тематике рассматриваемого вопроса, рас­крывая идеи одного из наиболее великих философов – Канта, пишет М. Мамардашвили: "Форма как возможность структуры, как нечто, что лежит в области полноты, есть для Канта такое образование, от свойств которого зави­сит все остальное в мире. В том числе социальные про­блемы, социальное благо человека, его нравственное бла­го как конкретного, то есть несвятого существа"¹.

И, характеризуя в этой связи миссию права в об­ществе в качестве формы, которая способна не давать основания для зла и несправедливости², М. Мамардаш­вили – достойный внимания момент! – привлекает в качестве примера институты суда и судопроизводства, когда у участников судопроизводства существует даже инстинкт правды³: "Инстинкт правды, – пишет философ, – хотя и будет в головах, но действовать будет форма. Лишь она... может нейтрализовать неизбежные человеческие потуги. Поэтому нам нужны не честные судьи, а независимые суды. Только это может скорре-лировать неизбежную случайность того, честен человек или бесчестен, глуп или умен"¹.

В этой связи М. Мамардашвили высказывает ряд соображений о праве и правосудии, суть которых сво­дится к тому в высшей степени важному для нашей сегодняшней жизни выводу, что высокоразвитое чув­ство формы означает в данной сфере жизни общества существование независимого и полновластного суда, способного противостоять беззаконию власти. "Очевид­но, – пишет М. Мамардашвили, – такое чувство фор­мы (а закон есть один из классических случаев формы) является очень деликатным и тонким продуктом, неким гумусом. Люди прекрасно понимают, – чтобы на земле что-то выросло, нужен культурный слой почвы, нуж­но создавать его сантиметр за сантиметром, довольно долго". И, обращаясь к примеру Пруссии, где в годы Фридриха Великого было как-то сказано – "В Прус­сии есть еще судьи", автор говорит: "И чтобы в Прус­сии времен Фридриха Великого такое могло быть есте­ственным образом сказано, до этого, очевидно, долж­но было пройти еще лет двести. Мы же и сейчас подоб­ного естественным образом сказать не можем, нам это просто в голову не придет. Так сколько же лет нам предстоит, если мы сегодня начнем?"²

Отсюда, помимо всего иного, как раз следует, что само право (именно как "форма"! – вот такой здесь парадокс и секрет) имеет свою материю – материю права, выраженную главным образом в его структур­ных характеристиках. И отсюда же следует, что сила права как формы (по выражению М. Мамардашвили, "воз­можность структуры", "нечто относящееся к полноте") – это сила собственной материи права, когда право сли­то с ее внутренней организацией, структурой.

Глава третья

Драма науки. Поиск