Глава XIX. Преступник или жертва

Сидящего в чемодане Жерома Фандора переполняла злость на самого себя за то, что он так глупо попался. Чем же закончится эта авантюра?

В то время, как незнакомцы с трудом несли тяжелый чемодан на улицу Раффэ, Жером Фандор принял окончательное решение. Не думая о последствиях, он сейчас станет кричать, двигаться, устроит ужасную возню, привлечет внимание прохожих — если, случайно, они будут, но выберется отсюда, чего бы это ему не стоило.

Для молодого человека оставался еще слабый луч надежды. Госпожа Бурра провожала незнакомцев до ворот. Последние в присутствии свидетеля, от которого им впрочем было нетрудно избавиться, но, несмотря ни на что, мешавшего им, будут все-таки сдержанны в поведении, когда Жером Фандор проявит свое присутствие. А уж он-то этим воспользуется…

Журналист собирался действовать; еще секунда — и он бы сделал это. Но Фандор услышал, что незнакомцы заговорили вновь и инстинктивно притих, чтобы послушать.

Первые же слова успокоили его. Лжекомиссар сказал, обращаясь к госпоже Бурра:

— Нам нужно будет найти такси или по меньшей мере фиакр, чтобы перевезти этот объемный ящик. Вы не знаете, где их можно найти?

— По правде сказать, месье, — отвечала хозяйка пансиона, — я боюсь, что в столь поздний час вы здесь ничего не найдете, но, если хотите, я могу послать Жюля на вокзал Отей?

— Договорились. Пусть идет и поторопится.

«Это меня успокаивает, — подумал Жером Фандор, — если эти ребята берут первый попавшийся фиакр, то не с намерением бросить меня в воду, чего я больше всего опасаюсь. Но, может быть, они сдадут меня в камеру хранения какого-нибудь вокзала либо отправят первым поездом в Карпантра или куда-нибудь еще! Это будет выглядеть необычно, но, в конце концов, я буду всего лишь безбилетным пассажиром и всегда смогу выкрутиться. И потом, какой прекрасный репортаж я напишу, вернувшись в „Капиталь“. Что обо мне думают в газете? Я уже двое суток там не появлялся. Все равно, когда они узнают…»

Жером Фандор продолжал прислушиваться, но собеседники не были словоохотливы и говорили только о самом необходимом.

Жером Фандор старался запомнить их голоса. Странная вещь, голос, который он то узнавал, то принимал за незнакомый, производил впечатление наработанного, неестественного, в некотором роде поддельного.

А нужно ли им было скрывать свои истинные голоса от госпожи Бурра? Она же их видела и могла бы в дальнейшем узнать. Она могла бы сказать, как они выглядели, имели ли бороды, были ли на них парики.

И если Жером Фандор все слышал, сидя в чемодане, то видеть ничего не мог. И все его гипотезы, относящиеся к внешнему виду злоумышленников на том и заканчивались. Отдаленный шум приближающегося фиакра давал повод думать, что Жюль преуспел в поисках на вокзале Отей. И действительно вскоре послышалась лошадиная рысь, и несколько секунд спустя запряженный экипаж остановился возле тротуара.

— Такси я не нашел, — объявил Жюль, подъезжая на коляске.

Кучер проворчал охрипшим голосом:

— Далеко-то ехать?

Псевдокомиссар полиции ответил голосом, определить который Жерому Фандору не удавалось:

— В префектуру полиция.

«Ну и ну! — подумал Жером Фандор. — Похоже, этот адрес дается, чтобы надуть старуху Бурра. По-моему, в дороге мы сменим маршрут. В общем, посмотрим! Сволочи, — выругался в мыслях молодой человек, когда незнакомцы взяли чемодан и начали его поднимать. — Они что, собираются воткнуть меня на переднее сиденье рядом с кучером да еще головой вниз? Вот уж, спасибо! Мы, должно быть, весим по меньшей мере килограммов девяносто, из которых я лично потяну на семьдесят!»

Однако Жером Фандор быстро успокоился.

После бесплодной попытки втиснуть слишком объемный и слишком тяжелый чемодан радом с кучером, решено было поставить его на заднем сиденье открытой коляски. Один из незнакомцев устроился на откидном сиденье, а второй — рядом с кучером.

Лжеполицейские попрощались с госпожой Бурра, оставшейся со своим слугой, и коляска печальной и тяжелой рысью, характерной для всех ночных колымаг, отъехала от дома на улице Раффэ.

Жером Фандор старался расслышать долетавшие до него обрывки разговора. Он только понял, что кучеру дали новый адрес.

Шум движущейся коляски мешал ему слышать разговор.

Вскоре по бледному свету, пробивавшемуся сквозь ячейки плетеного ивового чемодана, Жером Фандор понял, что приближается рассвет. Было уже около трех часов утра.

«Скоро мы приедем к месту назначения, — подумал он. — Мне кажется, что мои знакомые похитители чемоданов не заинтересованы в том, чтобы встретить кого-нибудь при свете дня в подобном экипаже. Но куда же, черт возьми, они меня везут?»

Напрасно Жером Фандор пытался определить по доносившимся до него звукам и неровностям дороги маршрут следования коляски — мостовая, грунтовая дорога трамвайные пути, внезапные повороты вплотную к тротуарам. Все это ему ни о чем не говорило.

Примерно после двадцати пяти минут пути извозчик остановился. Мужчины вышли, поставили чемодан на тротуар, заплатили кучеру, и он удалился.

«Вот мы и приехали, — подумал Жером Фандор, — что же мы теперь будем делать?»

Раздался звонок, очевидно, у каких-то ворот. Ворота открылись, и двое мужчин бесшумно взяли чемодан каждый со своей стороны, ругая сквозь зубы его чрезмерный вес.

Проходя под аркой, они произнесли неизвестное Жерому Фандору и такое невразумительное имя, что он не смог его запомнить. Затем последовал подъем по лестнице с остановкой на двух лестничных площадках.

«Три этажа! — сосчитал Жером Фандор. — Мы приближаемся к цели, и в конце концов я предпочитаю находиться в каком-нибудь здании, чем на дне реки. «

Ключ быстро повернулся в замке, чемодан втолкнули в комнату, послышался звук закрываемой двери. Жером Фандор очутился в какой-то квартире, несомненно, один на один с преступниками, может быть, отданный на их милость. Теперь Фандор оказался в полнейшей темноте. Очевидно, ставни были закрыты. Однако по звонко отдающему звуку шагов журналист понял, что на полу не лежал ковер.

В комнате была хорошая акустика, а следовательно, — мало мебели, и, возможно, отсутствовали обои.

Была ли это обычная квартира, мастерская или какой-нибудь холл?

Во всяком случае злоумышленники, принесшие его сюда, похоже, старались слишком не шуметь.

Вдруг крышка чемодана слегка прогнулась, ива заскрипела. Жером Фандор подумал, что незнакомцы открывают его тюрьму, и приготовился защищаться… Но после нескольких секунд размышлений он понял, что мужчины просто сели на чемодан. И начали беседовать.

На этот раз Фандор их прекрасно слышал. Можно было подумать, что разговор был начат специально для него. Страшно радуясь возможности узнать какой-нибудь важный секрет, он в волнении прислушался. Но, увы! Если он и слышал что-нибудь, то ничего не понимал.

Жером Фандор мысленно выругался от досады — злоумышленники говорили по-немецки. Казалось, прошел добрый час, прежде чем лжекомиссар полиции и его пособник ушли из комнаты, даже не закрыв входную дверь на ключ, что очень обрадовало Жерома Фандора. Он прекрасно понимал, что если ничто не помешает ему выбраться из чемодана, то он сможет спокойно уйти из загадочного помещения, в которое его принесли.

Вокруг царила абсолютная тишина.

Жером Фандор был убежден, что он в комнате один, однако, чтобы еще раз проверить это, он время от времени шевелился, покачивал чемодан, чтобы дать понять о своем присутствии тому, кто мог остаться поблизости…

По правде говоря, подобное поведение могло оказаться не очень разумным, но молодому человеку необходимо было найти выход из этой ненормальной ситуации. Каким бы большим и удобным ни был чемодан Элизабет Доллон, репортер не мог не почувствовать, как затекли мышцы, ведь со вчерашнего вечера он находился в этом не очень удобном положении, которое к тому же было трудно изменить в этой ивовой тюрьме.

На скромные сигналы Жерома Фандора ответа не последовало. Молодой человек слушал так внимательно, что, пожалуй, даже услышал бы чье-нибудь дыхание.

Значит, он был один, совсем один.

Жером Фандор решил попытаться выбраться.

Это оказалось делом нелегким. Чемодан был закрыт, и думать о том, чтобы выбить крышку обычными ударами, не приходилось. Поджигать же ее было очень опасно: Жером Фандор, несомненно, заживо сгорел бы раньше, чем смог бы выбраться, и потом, от огня идет дым. В общем неизвестно, чем все это могло бы кончиться. Такие неразумные действия достойны разве что этого балбеса Жюля.

Когда работаешь репортером, нужно иметь при себе целый арсенал, — и Фандор помимо обычных револьвера и коробки спичек носил с собой солидный охотничий нож с несколькими лезвиями, среди которых была и пилочка. Не без труда молодому человеку удалось извлечь его из кармана, и он принялся за штурм прутьев.

Тонкие и сухие веточки недолго сопротивлялись стальным зубьям пилочки. Жером Фандор с удовлетворением заметил, что ему понадобится минут десять, чтобы освободиться. Добровольный пленник рассчитал верно. Через четверть часа ему удалось высунуть голову и плечи из ивовой клетки.

Жером Фандор так резко и быстро вылез из своего тайника, что ободрал себе одежду и руки.

— Уф! — сказал журналист, вставая и разминая тело. — В общем, я хорошо отделался, и если не ошибаюсь, то я теперь хозяин дома, поскольку мне кажется, что никого кроме меня здесь нет. Хорошенькое дело!

Жером Фандор обернулся, бросив последний взгляд на ящик, в котором он только что прожил несколько часов, таких активных и полных впечатлений. Вдруг, разглядывая комнату, он неподвижно застыл с широко открытыми: от удивления глазами. Его нервно передернуло…

Между чемоданом, который находился в центре большой, совершенно пустой квадратной комнаты и окном с закрытыми ставнями, сквозь которые пробивалось утреннее солнце, Фандор заметил лежавшее на полу тело мужчины. Он совершенно не двигался и, казалось, глубоко спал.

После того, как первый страх прошел, Жером Фандор приблизился к загадочному незнакомцу, готовясь сразить его, если бы спящий надумал проснуться…

Подойдя поближе, Жером Фандор дотронулся до руки лежащего на полу и вскрикнул — рука была ледяной. Перед Фандором лежал труп.

Охваченный ужасом, журналист захотел взглянуть на лицо трупа, которое было повернуто к полу. Он с трудом поднял огромный могучий торс, посмотрел на лицо мужчины и вдруг, опустив труп, который упал на пол с глухим звуком, произнес:

— Томери, это Томери…

Это действительно был известный сахарозаводчик, бездыханно распростертый в пустой квартире!

Его лицо было фиолетовым, а черный язык слегка высовывался изо рта. Вне всякого сомнения, Томери был задушен.

И как знак высшей иронии убийца повязал вокруг шеи жертвы трехцветную перевязь комиссара полиции!

Ошеломленный, с путающимися мыслями Жером Фандор опустился на пол…

Понемногу, взяв себя в руки, журналист попытался спокойно оценить события, героем и свидетелем которых он был последние несколько часов:

«Если кто-то хотел сыграть злую шутку, то это у него получилось. Войди сейчас кто-нибудь, я не знаю, что бы я ему объяснил? Вот я один на один с трупом человека, которого я знаю, в квартире, которая мне незнакома, в квартале, о котором я не имею ни малейшего представления. Где я? У кого? Почему? Знали ли ночные злоумышленники, что я был в чемодане, или притащили меня в свое логово, не догадываясь об этом?»

Жером Фандор вытер вспотевший лоб и заметил, что ладонь его руки стала слегка влажной и красной — это кровоточили царапины, полученные им, когда он выбирался из своей ивовой тюрьмы.

— Час от часу не легче! — раздосадованно прошептал журналист. — Сейчас уже я не выгляжу святым Жаном. Труп, человек в крови рядом с ним… Что еще надо, чтобы тебя отвели в тюрьму? Отправиться в тюрьму не страшно, но отправиться туда с угрозой такого подозрения — это гораздо страшнее. А выбраться оттуда, наверное, будет почти невозможно. Тем более, что сбивающаяся с ног в безрезультатных поисках полиция будет рада убить одним выстрелом двух зайцев — убрать журналиста и найти виновного… Выбираться? Да! Но победителем! Никаких неосторожных шагов. Алиби — вот что мне необходимо. Хочется надеяться, что мой лжекомиссар и его сообщник убрались на какое-то время и не торопятся вернуться. Тем более, что они оставили здесь труп господина Томери. Какую еще роль мог играть этот недотепа? Преступник он или жертва? Но дело не в этом.

Теперь Жером Фандор слушал, что происходило за дверью прихожей, выходившей на лестницу.

Он быстро осмотрел квартиру, которая оказалась совершенно пустой. Найдя на кухне воду, Фандор умылся, убрав все следы крови. Он находился в зажиточном доме, по всей видимости, довольно элегантном. Квартира состояла из трех больших комнат — столовой, гостиной, спальни.

«В квартале Монсо, — подумал Жером Фандор, — за нее нужно было бы платить 20 000 франков, а на Гренель — только 1000 франков…»

Фандор взглянул на часы. Было семь часов утра.

Молодой человек посмотрел в замочную скважину и увидел, что с верхнего этажа спускается жилец, которого остановила консьержка:

— Господин Меркадье, мне принести вашу корреспонденцию?

— Не стоит, славная женщина, я спускаюсь, и вам не нужно будет подниматься на шестой этаж.

— Да нет же, месье, мне все равно надо подняться, чтобы убрать лестницу.

Этот разговор происходил на площадке того этажа, на котором находился Жером Фандор.

Сквозь отверстие, проделанное в двери для установки задвижки, он мог наблюдать за движением двух человек, встретившихся на площадке.

Господин Меркадье продолжал спускаться, а консьержка подниматься.

Сердце Жерома Фандора забилось сильнее, когда он понял, что консьержка приближается к двери квартиры, за которой он находился.

Может быть, новые жильцы, должно быть, переехавшие сюда недавно, раз вся обстановка комнаты, где он сейчас был, состояла из обыкновенного чемодана Элизабет Доллон и трупа, оставили ей ключ от квартиры?

Но нет, консьержка подмела лестничную площадку и стала подниматься выше… Жером Фандор слышал, как она поднималась, поднималась…

Тогда он решился приоткрыть дверь и выскользнуть на площадку.

Несмотря на все усилия, Жерому Фандору не удалось выйти тихо. Пол заскрипел под его ботинками — уже была весна, и ковры убрали. Он собирался спуститься, как уже знакомый ему голос консьержки спросил сверху:

— Кто там? Кто вам нужен?

Жером Фандор вздрогнул.

Слышала ли она, как он выходил из квартиры? Не попался ли он так глупо в тот момент, когда уже собирался ускользнуть?

Он чуть было не устремился со всей скоростью вниз, чтобы скорее пробежать три этажа, отделявших его от выхода. Ему хотелось бежать, мчаться из этого ужасного места, но он спохватился — у него внезапно появилась идея. Вместо того, чтобы спускаться, он поднялся на несколько ступенек и спросил консьержку:

— Господин Меркадье у себя?

— Нет, месье, он только что вышел. Я удивляюсь, что вы его не встретили…

«Неплохо, — подумал Жером Фандор, — какой-то господин Меркадье, которого я и в глаза не видел, оказывает мне редкую услугу».

Журналист повернулся и крикнул консьержке:

— Ничего, мадам, я зайду в другой раз.

И, насвистывая, руки в карманах, Жером Фандор спустился на первый этаж, вышел на улицу, смешался с прохожими и не без некоторого любопытства узнал, прочтя на первой попавшейся табличке название улицы, что находился всего лишь на улице Лекурб в Вожирар…

Глава XX. Под маской

Так что же произошло?

Вследствие каких загадочных приключений Жером Фандор оказался на улице Лекурб в компании с трупом финансиста Томери?

Чтобы узнать это, следует вернуться к тому дню, когда Жером Фандор сделал во Дворце Правосудия сенсационное заявление, вынудившее господина Фюзелье немедленно арестовать Элизабет Доллон.

Господин Томери работал у себя в кабинете, когда вышел слуга и сообщил, что какая-то дама хочет с ним поговорить.

— Какая-то дама? — спросил Томери. — Она представилась?

— Нет, месье, она сказала, что ее имя вам ничего не скажет, но что месье обязательно захочет ее принять, и отнимет она у него всего лишь несколько минут.

На столе сахарозаводчика грудились кипы всевозможных документов. Машинистки только что положили перед ним множество писем, дожидавшихся его подписи. Томери подумал:

«У меня работы еще на добрых полчаса… К дьяволу эту навязчивую личность…»

И он уже собирался ответить, что не может принять посетительницу, когда слуга добавил:

— Эта женщина заявила, что она пришла по поводу госпожи княгини Данидофф…

Томери был не только очень деловым человеком, он был еще и очень… влюбленным. Его предстоящий брак с княгиней, долго державшийся в секрете, был теперь известен всем. Он мог признаться себе, что влюблен. Имя княгини Данидофф развеяло его сомнения.

— Ну, хорошо. Пусть войдет.

Слуга на минуту исчез и вернулся с женщиной очень невзрачной внешности.

Томери встал и любезным жестом указал посетительнице на одно из широких кресел, стоящих у него в кабинете.

Но посетительница запротестовала:

— Я очень сожалею, господин Томери, что мне приходится вас беспокоить в такой час, когда у вас наверняка много работы, но дело, которое привело меня сюда, не терпит отлагательств, и я уверена, что оно вас заинтересует…

Это была маленькая женщина, неопределенного возраста, совершенно обыкновенная, но казавшаяся очень умной, и Томери был сразу же приятно удивлен ее простым и в то же время решительным поведением.

— Мадам, я слушаю вас. Чем могу быть вам полезен?.. Собеседница возразила:

— Месье, я пришла не для того, чтобы докучать вам надоедливыми просьбами. Я посредница в торговле драгоценностями и…

Она не успела закончить фразу, как Томери, улыбаясь, решительно встал:

— По правде говоря, мадам, в таком случае я догадываюсь о цели вашего визита…

— Но, месье…

— Нет, нет… С тех пор как было объявлено о моей свадьбе, я каждый день принимаю десяток ювелиров, золотых дел мастеров, торговцев мебелью и так далее. Я сожалею, но вы не убедите меня купить что-нибудь… У моей невесты полно свадебных подарков… Мне больше абсолютно ничего не нужно…

Но, несмотря на то, что финансист произнес эту фразу тоном, не допускающим возражений, несмотря на то, что он встал, чтобы лучше выразить свое намерение закончить разговор, женщина продолжала сидеть, уютно устроившись в кресле.

И, похоже, совсем не собиралась уходить.

— Следовательно, мадам, — продолжил Томери…

Но он не успел закончить мысль. В ответ на его едкое замечание собеседница засмеялась.

— Месье, вы слишком быстро решили, — сказала она, — что я не могу вам предложить ничего интересного… Впрочем я пришла не для того, чтобы предлагать вам какие-то драгоценности, обычные драгоценности…

Теперь наступила очередь Томери улыбнуться:

— Мадам! Я не совсем понимаю, вы сами признаете, что ваш товар не является исключительно выгодным!.. Но еще раз…

Торговка жестом прервала финансиста:

— Я прошу вас, месье, выслушайте меня! Я торгую бриллиантами, но я не предлагаю вам купить их. Речь идет о другом…

Она выдержала паузу, и на этот раз удивленный Томери смотрел на нее, не произнося ни слова.

— Как вам известно, месье, — продолжила посредница, — продавцы бриллиантов по роду своей профессии должны ежедневно встречаться со многими ювелирами. И вот случайно я обнаружила у одного ювелира, имя которого позвольте не произносить, жемчужное украшение, которое представляет для вас, я в этом убеждена, чрезвычайный интерес…

— В последний раз, мадам, мне не нужны чрезвычайно интересные вещи!

Женщина по-прежнему загадочно улыбалась.

— Есть вещи, от которых не отказываются! — заявила она…

Она достала из кармана нечто вроде небольшого футляра из замши, не обращая внимания на видимое нетерпение Томери, открыла его, выбрала две жемчужины и протянула их финансисту:

— Не хотите ли на них взглянуть? Они прекрасны, не правда ли, господин Томери?

Она протянула жемчужины таким естественным жестом, что сахарозаводчик не смог удержаться от желания посмотреть на них.

— Действительно, мадам, эти жемчужины прекрасны. К сожалению, моя компетенция в этом вопросе, если бы я был потенциальным покупателем, не позволяет мне купить их без предварительного совета, а с другой стороны, повторяю вам, я не нуждаюсь в подобном приобретении…

«Какого черта! — подумал финансист. — Эта торговка просто какая-то интриганка! Раз уж я не могу избавиться от нее по-хорошему, придется становиться неприятным!..

Но, несомненно, женщина была решительно настроена не уходить и снова повторила:

— Месье, вы совсем в этом не разбираетесь, так как я уверена, что в противном случае вы не отдали бы мне жемчужины, которые я вам только что предложила…

— Но, мадам!..

— И я уверена, что, если бы их держала в руке княгиня Соня Данидофф, она бы ими очень заинтересовалась…

«Ну и ну! Что этим хочет сказать загадочная посетительница? Что необычного в только что предложенных мне жемчужинах?»

И вдруг у Томери возникло подозрение.

— Откуда у вас этот жемчуг, мадам?

При этом вопросе женщина встала.

— Господин Томери, — заявила она, — мне, конечно же, очень жаль, что я заставила вас потерять ваше драгоценное время. Кстати, я должна вам категорически заявить, что сейчас я уверена в том, о чем недавно лишь догадывалась… Однако мне кажется, что вы достаточно поняли мою мысль и не сомневаетесь в том, с каким интересом госпожа княгиня Соня Данидофф познакомится с этими драгоценностями…

— Действительно!..

— Следовательно, господин Томери, я прошу вас соблаговолить показать эти жемчужины госпоже невесте и затем предупредить меня о принятом вами решении. И, если вы будете покупателем, я надеюсь, что смогу предложить вам эту драгоценность на исключительных условиях…

По всей видимости Томери был в нерешительности…

Он думал, глядя на жемчуг, который держал в руке:

«Похоже я не ошибаюсь! Можно поклясться, что это часть украшения, которое было украдено у Сони на моем последнем балу…»

Финансист медлил с ответом. Женщина смотрела на него улыбаясь и как будто догадывалась о мыслях сахарозаводчика…

«Значит, эта торговка, — думал Томери, рассматривая товар, — может быть просто информатором полиции? Одна из тех женщин, которые, будучи продавцами в глазах окружающих, в действительности же работают на префектуру и общаются с ювелирами, чтобы быть в курсе сделок, которые могут заключаться и касаться украденных предметов».

Он уже был готов задать вопрос: «Кто же вы, мадам?», — но сдержался.

Если уж посредница не захотела предстать перед ним в своем истинном облике, значит, она хотела выглядеть в его глазах обыкновенной перекупщицей… И потом, можно предположить, что эта женщина — действительно скупщица краденого.

Внезапно Томери решился.

— Мадам, завтра днем я увижу госпожу княгиню Соню Данидофф. Не могли бы вы оставить мне эти жемчужины? Я покажу их ей и, если она проявит к ним интерес, возможно, нам удастся договориться…

— Дорогая моя, вы очень любезны, не обращая внимания на то, каким образом я пытаюсь уговорить вас выбрать для себя это украшение… С моей стороны было бы более правильным просить вас пойти со мной к какому-нибудь известному ювелиру, но я вам просто признаюсь: мне предложили этот жемчуг на очень выгодных условиях. Вот поэтому, если он вам нравится, я был бы счастлив украсить им вашу прелестную шею…

Княгиня Соня Данидофф весело усмехнулась и ответила Томери:

— Мой дорогой друг, ради бога, никогда не стесняйтесь в таких вопросах! Помните, что можно быть галантным и без подобных пустяков… Мне кажется, мы с вами слишком хорошие друзья, слишком серьезные люди, чтобы обращать внимание на подобные детали… Жемчуг не становится менее красивым от того, что его покупают у малоизвестного ювелира, и клянусь вам, что я слишком люблю драгоценности сами по себе, чтобы, выбирая их, смотреть на футляр, в котором они находятся…

Томери поклонился.

— Итак, закончим вступление, — сказал он, — вот, дорогая Соня, две жемчужины, оставленные мне в качестве образца… Вы мне доставите громадное удовольствие, посмотрев на них внимательно, очень внимательно… Как вы только что говорили, оставим ненужные любезности и, если они вам нравятся, скажите мне об этом откровенно…

Княгиня взяла обе жемчужины, прошла через большую гостиную, где она находилась со своим женихом, приблизилась к одному из окон и приподняла гардину, чтобы лучше видеть блеск жемчуга.

— Это же настоящее чудо! — воскликнула она. — Друг мой, вы совершите безумный поступок!..

— Вы действительно находите, что эти жемчужины красивы?

— Конечно. У них превосходный блеск и чудесная правильная форма… Знаете, дорогой мой, я никогда не видела ничего подобного, разве что те, которые у меня украли… Мне было очень больно, что я их потеряла… Вы ведь знаете, они перешли ко мне от моей бедной матери… Я никогда не подумала бы, что смогу увидеть жемчуг подобного качества…

— Вы считаете, что у них такой же красивый блеск?

Соня Данидофф все еще рассматривала две жемчужины, преподнесенные ей женихом.

— Это удивительно, — вдруг сказала она, — по некоторым особенностям их блеска, клянусь вам, мой дорогой друг, мне кажется, что вы мне преподносите мой собственный украденный жемчуг…

Томери, казалось, только и ждал этих слов.

— Соня, вы действительно считаете, что он похож на жемчуг того колье, которое украли у вас в моем доме?

— Я вам повторяю, что они совершенно идентичны…

— Мне кажется, моя дорогая, вы не ошибаетесь. У меня есть причины, чтобы предположить, что вы действительно держите в руках две из ранее принадлежавших вам жемчужин…

И Томери рассказал невесте о странной посетительнице и о ее предложении.

Услышав это, Соня Данидофф воскликнула:

— Но вы же не пойдете к этим людям совсем один?

— Почему?

— Если предположить, что это грабители…

— Ну и что?

— Они будут знать, что у вас при себе крупная сумма денег, поскольку вы собираетесь приобрести жемчуг. Поступить так — совершенно неблагоразумно…

Сахарозаводчик пожал плечами.

— Вы шутите! — сказал он. — Если бы преступники намеревались устроить мне ловушку, они нашли бы тысячу других способов, и потом, необходима большая смелость, чтобы посоветовать мне показать вам этот жемчуг заранее и привлечь мое внимание к тому, что речь идет об украденных жемчужинах!… Нет… нет… успокойтесь. Эту торговку не могли подослать преступники. Она просто осведомительница полиции, принявшая меры предосторожности, и, идя за ней, я не подвергаюсь никакому риску…

Соню Данидофф мало убеждали аргументы сахарозаводчика…

— И все-таки меня это пугает, — сказала она, — если вам кажется, что вы не подвергаетесь никакой опасности, позвольте мне пойти с вами. Мы вместе пойдем и опознаем этот жемчуг.

— Согласиться на подобное предложение было бы последней бестактностью с моей стороны. Одно из двух: либо нет никакой опасности, и я буду сожалеть о том, что вытащил вас в такую мерзкую погоду, либо опасность есть, и я буду еще больше сожалеть о том, что вы подвергаетесь подобному риску вместе со мной… Пожалуйста, Соня, не настаивайте… Я же не ребенок! И я буду внимателен…

Несколько минут спустя сахарозаводчик покинул молодую женщину и направился в «Кафе де ля Пэ», о встрече в котором он договорился с посредницей в торговле бриллиантами…

Она уже ждала Томери и встретила его самой благосклонной улыбкой.

— Я убеждена, месье, — сказала она, — что госпожа Соня Данидофф заинтересовалась предложением, которое вы ей сделали?

— Действительно… Не хотите ли вы сразу же проводить меня к вашему ювелиру?

— Как вам будет угодно, месье. Так даже лучше…

Сахарозаводчик подозвал фиакр и устроился в нем вместе с торговкой, которая на ходу бросила адрес кучеру.

Когда минут двадцать спустя они сошли у дверей дома, где жил владелец жемчуга, Томери о нем так ничего и не узнал. Торговка очень умело отвечала на его вопросы, ограничиваясь лишь сведениями о примерной стоимости жемчужного ожерелья… А это-то меньше всего интересовало сахарозаводчика!..

Они поднялись по скромной лестнице на третий этаж и позвонили в маленькую одностворчатую дверь.

— Кто-то идет нам открывать, я слышу шаги…

Дверь приоткрылась.

— Кто там? — спросил мужской голос.

— Я, друг мой…

Дверь широко распахнулась…

— Проходите, месье…

Но как только Томери сделал несколько шагов, следовавшая за ним торговка набросила вокруг шеи шелковый платок и, упираясь коленом ему в спину, попыталась сделать то, что называют «пинком папаши Франсуа», причем с геркулесовской силой. Сильный и энергичный, Томери не потерял присутствия духа. Он знал, что силой противостоять такому приему невозможно и решил схитрить. Он энергично отбросил тело назад, пытаясь сбить с ног душившую его женщину. Из груди его раздались хрипы.

На секунду Томери показалось, что он сможет высвободиться от сжимавших горло тисков… но из темноты вдруг появилась фантастическая фигура человека, тело которого плотно облегало нечто, похожее на черное трико, скрывавшее его с ног до головы. Лица, скрытого под маской, не было видно… Человек с кинжалом в руке бросился на Томери…

Томери не успел сделать какое-либо движение, как человек в маске уже пронзил его грудь.

Отныне сахарозаводчик стал всего лишь трупом, тщетно дергавшимся в последних судорогах.

— Ну вот, — сказал незнакомец торговке, которая встала и оттолкнула тело несчастного Томери ногой, — каждому свое…

— Черт возьми, патрон! Мне уже казалось, что он меня раздавит и я буду вынужден освободить его!.. Хорошо, что вы вмешались…

Человек в маске пожал плечами:

— Я был совершенно незаинтересован, чтобы он высвободился… Скажите-ка, никто не догадывается?..

— Никто, патрон. Он пришел сюда, как агнец на заклание…

— А княгиня Данидофф?

— Дамочка, наверное, сейчас в ожидании своего нежного друга… Я бы вам не советовал навещать ее!..

— Замолчи, болтун, — внезапно приказал бандит в маске. — Переодевайся!.. Сматываемся отсюда!.. У нас еще есть работа.

— Вечером?

— Да, вечером…

И в то время, как посредница в торговле бриллиантами снимала с себя юбки, корсаж и постепенно принимала вид мужчины, бандит в маске добавил:

— Нибе! Ты превосходно сыграл свою роль, однако я еще раз повторяю, что сегодня вечером нам еще предстоит поработать… Так что поторапливайся… Тебе удалось подложить в документы этого идиота квитанции о квартплате, которые позволят полиции найти эту квартиру?..

— Да, патрон…

— Хорошо!.. В таком случае нам остается только уйти…

Вечером этого дня Жером Фандор, выбравшись из чемодана, обнаружил труп сахарозаводчика.