Можно ли предугадать, как «слово наше отзовется»

В предыдущем разделе были затронуты различные нормы, которым должен следовать человек, осуществляющий публичную коммуникацию. Часть коммуникативных норм соответствует критериям «хорошо / плохо», «правильно / неправильно», «удачно / неудачно». Такие нарушения обычно охватываются термином «коммуникативная неудача» и определяется как «полное или частичное непонимание высказывания партнером коммуникации, т.е. неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего (пишущего)» [Лисицкая 2009. Электронный ресурс http://cyberleninka.ru/article/n/kommunikativnye-normy-i-lingvisticheskaya-bezopasnost-sovremennyh-mediatekstov].

Конфликтное речевое поведение зачастую является нарушением не только коммуникативных, этических, эстетических норм, но и различных законов («Закона о СМИ», «О рекламе», определенных норм, прописанных в уголовном, административном законодательстве). Любое речевое поведение мотивировано разными факторами: условиями речевой ситуации, поведением коммуникативного партнера, состоянием коммуникантов, количеством и качеством передаваемой информации, профессиональными умениями и навыками и пр. Реализуя интенцию (основное намерение), далеко не всегда говорящий (журналист в том числе) достигает цель задеть, оскорбить, унизить адресата, распространить про него намеренно лживую информацию, создать недобросовестную рекламу или сходный до степени смешения в другим товарный знак, призвать к физическому унижению кого-либо по признаку принадлежности к расе, народности, религиозной группе и т.п.

М.А. Осадчий акцентирует внимание на том, что адресант (создатель) речевого сообщения «реализует комплекс собственно коммуникативных намерений, связанных с достижением практических целей общения – передачи информации, убеждения, побуждения адресата к чему–либо и т.п.» [Осадчий 2013: 12].

Иначе говоря, адресант не имеет намерения нарушить закон, но его коммуникация после речевого события может быть оценена и бывает оценена с юридической точки зрения как правонарушение, поскольку подпадает под действие статей соответствующих законов РФ. Процесс квалификации коммуникативного события как правонарушения охватывается понятием юридизации.

Важным параметром для юридизации коммуникации является публичность. Конфликтная коммуникация, конфликтный текст, оцениваемые с юридических позиций, должны обладать этим параметром. Этот критерий актуален для определения признаков возбуждения ненависти и вражды, унижения человеческого достоинства в рамках ст. 282 УК РФ, призывов к экстремистской деятельности в рамках ст. 280 УК РФ (в этих статьях разграничены публичность и использование СМИ), оскорбления в рамках с. 5.61 КоАП РФ.

Границы понятия «публичность» не до конца ясны. Непонятно, сколько человек должны участвовать в коммуникации, чтобы таковую признали публичной? А.А. Леонтьев квалифицирует публичность с помощью указания на жанры речевой деятельности. Он считает публичными призывы, заявления и пр., высказанные на митингах и других мероприятиях, в радио- и телепередачах, написанные на плакатах, транспарантах и показанные в местах массового скопления людей, опубликованные в книгах, статьях, распространяемые в Интернете [Леонтьев 2008: 116 и далее].

М.А. Осадчий считает такое определение работоспособным, но не точным, т.к. оно не «содержит критериев публичности, являясь, по сути, открытым списком возможных вариантов» [Осадчий 2013: 15].

Другой известный лингвист-эксперт К.И. Бринев описывает данный феномен через характер действия говорящего. «Публичность означает, что действия совершены в присутствии иных лиц либо, если говорящий рассчитывал на ознакомление с распространяемой информацией, неопределенного круга лиц (например, расклеивание листовок)» [Бринев 2012:15]. Он подчеркивает, что данный признак является «условной юридической конвенцией, которая лишена эмпирического содержания, и вопрос о том, когда перед нами публичные действия, а когда нет – является вопросом решения (договоренности)» [там же].

з сказанного можно сделать следующие выводы:

· СМИ в силу своей специфики обнародывания, опубликования информации охватываются понятием публичности и даже массовости (недаром таковыми средствами они и называются), что отражено в ФЗ «О средствах массовой информации». В законе дается конкретное определение массовой информации и СМИ: «Под массовой информацией понимаются предназначенные для неограниченного круга лиц печатные, аудио-, аудиовизуальные и иные сообщения и материалы; под средством массовой информации понимается периодическое печатное издание, сетевое издание, телеканал, радиоканал, телепрограмма, радиопрограмма, видеопрограмма, кинохроникальная программа, иная форма периодического распространения массовой информации под постоянным наименованием (названием)» [ст. 2. ФЗ «О средствах массовой информации» Режим доступа: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=LAW&n=201144&fld=134&dst=100006,0&rnd=0.414436651454692]

· Размещение информации в сети Интернет также соответствует этим двум явлениям (количество одновременных просмотров может быть огромным). Но далеко не все форматы передачи информации в сети Интернет, обладая публичностью или массовостью, будут соответствовать понятию «средство массовой информации». Согласно закону, для этого они должны обладать периодичностью, постоянным наименованием.

Массовость, согласно закону и семантике слова в узусе, есть неограниченный круг лиц. Публичность такого широкого охвата не предполагает. Следовательно, количественный критерий может варьироваться в зависимости от необходимости оценивания коммуникативной ситуации и речевых действий ее участников при неясности окончательной квалификации.

Ясно следующее:

· публичность и медийность не одно и то же;

· публичность шире медийности;

· публичная коммуникация шире коммуникации в СМИ. Можно, не прибегая к помощи последних, распространить информацию лично – например, написав и разослав письма нужным адресатам или распространив созданные самим листовки (что может быть квалифицировано при наличии соответствующего содержания правовыми инстанциями; уровень ответственности при этом будет разный, т.к. за разные деяния будет применяться различное законодательство).

· медийность – всегда публичность и массовость: при опубликовании информации, негативных сведений, осуществлении конфликтной коммуникации в СМИ доказывать наличие публичности излишне, влияния на массовую аудиторию во много раз сильнее, скорость распространения информации в ней намного выше.

Лингвисты полагают, что можно разграничить медийность и публичность по критерию адресата: адресат медийной аудитории является массовым, не ограниченным и не структурированным. Адресат публичной коммуникации является множественным [Анисимова 2002: 25-26]. Отличие может состоять в ограничении доступа к информации (просмотреть официально зарегистрированный новостной портал в Интернете или передачу по телевидению могут огромное количество человек, а пойти на митинг или собрание – гораздо меньшее число людей). См. рассуждения об этом и о критериях публичной коммуникации в [Осадчий 2013: 15-19] и его выводы об актуальности для судебно-лингвистической оценки двух из них – критериев адресата и тематики [там же: 20].

Если критерий адресата мы обсудили, то критерий содержания (в первую очередь конфликтного) будем рассматривать далее.

Конфликтное речевое поведение может реализовываться в разных формах – конфликтного текста, дискурса, речевой ситуации.

Н.Д. Голев, придерживающийся широкой точки зрения на речевой конфликт и конфликтное речевое поведение, считает, что «любой коммуникативный акт потенциально конфликтен, любое высказывание хранит в себе потенциал непонимания, недопонимания, «не так понимания», двусмысленного понимания. Каждый речевой акт и каждое речевое произведение при определенных условиях может привести к необходимости юридического разбирательства» [Голев 2003а, с. 35]. Лингвист даже выделяет инвективную функцию языка на том основании, что «любой язык содержит набор лексических и фразеологических инвективных средств, интонационных схем, схем речевого поведения, обслуживающих зону инвективности» [Голев 2003а, с. 35].

Заметим, что сам язык не конфликтогенен, хотя и содержит инвективные лексические, грамматические, стилевые и прагматические наборы. Все дело в пользователях языка и в том содержании, которое они связывают с этими единицами и с их употреблением в определенных коммуникативных ситуациях, конфликтных намерениях говорящих при порождении речи и способах интерпретации смыслового содержания при ее восприятии.

В языке всегда есть потенциал для конфликтного речевого поведения и механизмы защиты от него. Речевое поведение конфликтного и «защитного» типа реализуется через систему определенных стратегий и тактик. Именно они в первую очередь определяют наличие / отсутствие конфликта / защиты от него. Употребление потенциально конфликтных речевых средств при отсутствии соответствующего намерения и его реализации через определенные стратегии и тактики не приведут к развитию конфликта. И наоборот.

Ср. три публичные ситуации:

· водители беседуют по поводу состоявшейся рыбалки исключительно с помощью абсценной лексики, при этом каждый с ее помощью выражает свое восхищение состоявшимся событием;

· двое соседок встретились во дворе дома и одна набросилась на другую с кулаками и криками неабсценного характера «Дрянь такая! Опять ты моего кота пыталась извести!»;

· в ходе пресс-конференции известный политик в ответ на вопрос журналистки сказал: «Женщина! Что ты лезешь с своими вопросами! Сиди дома, раз не научилась вопросы задавать и к интервью готовиться!»

Первое коммуникативное событие реализует комплексный речевой жанр «Воспоминание-восхищение», в рамках которых нелитературная лексика передает позитивные эмоции собеседников.

Вторая коммуникация содержит конфликтные речевые жанры «Оскорбление», «Упрек», переданных с помощью литературных оценочных слов. Жанр оскорбления реализован с помощью классической семантической формулы указания на негативные свойства собеседника (Х есть Y, где Y – негативная номинация, передающая отрицательные свойства, признаки и пр.).

Третий тип коммуникации устроен сложнее. В нем конфликтные речевые жанры упрека, приказа реализованы с помощью литературных и разговорных средств эксплицитно (прямо), а жанр оскорбления – косвенно (через указание на плохой профессиональный уровень журналистки и ее недостаточную подготовленность к конкретной деятельности). Косвенность оскорбления состоит в том, что в рамках коммуникативного события семантическая формула оскорбления не была реализована. Общая конфликтность события состоит в том, что в публичной коммуникации, транслируемой по телевидению в прямом эфире, говорящий не только обращается фамильярно к журналистке (на «ты»), но и перебивает ее, унижает по признакам пола (по принципу «место женщины на кухне») и профессиональной принадлежности (указывает на ее плохой профессиональный уровень), выбирает императивную форму речи.

Первые две ситуации публичны, из них только вторая конфликтна и может стать предметом судебного разбирательства. Третья ситуация и публична, и медийна, была предметом судебного анализа, правда, не по причине неэтичного поведения журналиста.

Такие ситуации типичны, частотны, реализуют типовые модели поведения, в частности, конфликтного. На этом основании лингвисты говорят о существовании особых фреймов – фрейма «конфликт», реализующего хорошо знакомую носителям языка конфликтную ситуацию и заданные параметры конфликтного речевого поведения коммуникантов: «ты – такой», «сам ты такой!», «у тебя то-то», «а у тебя еще хуже», и фрейма «защита от конфликта», реализующего стратегии «ухода от конфликта, разрешения конфликта, бесконфликтного общения» [Третьякова 2002]. Яркий пример речевого поведения «защитного типа» являет диалог из известного фильма «Любовь и голуби», когда обманутая жена набросилась на соперницу с криками и инвективой в качестве ее наименования: «С…чка крашена!», а та ответила: «Почему крашеная?! Это мой натуральный цвет».

Оценивая разные типы речевого поведения с позиций конфликтности, Н.Д. Голев выделяет ряд нарушений, квалифицирует их на языке права.

Первый тип- речевое хулиганство. Его ярким проявлением ученый считает «сквернословие в общественных местах, которое сейчас редко становится предметом судебных дел … если есть граждане, которых ранит бранное слово, где бы оно ни было произнесено, право и правовые органы обязаны защищать их (см. [22-23])» [Голев 2002: 110-123].

Второй тип - речевое убийство («слово – оружие», «слово убивает», пока остаются метафорами»). Н.Д. Голев приводит такой пример из своей юрислингвистической практики, в которой «была экспертиза дела, в котором одна женщина обвинила другую – свою родственницу К. в клевете. Клевета, по ее мнению, заключалась в том, что К. обвиняла истицу в убийстве свекора, который покончил жизнь самоубийством. Лингвистический аспект здесь возник потому, что суициду предшествовал обмен репликами ответчицы и свекора, который спросил: «Можно ли отравиться хлорофосом», на что ответчица сказала «Да!», добавив раздраженно: «Как ты мне надоел!». В этой связи появилась необходимость оценки роли ее реплики в последующей драме» [там же].

Третий тип связан с понятием морального вреда (морального ущерба) в рамках дел о защите чести и достоинства и связанного с ним словесного оскорбления.

Четвертый тип -речевое воровство, которое «ассоциируется прежде всего с плагиатом, за этим понятием стоит сложнейшая лингвистическая проблема – тождество текстов» [Голев 2002: 110-123].

Пятый тип - речевое мошенничество.К нему лингвистотносит манипулятивное использование языка, в рекламе, в политике (например, в предвыборных кампаниях), в (около)медицинской практике.

Шестой тип- превышение власти.Его Н.Д. Голев усматривает, с одной стороны, в области волевых решений многих специальных языковых (и «околоязыковых) проблем, с другой - в сфере действия «определенной реалистичностью метафоры, обозначающей СМИ как «четвертую власть» [Голев 2002: 110-123].

Последний тип речевого правонарушения – «злоупотребление словом автора публикации». Лингвист говорит о том, что такое конфликтное речевое поведение, «приводящее к тому, что персонаж публикации чувствует обиду, ущемление достоинства или ущерб его деловой репутации, во многом является следствием именно того, что автор «завышает свои права», и это нередко поддерживается прецедентами безнаказанности» [Голев 2002: 110-123]. Причины безнаказанности ученый видит в том, что «не каждый обиженный персонаж пойдет (тем более, что дела такого рода, как показывает практика, нечасто выигрываются потерпевшей стороной), отчасти из-за того, что общественное мнение склонно преуменьшать значимость таких правонарушений (ср. пословицу: «называй хоть горшком, только в печку не ставь»)» [там же].

Следует отметить, что описанная Н.Д. Голевым в 2002 году ситуация изменилась: количество исков по делам о защите чести, достоинства, делово репутации значительно возросло. В нашей экспертной практике есть случаи, многосторонних исков к изданиям, когда в одной серии исков владелец, журналист и главный редактор выступают как истцы, а в другой – как ответчики. Конечно, нельзя предусмотреть все правовые риски, но стараться не опубликовывать непроверенную, заведомо ложную информацию, не унижать физических и юридических лиц, задевать их деловую репутацию исключительно негативными характеристиками, можно и нужно, поскольку «от правильного определения информационной природы опубликованного, переданного в эфир материала зависят не только его восприятие, но и его юридическая оценка, квалификация и правовые последствия» [Обелюнас 2012: 4]. Для этого журналисту нужно хорошо представлять, какие текст, речь, коммуникация являются реально или потенциально конфликтными.

Прежде чем характеризовать конфликтные тексты, дадим общее определение текста. В лингвистике существует их достаточно большое количество – больше 200. Становимся на достаточно широком определении. Именно оно чаще всего приводится в работах по теории коммуникации, теории лингвистической экспертизы, медиалингвистике.

Текст- «это продукт речевой способнос­ти человека, используемый в коммуникации между людьми и в общественной коммуникации между политическими субъектами» [Баранов 2005:12].

Ср. с другими определениями:

Г.А. Солганик: «Текст (от латинского textus – ткань, сплетение, соединение) можно определить как объединенную смысловой и грамматической связью последовательность речевых единиц: высказываний, сверхфразовых единиц (прозаических строф), фрагментов, разделов и т.д.» [Солганик 2000:16].

И.Р. Гальперин: «Текст – это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типологией документа; произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единиц), объединенных типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» [Гальперин 2006: 18-19].

Основная часть лингвистов понимает текст как результат творческой речевой деятельности, существующий в виде единого в смысловом отношении, цельного, связного, оформленного по жанровым, стилевым, коммуникативным и иным законам определенного языка и культуры произведения. Формально текст завершен, в смысловом отношении он представляет собой относительно законченную, открытую для интерпретации читателем систему.

Является таковым медийный продукт вообще и журналистский текст в частности? Параметры цельности, связности, относительной завершенности, жанровой и иной оформленности присущи и ему. У медийных и интернет-текстов есть не только вербальные, но и аудиальные, зрительный форматы (такие тексты называют поликодовыми или креализироваными). Они не только «статичны», но и «динамичны» (это касается текстов рекламы, телевизионных текстов, мультимодальных текстов и гипертекстов).

Такие свойства они приобретают в массовой общественной коммуникации.

От коммуникации как обычного общения, происходящего между несколькими участниками, общественная коммуникация, отличается рядом свойств. А.Н. Баранов предлагает 3 отличия общественной коммуникации от обычной: 1. Субъектные особенности - «в качестве участников этой коммуникации выступают и отдельные люди, и политические субъекты». 2. Отложенный характер - «общественная коммуникация чаще всего оказывается не непосредственной, а отложенной, т.е. реакция на речевое сообщение следует не сразу, а через ка­кое-то время. Зато и количество реакций неограниченно - в отличие от обычного диалога между двумя людьми». 3. Семиотическая усложненность - «общественная коммуникация усложнена за счет множества семиотических кодов. Кроме собственно языка, в ней используются коммуникативные акты-события, язык ис­кусства, ритуал и другие феномены коммуникативного взаи­модействия между людьми» [Баранов 2005: 12].

Лингвист считает коммуникацией «сферу рекламы, кон­куренцию брендов, товарных марок и товарных знаков. Все это так или иначе обсуждается в научной литературе под термином «текст» [там же].

Ярко выраженную коммуникативную направленность имеет еще одно понятие – дискурс. Его определяют как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (КОГНИТИВНЫХ процессах). Д.- это речь, «погруженная в жизнь». … Д. включает паралингвистич. сопровождение речи (мимику, жесты), выполняющее след. осн. функции, диктуемые структурой Д.: ритмическую («автодирижирование»), референтную, связывающую слова с предметной областью приложения языка (дейктич. жесты), семантическую (ср. мимику и жесты, сопутствующие нек-рым значениям), эмоционально-оценочную, функцию воздействия на собеседника, т. е. иллоккутивную силу (ср. жесты побуждения, убеждения). Д. изучается совместно с соотв. «формами жизни» (ср. репортаж, интервью, экзаменационный диалог, инструктаж, светская беседа, признание и пр.)» [Лингвистический энциклопедический словарь. Режим доступа: http://lingvisticheskiy-slovar.ru/description/diskurs/168].

Говоря о медийной коммуникации телевизионного, радийного, электронного типа, правомерно говорить о дискурсе как о динамичном срезе определенной прагматической ситуации, в которой актуальны определенные скрытые смыслы, пресуппозиции и пр.

И мединый текст, и общественная, в том числе медийная, коммуникация, и дискурс могут отличаться конфликтностью. Лингвисты полагают, что медийное пространство является потенциально конфликтной средой, поскольку в нем действует разнообразие субъектов, «реализующих свои интересы путём транслирования их через журналистские тексты, конструируя тем самым определённый вариант информационной картины мира, элементы которой впоследствии могут стать источниками реальных юридических конфликтов» [Обелюнас 2012:11]. К этому можно добавить, что потенциальная конфликтность усиливается за счет быстрого массового распространения информации в первую очередь спорной, негативной, тенденциозно интерпретированной.

Конфликт понимается как «явление, заключающееся в столкновении противоположных взглядов, мнений, убеждений, намерений двух и более людей или групп» [Там же].

Речевой конфликт - «неадекватное взаимодействие в коммуникации субъекта речи и адресата, связанное с реализацией языковых знаков в речи и восприятием их не на основе принципа сотрудничества, а на основе противоборства» [Третьякова 2001: 53]. Иначе говоря, цели коммуникантов – не сотрудничество, не кооперация, а деструкция, вражда. Один, как правило, дискредитирует, задевает, порочит другого, распространяя исключительно негативные сведения. В естественной коммуникативной ситуации второй участник коммуникации может выбрать несколько вариантов поведения: ответить тем же, уклониться от конфликта, погасить его. В медийной коммуникации, если она проходит не в прямом эфире, обиженная сторона имеет право подать судебный иск.

Речевой (языковой) конфликт в медиасфере – «разновидность социального конфликта, противонаправленная интеракция участников СМИ-коммуникации, когда одна из сторон в ущерб другой сознательно и активно совершает речевые действия, которые могут выражаться соответствующими – негативными – средствами языка и речи» [Обелюнас 2012: 12].

Конфликтный текст –цельное, связное, относительно законченное речевое произведение, речевое произведение, содержащие признаки языкового правонарушения в виде применения конфликтных речевых стратегий и тактик [Иссерс 1999], конфликтных коммуникативных сценариев [Третьякова 2002].

Конфликтные тексты, попадающие в сферу судебного разбирательства, О.Н. Матвеева называет «текстами-злоупотреблениями». Лингвист отмечает следующие признаки таких текстов:

- «реализует конфликтные речевые стратегии и тактики;

- характеризуется конфликтной интенцией;

- содержит оценочную и инвективную лексику;

- сфера функционирования - СМИ, сфера публичного общения, обыденное общение» [Матвеева 2004: 73].

В таких текстах производится нарушение языковых, морально-этических, юридических норм, что требует правового урегулирования конфликта.

Такой тип текста порождает «конфликт интерпретаций» т.к. одна из сторон чувствует себя задетой (адресат, инвектум, истец) и обвиняет вторую сторону (или стороны) обвиняет другую (адресанта, инвектора, ответчика) «в совершении языкового правонарушения, а та, в свою очередь, пытается уйти из зоны риска, предлагая иную интерпретацию конфликтного дискурса» [Матвеева 2004: 75].

Особенность судебных дел, рассматривающих языковые конфликты: правонарушения совершаются посредством продуктов речевой деятельности, поэтому в самом тексте содержатся все признаки деяния. Других источников доказательства по таким делам не требуется.

Текст в таких случаях является основой для выявления юридически значимых обстоятельств дела, из него извлекаются те категории, которыми оперирует юриспруденция в делах такого рода. Для анализа текста необходимы специальные познания, поэтому суд по делам такого рода назначает проведение лингвистической экспертизы.

Учитывая признаки конфликтного текста, дискурса, речевой ситуации, а также высокий темп и широту охвата информацией, журналисту, любому медийному субъекту, так или иначе связанному с публичным распространением сведений необходимо задумываться о том, какие правовые последствия могут вызвать его речевые произведения.