Лекция 8. Кому передать на воспитание ребенка? (Об одном стереотипе судебных решений)

Практика свидетельствует, что бракоразводный процесс нередко сопровождается дилеммой: кому отдать ребенка на воспитание — матери или отцу? Впрочем, для судей такой дилеммы, как правило, Нет — по их собственному суждению в 90—95% случаев она решается в пользу матери. Такова практика. Но чем объясняется такой стереотип судебных Решений, имеет ли он реальное основание?

Конечно, когда отец — алкоголик и дебошир, а мать вполне добропорядочная женщина, нет вопро­сов, ребенок отдается законопослушному и добропо­рядочному родителю. Но ведь таких ситуаций не 90 и не 95%. «Почему же во всех остальных случаях Вы все равно решаете в пользу матери?» — спрашиваю у судей, слушателей наших курсов повышения квали­фикации. «А потому, что мать все-таки больше лю­бит своего ребенка, чем отец, потому, что по своей природе женщина ближе к ребенку, чем мужчи­на» — таково наиболее распространенное объяснение большинства опрошенных судей, решающих в таких процессах, может быть, всю дальнейшую судьбу че­ловека.

Всем знакомое чувство любви не только «движет солнце и светила» (Данте), но, как оказывается, влияет и на принятие профессиональных решений.

Что же такое «любовь»?

«Я люблю на это смотреть... я люблю об этом чи­тать... я люблю макароны с сыром... я люблю запах ее волос... я люблю его милые, нежные ручонки...» —

что все это означает?

Во-первых, любить можно, как оказывается, не

только конкретного человека (мужчину, женщину, ребенка), но и «Сикстинскую мадонну», а также... макароны с сыром. Во-вторых, «любить» — значит испытывать чувство удовлетворения каких-либо сво­их потребностей. «Я люблю это» — значит мне хорошо с этим, будь то томик стихов Пушкина или моло­дая особа. А если обладание неким предметом вызы­вает положительные эмоции, то и естественно, что человек стремится обладать им. Получается, что лю­бовь — это психологическое состояние «притяже­ния» к предмету, обладание которым вызывает удов­летворение определенных потребностей.

Поскольку в отличие от животных у человека кроме биологических потребностей есть и потребно­сти духовные, социальные, то, следовательно, и любовь у животных может быть только биологической, основанной на инстинктах, а у человека, кроме того, и духовной, социальной. Только человеку свойствен­ны оба вида любви — биологическая любовь и лю­бовь духовная (что и отражает двойственную приро­ду человека — как индивида и как личности).

Ну а судьи, когда базируют свои решения на «ма­теринской любви», что имеют в виду — любовь инди­вида или любовь личности, любовь биологическую или любовь духовную? Ведь если «материнская лю­бовь» — биологическое чувство, тогда объяснимо раз­личие в этом между полами (у матери биологическое чувство к своему ребенку выражено в большей мере, чем у отца), а если это любовь духовная — то кто ска­зал, что мужчины духовно беднее, чем женщины? Иначе говоря, что же есть материнская любовь?

...У меня на приеме мама 13-летней девочки (при­шла на консультацию). После небольшого вступи­тельного диалога задаю «бестактный» вопрос: «Вы любите свою дочь?» — «Ну конечно же, люблю. Как может быть иначе?» Психоаналитик, услышав вто­рую половину ответа, тотчас же усомнился бы в правдивости первой. Но это — психоаналитик, для большинства которых подсознание человека — это 80% его психики. Для уточнения через некоторое время спрашиваю: «Скажите, а бывает такое, чтобы Вы со своей дочерью присели где-нибудь в уголке на Диванчике и поговорили бы как подружки?» — «Ну что Вы! Какая же она мне подружка! Скажете тоже! Она же дочь мне». Вот теперь не нужно быть и пси­хоаналитиком, чтобы тоже усомниться в фразе «Ну конечно же, люблю». Ведь «подруги» — это люди, близкие по духу, испытывающие друг к другу духовное притяжение, духовную близость. Значит, получается, что эта мать не любит свою дочь?

Из дальнейшей беседы выясняю, что примерно полгода назад ее дочь перенесла тяжелейшую пневманию, три дня температура была под 40 градусов. Все эти дни мать не отходила от ее постели, ухаживала и Бога молила, чтобы все разрешилось благополучно. Да у кого после этого повернется язык ска­зать, что она не любит свою дочь?! Любит, ибо готова была на любые жертвы, лишь бы дочь выздоровела.

Безусловно, мать любит дочь, как каждая нор­мальная мать, как каждая родительница. Любит, как и положено по природе. Любит той биологической любовью, которая у матерей сильнее, чем у отцов, — так велит природа. Но духовно-то они чужие («...ка­кая же она мне подруга?»). И не будем ее судить за это, ибо, как известно, чувство это (духовную любовь) нельзя принудительно ни вызвать, ни — если она есть — преодолеть. Если она есть — так есть, а если нет, — никакими декретами ее не вызвать.

И получается: если есть биологическая любовь — вовсе не значит, что при этом есть и духовная. Если судья в подобной ситуации принимает решение в пользу матери, основываясь на понятии «материн­ской любви», то учитывает только одну ее сторо­ну — биологическую, но отнюдь не духовную.

Но ведь при отсутствии соглашения между роди­телями статья Семейного кодекса РФ предписывает учитывать не только отношение родителей к детям, но и интересы самого ребенка: именно это законода­тель поставил на первое место в части 3 статьи 65. Конечно, ребенку нужна любовь, как говорится, лю­бая. Но зададимся вопросом: какая все же любовь необходима детям после 10 лет в большей мере — биологическая или духовная? Ответ вполне очеви­ден — для детей этого возраста пища биологическая < (биологическая любовь) отступает перед пищей ду­ховной. Если же на руках у разводящихся родите­лей семимесячный ребенок, .безусловно, ему в боль­шей мере необходима биологическая любовь и забо­та, ибо большую потребность испытывает он в пище материальной. И решение вопроса в пользу матери, а не отца — вполне правомерное решение (а иное мо­жет быть, только если мать алкоголичка и т. п.).

¹ Подруга, друг — близкий по духу (а не по крови) человек.

Промежуточное резюме.

1. Любовь к ребенку может быть биологической и (или) духовной, что не одно и то же.

2. Биологическая любовь к ребенку более выра­жена у матерей, чем у отцов, что детерминировано биологическим фактором — полом.

3. Духовная любовь, как прерогатива личности, а не индивида, не детерминирована биологическим фактором пола, следовательно, она не может счи­таться априори более выраженной у одного из полов (у мужчины или у женщины), в отличие от биологи­ческой любви, которая считается априори более вы­раженной у женщины.

Из пункта 3 следует логически обоснованный вы­вод: вероятность наличия духовной любви к ребен­ку у отца или у матери априори признается рав­ной — 50 : 50, так как не зависит от биологического фактора пола.

А значит, если в суде учитывалось бы только на­личие или отсутствие духовной близости к ребенку, то вероятность решения в пользу отца или матери была бы близка к 50%. И это логично вытекает из вывода в предыдущем абзаце (см. выше).

Но судебная практика гласит:, распределение ре­шений в пользу матери и отца составляет примерно 90 : 10 (а не примерно 50 : 50). А такое распределение соответствует распределению между родителями био­логической любви к ребенку, а не любви духовной, не духовной близости между родителем и ребенком.

Значит, судебный стереотип (90 : 10) основывает­ся на учете выраженности биологической любви ро­дителя к ребенку, а не на учете любви духовной. Оно и понятно: первую и исследовать не надо — и так очевидно, а вот определять степень духовной близо­сти — сложнее.

В зале заседания он, она и оно (дитя). Кому от­дать ребенка на воспитание, коли оба родителя не замечены в недобропорядочности либо закононепослушании?

Первый вопрос, который, как представляется, не­обходимо решить: в чем данный ребенок сейчас (и в ближайшем будущем) нуждается больше — в биоло­гической любви или же в духовной. Младенец нуж­дается в ласке, но эта потребность биологическая (ласку любят и животные), ясно осознаваемых ду­ховных потребностей пока нет, как нет и духовных ценностей. И нет вопроса, кому отдать ребенка на воспитание — тому, кто в большей мере обеспечит биологическую любовь (матери, разумеется). Но чем старше становится ребенок, тем в большей мере тя­нется он к духовному, ибо начинают формироваться социальные ценности. Потребность же в материаль­ной пище не исчезает, разумеется, но постепенно уходит на второй план. Примерно с трех до семи лет имеет место своеобразный баланс потребностей, а за­тем духовное начинает превалировать над физиче­ским, материальным (о чем свидетельствует ряд экс­периментальных исследований по детской психоло­гии). И вот у сына -(дочери) на первом месте уже духовная близость с людьми (родителями), важнее пища духовная, чем материальная, контакты соци­альные, чем биологические (цель которых — создать тепло, сытость, уют, физический комфорт). И тут стереотипное, т. е. однозначное, судебное решение «передать ребенка матери» может быть ошибочным.

Если рядом с истцом и ответчиком сидит девяти­летний мальчик, ясно, для него важнее не тот роди­тель, который укроет-согреет, накормит-напоит, т. е. будет удовлетворять биологические потребно­сти, а тот, который (к тому же) будет долго и терпе­ливо отвечать на «глупые вопросы», для которого интересы ребенка — его интересы. А таким родите­лем с равной вероятностью (см. выше) может быть как отец, так и мать. И судебные решения должны распределяться не 90 : 10, а 50 : 50.

Следовательно, если после решения вопроса, ка­кая любовь этому ребенку (этого возраста) нужнее, судья пришел к выводу — духовная, то теперь самое время перейти к решению и следующего: кто, мать или отец, духовно ближе к ребенку, кто из них твер­до, без колебаний даст утвердительный ответ на во­прос: «А есть у Вас основания назвать себя подругой (другом) дочери (сына)?»

А если ни тот, ни другой не дадут такого ответа, как быть? Ну что же, тогда обратите внимание на зарплату сторон и т. п.

Итак, вот алгоритм решения данной проблемы:

первый вопрос, решаемый судьей, — в какой любви сейчас больше нуждается ребенок (в биологической или духовной); второй — кто из родителей может дать ему эту любовь в большей мере. Если биологическую, то мать имеет преимущество, а если духовную, то надо искать ответ на третий вопрос: какая из пар — «ребе­нок—мать» или «ребенок—отец» духовно ближе? Ко­нечно, так сложнее. Но ведь и справедливее!

— Простите, профессор, а почему Вы ничего не говорите о мнении ребенка? Оно было бы понятно, если ребенку семь месяцев, но когда ему, как Вы приводите пример, 10 лет, в самое время и спросить. Ведь посмотрите, как гласит закон: «При отсутст­вии соглашения спор между родителями разреша­ется судом исходя из интересов детей и с учетом мнения детей. При этом суд учитывает привя­занность ребенка к каждому из родителей, брать­ям и сестрам, возраст ребенка, нравственные и иные личные качества родителей, отношения, су­ществующие между каждым из родителей и ре­бенком, возможность создания ребенку условий для воспитания и развития (род деятельности, режим работы родителей, материальное и семей­ное положение родителей и другое)». Посмотрите, на первое место законодатель поставил фактор при­вязанности к родителю (или к братьям, сестрам), а Вы совсем выпустили это из рассмотрения, сосредо­точившись только на видах любви родителей, с чем спорить, конечно же, нельзя. Что на это скажет пси­холог?

— Спасибо, Ваша честь, что напомнили о психо­логах. Ваш покорный слуга, будучи профессиональ­ным психологом (да еще в свое время специализи­рующимся на детской психологии), может любого ребенка 10 лет за пять минут убедить в том, что этот родитель лучше, а тот хуже. Не верите? А напрасно, ибо нас, психологов, специально обучали техникам воздействия на детей в процессе их формирования. И не только на детей, но и на людей вообще.

— Ну так это профессиональный психолог. А ро­дители — они же не специалисты в психологии.

— Но я — за пять минут, а у родителя определен­но больше будет времени до суда, чтобы убедить го­ворить так, как нужно в суде. Не сложно все это, да­же для непрофессионального психолога-родителя.

А теперь, Ваша честь, пойдемте дальше по тексту части 3 статьи 65 Семейного кодекса. С фактором мнения самого ребенка разобрались: при желании и при некоторых навыках родитель ребенка может убедить в чем угодно, не проблема (проблема в зако­нодателях, которые записали эту норму, не посове­товавшись с профессиональными психологами).

— Так что, совсем не учитывать мнение ребенка?

— Обязательно учитывать, но только не осозна­ваемое ребенком мнение, чему легко научить («гово­ри в суде, что ты папу не любишь»), а то мнение-чувство (мнение подсознательное), которое а) изме­нить за несколько дней практически невозможно и б) которое объективно проявляет душу ребенка, его истинное душевное отношение. Конечно, я мог бы научить и Вас, Ваша честь, некоторым психологиче­ским тестам, вскрывающим истинное (а не научен­ное) отношение ребенка к тому или другому челове­ку (да к той же бабушке, ибо известно, что внуки — это враги наших врагов'), но, во-первых, это займет

' Психологическая аргументация обоснования этой народ­ной мудрости представлена в статье на совсем другую тему — тему отбора присяжных заседателей по фактору психологическому не один десяток страниц в книге, а во-вторых, пусть это сделает — по Вашей просьбе — профессиональ­ный психолог; он-то сумеет выявить то, что в подсоз­нании этого ребенка.

Но продолжим анализ указанных законодателем факторов, на которые необходимо опираться при ре­шении этой проблемы: кому отдать ребенка.

На втором месте законодатель поставил возраст ре­бенка, и вполне справедливо, ибо если семимесячный ребенок — нет вопросов, матери (не лишенной роди­тельских прав) отдать. А вот если 10-летний... Но об этом мы говорили достаточно подробно. Чем старше ребенок, тем в принципе отец приобретает все более равные права с матерью, ибо никто не доказал, что отцы духовно беднее матерей, как и духовно богаче.

Следующий фактор — «нравственные и иные личные (наверно, личностные. — А. П.) качества ро­дителей». Если под нравственными качествами иметь в виду алкоголизацию, распутный образ жиз­ни, наркоманию и т. п. — вопросов нет, такого роди­теля просто следует лишать родительских прав. А вот если один родитель — строгий воспитатель, а другой — его прямая противоположность, тут и пси­холог не поможет, ибо наукой не доказано, какой из этих методов воспитания лучше; и то и другое пло­хо. И тогда остается только и определить то, к како­му из этих двух «зол» ребенок духовно ближе, и кто из родителей духовно ближе к ребенку. Пригласите психолога с его тестами.

Следующий фактор, который, по мнению законо­дателя, судья должен учитывать, сформирован так:

«отношения, существующие между каждым из роди­телей и ребенком». Что имел в виду законодатель?

ской несовместимости или совместимости людей (см.: Панасюк А. Ю. Психологические аспекты отбора присяжных засе­дателей (рекомендации участникам судебного разбирательства) // Суд присяжных / Российская правовая академия. М., 1993. С, 166—175).

— Да ясно, хорошо ли относится тот или иной ро­дитель к ребенку.

— В смысле —хорошо ли обувает-одевает, кор­мит-поит?

— И это тоже.

— А что же еще?

— Ну то, что Вы говорили, у кого душа лежит ближе к ребенку.

— Понятно. Иначе говоря, речь идет о наличии или отсутствии биологической и духовной любви, со­гласен. Только этот фактор нужно обязательно соот­носить с возрастом ребенка.

И последний фактор «возможность создания ре­бенку условий для воспитания и развития» вполне очевидец и в комментарии не нуждается. Единствен­но, о чем в связи с этим фактором нужно сказать — это о его удельном весе по сравнению с остальными факторами. Например, мать духовно очень близка к ребенку, но у нее материальные условия хуже, чем у отца ребенка. Как быть? А вот так: если под «материальньпми условиями» имеется в виду высокая зар­плата, то это смело можно приравнять к биологиче­ской любви; а вот если «материальные условия» — это отдельная комната для ребенка, с собственным столом, компьютером, книжными полками, забиты­ми нужной ребенку литературой, можно смело при­равнивать в любви духовной. Принцип: на что направлены материальные блага — на развитие тела 13-летне1го подростка (икра на столе каждый день) или на развитие его души (есть возможность у дан­ного родителя нанять репетиторов, других специали­стов...). О душе или о теле ребенка забота — вот во­прос, подлежащий решению в суде в первую и в по­следнюю очередь.