Часть вторая. коническая скала 5 страница

Человек совершенно наг!

Незнакомец направляется к краю площадки. Вот он приблизился к трапу, обхватил руками поручни…

— Зигфрид!

Это крикнула женщина — та, которую крановщик называл фрейлейн Ришер. Карцов не заметил, как она появилась на площадке.

— Стоять, Зигфрид! — командует Ришер.

Она бежит назад, к выходному отверстию туннеля, включает прожектор и возвращается. На боку у нее уже знакомая Карцову большая сумка, а в руках — портативная кинокамера. Нацелив объектив на обнаженного, Ришер нажимает спуск.

Камера жужжит. Не отрывая глаз от видоискателя, Ришер то отступает, то приближается к человеку, заходит сбоку, со спины, снимает его с различных ракурсов.

Сперва мужчина стоит неподвижно, равнодушно глядя перед собой. Но вот он начинает проявлять признаки беспокойства: озирается по сторонам, стискивает и разжимает кулаки, переступает с ноги на ногу, что-то бормочет. Вздохнув, он нерешительно движется по направлению к воде.

— Назад! — командует Ришер, продолжая снимать. — Назад, Зигфрид, домой! Быстрее отправляйся домой спать!

Человек покорно поворачивается и идет к туннелю. Женщина протягивает ему руку, в которой зажат какой-то предмет.

— Взять!

Человек убыстряет шаг.

— Взять! — властно повторяет Ришер.

Обнаженный останавливается. Ришер подходит к нему. Карцов слышит треск разрываемой бумаги, хруст, чавканье.

— Хорошо, — говорит Ришер. — А теперь — спать. Спать, Зигфрид. Быстро в постель!

Человек исчезает в туннеле.

Несколько секунд Ришер глядит ему вслед, шумно вздыхает, закрывает руками лицо. До Карцова доносятся всхлипывания.

— Боже, — шепчет Ришер, — боже праведный, смилуйся надо мной!..

А затем происходит нечто совсем уже странное. Внезапно она устремляется к воде, запускает руки в свою объемистую сумку и швыряет ее содержимое в лагуну.

— Вот, — восклицает она срывающимся голосом, — вот тебе, вот!..

Из этой сумки Ришер извлекала пищу, которой кормила ныряльщиков. Сейчас Карцов разглядел, что это запакованные в бумагу брикеты. По виду похожи на голландский шоколад. Немцы снабжают им своих летчиков и моряков, и он как трофей частенько достается советским воинам.

Подумать только, плитки шоколада плавают где-то совсем рядом!

Между тем Ришер уже опорожнила сумку и медленно возвращается. Голова ее опущена, руки устало висят вдоль бедер.

Неподалеку от входа в туннель она прячет кинокамеру. Именно прячет: опускает в расщелину и заваливает отверстие обломками камня.

Потом она гасит прожектор и уходит.

Выждав, Карцов крадется к трапу. У самой кромки скалы завалились в щель два брикета в красно-белой бумаге. Он поднимает один, разрывает упаковку. Нет, это не шоколад. На ладони брусок легкого желтоватого вещества, от которого исходит тонкий аромат фруктов.

Попробовать?

Внезапно в сознании встают неподвижные лица пловцов, их пустые, безжизненные глаза. И особенно ясно видит он человека, только что скрывшегося в туннеле. Ришер кормила его подобными брикетами, она была так настойчива… Те, что буксировали цилиндры и мешки, тоже получали из ее рук эту пищу…

Швырнув в воду желтый брусок, Карцов долго трет пальцы о камень.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Боковой отросток туннеля. Пещера в гроте. Подобие камеры в скале. Середину помещения занимает длинный стол, обитый цинком. В углу возле двери два шкафа со стеклянными боковинами, заставленные хирургическими инструментами и медикаментами. Обстановку дополняют несколько табуретов — металлических, окрашенных в белое. А на тросе, протянутом от стены к стене, — сильная лампочка с отражателем, направляющим свет на стол, тогда как стены и свод затенены.

В дальней от двери стене большой пролом. За ним видно нагромождение скал, спускающихся к лагуне. Здесь и затаился Карцов. У него часы на запястье, круглые водолазные часы. Он взял их со стеллажа на площадке. Кроме того, отобран аккумуляторный фонарь в водонепроницаемом кожухе, но лишь отобран и оставлен на месте. Фонарь поможет Карцову отыскать ориентир у расщелины в стене, через которую он проник в этот грот. Он проделает обратный путь по скальному лабиринту, дождется отлива и выплывет в море.

Таковы планы. А пока он ждет. Четверть часа назад он увидел Абста. Тот вышел из пещеры, не погасив свет. Значит, вернется.

Карцов оказался здесь после неудачной попытки проникнуть в туннель со стороны площадки. Дважды приближался он к выходному отверстию туннеля и оба раза отступал: где-то в глубине его горел свет, оттуда доносились голоса, стрекот пишущей машинки. Карцову требовалась пища, оружие. Вероятно, все это могло найтись только в туннеле. А туннель был недоступен. Тогда внимание его сосредоточилось на огоньке, горящем где-то вдали, в стене грота. Огонь вспыхнул примерно полчаса назад, светил не переставая, ровно.

Карцов спустился в воду и поплыл на свет.

Так он оказался на скалах, возле пролома в стене пещеры.

Он был подготовлен к тому, что может встретиться со своим знакомцем. И все же, когда Абст появился в пещере, у Карцова перехватило дыхание.

Абст вошел, и почти тотчас в дверях возникла фигура рыжебородого здоровяка.

— Шеф, — негромко сказал он, — похоже, что Ришер опять…

— Что? — Абст обернулся к нему. — Снова истерика?

— Плачет, шеф. Заперлась и рыдает.

— Позови ее, Глюк.

— Лучше вы сами, шеф. Вы же знаете, девка с норовом. А у меня на таких чешутся кулаки. Боюсь, не стерплю, шеф!..

Абст вышел. Глюк двинулся следом.

Все это произошло четверть часа назад.

И вот снова шаги в коридоре. Абст и Ришер входят в пещеру.

Женщина идет, прижимая платок к глазам.

— Можете сесть, — сухо говорит Абст:

Ришер опускается на табурет. Уронив голову на руки, она плачет.

Так проходит несколько минут. Постепенно женщина успокаивается. Вот она глубоко вздохнула, выпрямилась, отняла от лица руки.

— А теперь говорите. — Абст тоже садится, закидывает ногу за ногу. — Вы что-то хотели сказать мне? Говорите, я слушаю.

— Лодка… ушла, — шепчет Ришер.

— Да, ушла. — Абст облизывает губы. — Появилась опасность, что ее могут обнаружить. Поэтому, закончив выгрузку, она уплыла.

— А как же я? — кричит Ришер и вскакивает с табурета. — Вы обещали!

— Еще немного — и ее забросали бы глубинными бомбами.

— Я вас просила…

— Лодка вернется. Наберитесь терпения. Вы долго ждали, потерпите еще немного — и все устроится.

— Просила, — твердит Ришер, — просила еще вчера! Вы обещали переправить меня на лодку заблаговременно.

— Возникли обстоятельства… Яне мог, Марта.

— Не могли! — Ришер достает из кармана листок. — Вот письмо. Бомба упала на дом, мать погибла в развалинах. Сестра при смерти!

— Я не мог, — повторяет Абст. — Будь лодка и сейчас здесь, все равно бы не мог. Обойтись без вас немыслимо. Нам поручили важное дело. Вы знаете, мы только начали. Выдержав, вы покроете себя славой, у вас будет много денег… Ну, вытрите слезы и улыбнитесь. Вы — немецкая женщина. Когда мы победим и вернемся, каждый будет считать честью поцеловать вам руку. Надо остаться и ждать замены. Поймите, без врача, специально обслуживающего группу, нам придется туго.

— Но когда же вы наконец отправите меня? — снова спрашивает Ришер, и в голосе ее звучат злые нотки.

— Так скоро, как только смогу. Наберитесь терпения. Дело нации требует. Еще полгода, год… Стойте!

Абст бросается к Ришер, которая быстро извлекла что то спрятанное на груди и поднесла ко рту.

В непостижимом скачке ему удается толкнуть руку Ришер. На пол падает небольшая склянка. Вслед за ней оседает на подогнувшихся ногах женщина. Абст подхватывает ее, укладывает на столе, приподнимает ей веко, щупает пульс. Видимо, состояние Ришер внушает ему опасение. Отыскав глазами злополучную склянку, он осторожно берет ее, рассматривает, нюхает.

Глюк, который только что вошел, медленно приближается.

— Яд? — негромко говорит он.

Абст коротко кивает.

— Успела?

— Нет…

— Что же тогда с ней?

— Еще не знаю. — Абст передает ему склянку. — Забрось подальше в лагуну. Возвращайся с носилками.

Глюк уносит пузырек с ядом. Склонившись над столом, Абст следит за пульсом Ришер.

Та открывает глаза и, упершись ладонями в стол, пытается сесть. В ее глазах страх.

— Что с вами?

— Ноги… — шепчет Ришер. — Я не чувствую ног! И вновь теряет сознание.

У двери шорох. Это вернулся Глюк. Он пришел не един. Из-за его плеча выглядывает крановщик.

— Ну так что же с ней, шеф? — спрашивает Глюк.

— Отнялись ноги.

— Дьявол ее побери! Вечная возня с бабой. Прошлый раз закатила истерику, неделю валялась, не в силах вымолвить слова. Теперь — ноги!.. Как же мы будем одни?

— Не знаю.

— Без врача пропадем, шеф. Или бросите все и будете тянуть за нее?

Абст вынимает пистолет из кобуры на поясе Ришер. — Унесите ее, уложите в постель и возвращайтесь. Глюк и крановщик снимают женщину со стола, опускают на носилки и выносят.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Крановщик и рыжебородый вернулись в пещеру, беседуют с Абстом.

Говорит крановщик. Впрочем, сейчас Карцову уже ясно, что подъем из воды грузов и буксировщиков — лишь побочное занятие этого невысокого, торопливого в движениях человека. Главная же его специальность — радио: обитатели грота связаны со своими хозяевами в Германии и, кроме того, имеют контакт с военно-морской базой противника. Там действует их человек. О нем-то и докладывает сейчас радист, точнее, о донесениях агента, принятых во время последнего радиосеанса. Здесь сведения о большом конвое союзников, который вот-вот проследует мимо базы. Далее — сообщение о выводах специальной комиссии, изучавшей последствия недавней диверсии. Агент утверждает: подорванный крейсер посажен на грунт на мелководье. Срок, необходимый для его восстановления, три месяца. Однако единственный док, способный принять крейсер, тоже выведен из строя. Ремонт займет столько же времени. Итак, полгода на док и корабль, в котором надо заделать большую пробоину и отремонтировать сместившиеся с фундамента главные двигатели…

Абст слушает рассеянно, будто все, что рассказывает радист, ему уже известно. Он сидит на табурете, боком привалившись к стене, словно дремлет.

Радист просит разрешения закурить и приступает ко второй части доклада:

— А приговоренный пытался бежать!

При этом он привычным движением руки оттягивает и без того чрезмерно широкий воротник свитера, дергает головой на длинной шее. Голос у него высокий, ломающийся, словно у подростка. Перед каждой фразой он с шумом втягивает воздух, как это делают, когда болят зубы, затем выпаливает фразу одним дыханием, будто боится, что ему не дадут досказать.

— Что? — Абст выпрямляется. — Я не расслышал. Вы сказали: бежал?

— Пытался, шеф. — Радист щурится, ладонью трет лысину, передергивает плечами. — Прыгнул за борт, когда его вели в гальюн. Это случилось ночью. Попросился на верхнюю палубу: очень, мол, надо в гальюн…

— Да не спеши, — ворчит Глюк. — Медленней говори, Вальтер!

— Разиня часовой и вывел его…

— Он бежал? — спрашивает Абст.

— Какое!.. Часовой еще в воздухе прострочил его из автомата. Парень камнем пошел на дно. — Рванув воротник свитера, Вальтер всплескивает ладонями и выкрикивает: — Я думаю, это был немец, шеф.

— А как полагает агент?

— Передал сообщение — и все.

Карцов затаил дыхание, чтобы не пропустить ни слова из того, что еще будет сказано о его побеге. Но Абст меняет тему разговора.

— Что с итальянцами? — спрашивает он. — Вчера вы докладывали: лодка рассчитывает прийти через неделю. Новых данных нет? Вечером в рубке были вы?

— Работала Ришер, шеф. Но я просмотрел ее записи в журнале. Ничего нового.

— Итальянцы… — Абст устремляет глаза на стоящих перед ним людей. — Вы должны знать, что я давно охочусь за одним из них. Впервые я увидел этого человека лет пять назад…

— Джорджо Пелла? — перебивает Вальтер.

— Он вам известен?

— Еще бы! — Радист морщит в улыбке круглое желтое лицо. — Отличный пловец, шеф! Я встречался с ним до войны, на матче в Италии.

— Но Пелла не скоростник. Я хотел сказать, он не спортивный пловец.

— Да, да, — визгливо выкрикивает Вальтер, — конечно, не скоростник! Пелла — ныряльщик, шеф. В матче он не участвовал — сидел на трибуне и глядел. Он показал себя позже, когда мы закончили. И как показал! Спортсменов на катерах вывезли в море. Выбрали местечко получше, где вода прозрачна, стали на якорь. И вот Пелла надел ласты, натянул маску и, как был, без респиратора, нырнул на сорок метров. Я глаза вытаращил.

Хихикнув, радист зажигает погасшую сигарету. Курит он тоже особенно — держит сигарету у рта большими и указательными пальцами обеих рук, делая подряд несколько коротких, быстрых затяжек, затем складывает губы трубочкой и выпускает длинную струю дыма.

— Мне довелось видеть его в другой обстановке, — задумчиво говорит Абст. — Он погружался с дыхательным аппаратом… Ну-ка, Глюк, как глубоко вы спускались на кислороде?

— Ниже тридцати не ходил, — басит рыжебородый. — Слышал, будто некоторым удается погружаться на сорок метров. Но я не могу. Однажды попробовал едва не оказался на том свете. Вот Вальтер меня и вытаскивал.

— Ну так знайте: Пелла запросто погрузился на сто пять метров!

— С кислородным прибором?

— На нем был респиратор трехчасового действия. По виду — обычный…

— Брехня! — машет рукой Глюк. — Тот, кто рассказал вам об этом, бессовестный лжец!

— Глюк прав, шеф, — торопливо поддакивает радист. — Ставлю бочку лучшего баварского пива против одной вашей кружки, что вас ввели в заблуждение.

— Но я все видел своими глазами, — улыбается Абст. — И он сказал, что может спуститься еще глубже, метров на полтораста.

— Как ему удалось? — бормочет Глюк.

— Не знаю, можно только догадываться. — Абст задумывается. — Это не все. Послушайте, что было дальше. Пробыв под водой минут двадцать, он быстро всплыл. Понимаете, всплыл без остановок для декомпрессии![36]

Глюк стоит раскрыв рот, растерянно шевеля пальцами.

Радист подскакивает к Абсту:

— Как же он мог? Глубина сто метров… Да еще пробыл там двадцать минут. Тяжелый водолаз поднимается и с меньшей глубины очень долго.

Несколько часов!

— Пелла всплыл за четверть часа. После подъема он улыбался, сыпал шутками. Потом привязал к своему респиратору динамитный патрон и зашвырнул аппарат далеко в море. Взрыв — и респиратора как не бывало!

— Выходит, все дело в приборе. Какой он конструкции, чем начинен? — спрашивает Глюк.

— Полагаю, не только в этом. Но скоро мы все узнаем. И если будет удача… Словом, теперь Пелла у нас в руках. Первым делом я заставлю его спуститься к “Випере”. Впрочем, до тех пор мы испробуем и другую возможность добраться до сейфа покойного Бретмюллера.

— Имеете в виду Леонарда? — быстро спрашивает радист.

— Думаю, он согласится.

— А нет, так возьмемся за итальянца, — говорит Глюк. — Уж я выжму из него все!

Абст согласно кивает.

— Теперь о Марте Ришер. Боюсь, она в тяжелом состоянии. Насколько я мог определить, паралич обеих ног.

— И это надолго, шеф? — задает вопрос радист.

— Видимо, да. И выход один. Вы, Глюк, принимаете на себя ее обязанности, превратившись в бдительную няньку…

— Но…

— Вы перебиваете меня, Глюк!

— Простите, шеф.

— Я понимаю всю трудность задачи, — продолжает Абст. — Только опытный врач может справиться с двумя дюжинами существ, в каждом из которых дремлет зверь, готовый вцепиться тебе в глотку.

— Именно так, шеф! В этом вся суть.

— Как видите, я ничего не скрываю. Вы должны знать, какой груз взваливаете себе на плечи. Но думаю, все обойдется. Первые дни я буду неотлучно с вами, обучу контролю за ними, и дело пойдет. Главное — не зевать, быть начеку.

Абст вопросительно глядит на помощника. Тот нервно ходит из угла в угол.

— Ну, — спрашивает Абст, — как вы решили?

— Не могу, шеф. — Глюк не скрывает страха. — Кормить их и понукать — самое легкое. Главное же, вы знаете, не это… Главное, чтобы они не взбесились. Ришер пыталась учить меня, как вы и приказывали. Куда там! Боюсь, шеф. Боюсь оплошать, просчитаться. А вы знаете, чем это пахнет!

— М-да. — Абст морщится, будто у него болит голова. — Значит, отказываетесь? Хорошо, тогда ими займусь я.

— Это не выход. Надо радировать, чтобы прислали замену.

— Конечно, врача мы затребуем. Но придется ждать месяц, если не больше. Месяц я буду в бездействии… Глюк, вы должны согласиться!

— Не настаивайте, шеф. Я заглядываю им в глаза, и душа у меня леденеет. Что угодно, только не это!

— Но даю слово: я не покину вас ни на день.

Глюк угрюмо молчит.

Абст встает.

— Решено, — заключает он. — До прибытия врача мы прекращаем боевую работу. Отправляйтесь на свои места.

И он уходит.

Радист, который в продолжение всего этого разговора проявлял живейшие признаки нетерпения, резко оборачивается к товарищу.

— Дурак! — выпаливает он.

— Кто?

— Кто дурак? — переспрашивает радист. — Да это ясней ясного. Разумеется, ты, Густав Глюк. Погоди, шеф припомнит тебе!

— И пусть, — мрачно бормочет рыжебородый, — пусть припомнит. Хуже не будет.

— А, чепуха! — Радист извлекает из кармана штанов плоскую металлическую коробку с карамелью, долго перебирает конфетки пальцем.

— Дать тебе, Густав?

— Да провались ты с этой гадостью! — негодует Глюк.

Выбрав зеленую конфету, радист ловко кидает ее в рот, прячет коробку в карман.

— Надо беречь себя, — наставительно говорит он. — А то дымишь и дымишь. Я вот чередую: сигарета — конфета… Может, дать мятную?

Рыжий брезгливо сплевывает.

— Ну, как хочешь. Так слушай. Я опять насчет этих… Ты, Густав, будешь не один. Я всегда рядом. Вдвоем мы — сила! Случись что, легко перестреляем все стадо. Я, ежели говорить по чести, сейчас о другом тревожусь. — Вальтер переходит на шепот. — Видишь ли, сегодня улучил минуту и послушал эфир. Захотел узнать, что творится в мире…

— Да не тяни!

— Они снова бомбили Гамбург!

— Кто?

— Американцы, кто же еще! — Радист выплевывает конфету. — Триста “крепостей” висели над городом. Там такое творилось!..

Замолчав, он выжидательно глядит на собеседника. Тот не отвечает.

— Вот и на Востоке не очень-то все блестяще… — осторожно добавляет Вальтер.

— Ты зачем говоришь мне это? — Рыжий угрюмо сдвигает брови. — Ты чего хочешь?

— Хочу, чтобы согласился.

— Да ты храбрец, как я погляжу. Ну, а вдруг оплошаем и они выйдут из-под контроля? Ну-ка прикрой гляделки и вообрази: плывешь на глубине, справа — один из них, слева — другой да еще парочка движется следом. И вдруг у них начинается… Ты только представь такое, Вальтер!

— Представляю! — Вцепившись пальцами в ворот свитера, радист порывисто наклоняется к собеседнику. — Представляю все очень хорошо. Но мы с тобой умные парни и “ошибемся” тогда лишь, когда захотим!.. Запрем их покрепче и оставим без снадобья. И пусть у них все начинается. Разумеешь? Пловцов придется прикончить. — Радист ухмыляется. — Жаль бедняг, но что поделаешь, если все так случилось?.. — Он хватает Глюка за плечи, заглядывает ему в глаза. — И нас с тобой отправят на материк: пловцов нет, нам здесь уже нечего делать! А денег не занимать ни тебе, ни мне. Денег куча! И еще будут. И чистенькие мы: никто ничего не знает. Вот оно как все получится. Поживем, осмотримся, а там будет видно. Война продлится не вечно. Надо и о себе подумать. Шкура-то у человека одна…

Рыжий неподвижно стоит посреди пещеры. Вот он мотнул головой, ссутулился и, выставив кулаки, двинулся на радиста. Тот пятится.

— Ну ты, — бормочет Вальтер, вертя шеей, — полегче, дурень… Ведь о тебе забочусь!

— Вот что… — Глюк будто очнулся, шумно выдохнул. — Вот что, этого разговора я не слышал.

— А я ничего и не говорил, — поспешно вставляет радист.

— И еще замечу…

— Тихо!

В пещеру стремительно входит Абст.

— Глюк, одеваться!

Рыжий вздрагивает:

— Что еще стряслось, шеф?

— На скале — человек.

— Что?..

— Человек на восточном склоне лежит возле самой воды. Я увидел его в перископ.

— Он жив?

— Не знаю.

— С базы? — Радиста осенила догадка. — Пловец из противодиверсионной службы?

— Вряд ли.

— Понятно, — восклицает радист, всплеснув руками, — понятно, кто он! Наверное, тот самый… Наверное, течение прибило труп приговоренного. Ну, того, что был убит при попытке к бегству! Шеф, на допросе вы сидели рядом. Не опознали?

— Не до него было. — Абст пожимает плечами. — Вот-вот грохнет взрыв, а мне надо еще успеть исправить респиратор. Да и сидел он закутанный в одеяло, голова забинтована — одни глаза сверкали… Ладно, хватит болтать!

Абст выходит. Глюк и Вальтер движутся следом.

Трое обитателей подземелья втаскивают в пещеру двухметровый серый цилиндр.

— На стол! — командует Абст, направляясь к шкафу с медикаментами.

Помощники укладывают цилиндр на обитом цинком столе. Глюк устало выпрямляется.

— Открывайте! — бросает Абст, роясь в шкафу.

Вальтер и Глюк отщелкивают замки, напоминающие стяжные запоры канистр. Их четыре, расположенных пояском в первой трети цилиндра.

Высоко держа руку со шприцем, Абст возвращается к столу.

Глюк берется за скобу в торце цилиндра, тянет ее к себе.

Цилиндр разнимается на две части. В нем — человек, бронзоволицый и темноволосый. Его глаза закрыты. Нос, рот и подбородок спрятаны в овальной воронке, от которой уходит в цилиндр толстый резиновый шланг.

Карцову понятно назначение цилиндра. Это кассета, в которой сюда доставляют людей, не умеющих пользоваться респиратором.

Радист освобождает человека. Пустая кассета со звоном падает на пол, будто гильза артиллерийского снаряда.

Теперь тот, кого принесли, виден весь: нагой, тощий, с опавшим животом и торчащими ребрами, которые, кажется, вот-вот прорвут обтягивающую их желтую кожу.

Над ним наклоняется Абст. Он делает укол в область сердца, приносит второй шприц и производит инъекцию в руку.

Человек вздрагивает, стонет. Он открывает глаза и силится оторвать голову от стола.

Абст берет его руку, слушает пульс.

— Воды! — приказывает он. — Горячей воды. Соберите всю, какую найдете, слейте в ванну. Скорее!

Глюк и Вальтер спешат к выходу. Но несчастный начинает биться. Он выкатывает глаза, хватает руками воздух, хрипит. Затем следует удар затылком о крышку стола, волна дрожи от груди к ногам — и он недвижим.

Абст пальцем поднимает веко у него на глазу.

— Готов! — бросает он.

Помощники возвращаются.

Радист набожно крестится, что-то шепчет. Подойдя к покойнику, складывает ему на груди руки.

— Быстренько ты отчалил… — бормочет он, разглядывая лежащего. — Кто же ты был: малаец или индус?

— А, один черт! — Глюк раздосадован. — Тащили его, мучились, а он ноги протянул.

— Не богохульствуй, — строго говорит Вальтер. — Придержи язык, не то быть несчастью… Это хорошо, что он умер среди людей.

— Мог бы и пожить.

— У нас дорога ему была одна. — Радист вздыхает, привычно теребит ворот свитера и снова крестится. — Днем раньше, днем позже…

— Тьфу! — негодует Глюк.

Из карманчика на груди он достает круглую белую коробочку. От нее тянется длинный шнурок.

— Взгляни.

Радист берет коробочку, недоуменно вертит в руках.

— Да раскрой же!

Радист развинчивает коробочку. Вываливается свернутая в трубку бумажка. Он разворачивает ее и читает:

— “Рагху Бханги, бакалавр медицины. 708. Рэдстрит, Лондон”. Ну и что? — говорит он, подняв глаза на товарища.

— А то, что бакалавр медицины — это врач. Парень носил эту штуку на шее. Он был врач. Сама судьба прислала его сюда… Надо же: доплыл, чтобы испустить дух у нас на руках!

— Врач… — шепчет Вальтер, начиная понимать.

Он оборачивается к Абсту. Тот стоит у полки, дезинфицируя шприц.

— Шеф, вы рискнули бы довериться черномазому?

— Не знаю. — Абст прячет шприц, оборачивается — Впрочем, почему бы и нет?

— Чужому, шеф?

— Чужому? — переспрашивает Абст, возвращаясь к столу. — А какая, собственно, разница? Он никогда бы не вышел отсюда.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

И снова Карцов видит солнце — яркое, жгучее солнце прямо над головой — и ощущает струи влажного теплого ветерка.

Он лежит у самой воды, ноги его свисают с края скалы так, что волны холодят ступни, лодыжки.

Время от времени он шевелится на своем неудобном ложе, громко стонет: быть может, на скалу выведены микрофоны; пусть тогда обитатели подземелья не только видят в перископ исстрадавшегося, полумертвого от перенесенных лишений человека, но и слышат его голос.

Подаренный Джаббом нож рядом, на краю узкой каменной щели. Карцов прикрыл его коленом и готов мгновенно столкнуть в щель, бог знает какую глубокую. Как только Абст появится из-под воды, нож исчезнет.

В те часы, когда, дождавшись темноты, он вновь переплыл лагуну, с фонарем в руках отыскал ориентир и свое убежище, а затем прополз до расщелины и выбрался на волю, — в те часы он многое передумал. Определен каждый его шаг, взвешено каждое слово, которое он скажет хозяевам грота.

Есть ли у него шансы на успех? Он сознает — почти никаких. Но он должен сделать попытку!..

Военно-морской базе союзников грозят новые диверсии — Абст и его люди не остановятся на полпути. Только Карцов может помешать этому, спасти жизнь сотен моряков, сохранить корабли, которые действуют против общего врага. То, что военный суд базы приговорил его к смерти, ничего не меняет.

Вторая причина, заставляющая его попытаться свершить задуманное, — люди, которых опекала Ришер. Кто они, эти водолазы? Больные, чья психика расстроена в результате какого-то происшествия? А что, если в подобное состояние они приведены умышленно, с целью?

Ни на секунду не может забыть Карцов неподвижных глаз водителей буксировщиков. И особенно отчетливо видится ему обнаженный пловец — тот, которого у воды настигла помощница Абста…

Вдруг та же участь ждет и его?

Солнце палит нещадно, а ноги заледенели. Завладев ступнями, холод ползет к коленям. Это страх при мысли о предстоящем.

Все равно он обязан проникнуть в тайну хозяев грота!

Подумать только, он все еще не теряет надежды выведать секреты врагов, выжить да еще и пересечь океан из конца в конец и вернуться к своим с важными сведениями о противнике!..

Карцов морщится. В эти минуты он ненавидит себя за тупое, бессмысленное упорство.

Он приподнимается на локтях, долго глядит в море. За горизонтом, за многие тысячи миль отсюда, — берега его родины.

Холод поднимается выше. Вот-вот доберется до сердца. Сил все меньше. Их уже, вероятно, не хватит, чтобы доплыть до базы союзников, если бы Карцов осмелился на такое. Но не сулит добра встреча с теми, кто осудил его на смерть. Сообщение о гроте и его обитателях они сочтут провокацией и… приведут приговор в исполнение.

Все это бесспорно. А внутренний голос твердит и твердит: еще не поздно пуститься в обратный путь. Если плыть медленно, сберегая крупицы энергии, пожалуй, дотянешь до острова. А так и не почувствуешь, как иссякнет тепло… Что пользы погибнуть, унеся с собой данные о подводной берлоге нацистов!

Карцов со стоном переворачивается на бок, ладонями стискивает голову. Как поступить? Где правильное решение?

Яркое солнце. Заштилевшее море. Высокое чистое небо. И — скала, на которой лежит человек. Ноги его неловко подогнуты, пальцы разбросанных рук вцепились в камень, тело в порезах и ссадинах вздрагивает.

Скорее бы появились те, что обитают в пустотах скалы!

Ну, а если его не заметят или сочтут умершим?

Протянув руку, Карцов нащупывает нож. Вот для чего хранит он подарок Джабба. В крайнем случае, при самых критических обстоятельствах, когда уже не на что будет надеяться…

Р-раз! Он сталкивает нож в расщелину: в воде, совсем рядом, две головы в шлемах!

Пловцы выбрались на скалу, помогли друг другу снять шлемы, приближаются, неуклюже шлепая ластами. Вот они присели на корточки у распростертого на камнях тела.

— Кто ты, старик? — по-английски спрашивает Абст.

Вопрос повторен на испанском языке, затем по-французски. И лишь потом звучит немецкая речь.

— Кто ты, старик? — говорит Абст. — Ты моряк? Твой корабль потоплен?

Старик?..

Мозг Карцова работает с бешеным напряжением. Да, конечно же, да: он истощен, грязен, оброс.

Абст кладет пальцы ему на запястье, слушает пульс.

Он видит страх в глазах лежащего на скале человека. Почему человек пытается спрятать руку?..

Абст хватает ее, поворачивает к себе.

— Немец! — восклицает он, увидев татуировку.

Это последнее, что запомнил Карцов.

Сознание вернулось к нему уже в подземелье.

Часть третья. БЕЗУМЦЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ