Владыка Род! – мысленно взывала княгиня.
Но что это? Девы-Рожаницы вдруг опустили ладью и будто камень выронили: полетела она вниз, засвистал ветер в ушах и остановилось сердце. Пропасть ли бездонная, преисподняя ли?! Лебединый князь выпустил бечеву и улетел прочь. Одна-одинешенька осталась княгиня в падающей ладье!
Сверзлась ладья с небес и села на речную волну – из огня да в полымя! По реке страшный ветер гуляет, буравит воды, рушатся высокие крутояры, и ни весла, ни кормила. Кипящие струи подхватили невесомую ладью и понесли невесть куда – ни место, ни река невиданы доселе!
И в самый страшный час, когда перед носом ладьи, увенчанной лебединой головой, восстал гремучий порог, пал с неба камнем молодой сокол и сел перед княгиней. В хищном клюве птицы добыча была – благоухающий цветок травы Забвения.
Вмиг улеглась и буря, и вместо порога под ладьей засветился зерцалом тихий плес с кувшинками и лилиями. Предутренний туман окутывал пространство. Вспомнила княгиня, чей это сокол, и возрадовалась: не обманул юный охотник!
– Где же ты летал так долго? – спросила княгиня. – Целая жизнь прошла…
Подал ей сокол цвет травы Забвения и ответил человеческим голосом:
К звездам я летал, выше звезд. И вот возвратился.
И голос почудился ей знакомым, таким же родным и близким, как зов матери, – затрепетало сердце княгини!
Ты по-прежнему юна и прекрасна, – печально сказал сокол. – И так же недосягаема, как самая высокая звезда. Всю жизнь лететь!
То ли от слов его, то ли от духа травы Забвения опьянела княгиня, а сокол взлетел, ударился о землю и встал в образе ее суженого из той, иной жизни, в которой она носила другое имя, а значит, и рок…
Встав на Путь исполнения желаний, она не помнила уже ни одного сокровенного! И потому всякий поворот на этом Пути заставал ее врасплох. Сейчас же, любуясь молодцем-соколом, вспомнила она свое первое имя – Дарина, а его так и не смогла. Да и было ли оно, имя, если жил он в Плескове сиротой с малых лет, под лодкой на берегу вырос и возмужал. Многие женихи любовались на дочь плесковского перевозчика да ждали, когда подрастет, чтобы по сговору похитить ее в купальскую ночь и возжечь с ней священный огонь. Но отец Дарины зрел, какая краса расцвела в доме, потому в строгости держал свою дочь, будто ведал, что рок ей совсем иной – не данный от рождения. А Дарина высмотрела сироту и тоже ждала, когда возмужает он и умчит к брачному огню. И вот уж срок пришел! Дождаться бы только купальской ночи, отворить подклет дома и знак дать возлюбленному.
Да явился тут Вещий князь. Позрел неземную красоту, и стала Дарина собираться в дорогу в канун Купалы. Носила она еще первое имя, и рок был ей соединиться с суженым, и потому, несмотря ни на избрание свое, ни на Вещего Гоя с ретивой стражей, открыла она подклет, откуда был ход в светелку, нарядилась в купальские одежды и до самой зари прождала. Не было у них сговора, однако чудилось Дарине, как тихо ступает он по саду, крадется от берега к дому. А там – на воду, уж ладья готова, с гребями и ветрилами, чтоб уйти от погони…
Вот костры зажглись по берегам, вот уж огоньки поплыли по воде, венки, купальские одежды. Рассвет пришел, заря в полнеба, солнце встало… Все! Уж поздно ждать! Не судьба возжечь брачный костер…
Сколько ж лет миновало! Сколько ночей купальских пронеслось, как миг один!
И вот явился сокол! Пришел, и был, кажется, юн, как прежде, могуч и светел. Разве что очи сиротские стали печальней, да мягкие уста посуровели…
Я за тобой пришел! Ты ведь желала, чтобы я похитил тебя? А сегодня – купальская ночь.
– Да поздно, милый! Не то что зрелость – старость пришла…
Не ведал я, что звезды высоко… Но я достиг самой высокой! Ей имя – Фарро, се путеводная звезда.
Что проку в том? – печально вымолвила княгиня. – Молодость сквозь пальцы утекла. Я – мужняя жена, Великая княгиня. Да и стара… Но отчего тебя не взяло время? Или твой юный образ – только чары?