Особо важным делам Н. Соколов 3 страница
К о п и я
Пом. Н-ка Военного Контроля А. Ф. Кирста. Показание по поводу пребывания бывшей Царской семьи в г. Перми по эвакуации их дальше. Натальи Васильевны МУТНЫХ.
Бывая часто у своего брата Владимира Мутных, занимавшего место секретаря в обласовете Урала, я часто прислушивалась к разговору брата с тов. Сафаровым и Белобородовым. Они часто упоминали о Царской фамилии.
Из разговора брата я знала, что сам НИКОЛАЙ и Наследник расстреляны и трупы их сожжены за городом Екатеринбургом, а семья в составе 4-х дочерей и Ал. Федоровны вывезены в город Пермь. Слухи о их пребывании были всевозможные, не знали чему верить. Но однажды в сентябре месяце я вошла с невестой моего брата Анной Костиной [секретарь тов. Зиновьева, временно командированная в Пермь] в Обласовет к брату. Брата там не было и мы пошли к нему на караул. Эту ночь был на карауле. Я была очень заинтересована Царской семьей и попросила брата взять меня в их комнату и показать мне их. Сидели они в это время в номерах Березина по Обвинской улице в подвальном этаже. зайдя туда мне бросились в глаза бледные немного изможденные лица молодых женщин. Сколько их было хорошо не помню. Но видела, что обстановка, в которой они были была небогатая. Спали они на тюфяках, без простынь и кроватях /так!, прим. мое/, прямо на полу. Слабый свет сального огарка был единственным светом их квартиры. Одна из Великих Княжен сидела и тихо насвистывала. Мне показалось, что это Княжна Ольга, ибо я раньше слышала от брата, что Княжна Ольга одна из боевых дочерей ГОСУДАРЯ. Я была в одной комнате с ними несколько минут, потом, простясь с Владимиром, мы ушли. Позднее я узнала, что семья быв. Царя переведена в женский монастырь под более строгий арест, ибо одна из Великих Княжен покушалась на побег. Затем незадолго до эвакуации города Перми семья была вывезена по направлению на Глазов.
Работая дальше и желание узнать /так!/ более подробно о Царской Семье я стала наводить еще кой какие справки. Оказалось, что приехавшая Царская Семья сначала жила еще в доме Акцизного Управления, уг. Обвинской и Покровской, где содержалась в хороших условиях и не под очень строгим надзором. Когда же одна из Княжен [кажется, Татьяна] хотела бежать, то их перевели в д. Березина в подвал, где я их видела. Несмотря на строгий надзор одна из Княжен всетаки бежала, но была поймана и впоследствии она умерла от побоев или убита по приказанию представителей обласовета. Точно это не установлено [т. е. я не знаю]. В настоящее время семья жила в 12 вер. от Глазова, а при осаде Глазова Правит. войсками она была вывезена на Казань. О дальнейшем ее положении сведений не имею никаких. Наталия Мутных.
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 49 – 51
К о п и я
Секретно
ПОМОЩНИК НАЧАЛЬНИКА
ВОЕННОГО КОНТРОЛЯ
Штаба I-го Сред. Сиб. Корп. Его Превосходительству
Надвор. Сов. Кирста Начальнику Штаба Сибирской Ар-
“ 7 ” апреля 1919 года мии.
Г. Екатеринбург
Р а п о р т
Приказание Вашего Превосходительства
об исследовании дела об Императорской фамилии
по данным имеющимся в городе Перми мною испол-
нено, ныне остались для Перми детали и некоторая
проверка фактов, добытых моей разработкой.
В каком положении дело Вы изволили
уже усмотреть из личного моего доклада. Продол-
жение дальнейшей работы будет зависеть от прика-
зания Вашего Превосходительства, при условии развер-
нуть дело в более широком масштабе, так как эти
три месяца пришлось мне работать только одному при
самых скудных материальных и физических сред-
ствах, и только в свободное от работы в Воен-
ном Контроле время. Почему я предложил бы на благоусмотрение Вашего Превосходительства мой
план дальнейшей работы, если таковая в Перми удов-летворила Вас и будет принята Вами.
1/ Необходимо ныне движение вперед вместе
с Корпусом Генерала Пепеляева, для исследования
дела по линии: Вятка, Казань, Москва и дальше, ес-
ли нужно будет. В каждом пройденном городе бу-
дет оставлен при Военном Контроле [как месте,
маскирующем работу] один-два человека для работы
по тем инструкциям и заданиям, кои будут даны
мною, при условии нахождения со мной в постоянной связи.
2/ Сформирование розыскного отряда штаба Сибирской
Армии, который будет работать со мной по моим заданиям и
плану и непременным присутствием Товарища Прокурора
Пермского Окружного Суда Тихомировым, изъявившим согласие
и работавшим со мной; этот отряд, помимо работы на местах,
будет выделять отдельные силы для работы и вне, и если
нужно будет, то и в тылу противника, при помощи его я устрою
сеть, мимо которой не проскочит необходимый нам преступник.
Первая цесь /так!/ - спасти семью ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и пой-
мать главных участников преступления, как-то: Юровского,
Дитковского /так!/, Голощекина, Сафарова, Белобородова, ЧуЦкаева, Во- /неразб./
кова, Тунтула и других областников Урала.
Для этого необходим преданные и способные люди ма-
териально сильно обеспеченные, дабы ни о чем другом, кроме
дела, они не заботились.
Возможность передвижения вперед, в первую оче-
редь после войск [подвижной состав из 3-4 вагонов].
Денежные средства, как на агентурную работу так
и на удовлетворение жалованьем личного состава розыскного
отряда.
Причисление к Штабу Армии всего отряда, так как я
могу взять на себя эту работу только при условии подчине-
ния Штабу Армии и при отчетности только ему.
Состав отряда может быть таков:
Начальник розыскного отряда 1 1500 р. в мес.
Товарищ Прокурора 1 1500 р. “ “
Офицеров 5 по 1000 р. “ “
Агентов 15 “ 800 р. “ “
Машинистка 1 600 р. “ “
Делопроизводитель, он же
Казначей…………...1 800 р. “ “
Писец 1 600 р. “ “
Конюхов 2 по 400 р. в мес.
Сторожей 2 “ 400 р. “ “
при пайке и квартирных по положению в Армии.
Какие средства потребует агентура трудно сказать
и я полагал бы авансировать отряд по мере требования и
отчетности, но сумма агентурных при самых не благоприят-
ных условиях, не превысит……………….10,000 р. в мес.
ИТОГО 33 600 Р. в мес.
Надворный Советник Кирста.
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 51 – 52
Справка:-
К дознанию Кирсты приобщены два номера журнала “Нива” - № 35 за 1913 год и № 33 за 1915 год; в этих журналах имеются портреты АВГУСТЕЙШИХ ОСОБ, каковые Кирстой и предъявлялись свидетелям для установления личности Великой Княжны Анастасии Николаевны. Оба журнала находятся в подлинном деле. К сему тому приобщаются фотографические снимки с сих портретов
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 54
К о п и я
Господину Судебному Следователю по Особо-важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколову.
Районного Наблюдателя Екате-
ринбургского Уголовного
розыска И. ДУЗЯ.
Р а п о р т
Во исполнение личного поручения доношу Вашему Высокоблагородию, что содержащиеся при Екатеринбургской тюрьме № 1-й Александр Иванович Чуркин больной “сыпным тифом”, который находится на излечении при тюремной № 1-й больнице, Петр Александрович Кесарев и Василий Егоров Семенов также больны “сыпным тифом”, которые находятся на излечении в заразных бараках при 2-й женской гимназии, Александра Старкова содержащимся в тюрьмах № 1 и 2 не значится, а содержится в тюрьме № 2-й Старцев Петр Константинович 32 лет от роду, происходящий из граждан Нейво-Алапаевского завода и волости, Верхотурского уезда, Пермской губернии, который Александра Старкова не знает. Содержащиеся в тюрьме № 1-й Федор Александрович Соловьев, 37 лет от роду, происходящий из граждан Нижне-Тагильского завода и волости, Верхотурского уезда, Пермской губернии, и в тюрьме № 2-й Ефим Андреевич Соловьев 43 от роду лет, происходящий из граждан Нейво-Алапаевского завода и волости, Верхотурского уезда, Пермской губернии, которые Соловьева Александра Федоровича не знают. Содержащийся в тюрьме № 1-й Федор Александрович Соловьев заключен как участник Красной Армии, а содержащиеся в тюрьме № 2-й Ефим Андреевич Соловьев и Петр Константинович Старцев член исполнительного комитета Алапаевского завода и участники в убийстве Великих Князей и Княгинь, находившихся под стражей при Напольной школе в Алапаевске. Больных сыпным тифом Чуркина, Кесарева и Семенова допросить не представляется возможным, так как таковые находятся в бессознательном состоянии.-
1919 года Апреля 16 дня
Районный Наблюдатель Ив. Дузя /так!, прим. мое/
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 56 – 57
К о п и я
П р о т о к о л
1919 года, Апреля 14 дня, Товарищ Прокурора Пермского Окружного Суда О. И. АРШУКОВ вследствие совершенно секретного предложения Прокурора Суд, опрашивал нижепоименованного и он показал:-
Витольд Мечиславович РЫМАШЕВ- СКИЙ, комендант города Перми.
Будучи назначенным главным комендантом города Перми, я в средних числах января с. г. приехал сюда на постоянное жительство. При приеме мной должности от моего предшественника полковника Николаева, я обратил внимание что в кладовой, состоявшей в то время при комендантском управлении контр-разведки из вещественных доказательств ничего существенного, кроме разного старого женского платья не имеется, - между тем мне было известно от своих офицеров, но кто говорил, сейчас вспомнить не могу, что чинами контр-разведки при совершенных ими до меня обысках отбирались разного рода драгоценности и на большую сумму; мне даже предлагали арестовать всю контр-разведку и произвести у нее обыски на предмет обнаружения отобранных драгоценностей, -но, будучи в Перми для того времени человеком новым и не имея надлежащей поддержки я на такую меру рискнуть не решился. Вскоре после моего прибытия в Пермь и вступления в должность туда-же приехал полковник Н. М. Никифоров, назначенный начальником долженствовавшего сформироваться военного контроля. При передаче последнему дел контр-разведки и последней в распоряжение полковника Никифорова я ему передал имевшиеся у меня сведения о членах контр-разведки. Повидимому /так!, прим. мое/, полковник вскоре выполнил чистку контр-разведки, так как через некоторое время в частной беседе сообщил мне, что слухи о чинах бывшей контр-разведки оказались справедливы, что им по обыску у них были отобраны многочисленные драгоценности и на очень большую сумму и что среди этих драгоценностей есть некоторые, которые по своей работе и стоимости, можно полагать принадлежали, вероятно, убитой ныне Августейшей Семье, -особенно, по словам полковника Никифорова, для него оказалось неоспоримо принадлежащей ранее Царской Семье какая то золотая лампадка, ажурной работы, осыпанная драгоценными камнями. Как я слышал, от кого сейчас не помню, валовую часть отобранных полковником Никифоровым драгоценностей взяли у агента контр-разведки некоего, кажется, по фамилии “Кобчика”, по слухам в настоящее время казненного и у других чинов, но фамилии их не знаю. Через некоторое время после приведенного мною разговора с полковником Никифоровым мне пришлось быть в доме последнего; и вот, полковник, вспомнив снова о результатах розыска у чинов бывшей контр-разведки, показал мне отобранные драгоценности; он развернул скатерть и в ней на четверть стола оказалось рассыпанными разного рода драгоценные вещи, -тогда же полковник обратил мое внимание на ожерелье из изумрудов, серьги из какого то крупного камня и, усыпанные бриллиантами, броши и т. п. какие то вещи, по их огромной стоимости и особенно работе, могли, по мнению полковника, безусловно быть принадлежащими Августейшей Семье; лампадку мне полковник также хотел показать, но за недостатком у меня времени мне ее тогда видать не удалось. Более об этих вещах я с полковником не говорил; думаю, что эти вещи и сейчас хранятся у полковника Никифорова, -по крайней мере, о передаче их кому либо я ничего не слыхал. Будучи недолго в городе Екатеринбурге и зайдя к Прокурору Суда, я между прочим, передавал последнему о виденных мною драгоценностях, высказав предположение, как мы, так и полковник Никифоров, что некоторые из этих драгоценностей беспорно /так!/ и могли принадлежать Царствовавшей Семье. Более ничего добавить не могу.
Комендант города Перми Витольд Мечиславович Рымашевский
Товарищ Прокурора О. Аршуков
По исполнении требования Судебного Следователя по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколова от 11 апреля 1919 года за № 58 настоящий протокол препровождается Н. А. Соколову на распоряжение.
Прокурор П. Шамарин
Апреля 14 дня 1919 года
№ 49
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 57 – 58
К о п и я
П р о т о к о л.
1919 года апреля 26 дня Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. СОКОЛОВ в г. Екатеринбурге, в порядке 443 и 722 ст. уст. угол. суд., допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:-
Иван Федорович МОЛОТКОВ, 53 лет, полковник, числюсь в составе прифронтовой
Пермской кадровой бригады, православный, не
судился.
Европейская война застала меня в должности командира 3-й роты 91 пехотного Двинского полка.
До июня месяца 1916 года я все время находился на фронте: в Галиции, участвуя во многих боях. Был я контужен. В июне месяце 1916 года я вместе с другими офицерами был назначен в Ревель для сформирования новой 118 пехотной дивизии и в декабре месяце этого года я получил в командование батальон 471 пехотного Козельского полка, входившего в состав этой 118 дивизии. Наш полк стоял в Ревеле. Здесь же с 1908 года проживало и мое семейство.
В этой должности батальонного командира меня и застала февральская революция. Командовал полком в это время полковник Черкасов. Солдаты требовали его увольнения. Был назначен вместо него полковник Пиндинг, а в августе месяце 1917 года – я. После большевитского переворота, в связи с общим роспуском армии, был распущен и наш полк. Сдачу документов я окончил в феврале месяце 1918 года.
После этого остался я не у дел. Семья у меня большая. Надумали мы ехать в город Екатеринбург к моей теще Анне Антоновне Вятчининой, имевшей в Екатеринбурге дом, и здесь как нибудь устроиться. 14 апреля [по новому стилю] мы и приехали всем семейством в Екатеринбург.
Семейство мое состояло из 8 человек: я, жена моя Серафима Михайловна, сын Федор, сын Николай, дочь Ксения, дочь Ольга и дочь Лидия, внучка Тамара. Дочь Ксения была уже в это время замужем за поручиком Василием Николаевичем Никольским; у них и была дочка Тамара. Вышла Ксения замуж в 1915 году. Никольский с 1914 года находился в Ревеле. Я находился на фронте. Жениха я положительно не знал. Видел я его всего несколько раз и совершенно не имел о нем надлежащего понятия. Не был я и на свадьбе у дочери: в это время я был на позиции. Поближе я разглядел зятя только в 1916 году, когда я прибыл в Ревель. Насколько я помню, зять в момент моего приезда в Ревель командовал 4-й ротой и находился в местечке Сак. Я же в октябре месяце вместе с полком своим ушел из Ревеля в местечко Кегель. Следовательно, с зятем я виделся только временами. Впоследствии из Сака он переехал в Ревель и жил в моей семье. Я ничего плохого не могу сказать про зятя в этот период времени нахождения его в Ревеле. Дочь мою он безусловно любил и, вероятно, сейчас любит. С тещей, моей женой, он также был в добрых отношениях. Мне же он, по совести сказать, не особенно нравился. Я положительно не могу Вам объяснить, почему именно он мне не нравился. Так, знаете, как-то душа моя не лежала к нему. Он проявлял заботу и о своей жене и о моей семье, но все таки моя душа к нему не лежала. У меня, как Вам сказать, не было к нему, вероятно, надлежащего уважения. Это происходило от той причины, что не замечал я у него, молодого человека, желания идти на фронт. Как отразилась на зяте революция, я не могу Вам толком рассказать: виделись мы временами и не наблюдал я его в это время постоянно. Знаю лишь, что он после революции ушел с должности ротного командира и был назначен старшим адьютантом к Начальнику артиллерии [фамилии этого начальника не знаю]. В октябре месяце 1917 года зять пропал. Перед тем, как ему скрыться, он жил в моей семье в Ревеле. Я же, как я уже Вам сказал, находился в Кегеле. Приехав в октябре месяце в Ревель, я и узнал от моей жены Серафимы Михайловны, что зять уехал в Петроград “в командировку”. Я не придал этому обстоятельству никакого значения. Однако в скором после этого времени я прочитал в какой то Петроградской газете, что около Николаевского моста было найдено офицерское пальто [шинель] со следами крови или иного какого-либо красного вещества: при нем документы на имя зятя. Именно в документах была указана его личность. В гибель зятя я однако тогда не поверил и подумал, что он стек за границу, чтобы поступить там на военную службу, о чем он говорил после революции. Так мы все и потеряли тогда его из вида.
Ксения, когда зять уехал в “командировку” в Петроград, была в Орле у дяди зятя, какого-то чиновника. Когда она туда уехала, я не помню. Знала ли она о намерениях мужа, я не могу Вам сказать, но думаю, что не знала. В то же время она и не убивалась от его исчезновения. Время тогда было такое. Со многим приходилось мириться и многому не приходилось удивляться.
В Екатеринбург мы прибыли, как я уже Вам говорил, в апреле месяце. Мы и в голове не держали, что найдем здесь зятя. Как то в мае месяце Ксения его привела к Вятчининой, где мы все и жили. Зять говорил мне, что он живет в Екатеринбурге под именем Штеймана: что до Екатеринбурга он был в Сибири: Омск, Томск и служил где то там на каком то заводе. В то время, когда он пришел ко мне, он читал лекции по автомобильному делу на каких то курсах, помещавшихся в Горном училище. В середине июня месяца зять получил у большевиков место заведующего гаражем. Через кого он получил это место, каким образом, я не знаю: не было у меня большого с ним единения и я не допытывался об этом у него. Мне он предложил место в гараже делопроизводителя, дочери Ольге – место машинистки, а сыну Федору – место помощника шоффера.
Кроме нас в гараже еще служили: помощник зятя – Владимир Васильевич Крутиков, письмоводитель Александр Иванович Злыгостев, табельщик Александр Шипцов, кладовщики [они же и сторожа] Степан Полянский и Сарсацкий.
Шофферами, насколько я могу припомнить, были следующие лица: 1/ австрийский пленный Франц Иррер, 2/ Генрих Фаттер, 3/ Яков Личков, 4/ Михаил Смородин, 5/ Михаил Николаев, 6/ Павел Теплов, 7/ Сергей или Георгий Лазарев, 8/ Николай Розанов, 9/ Оскар Лепич, 10/ Александр Захаров, 11/ Иван Иванов Трофимов, 12/ Карл Сирик, кажется, тоже австрийский пленный, 13/ два брата Мельниковы: одного, кажется, имя было Александр; из них один был, кажется, шоффер, а другой, кажется, - слесарь; 14/ Генрих Козловский 15/ Иван Малыгин, 16/ Семен Запольский; 17/ Василий Ефиов, 18/ Никифоров, 19/ Гурлиев, 20/ Петровский, 21/ Николай Захаров Меньшиков, 22/ Киреев, 23/ Дмитрий Сергеев, 24/ Иван Михайлов Степанов.
Точно должность указанных лиц я определить затрудняюсь. Возможно, что некоторые их них были и не шофферы, а помощники шофферов, а некоторые даже и слесаря.
Кроме названных лиц, припоминаю еще следующих:-
25/ Чиганцев, кажется, слесарь, 26/ два брата Ваулины, кажется, тоже, слесаря, 27/ механик Иосиф Семенович Каломейцев, 28/ слесарь Иван Федоров Демин, 29/ слесарь Николай Мамонтов, 30/ слесарь или помощник шоффера Василий Бочкарев, 31/ три брата Борисевичи, кажется, все слесаря.
Еще припоминаю шоффера Ефима Сергеева, помощника шоффера из военнопленных Карла Альбериха, шоффера, вероятно, Бориса Макарова, Кенца, Ивана Чаплинского, Яна Шаурса и Сергея или Александра Куршакова. Какие должности занимали в Екатеринбурге Кенц, Чаплинский, Шаурс и Куршаков, - я не помню. Был еще при гараже обойщик и маляр Соловьев, по имени, кажется, Григорий.
На грузовых автомобилях ездили, как я припоминаю следующие шофферы: Личков, Смородин, Теплов, Трофимов, Лазарев, иногда Михаил Крутиков, Запольский, Дмитрий Сергеев, Ефим Сергеев, ездивший также и на санитарных автомобилях. Вероятно, ездили на грузовых автомобилях и другие шофферы, но я указываю только тех, которых помню. На легковых ездили Василий Ефимов и Михаил Николаев. Первый ездил с комиссаром Горбуновым и помощником Стогова Бироном; Николаев – с самим Стоговым.
Для подачи кому либо автомобиля требовался “наряд”, т. е. письменный приказ. Мне приходилось видеть наряды только за подписями Горбунова, комиссара снабжения фронта. Я по этому поводу могу сказать, что зять воевал из-за этого с большевиками, стараясь установить порядок, чтобы автомобили подавались только по нарядам Стогова.
Поэтому, если приходил наряд за подписью Горбунова, то обыкновенно сносились со Стоговым, прося его подтверждения наряда Горбунова.
За время службы в гараже мы оба с зятем были арестованы. Арест наш произошел при следующих обстоятельствах. Зять, получив для гаража спирт, продал спирт [не знаю, в каком количестве], каким то лицам. Я не знаю хорошо, кому именно он продал спирт. Но помню, что в числе лиц, обвинявшися /так!/ тогда большевиками в покупке спирта, были какой то Шполянский, парикмахер Андреев [у него парикмахерская рядом с Атамановской гостиницей], какой то торгаш Костромин и татарин, кажется, также торговец Бакирев. Они все, или может быть, некоторые из них были тогда большевиками арестованы и большевики содрали с них за это большую “контрибуцию”. Мы же с зятем по этому поводу были арестованы. Кажется, 4 июля [по новому стилю] к нам часов в 11 вечера пришли три человека. Двое из них были посланные из чрезвычайки, а один из пришедших был тоже арестованный: Шполянский. Вероятно, его привели к нам для того, чтобы опознать моего зятя. Один из пришедших от чрезвычайки вместе с Шполянским прошли в нашу квартиру, а другой из чрезвычайщиков остался в карауле. Конечно, мы догадались, что к нам пришли из-за спирта. У нас на столе в садике стояла пустая бутылка из-под спирта. Серафима Михайловна куда-то ее забросила. Это, вероятно, было замечено и к ней пришедшие придрались по этому поводу. Я за нее вступился. Тогда они арестовали вместе с зятем и меня. Меня, зятя и Шполянского повели в чрезвычайку. Там в коридоре к нам подошли двое. Один из них был Юровский, тот самый, карточку которого Вы мне сейчас показываете [предъявлена фотографическая карточка Юровского]. Другой был Родзинский. В то время я не знал его фамилии, но потом зять мне сказал, что это был Родзинский. Я помню, что в эту ночь ни меня, ни зятя не допрашивали, а посадили в биллиардную комнату. Потом зятя водили на допрос. Допрашивали его три раза, причем один раз ночью. Как мне говорил зять, его допрашивал сам Родзинский. В коридоре же, когда нас встретили Юровский с Родзинским, к зятю обратился не Родзинский, а Юровский. Он, узнав от доставивших нас, что зять – заведующий гаражем, стал его обвинять в спекуляции со спиртом и в контр-революционных замыслах. Родзинский в это время молчал. Активно себя вел именно Юровский, так что мне показалось, что он там значит больше, чем кто-либо другой. После одного-двух допросов зять струхнул и каким то образом дал знать нашим, чтобы они просили полковника Стогова и командующего армией Берзина помочь ему. В результате нас выпустили на поруки наших шофферов. Я думаю, что мы освобождены 16 июля по новому стилю. Прекрасно я помню, что держали нас под арестом 12 дней, но точно сказать, что мы были арестованы 4 июля и освобождены 16 июля, я не могу. Может быть, нас арестовали и ранее 4-го июля на несколько дней и ранее выпустили на несколько дней 16 июля. Вполне точно установить время нашего ареста и освобождения не могу. В этот день, т. е. в день нашего освобождения я заходил ненадолго в гараж и тут же ушел. На другой день мы с утра были с зятем в парикмахерской, на базаре; в чрезвычайку мы в этот день не ходили. В этот же день мы пришли в гараж и застали там нового заведующего какого-то Разумова, называвшего себя капитаном. Зять тогда отправился в военно-инженерное управление и узнал здесь от инженера Гиса [так он мне говорил тогда], что он уволен. Не помню точно, ходили ли мы с зятем после этого в гараж. Я, кажется, ходил; он, -кажется- не ходил или, если заходил, не на долго. Спустя некоторое время, зятя потребовал к себе Стогов и приказал ему вступить опять в заведывание гаражем. Это было незадолго до нашего отъезда в Пермь [О назначении его заведующим гаражем Стоговым я передаю опять таки со слов зятя]. В Пермь мы выехали, кажется, в ночь на 25 июля. Вы спрашиваете меня, почему я уехал отсюда с большевиками? Так я поступил вот по каким соображениям. Здесь в Екатеринбурге меня “вся улица” считала большевиком. Многие из под угла говорили это и болтали, что у меня есть деньги. Я боялся, что в тот промежуток времени, когда отсюда уйдут большевики и не войдут еще Сибирские войска, будет резня и ни за что пропадешь. Поэтому я решил уехать отсюда и остаться в Перми. Так я и сказал перед отъездом жене. Так я и сделал на самом деле.
В Перми мы сначала с зятем служили в гараже. Из моей семья /так!/ с нами еще уехала моя дочь Ольга и сын Федор. Вся же остальная семья осталась здесь. В сентябре месяце я был назначен на завод Чердынцева заведывать грузкой автомобилей. Впоследствии зять был назначен заведующим этим заводом, где была открыта мастерская по ремонту машин. В ноябре месяце он однако был уволен с этой должности и состоял в какой то должности в областном управлении при инженере Кузьмине. Так в Перми мы и остались.
Из состава служащих гаража остались в Екатеринбурге: следующие лица: 1/ Злыгостев, 2/ Сарсацкий, 3/ Малыгин, 4/ Никифоров, 5/ Гурлиев, 6/ Петровский, 7/ Меньшиков, 8/ Чиганцов, 9 / Ваулины, 10/ три брата Борисевичи, 11/ Ефим Сергеев, 12/ Борис Макаров, 13/ Кенц, 14/ Чаплинский.
Остальные все уехали. В частности, уехал и табельщик Щипцов /так!/, но я слышал, что он там в Перми был за пьянство уволен. Где он теперь, не знаю. На заводе Чердынцева служил вместе с нами Каломейцев. Он тоже не пошел за большевиками и сейчас он служит в автомобильной роте в Лысьвенсом /так!/ заводе. Шоффер Козловский был расстрелян еще при нас в чрезвычайке. Макаров был тоже тогда арестован чрезвычайкой и отправлен на фронт.
Относительно убийства ГОСУДАРЯ и ЕГО СЕМЬИ я положительно ничего не знаю. Про это злодеяние я узнал впервые из какой-то газеты. Там писалось про “казнь”одного ГОСУДАРЯ. На митинги я ни на какие не ходил. Когда, где, кем собирался по этому поводу митинг, я не знаю и ничего об этом не слышал. Вообще же разговоров тогда много ходило по городу про это дело. Я помню, что как-то говорили мы про это дело с сыном Федей. Он мне сказал, что для вывоза трупа ГОСУДАРЯ или нескольких трупов [положительно не упомню, как именно он мне тогда говорил], подавался из нашего гаража большой грузовой автомобиль. Он был подан с каким-то нашим шоффером к Американской гостинице, где находилась чрезвычайка. Однако нашего шоффера, который подал автомобиль, отослали домой. Сел на автомобиль другой шоффер и повел его к дому Ипатьева. Здесь труп ГОСУДАРЯ или еще трупы других лиц вместе с ЕГО трупом [я положительно не помню, как именно мне говорил сын] положили в автомобиль, покрыли брезентом и куда-то увезли. Было все это, как я понял тогда сына, ночью. В какой день это все произошло, по его словам, да и называл ли он мне день, я не помню. С чьих слов передавал мне все это сын, какой шоффер подал первоначально наш автомобиль к чрезвычайке, не знаю. Видел ли Федор впоследствии этот автомобиль, не знаю. Я его об этом не спрашивал. Сам я автомобилей, после рассказа сына, не осматривал. По чьему приказанию был подан автомобиль, также не знаю. В этом отношении я нисколько не хочу покрывать своего зятя. Я уже говорил Вам, что я его не долюбливал и не долюбливаю. После этой истории со спиртом я же обругал его “вором”. Но все таки я думаю, что он тоже по этому делу ничего не знает. Автомобили подавались по ночам чаще всего без его ведома. Этим больше заведывал его помощник Крутиков, живший вместе с другими шофферами из матросов в здании Горного училища. Наша квартира была далеко от гаража; телефона у нас не было. Вероятно, просто в целях удобства с требованиями о подаче автомобилей и обращались прямо к Крутикову. Близких отношений у зятя с Крутиковым не было. Был он у нас всего на всего раза два, т. е. был у нас в квартире. Порядок подачи автомобилей был такой. По получении распоряжения о подаче автомобиля требовался “пропуск”, т. е. разрешение заведующего о пропуске автомобиля из ворот нашего гаража, где стояли наши сторожа. Такие пропуски должны были подписываться зятем, но их подписывал и Крутиков; редко подписывал и я. Кем был тогда подписан пропуск на автомобиль, поданный к чрезвычайке, не знаю. Корешков к этим пропускам у нас в делопроизводстве не оставалось. Боюсь только я, не ошибаюсь ли я. Кажется, Кажется, таких пропусков здесь в Екатеринбурге не было, а были они заведены только в Перми. Кроме пропусков были еще “путевки”, в которых отмечалось время выезда шоффера и время его прибытия. Такие путевки должны были храниться у табельщика. В путевках еще отмечался и автомобиль, на котором ездил шоффер.