Я, Претич, боярый муж, присягаю вам, князи! Я мечом своим клянусь повиноваться во всех делах и помыслах ваших!

После этих слов Великий князь обязан был взять свой меч за лезвие и подать его рукоять на целование, однако слаба еще и нежна была детская рука, чтобы держать обоюдоострый булат, рассекающий на лету самый тонкий волос; мать же его, Великая княгиня, хоть и имела силы да жесткую ладонь, но не могла коснуться меча на престоле, кроме как устами, ибо не позволял обычай и ее женская суть принимать клятву на оружии – принадлежности мужской чести и достоинства. И тогда боярин сам взял меч и приложился к нему.

Ты первым присягнул, так будь первым боярином подручным. – Княгиня указала Претичу место за столом у правой руки. – Но прежде, чем место свое занять, ступай и объяви Киеву: нет более среди живых Великого князя Игоря, мужа моего. А посему на престоле сын его, Святослав, и я, мать Великого князя Святослава. Да скажи еще, не вечно мне сидеть тут, а до поры, как мой сын возмужает.

Исполню, княгиня. – Претич поклонился и направился к двери.

Постой! – окликнула она. – С какой вестью ты шел к нам?

Боярин вернулся к престолу.

– Мои холопы весть худую принесли. На пристани древлянские послы, от князя Мала. Явились будто бы с покаянной головой за смерть мужа твоего, а в самом деле Мал прислал их, чтобы тебя сосватать. Об этом еще никому не ведомо…

Мне ведомо, – тихо проговорила княгиня. – Пошли глашатаев по Киеву, а сам ступай на пристань да покличь мне предстоящего посла. Остальные пусть там ждут. Любо мне о сватовстве договориться.

Добро, – вымолвил Претич спокойно, однако светлый его взор не мог скрыть тревоги, – ужели пойдешь за Мала?

Ступай, ступай, – поторопила княгиня. – Да скоро возвращайся.

Едва боярин удалился, как в гридницу вошел Свенальдич, бравый и отважный витязь, рожденный от гречанки, некогда полоненной отцом. От матери Лют унаследовал огромные темные глаза, а от Свенальда – желтые волосы и длинное лицо, на коем одновременно уживались горячая страсть и холодное бесстрастие. И если старый наемник и слуга русских князей всегда прятал свои глаза и взор под густыми седыми теперь бровями, то сын его смотрел казалось бы открыто, доверчиво, но с чуть заметной, скрываемой дерзостью, скорее даже легкой надменностью.

Свенальдич сломал шапку, поклонился.

Желаешь ли, витязь, быть слугой моим? – спросила княгиня. – Сослужишь ли русскому престолу так, как отец твой?

Желаю, матушка-княгиня! – страстно ответил польщенный Лют, которого раньше допускали ко двору лишь в качестве охраны.

Хочу приставить тебя кормильцем к сыну моему, Святославу.

Свенальдич просиял:

В сей же час приступлю! Уж я вскормлю! Уж я на путь наставлю!

Не спеши, витязь, – мягко промолвила княгиня. – Прежде исполни мою волю, которую хочу поручить тебе.

В чем ее суть, госпожа? Я вмиг исполню!

Это должно остаться в глубокой тайне, Лют.

Клянусь, княгиня!..

Постой! – посуровела она и похолодела очами. – Где ныне твой отец?

Ушел на Уж-реку! – доложил Свенальдич, несколько смущенный. – Исполнить твой указ… Взял много подводных коней и поскакал наметом. Спешит готовить тризну… Мне же велел ко двору явиться!

Его темные, южные глаза выражали легкую рассеянность, а простота открытого взора – преданность и желание служить, однако почуяла княгиня во всем этом одно лукавство. Лют знал все! И заговор против Великого князя, последующее сватовство вдовы княгини – ничего не обошлось без участия Свенальдича.

Присягни Великому князю Святославу! – потребовала княгиня.

Ретивый витязь тут и в самом деле смешался, ибо без воли отца своего, Свенальда, не вправе был ни присягать, ни в службу наниматься, хотя и возрастом давно созрел. Мало того, старел – за полсотни перевалило Люту.

– Он несмышлен еще! – нашелся Свенальдич. – Не возмужал, чтобы…

А возмужал ли ты, коль без отцовского слова не ступишь шагу? – спросила княгиня. – Не присягнешь Святославу – не сослужить тебе тайной службы, которую намереваюсь поручить.

Упоминание о тайной службе разожгло страсть Люта: где тайна – там и честь, и злато…

Наши рекомендации