Дельфинёнок чувствовал себя превосходно. А его мать сильно ушиблась о камень на берегу, её с обеих сторон поддерживали дельфины.

И тётка выбрасывалась за Дельфинёнком два раза, только она ничуть не ушиблась. Уж теперь-то она не спускала с него глаз!

Он виновато косился на взрослых, которые молча рассекали воду вокруг, работал хвостом, плавниками, на теле у него двигалась кожа — так он старался!

Как назло, он увидел под собой небольшую черепашку. Она несла медузу. И хотя Дельфинёнок не ел медуз, он рванулся к черепахе, выдернул у неё медузу. Тётка не успела глазом моргнуть, как он уже вернулся. Пристроился возле верхнего материнского плавника, как полагается воспитанному дельфинёнку. Потихоньку выплюнул медузу…

А стая уходила всё дальше от опасных берегов. И наконец перешла черту, за которой стоит синяя вода и на синей воде качаются золотые солнечные рыбы.

АГАША

Мой первый сурок Тиша принадлежал другому человеку, и его пришлось отдать. Тишка признавал только меня. При мне он веселился и баловался, чужих боялся, и часто я задумывалась над тем, как он будет жить у настоящего хозяина.

К своему хозяину Тиша относился суховато, и когда его забрали, мне запретили навещать его. Тишка должен забыть меня.

Недели через две я всё-таки отправилась в дачный посёлок, куда увезли Тишку. На калитке висел замок. Дом обнесён глухим забором.

Я увидела сурка в щель. Он разделывался в клетке с ящиком, который служил гнездом, и толстые доски трещали у него на зубах.

— Тиша, — сказала я.

Он прислушался. Я ещё раз сказала:

— Тиша!

Он пронзительно вскрикнул, и этот сигнал тревоги и волнения передался мне, и я полезла на забор, но забор был высоким, без перекладин, даже подпрыгивая, я не могла уцепиться за верхний край. Я стала обходить проклятый забор, разделявший нас, искала место пониже, какой-нибудь сучок, гвоздь, искала камень — я могла в ту минуту подтащить, кажется, утёс, но не было ничего. А изнутри кричал и кричал, звал мой зверь…

Я дала себе зарок никогда больше не заводить животных.

Но довольно скоро мне рассказали, что у одного знакомого живёт маленький сурок — кажется, детёныш. Мой знакомый — человек добрый, но безалаберный, животных никогда не держал, и как он ухаживает за сурком, я не могла себе представить. Я позвонила по телефону.

— Бога ради, приезжайте! — сразу сказал мой знакомый. — Мне страшно нужны советы!

Так я увидела Агашу. Она оказалась молоденькой сурчихой, совершенно голой, голой как коленка. Но такое уж существо сурок, что даже и без меха он привлекателен — ребячески пухлый, с гладкой чистой кожей красивого дымчатого цвета.

У Агаши был авитаминоз.

Начались ежедневные телефонные переговоры. Стояла зима, а сурку нужна зелень — укроп, лук, петрушка. Для этого надо идти на рынок, а хозяину вечно некогда. Он любил Агашу, но я уж говорила, что человек он безалаберный. Кончилось тем, что Агаша переселилась ко мне. Но я помнила тот забор. Для чего давать себе волю, так привязываться к животному, так мучаться потом? Нет уж, с меня хватит.

Агаша обросла светлой пушистой шерстью, и стало заметно, как она не похожа на Тишку. У Тиши было грубоватое мужское лицо, у Агаши черты мелкие, глаза большие, кроткие. И характер оказался другой. Тиша при посторонних бывал угрюмым, только оставаясь со мной он баловался и нежничал, и всей его прелести никто, кроме меня, не знал. Агаша никогда не баловалась и не играла. Зато она любила, когда появлялись гости, и к каждому шла на руки.

Меня Агаша особенно не выделяла. Я уходила — она ложилась спать, я вернусь — она пробуждается, иногда и глаз не откроет, только пробормочет коротко и спит дальше. Тишка, бывало, томился без меня. Стоило вставить в двери ключ, как он уже кричал… Куда спокойнее с Агашей!

На лето у меня была путёвка в подмосковный дом отдыха «Берёзовая роща». Я решила съездить туда, поискать, нельзя ли поселить сурчиху где-нибудь поблизости. Нашлись люди, которые держали кроликов. Клетки с кроликами стояли в саду на дощатых высоких стеллажах, под навесом. Мне разрешили поставить здесь ещё одну клетку. И я с Агашей переехала за город.

Агаша выросла в московской квартире, не помнила ни птиц, ни деревьев, и сначала всё страшило её. Покажется ли хозяйский щенок, пролетит ли синица, ветер пробежит по кронам деревьев — Агаша пугается. Она издаёт режущий уши свист, который разносится далеко вокруг. Думаю, это не доставляло удовольствия хозяевам, особенно самому хозяину, человеку ворчливому и, как я скоро заметила, сильно пьющему. Но они пока молчали. Зато отдыхающие непременно разыскивали меня и говорили:

— Идите скорей, там Агаша свистит на всю улицу!