Шерстяной плед, отслуживший своё
– Вы слышали? – приглушённым донельзя шёпотом сказал Рояль Полированной Тумбочке, с которой был в дружбе. – Сегодня опять сказали, будто он отслужил своё…
– Это уже двенадцатый раз за последний месяц: я сосчитала! – громко откликнулась Полированная Тумбочка. – Значит, мы скоро, и правда, избавимся от его общества.
Рояль и Полированная Тумбочка просто выносить не могли Шерстяной Плед. Я бы, конечно, сказал: «И было за что…», но, пожалуй, всё‑таки не скажу, потому как причина довольно смехотворна. Дело в том, что и Рояль, и Полированная Тумбочка больше всего на свете берегли свои лакированные крышки и бока, а ведь Шерстяной Плед – он шерстяной плед и есть: пыли в нем иногда слишком много накапливается. Конечно, время от времени его вытряхивают на улице, но вытряхивай не вытряхивай, а всю пыль ведь не вытряхнешь всё равно! И понятно, что пыль эта особенно заметна на сверкающих поверхностях…
– Ну, вот! – жаловались друг другу Рояль и Полированная Тумбочка. – Опять пыль полетела…
И у них тут же портилось настроение.
А Шерстяной Плед сокрушённо вздыхал – и от вздоха его новое облачко пыли начинало плыть в направлении Рояля и Полированной Тумбочки, постепенно оседая на лак…
«Хоть бы меня уже скорее заменили на новый! – размышлял Шерстяной Плед. – Слышать больше не могу всего этого!»
И, надо сказать, Шерстяной Плед имел резон для подобных размышлений. Между прочим, когда светило солнце и отражалось от крышек и боков Рояля и Полированной Тумбочки, неудобств обитателям комнаты это доставляло ничуть не меньше: лак сверкал так сильно, что ослеплял всех присутствовавших – в том числе и Шерстяной Плед. Правда, о таких вещах не принято было говорить вслух: считалось, что ни Рояль, ни Полированная Тумбочка не могут причинять никаких неудобств. А Шерстяной Плед – может.
А потому в доме действительно давно уже поговаривали о том, что пора, пора бы, пора поменять этот Шерстяной Плед, отслуживший своё, на какой‑нибудь поновее – и лучше даже не на шерстяной, а на синтетический. От синтетических, дескать, пыли меньше.
Между тем настала весна, и по дому загуляли сквозняки. Рояль и Полированная Тумбочка охотно подставляли им свои крышки и бока: сквозняки ведь на то и придуманы, чтобы сдувать пыль с лакированных поверхностей.
– А его так и не поменяли, – как‑то шепнул Рояль Полированной Тумбочке, имея в виду, конечно же, Шерстяной Плед. – Но, слава Богу, теперь его запрут в шкаф, и оттуда он уже не будет пылить так сильно.
Сказав так, Рояль оглушительно чихнул – и испуганное облачко пыли тут же пересело на Полированную Тумбочку. А это ей понравиться, разумеется, не могло. Но делать было нечего: Рояль со всей очевидностью простудился. Ночью начался кашель, а под утро у Рояля даже поднялась температура. Да так высоко, что пришлось вызывать доктора.
Доктор, поднеся к правому боку Рояля специальный рожок, послушал, как Рояль дышит, и поставил диагноз:
– Ничего хорошего сказать не могу. У Рояля бронхит. Весной такое часто случается. А бронхит для роялей – это самое страшное.
– Как же нам лечить его? – озаботились все вокруг.
Доктор задумался.
– Даже и не знаю, что предложить. Молока с мёдом или с малиновым вареньем Вы в него, конечно, не вольёте и никаких лекарств не впихнёте… всем этим лечат людей, но не рояли. Единственное, что могло бы ему помочь, – настоящее тепло. Есть у вас настоящее тепло?
– У нас есть плед, – тоже подумав, ответили доктору.
– Синтетический? – строго спросил тот.
– Нет, шерстяной.
– Как раз то, что нужно! – обрадовался доктор и закутал Рояль в плед – с крышки до педалей.
Рояль даже и не пикнул: его бил озноб и ему было ужасно плохо. Так, завёрнутым в плед, и простоял он несколько недель, пока не выздоровел. Всё это время Шерстяной Плед, отслуживший своё, заботливо покрывал его и изо всех сил старался не сползти на пол со скользкой холодной поверхности.
Выздоровление Рояля отметили торжественно: на Рояле был тут же сыгран «Венгерский марш» Берлиоза. А сразу по окончании марша Полированная Тумбочка во всеуслышание обратилась к Роялю:
– Теперь, когда Вы выздоровели, заберите‑ка всю свою пыль, севшую на меня из‑за Ваших чиханий!
Но Рояль, не обратив на её замечание никакого внимания, попросил слова и сказал:
– Разрешите мне, пожалуйста, теперь исполнить «Мазурку» Шопена.
– Вы ещё слабый после болезни, – напомнили ему.
Рояль улыбнулся и ответил:
– Я мог бы вообще не выздороветь, если бы не Шерстяной Плед. Для него я и хочу исполнить «Мазурку» Шопена, чего бы мне это ни стоило.
Говорят, Рояль ещё никогда не играл так вдохновенно, как в тот вечер. И все слушали его – затаив дыхание, особенно Шерстяной Плед, отслуживший своё: он даже ни разу не вздохнул, чтобы пыль с него не полетела в сторону Рояля. А уж пыли‑то на нём на сей раз скопилось предостаточно: его ведь за всё время болезни Рояля так и не решились вытряхнуть!
Между прочим, с этого самого дня любимым занятием Рояля стало кутаться в Шерстяной Плед – особенно по вечерам. Теперь, конечно, никто не мог и подумать о том, чтобы поменять Шерстяной Плед на новый: во‑первых, Шерстяной Плед ещё, оказывается, не отслужил своё, а во‑вторых, мыслимое ли это дело – лишать Рояль самой большой его радости!