Вторая часть новых цепей англии или печальное представление о ненадежном и опасном положении

РЕСПУБЛИКИ...

Лондон, 24 марта 1649 г.

(Извлечение)

Правящие офицеры говорят о свободе, но какая это свобода, если они заставили замолчать печать, которая по праву является и считается у всех свободных народов самым существенным признаком свободы? Не напоминают ли они этим Иуду-предателя, величайшего преступника и злодея, которого даже епископы и Звездная палата постыдились бы признать своим.

Какая это свобода, когда честных и достойных уважения солдат присуждают к позорным экзекуциям, заставляют их проез­жать публично верхом с лицом, обращенным назад, и ломают ме­чи над их головами только за то, что они подали петицию, в которой защищали свободу? Разве это не новый способ сокрушить дух английского народа, чего никогда не снилось ни Страффорду, ни архиепископу Лоуду? Мы, право же, не видим никакой разни­цы между теми ,и другими...

Разве не увеличилось бремя налогов оттого, что судьям, являющимся их креатурой, было назначено жалованье по 1000 фунтов в год, не считая обычных судебных доходов? Судебные пош­лины давно уже считаются тяжелым бременем; но было ли про­изведено какое-либо их сокращение или что было сделано по борьбе с судебной волокитой? Коснулись ли они такого всеобщего бремени, как десятины, разъедающей, подобно язве, про­мышленность и сельское хозяйство? Или что они сделали в отношении акцизов, которые за счет желудка трудящихся и бедняков обогащают ростовщиков и прочих жадных червей республики?

А что они сделали для установления свободы торговли, для уничтожения невыносимых таможенных пошлин? Ничего, «роме того, что посадили сотни новых жадных мух на старые язвы народа...

Чего же можно ожидать от таких офицеров, которые, как это часто обнаруживалось, жаждут крови народа и солдат, наиболее активно борющихся за общую свободу, мир и благоденствие республики?..

В заключение наших суждений мы заявляем, что мы с удо­вольствием подчинились бы почтенной палате, если бы высокая рука офицеров не владела вами. Поэтому мы и спешим воззвать к новому представительству, справедливо избранному, как это выражено в наших серьезных пожеланиях, представленных вам. Кроме того, мы желаем, чтобы вы предложили армии выбрать представителей, состоящих из лучших лиц, избранных <каждым полком, как это было в Нью-Маркете.

Мы покорнейше просим не принимать решения нескольких офицеров за настроение всей армии; офицеры армии имеют не более власти издавать законы для армии, чем государственные чиновники, назначенные исполнять законы в интересах народа. Те и другие учреждены только для дисциплины и управления.

Мы надеемся, что вы ускорите дело с Народным соглаше­нием и в соответствии с нашими .пожеланиями, выраженными з наших петициях, быстро рассмотрите его и осуществите его требования и тем предотвратите угрозу надвигающегося рабства.

МАНИФЕСТ ПОДПОЛКОВНИКА ДЖОНА ЛИЛЬБЕРНА, МИСТЕРА УИЛЬЯМА УОЛЬВИНА, МИСТЕРА ТОМАСА ПРИНСА И МИСТЕРА РИЧАРДА ОБЕРТОНА, ЗАКЛЮЧЕННЫХ В ЛОНДОНСКОМ ТАУЭРЕ, И ДРУГИХ, ОБЫЧНО (ХОТЯ И НЕСПРАВЕДЛИВО) ИМЕНУЕМЫХ

ЛЕВЕЛЛЕРАМИ, СТАВЯЩИЙ ЦЕЛЬЮ ОПРОВЕРГНУТЬ

МНОГОЧИСЛЕННЫЕ КЛЕВЕТЫ, НАПРАВЛЕННЫЕ ПРОТИВ НИХ

ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ ИХ НЕНАВИСТНЫМИ ДЛЯ МИРА

И ОПАСНЫМИ ДЛЯ ГОСУДАРСТВА, И УДОВЛЕТВОРИТЬ И ЗАВЕРИТЬ

ВСЕХ ТЕХ, К БЛАГУ КОТОРЫХ НАПРАВЛЕНЫ ВСЕ ИХ ПРЕДЛОЖЕНИЯ

И ЖЕЛАНИЯ И ИНТЕРЕСЫ КОТОРЫХ ЯВЛЯЮТСЯ КОНЕЧНОЙ ЦЕЛЬЮ

ИХ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ

Апреля 1649 г.

(Извлечение)

...Мы видим, что наши враги с великой страстностью распро­страняют о нас все, что только может нас дискредитировать в глазах других, а наше молчание лишь способствует усилению дурных слухов о нас. Всюду, где распространяются слухи и ве­дется пропаганда против нас (как среди тех, «то нас знает, так и среди тех, кто нас не знает), возникает подозрение, что в на­ших планах есть что-то большее по сравнению с тем, что мы открыто выражаем, и что в наших мыслях есть что-то опасное и им еще не известное. В то же время другие выражали недовольство и недоумение, что никто не знает, чего же мы, собственно, хотим и какие конечные цели мы ставим. Наконец, те, которые совсем не знают нас, распускают самые невероятные слухи, будто мы хотим уравнять состояния всех людей, что мы не хотим иметь никаких сословий и званий между людьми, что мы будто не признаем никакого правления, а стремимся лишь к всеобщей анар­хии, что будто в действительности мы были агентами сначала короля, а потом королевы, что будто мы — атеисты, противники священного писания, иезуиты и т. д., что особенно ненавистно и пользуется дурной репутацией среди людей.

На все это можно бы не обращать внимания, помня, что таков удел всех добрых людей, если бы вред, получающийся от этого, был только личным, но, поскольку цель этих слухов та, чтобы нанести вред республике, мы вынуждены открыть наше сердце и поведать всему миру наши сокровенные мысли...

Во-первых, является настоятельно необходимым, чтобы мы высказались относительно уравнения, под которым обычно понимают выравнение состояния отдельных людей и отмену права собственности и титула на то, что каждый человек имеет как свою собственность. Как прежде мы уже высказались против таких взглядов, в частности, в нашей петиции 11 сентября [1648 г.], так и теперь мы объявляем, что всякая попытка в этом направлении была бы весьма вредной, если только на это не будет получено всеобщее согласие со стороны всех и каждого в народе. Точно так же мы никогда не считали, что это входит в компетенцию народного представительства, ибо хотя власть представительных учреждений верховна, тем не менее по своему характеру она представительна и доверительна, а следовательно, должна быть ограничена непосредственно или само собой подра­зумевающимися определенными частными случаями, что являет­ся залогом безопасности и свободы как народа, так и самого правительства...

...Мы объявляем, что у нас никогда не было в мыслях урав­нять состояния людей и наивысшим нашим стремлением являет­ся такое положение республики, когда каждый с наивозможной обеспеченностью пользуется своей собственностью. Мы знаем очень хорошо, что во всё века те люди, которые выступали на борьбу против тирании, против несправедливости и произвола страстей, всегда вынуждены были терпеть подобные клички, так как подобными инсинуациями и страхом мнимой опасности всегда старались удержать народ от добра. Как бы то ни было, мы должны, несмотря ни на что, выполнить свои обязанности; как это будет достигнуто, это зависит от воли божьей, милосердию которого мы и оставляем просвещение человеческих душ, стремясь сами к душевному спокойствию и мирной совести.

Различия по рангу и достоинствам мы потому считаем нужными, что они возбуждают добродетель, а также необходимы для поддержания властей и правительства. Мы думаем, что они ни­когда не стремятся поддерживать честолюбие и угнетение народа, а только сохраняют должное уважение и покорность в народе, что является необходимым условием для лучшего исполнения законов.

То, что мы стоим за правительство, а не за анархию, обнаруживается, как мы полагаем, всеми нашими действиями; цель наша — усовершенствовать правительство, а не разрушить его; нам известно, что порок и подкупность всегда свивали себе прочное гнездо в человеческих учреждениях, и хотя тирания и исключительно плоха, однако из двух крайностей анархия самая худшая. Из того факта, что мы серьезно боролись за установление хо­рошего правления, делают странный вывод, что будто мы не хотим иметь никакого правительства; это все равно, как если бы нас обвинили в том, что мы вырываем дерево с корнями, в то время как мы обрезаем сухие и лишние ветви и прививаем вет­ви лучшие...

На те низкие подозрения, выставляемые некоторыми, что будто мы являемся агентами короля и королевы, мы считаем достаточным сказать лишь следующее. Хотя мы и не проявляли осо­бого неистовства против личностей короля и королевы или их партии, стараясь скорее убедить их, чем уничтожить, однако мы твердо знаем, что самые принципы и идеи управления, наиболее враждебные прерогативе или интересу короля, возникли и исхо­дят от нас; многие из этих принципов в настоящее время взяты и осуществлены на практике теми людьми, которые раньше были напуганы ими и весьма упорно боролись против них. Этого мы считаем достаточно, хотя можно было бы сказать гораздо больше, чтобы очистить нас от обвинения в связи с роялист­ской партией...

Что касается того, что будто мы иезуиты по организации или по принципам, как это часто говорят о нас, мы на это заявляем, что простого отрицания этого обвинения будет едва ли достаточ­но, но мы, по крайней мере, можем сказать, что те лица из нас, которым эта кличка в первую очередь приписывается, — люди женатые и никогда не выезжали из Англии, а ведь известно, что в этом ордене брак никогда не разрешается и в орден принимаются лишь те, кто лично является для посвящения в Рим...

Что касается иезуитских принципов, мы заявляем, что не знаем, каковы они; о иезуитах лишь всем известно, что они отлича­ются чрезвычайной хитростью и пользуются приемами чисто мир­ской политики, а по тому самому совершенно отличны от наших, простота и очевидность которых проявляется во всех наших по­ступках.

Что же касается того, что нас обвиняют атеистами и противниками священного писания (антискриптуаристами), мы заявля­ем, что верим в существование вечного и всемогущего бога, создателя и промыслителя всего на свете... Правда, мы не так строги в том, что касается формальной и обрядовой части служения богу; тот или иной способ или манера богослужения не кажутся нам ясно обоснованными и такими необходимыми, как на то претендуют служители бога и священники...

Если же выставляют причиной нашего недовольства настоя­щим положением вещей то, что не нас предпочли на государст­венные должности и посты, связанные с выгодой и известностью, то на это мы заявляем, что, хотя и нет никаких оснований к тому, чтобы мы не имели на них таких прав, как и другие, и наша при­вязанность к общественным делам, конечно, не является препят­ствием к этому, тем не менее мы можем сказать о себе, что у нас нет такого стремления и жажды занять их, как у других: по крайней мере в списках просителей мест очень немногих можно встретить из числа тех, которые считаются принадлежащими к нашей партии...

Затем говорят, что, будь мы у власти, мы сами стали бы вести себя как тираны; мы признаем, что факты нередко подтверждают это, и люди крайне меняются, став у власти; послед­нее обстоятельство делает нас недоверчивыми даже к самим себе и заставляет не доверять нашим собственным резолюциям, если в них будет что-нибудь противоречащее нашим принципам, но как раз по этому самому мы и предлагаем установить такой порядок, который, сдерживая людей, не давал бы им возможности нарушать права отдельных лиц, вредить обществу, исключая крайнего случая или явной опасности. Мы можем ответить на этот упрек еще тем, что мы вовсе не стремимся к власти для себя самих, наши принципы и желания отнюдь не свидетельствуют о нашей заинтересованности; мы вовсе не думаем, что такой .порядок можно осуществить, опираясь на силу или принуж­дение, но только благодаря врожденному и убеждающему могуществу, присущему всякому добру и справедливости, которые прокладывают себе путь в сердцах и обеспечивают себе там прочное существование. Это лишь и помогает нам теперь, по существу совершенно беззащитным и испытавшим столько разоча­рований, продолжать быть настойчивыми в наших действиях и желаниях на благо народу...

Что касается недоумений, которые существуют у многих добрых людей, заявляющих, что им непонятно, какую цель преследуют наши предложения и что в них главное, мы на это от­ветим, что они должны были бы получить некоторое общее представление о нас из того, что мы прежде в разное время предлагали. Но так как наши предложения до сих пор не получили такой формы, чтобы их можно было осуществить на практике, то мы теперь со всей тщательностью и умением, насколько бог наделил нас,, перерабатываем их в программу, которую скоро представим на всеобщее рассмотрение и обсуждение как знамя и окончательное выражение наших пожеланий и которая должна быть подписана и представлена как договор всего народа. Мы думаем, что мы можем это сделать без нанесения ущерба и вреда властям, ибо мы не знаем ничего лучшего, и, действительно, нет никакого иного пути и средства, кроме Народного соглашения, для того чтобы уничтожить всякого рода разочарование и озлобление и поставить республику в наилучшие условия веч­ного мира и хорошего общественного устройства.

Народное соглашение, представленное его превосходительством и офицерами армии почтенной палате общин, говорит во многих отношениях слишком кратко сравнительно с нашим про­ектом о том, что необходимо для блага республики и удовлетворения народа, особенно в том, что обеспечивало бы устранение известных и общепризнанных бедствий. Хотя Народное соглашение в такой форме имеет свои недостатки, все же, если бы оно было осуществлено, мы едва ли возражали бы против его проведения в жизнь, так как в нем заключаются многие важные вещи, полезные для республики. Но, видя, что время, назначен­ное для его осуществления, истекло и что большинство народа не одобрило и не одобряет его по вышеуказанным мотивам, мы решили принять новое Народное соглашение, включив в него такие изменения, какие считаем существенно необходимыми для благосостояния, обеспеченности и безопасности народа; кроме того, мы добавляем в него некоторые пункты об устранении тех тягот и нужд, которые могут быть уничтожены без какого-либо вреда для общего хода государственных дел.

И так как основной чертой нашего Народного соглашения является его происхождение от народа, то мы намеренно отка­зались от представления' его парламенту. Мы считаем, что его следует спешно разослать для подписания всем народом, чтобы затем прямо провести его в жизнь, не прерывая, однако, деятельности настоящего парламента, пока не наступит время, уста­новленное в Народном соглашении для созыва нового представительства. При такой непосредственной преемственности госу­дарственные дела не будут приостановлены или прерваны...

Мы — простые люди и от всего сердца ненавидим всякие планы и затеи, ведущие к дурным последствиям. Мир и свобода — вот наша цель; через войну мы ничего не достигли, и мы не хотим ее; мы еще до сих пор терпим рабство, но мы желаем, чтобы то, что прошло, было забыто, лишь бы только государство было реформировано в должное время...

Из Тауэра 14 апреля 1649 г. Джон Лильберн, Уильям Уолъвин, Томас Принс, Ричард Овер-тон.