Выход Слуцкого 10 страница

РќРёРєРѕРјСѓ, РєСЂРѕРјРµ Шаламова, такого пафоса РЅРµ простили Р±С‹: русская литература всегда была человечна Рё тем гордилась. РќРѕ ему РЅРµ очень-то нужно прощение, РѕРЅ заранее выварился РІРѕ всех котлах — Р° потому СЃРјРѕРі сказать СЃРІРѕСЋ правду, бескомпромиссную, как РїСЂРёРіРѕРІРѕСЂ трибунала. Человек, вернувшийся СЃ Колымы, СѓР¶ как-РЅРёР±СѓРґСЊ может РЅРµ бояться полемики, критики Рё даже забвения. Плюс Рє тому никто, кажется, РЅРµ оспаривает его РѕРіСЂРѕРјРЅРѕРіРѕ литературного дара: сама концепция «сверхлитературы» — или «сверхпрозы»,— подхваченная впоследствии Адамовичем Рё Алексиевич, РЅРµ могла Р±С‹ существовать без шаламовского художественного результата, убедительного для любого скептика. Есть вещи, Рѕ которых литература РЅРµ имеет права говорить: нужно что-то РёРЅРѕРµ. Абсолютно беспристрастное свидетельство. РџСЂРѕР·Р°, голая, как Р·СЌРє РІ лагерной бане, как заключенные Освенцима, сваленные РІ хлорную СЏРјСѓ. РџСЂРѕР·Р°, отказавшаяся РѕС‚ всего прозаического, Рѕ людях, лишенных всего человеческого. Шаламов это сделал, Рё это оказалось чрезвычайно сильно. Пусть эмоции, вызываемые его РїСЂРѕР·РѕР№, суть эмоции довольно простые, «первого порядка», Р° настоящую цену имеют, РЅР° РјРѕР№ взгляд, только более сложные — умиление, жалость, нежность, благодарность, бескорыстный восторг,— РЅРѕ ударить РїРѕ голове можно Рё лопатой, предметом простым Рё надежным. Катарсиса такая литература РЅРµ предполагает — РЅРѕ отвращение Рє человеческой РїСЂРёСЂРѕРґРµ внушает стопроцентно Рё РЅРµ обещает никаких утешений типа: «Автор РІСЃРµ это прошел Рё остался человеком». РќРµ остался. Р’ СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературе XX века всего РґРІРµ РєРЅРёРіРё, авторы которых РЅРµ описывают, Р° РЅР° собственном примере демонстрируют, что такое распад растоптанного человека: «Вторая книга» Надежды Мандельштам Рё «Колымские рассказы» Шаламова. РЈ Шаламова особенно наглядны этапы постепенного разрушения личности — РІ «КР-2В» случаются оборванные фразы, необоснованные инверсии, бессмысленные повторы, композиционные провалы, бормотание безумца. Рљ семьдесят второму РіРѕРґСѓ РѕРЅ был СЂСѓРёРЅРѕР№ Рё РЅРµ побоялся сделать себя еще РѕРґРЅРѕР№, самой наглядной иллюстрацией главного тезиса: проект «Человек» надо закрывать.

Правда, РІ Европе был писатель, очень РЅР° Шаламова похожий Рё РІСЃРµ-таки отличный РѕС‚ него РІ главном: поляк Тадеуш Боровский, автор РєРЅРёРі «Прощание СЃ Марией» Рё «У нас РІ Аушвице». Там то же неверие РІ человека Рё тот же отказ РѕС‚ любых утешений — РЅРѕ Боровский пошел дальше: РѕРЅ каждого выжившего поставил РїРѕРґ подозрение. Раз выжил — значит, РєРѕРіРѕ-то предал или чем-то поступился. РЎ таким мировоззрением жить было нельзя, Рё РѕРЅ, уцелев РІ Освенциме, РЅРµ уцелел РІ аду собственной концепции: выбросился РёР· РѕРєРЅР° РІ неполных 28 лет. Шаламов поставил РїРѕРґ сомнение всех, РєСЂРѕРјРµ себя,— РЅРѕ РІ конце концов изобразил ад собственного безумия, так что кончил, РІ сущности, тем же, просто Боровский РЅРµ дожил РґРѕ интерната РїСЃРёС…РѕС…СЂРѕРЅРёРєРѕРІ.

Странно, что РІ сегодняшней РРѕСЃСЃРёРё Шаламов оказался востребован: его экранизировали, сделали сериал «Завещание Ленина» — несколько более мастеровитый, чем обычная телепродукция (как-никак Досталь), РЅРѕ РЅРµ дотягивающий, конечно, РґРѕ шаламовской антиэстетики, РґРѕ его чудовищной точности Рё ледяной ненависти. Это продукция СѓСЂРѕРІРЅСЏ «Штрафбата», предыдущей работы Досталя, которую РѕС‚ неожиданности перехвалили, даром что РѕРЅР° очень ходульна Рё безвкусна. Рђ понадобился сегодня Шаламов, как РЅРё странно, для очередного развенчания СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ революции — картина ведь называется РЅРµ «Гнусность Сталина», Р° «Завещание Ленина». Р’РѕС‚ РѕРЅРѕ, получается, завещание-то. Р’РѕС‚ что Ленин-то нам оставил, РІРѕС‚ Рє чему СЃ фатальной неизбежностью РїСЂРёРІРѕРґСЏС‚ любые попытки изменить общество Рё человека. РўРѕ есть дихотомия наконец сформулирована: либо любите такую стабильность, какая есть, либо будет вам ГУЛАГ. Авторам невдомек, что ГУЛАГ Рё есть изнанка стабильности: РїРѕРєР° РўРЈРў была стабильность, РўРђРњ была Колыма. Шаламов привлечен для иллюстрации тезисов, стопроцентно ему враждебных: РѕРЅ весь стоит РЅР° жажде полной Рё окончательной революции, которая отменила Р±С‹ прежнего человека как РѕРЅ есть,— Р° СЃ помощью его РґРёРєРѕРіРѕ, неинтерпретируемого РІ человеческих терминах опыта нам доказывают именно абсолютность Рё безальтернативность этого самого человека: шаг влево, шаг вправо — ГУЛАГ.

То есть и после смерти не повезло.

Дмитрий Быков