Эффекты наблюдательной селекции
Теория эффектов селективности наблюдения может сказать нам, что именно мы должны ожидать от наблюдений, исходя из некоторых гипотез о распределении наблюдателей во Вселенной. Сравнивая эти предсказания с нашими реальными наблюдениями, мы получим вероятностные оценки за или против различных гипотез. Одной из попыток применить такого рода рассуждения для предсказания наших будущих перспектив является так называемое Рассуждение о конце света[78] (Doomsday argument) (Leslie 1989, 1996). Его цель — доказать, что мы систематически недооцениваем вероятность того, что человечество вымрет относительно скоро. Идея, в простейшей форме, состоит в том, что мы должны думать о себе как о — в некотором смысле — случайной выборке из набора всех наблюдателей в нашем референтном классе (reference class), и мы, скорее всего, живем так рано, как оно обстоит на самом деле, если после нас нет очень большого числа наблюдателей нашего класса. Рассуждение о конце света крайне противоречиво, и я всюду доказывал, что, хотя оно может быть теоретически обосновано, некоторые из условий его применимости не выполняются, так что применение его к нашему конкретному случаю будет ошибкой (Bostrom 1999: 539—550; Bostrom 2002).
Другие рассуждения, основанные на антропном принципе, могут быть более успешными: рассуждения на основе парадокса Ферми — это один пример, и в следующей главе приводится другой. В целом, основной урок состоит в том, что мы должны избегать использования того факта, что жизнь на Земле выжила до сегодняшнего дня и что наши гуманоидные предки не вымерли в некой внезапной катастрофе, для доказательства того, что рожденная на Земле жизнь и гуманоидные предки были высоко живучими. Даже если на огромном большинстве землеподобных планет жизнь вымерла до возникновения разумной жизни, мы все равно можем считать себя находящимися на одной из исключительных планет, которая была достаточно везучей, чтобы избежать разрушения[79]. В этом случае наш прошлый успех не дает никаких оснований ожидать успеха в будущем.
Область исследований эффектов избирательности наблюдения является методологически очень сложной (Bostrom 2000: 93—108, 2001: 359—387, 2002), и требуются более фундаментальные работы для того, чтобы понять, как правильно рассуждать об этих вещах. Вполне могут существовать выводы из этой области знаний, которые мы пока еще не можем понять.
Рассуждение о Симуляции
Большинство людей не верят, что они живут в компьютерной симуляции. Я недавно показал (используя некоторые, достаточно непротиворечивые аспекты теории эффектов избирательности наблюдения), что это приводит к вере в то, что мы почти наверняка не достигнем постчеловеческой стадии или что почти все постчеловеческие цивилизации не имеют индивидуумов, которые запускают большие количества симуляций прошлого, то есть, — компьютерных симуляций человекоподобных существ, из которых они развились (Bostrom 2001). Этот вывод весьма пессимистичен, поскольку он существенно уменьшает число позитивных сценариев будущего, которые достаточно логичны в свете современных эмпирических знаний.
Рассуждение о симуляции является не только общим предупреждением; оно также перераспределяет вероятности между гипотезами, которые остаются вероятными. Он увеличивает вероятность того, что мы живем в симуляции (что может множеством тонких путей влиять на нашу оценку того, насколько вероятными являются разные исходы) и оно уменьшает вероятность того, что постчеловеческий мир будет обладать множеством свободных индивидуумов, имеющих большие ресурсы и человекоподобные мотивы. Это дает нам ценные намеки на то, на что же мы реально можем надеяться и, соответственно, на что мы должны направлять наши усилия.
Когнитивные искажения
Психология восприятия рисков является активно развивающейся, но довольно запутанной областью знаний (Sjberg 2000: 1—11), которая может потенциально предоставить непрямые основания для пересмотра наших оценок угроз существованию.
Думаю, что наши представления о том, какие сценарии будущего являются «убедительными и реалистичными», сформированы тем, что мы видим по телевидению и в кино, и тем, что мы читаем в романах. (Помимо всего прочего, значительная часть рассуждений о будущем, с которыми сталкиваются люди, существует в форме фантастики и в других развлекательных контекстах.) Тогда мы должны, размышляя критически, подозревать, что наши интуитивные ожидания искажены в сторону приувеличения вероятностей тех сценариев, которые создают Хорошие истории, поскольку такие сценарии кажутся более знакомыми и более «реальными».
Это «предубеждение (bias) Хорошей-истории» может быть весьма сильным. Когда вы видели последний раз фильм о внезапном истреблении человечества (без предупреждения и без замены какой-либо другой цивилизацией)? Хотя этот сценарий гораздо более вероятен, чем сценарий, в котором люди-герои успешно отражают вторжение монстров или боевых роботов, он гораздо менее забавен для просмотра. Так что, мы не видим большого количества фильмов такого типа. Если мы не будем осторожны в своих рассуждениях, мы можем впасть в заблуждение, будто скучные сценарии слишком маловероятны, чтобы их стоило принимать всерьез. В общем, если мы подозреваем, что имеет место когнитивное искажение Хорошей истории, мы можем сознательно увеличить наше доверие скучным гипотезам и уменьшить наше доверие интересным, эффектным гипотезам. Суммарный эффект должен перераспределить вероятность между рисками существованию в пользу тех, которые кажутся менее соответствующими продающимся сюжетам, и, возможно, увеличить вероятность рисков существованию в целом.
Эмпирические данные о предубеждениях в оценке рисков двусмысленны. Доказано, что мы страдаем от систематических предубеждений, когда оцениваем наши собственные перспективы рисков в целом. Некоторые данные показывают, что людям свойственно переоценивать собственные способности и перспективы[80]. Три четверти всех автолюбителей думают, что они более осторожные водители, чем среднестатистический водитель[81]. Согласно одному исследованию, почти половина социологов верит, что они принадлежат к лучшим десяти ученым в своей области (Westie 1973: 19—32), и 94% социологов думают, что они лучше работают в своей отрасли, чем их коллеги в среднем. Также было показано, что находящиеся в депрессии люди делают более точные предсказания, чем люди в нормальном состоянии, за исключением тех, что касаются безнадежности их ситуации (Paulhaus 1986; Roth, Ingram 1985: 243—251; Sackheim, Gur 1979: 213—215). Большинство людей думает, что они сами с меньшей вероятностью подвержены обычным рискам, чем другие люди (Sjberg 1994). Широко распространено убеждение (Urguhart. Heilmann 1984), что публика склонна переоценивать вероятности часто освещаемых в печати рисков (таких, как катастрофы самолетов, убийства, отравления едой и т. д.), и недавнее исследование (Taylor 1999) показывает, что публика переоценивает большое количество распространенных рисков здоровью в отношении себя. Другое недавнее исследование (Benjamin et al. 2001: 35—57), однако, предполагает, что доступная информация согласуется с предположением, что публика рационально оценивает риск (хотя и с некоторым сужением числа доступных анализу вариантов из-за расхода мыслительных усилий на удержание в уме точной информации)[82].
Даже если мы можем получить твердые свидетельства предубеждений в оценке личных рисков, мы все еще должны быть осторожны в распространении их на случай рисков существованию.
Оценка собранных данных
В сумме эти непрямые аргументы добавляют важные ограничения к тем, которые мы можем вывести из прямого рассмотрения различных технологических рисков, хотя в этой статье недостаточно места для детального рассмотрения. Но общая сумма свидетельств такова, что может показаться неразумным не приписать значительную вероятность гипотезе, что глобальная катастрофа убьет нас. Мое субъективное мнение состоит в том, что будет ошибочно полагать эту вероятность меньшей, чем 25%, и наивысшая оценка может быть значительно больше. Но даже если бы вероятность была гораздо меньше (скажем, ~1%) заявленная тема все равно заслуживала бы очень серьезного внимания по причине высоты ставок.
В целом, наибольшие риски существованию на отрезке времени в два столетия или меньше кажутся связанными с активностью продвинутой технологической цивилизации. Мы видим это, просматривая список различных глобальных рисков, который мы составили. В каждой из четырех категорий наивысшие риски связаны с человеческой активностью. Значительные глобальные угрозы, для которых это не верно, — это «симуляция выключается» (Хотя в некоторых версиях этой гипотезы выключение может быть вызвано нашей активностью, (Bostrom 2001)); удар кометы или астероида (что очень маловероятный риск); и уничтожение внеземной цивилизацией (что очень маловероятно в ближайшем будущем)[83].
Неудивительно, что глобальные риски, созданные современной цивилизацией, получают львиную долю вероятности. В конце концов, мы делаем сейчас некоторые вещи, которые никогда не делались на Земле ранее, и мы развиваем потенциал, чтобы сделать гораздо больше таких вещей. Если неантропогенные факторы не смогли уничтожить человеческий вид в течение сотен тысяч лет, может показаться маловероятным, что эти факторы сразят нас в ближайшие сто или двести лет. И, наоборот, у нас нет никаких причин не думать, что творения продвинутой цивилизации будут нашей погибелью.
Однако, мы не должны слишком спешить отбрасывать риски существованию, которые не созданы человеком, как незначительные. Это правда, что наш вид выжил в течение долгого времени, несмотря на присутствие таких рисков. Но здесь может играть роль эффект селекции наблюдателей. Вопрос, который нам следует задать, состоит в следующем: в теоретическом случае, если природные катастрофы стерилизуют землеподобные планеты с большой частотой, что мы должны ожидать обнаружить? Очевидно, не то, что мы живем на стерилизованной планете. Но может быть, мы должны быть людьми, стоящими на более ранней фазе эволюции? Чтобы ответить на этот вопрос, мы нуждаемся в решении вопроса о референтных классах в теории селекции наблюдателей (Bostrom 2002). Но эта часть методологии еще не существует. Так что сейчас мы можем сказать, что наиболее серьезный глобальный риск создается продвинутой человеческой цивилизацией, но мы основываем эти утверждения на прямых рассуждениях. Есть ли дополнительные аргументы для наших выводов от непрямых рассуждений, — остается открытым вопросом.
Мы не должны винить цивилизацию или технологию за создание больших глобальных рисков. По причине того, как мы определили угрозы существованию, провал в создании технологической цивилизации будет означать, что мы пали жертвами глобальной катастрофы (а именно, сужения, «технологической остановки»). Без технологии наши шансы избежать глобальных рисков будут нулевыми. С технологиями у нас есть небольшой шанс, хотя наибольшие риски, как оказалось, создаются самими технологиями.
Рекомендации, касающиеся стратегии и этики
Угрозы существованию имеют набор черт, в силу которых полезно выделить их в отдельную категорию: колоссальный размер ущерба; тщетность метода проб и ошибок в данном случае; недостаток развитых биологических и культурных методов преодоления; тот факт, что предотвращение риска существованию является глобальным общественным интересом; совместная общественная заинтересованность всех будущих поколений; международная природа многих требуемых мер противодействия; по своей природе умозрительная и междисциплинарная природа темы; тонкие и разнообразные методологические проблемы, возникающие в процессе оценки вероятностей глобальных рисков; и относительное пренебрежение ко всей этой области.
Из нашего обзора наиболее важных угроз существованию и их главных свойств мы можем вывести предварительные рекомендации для этики и стратегии.