Глава третья. Сумбур и каша.

I

По выходе из имения мне стало порядком лучше. Свежий, заставляющий подрагивать ветер, постепенно выдувал из меня хмель. Давно потемневшее, выцветшее фиолетовой каёмочкой по краям небо всё ещё отдавало приятной голубизной, едва освещавшей всё ещё зелёную местность. Сквозь пелену облаков просвечивался свет почти полноватой луны

Спутница моя, впрочем, была весьма топовой, что не могло меня не радовать. Ясно, что топовой я её поименовал лишь по моей скромной и малозначимой оценке, и я нимало не дефаю этот изживший себя архаизм, будто в мире существуют единые стандарты красоты. Быть может, оттого я с ней и пошёл, что девушка была очень хороша собой. Или же… Нет, нет, всё это вздор! Мне нужно было что-то узнать от неё, однако я забыл об этом в то же мгновение, как забывается наутро рассыпающаяся по фрагментам мозаика сна.

— Ну что ж вы стоите? — мило вымолвила она, поменяв русло своих льющиеся рыже-чёрными потоками волос, накрывая головунесоразмерным для неё капюшоном. — Пойдёмте же, природа какая чудная, ламповая!

Осторожно, стараясь не задеть края длинного пальто, она зашуршала по траве, изредка похрустывая веточками и первыми опавшими листьями, наступая мягко и воздушно, чего нельзя было сказать обо мне с моей неровной, не до конца восстановившей связь с рассудком поступью.

— А вы, сударь, помнится, хотели что-то у меня выяснить, — игриво улыбнулась тян, приподняв сбоку краешек капюшона, чуть повернув голову.

— Помилуйте, да вы правы! — спохватился я, вдруг вспомнив все предыдущие события. — Да только мы и не знакомы толком.

— Ах, до чего же скучно! — девушка цокнула своим язычком, как мне показалось, чуть покачав головой. — Знакомиться зачем? Чтобы первое впечатление, самое важное, самое магическое, сразу же улетучилось и рассеялось в небытии? — она остановилась, вдруг повернувшись ко мне, поюлив озорными глазками туда-сюда, словно что-то для себя решая. — А знаете, как вам будет угодно. Перед вами Ульяна СтаниславовнаСанлинцева, — в продолжение последовал излишне манерный, издевательский поклон с её стороны, и чем ниже она наклонялась, тем сильнее под воздействием скуки и бессмысленности сего действа закатывались её глаза.

Уля, дразнящая, аховая озорница Уля Санлинцева, опьянившая меня сильнее, чем всё мною выпитое, так, что кроме образов, образов пылающих, не страстно горящих, но обдающих нежностью и теплом, при этом отнюдь не освещающих темноту этого отрезка памяти. Даже сейчас мне не удаётся ничего выцепить. Я и сам не заметил, как мы сидели под развесистым деревом на каком-то холме близ имений. Пахло свежестью и корой, при дуновении ветра слегка морозило, а Уля, изредка соприкасаясь со мной своим оголённым плечом, задумчиво вырисовывала пальчиком скрипичный ключ на земле и рассказывала мне то, что мне было важно услышать, но о чём я бы и вовсе запамятовал её спросить. К сожалению, сейчас я могу выудить лишь некоторые обрывки нашего столь короткого, но тем более замечательного разговора.

— Право, так кто же всё-таки есть этот молодой человек, и отчего он ведёт себя будто хейтер?

Когда рисунок был закончен, Ульяна попыталась вытянуть его с двухмерного земляного холста за крючок, однако столкнулась с неудачей, тяжело вздохнув.

— Мы с Игнатом вот уже несколько лет как вместе, — детское её личико вдруг в одночасье переменилось. — Он вовсе не такой, каким вам мог показаться, на самом деле он очень тёплый, и очень меня понимает. Однако иногда вот и вправду бывает, увлечётся он, да и не справится, не сдержит себя. Впрочем, это я в нём и люблю, что он так чувствует. Я всегда стараюсь ему помочь, но сегодня, как видите, не успела, — добавила она чуть позже.

— Похоже, он очень остро воспринимает нынешнее положение вещей, — осторожно попробовал я уточнить.

— Что вы, вовсе нет. Сейчас уже нет, — Уля чуть отвернулась от меня, обхватив руками колени. — Считайте, что вы и не видели его настоящим, восторженным, вдохновлённым и полным идей. До разочарования… Мне эта гонка не особо интересна, но его проекты и правда были весьма хорошими.

— Уж простите меня за дерзость, но сейчас Игнат не выглядит больно заинтересованным в нашем общем деле, — ответил я, слегка потупившись.

— Ах уж и в нашем? — усмехнулась Ульяна, повернувшись ко мнеи всё так же осторожно выглядывая из-под капюшона.— Напомните, юноша, когда вы сюда приехали, вечером? Впрочем, это похвально, что вы именно так смешно выразились, стало быть, я не ошиблась, что решила именно вам всё рассказать.

Внутренне в тот момент я ликовал, ибо давно уже не вёл беседу, а пытался подобрать словестную отмычку, чтобы она вновь мне улыбнулась. Я принялся слушать, осторожно подсев ближе. Уля рассказала мне о многом: как они втроём с Никодимом (к моему удивлению) приехали сюда в первый раз несколько лет тому назад. Как пути их разошлись, когда Никодим поставил свои интересы выше общественных, принявшись устраивать себе карьеру. Как Игнат протестовал против образа врага, который Никодим стал непроизвольно выплавлять из технического факультета, и как многие люди в него верили и готовы были за ним пойти, но сейчас он оставил это, тотально во всём разочаровавшись. Однако было уже так поздно, что я начал непростительно сильно залипать, не понимая более, что она говорит. Кажется, это не скрылось от Улиного внимания, а потому она остановилась, набрала горстку земли и начала аккуратно посыпать ею ключ, словно это был некий корм.

— Вы нужны ему. Все вы, — проговорила она тихо, впервые посмотрев мне в глаза. — Если Игнат увидит, что новые люди начинают работать, это его воодушевит.

Это было последним, что я запомнил пред тем как провалиться в сон. Проснулся я уже у себя, а потому резонно объяснил себе всё вышеописанное лишь миражом, вызванным на вчерашней светской попойке.

II

— Ну что же, убедились вы? Убедились?

Игнат стоял напротив Антона в одной из ниш коридорных петель, опершись на подоконник. Из окутанного мраком окна доносился едва слышный шум ветра. Запах осенней сырости постепенно окутывал это место.

— Признаться, я… не могу поверить, — Антон бесцельно смотрел на плитку, опустив голову. — Я и представить не могу, что это…

— Что это и есть наш великий факультет, вы хотите сказать? — горько усмехнулся Игнат, проведя кулаком по нижней губе. — Что он и сотой части не составляет от того, как его преподносят? Понимаю, очень понимаю. Видите ли, я и сам был как вы, если хотите, был готов отдать всего себя этому месту… и разочаровался я тогда не меньше вашего, вот только времени потребовалось…

— Но позвольте, всегда можно что-то изменить! — вдруг встрепенулся Антон, подходя к нему ближе.

— Вам до сих пор не понятно, что тут уже бесполезно что-либо менять, аль вы рофлите? — Игнат недоверчиво посмотрел на него. — Или вы полагаете, что я за всё это время не пытался?

Студенты замолчали. Стало слышно потрескивание лампы дневного света, язвительно и неизбежно мерцающей в глаза. Антон переключил своё внимание на покрашенные бежевой краской кирпичи.

— Бтв, если вам угодно, я расскажу, что обо всём этом думаю,— пробормотал он наконец, тяжело выдохнув. — В моё время ещё можно было на что-то повлиять, я и сам пытался…— Игнат остановился, нахмурившись, и усиленно провёл ладонью по лицу, словно снимая с глаз налипшую пелену дел давно минувших дней, после чего заговорил быстрее и оживлённее, — они, там, сверху, они не могут, чтобы что-то им было неподконтрольно. Иначе себе управление и не представляют. И ведь без всякого разбору – хорошее ли дело, скверное ли, всякое движение хотят они контролировать. А делать что-то хорошее под ихним контролем невозможно, вы уж поверьте. Но проблемы и разгильдяйство от их риторики никуда не исчезают. Будто цель ихняя вовсе и не в улучшениях состоит, а в попытках доказать, что нынешнее положение вещей не хуже предыдущего. Но все же всё понимают, понимают, и живут в этом! — вдруг вспылил Игнат, вскочив с подоконника и замахнувшись рукой вверх и продержав её так несколько секунд в недоумении, после чего опустил, вновь присев.

— Впрочем,об чём это я? И я понимаю, и я в этом живу. Но сейчас, простите, это уже не мой край, —задумчиво проговорил Игнат некоторое время спустя. — Это сегодня я не выдержал, сорвался, что называется, с цепи. А ведь знал, что не стоило туда приходить, да и в полемику-то эту дрянную вступать не стоило.

— Нет, нет, теперь я начинаю осознавать, — всё больше оживлялся Антон, сосредоточенно вслушиваясь в его слова. — Понимаю, что нужно что-то менять, я теперь это наверно знаю, что выйдет! — он вдруг резко хлопнул руками, сжав их в замок и на мгновение застыл, но тут же вышел из этого состояния, повернувшись к своему собеседнику. — А вам, Игнат, спасибо, вы на многое открыли мне глаза в этот вечер. И всего доброго, мне нужно многое обдумать!

На этой фразе Антон резко развернулся и быстрыми шагами пошёл к себе. Игнат лишь пожал плечами ему вслед.