Кажущееся угашение духовного познания в новое время

Кто хочет иметь верное суждение об антропософии в ее отношении к развитию души сознательной, тот должен все снова обращать взор на тот духовный склад культурного человечества, который берет начало с расцветом естествознания и достигает своей высшей точки в XIX веке.

Поставим же перед душевным взором характер этой эпохи и сравним его с характером прошлых эпох. Во все времена сознательного развития человечества на познание смотрели как на то, что связывает человека с духовным миром. Познанию приписывали то, чем были люди по отношению к Духу. В искусстве, в религии жило познание.

Это стало иначе, когда забрезжила заря эпохи души сознательной. Тогда познание не стало дальше заботиться о большой части человеческой душевной жизни. Оно хотело исследовать, что развивает человек как отношение к бытию, когда он направляет в сторону "природы" свои внешние чувства и свой критический рассудок. Но это познание уже больше не хотело заниматься тем, что человек развивает как отношение к духовному миру, - когда он таким же образом использует свою внутреннюю способность восприятия, как он использует свои внешние чувства.

Так возникла необходимость связать духовную жизнь человека не с познанием настоящего времени, а с результатами познаний прошлого, с традицией.

Человеческая душевная жизнь раскололась надвое. С одной стороны перед человеком встало познание природы, стремящееся все дальше и дальше и развертывающееся в живой современности. С другой стороны было переживание некоего отношения к духовному миру, отношения, для которого соответствующее познание излилось в древние времена. Для этого переживания постепенно утрачивалось всякое понимание того, каким образом в прошлом было осуществлено соответствующее познание. Имели предание, но уже не путь, на котором были познаны переданные дальше истины. Можно было только верить в предание.

Человек, который бы в полном спокойствии обдумал духовную ситуацию около середины XIX века, должен был бы сказать себе: человечество пришло к тому, чтобы считать себя еще способным к развитию лишь того познания, которое не имеет никакого отношения к Духу. Знать о Духе и исследовать его могло прежнее человечество; но человеческая душа утратила способность к этому исследованию.

То, что, собственно, тогда произошло, не предстало перед душевным взором во всем его значении. Ограничились тем, что говорили: познание не достигает духовного мира; он может быть лишь предметом веры.

Для того чтобы несколько осветить этот факт, взглянем на те времена, в которые греческая мудрость должна была отступить перед христианизированным Римом. Когда последние философские школы в Греции были закрыты императором Юстинианом, тогда последние хранители древнего знания ушли из тех областей, где теперь развивалась европейская духовность. Они нашли пристанище в Азии, при академии Гондишапура. Это было одно из мест на Востоке, где благодаря деяниям Александра хранилось предание о древнем знании. В той форме, которую смог придать этому древнему знанию Аристотель, жило оно там.

Но оно было захвачено тем восточным течением, которое можно обозначить как арабизм. Арабизм в одном из аспектов своего существа есть преждевременное развертывание души сознательной. Он через душевную жизнь, слишком рано начавшую творить в направлении души сознательной, дал возможность того, чтобы в нем излилась из Азии через Африку в Южную Европу и Западную Европу некая духовная волна, преисполнившая некоторое число европейцев тем интеллектуализмом, которому следовало придти лишь позднее; Южная и Западная Европа в VII, VIII веках получили духовные импульсы, которым следовало придти лишь в эпоху души сознательной.

Эта духовная волна могла пробудить в человеке интеллектуальное, но не то более глубокое переживание, благодаря которому душа погружается в мир Духа.

И вот, когда человек в промежуток времени от XV до XIX веков приводил в деятельность свою способность познания, то он мог погрузиться лишь до некоторой глубины души, где он еще не наталкивался на духовный мир.

Арабизм, вступающий в европейскую духовную жизнь, удерживал познающие души вдали от мира Духа. Он преждевременно привел в действие интеллект, который мог постигать лишь внешнюю природу.

И этот арабизм оказался очень мощным. Душою человека, охваченного арабизмом, начинало внутренне - большей частью совсем бессознательно - завладевать высокомерие. Такой человек ощущал могущество интеллектуализма; но он не ощущал неспособности голого интеллекта проникать в действительность. Так отдавался он внешней чувственной действительности, которая сама собой представала перед человеком; однако ему вовсе не приходило на ум подступить к духовной действительности.

В этом положении узрела себя средневековая духовная жизнь. У нее были могущественные предания о мире Духа; но средневековая душевная жизнь благодаря, можно сказать, втайне действующему арабизму была так пропитана интеллектуализмом, что познанию не открывалось никакого доступа к источникам, из которых, в конечном счете, происходило содержание имевшегося предания.

Уже с раннего Средневековья то, что инстинктивно ощущалось в людях как их связь с Духом, боролось с тем образом мышления, который был усвоен через арабизм.

Чувствовали в себе мир идей. Его переживали, как нечто реальное. Но не находили в душе силы пережить в идеях Дух. Так возник реализм, который ощущал в идеях реальность, но не мог найти этой реальности. Реализм слышал в мире идей речь Мирового Слова, но он не был способен понять Его язык.

Противопоставлявший себя реализму номинализм вообще отрицал наличие этой речи, раз он не мог понять ее. Для номинализма мир идей был лишь суммой формул в человеческой душе - без какого-либо укоренения в духовной реальности.

То, что вздымалось в этих течениях, продолжало жить вплоть до XIX века. Номинализм стал образом мышления природопознания. Этот образ мышления выстроил грандиозную систему воззрений относительно мира внешних чувств, но он уничтожил прозрение в бытие мира идей. Реализм влачил мертвенное существование. Он знал о реальности мира идей; но в живом познании он не мог к нему проникнуть.

К нему проникнут, когда антропософия найдет дорогу от идей к переживанию духа в идеях. В истинно развитом дальше реализме должен к естественнонаучному номинализму присоединиться путь познания, показывающий, что познание Духовного не угасло к человечестве и может в новом взлете снова вступить в человеческое развитие из заново открытых человеческих душевных источников. Гетеанум, март 1925.