Дальнейшие руководящие положения, данные Гетеанумом Антропософскому обществу.
76. Если хотят вызвать представление о первой Иерархии (Серафимы, Херувимы и Престолы), то надо будет стараться создавать такие образы, в которых духовное (зримое лишь сверхчувственно) открывается действующим в формах, проявляющихся во внешнечувственном мире. Содержанием мыслей о первой Иерархии должно быть духовное в образности, доступной внешним чувствам.
77. Если хотят вызвать представление о второй Иерархии (Господства, Силы, Власти), то надо будет стараться создавать образы, в которых духовное раскрывается не в формах, воспринимаемых внешними чувствами, а совершенно духовно. Духовное в образности, воспринимаемой не внешними чувствами, а совершенно духовно, должно быть содержанием мыслей во второй Иерархии.
78. Если хотят вызвать представление о третьей Иерархии (Архаи, Архангелы, Ангелы), то надо стараться создавать образы, в которых духовное открывается не в формах, воспринимаемых внешними чувствами, но и не полностью духовно, а так, как мышление, чувство и воля переживают себя в человеческой душе. Содержанием мыслей о третьей Иерархии должно быть духовное в душевной образности.
В НАЧАЛЕ ЭПОХИ МИХАИЛА
Вплоть до IX века после Мистерии Голгофы человек стоял в ином отношении к своим мыслям, чем позднее. Он не имел ощущения, что он сам производит мысли, живущие в его душе. Он рассматривал их как некие внушения духовного мира. Также и тогда, когда он имел мысли о том, что он воспринимал своими внешними чувствами, мысли были для него откровениями божественного, говорящего ему из чувственных предметов.
Это ощущение понятно тому, кто обладает духовным видением. Ибо когда духовно реальное передается душе, никогда не бывает чувства: вот - духовное восприятие, и ты сам образуешь мысль, чтобы понять это восприятие; но лицезреют мысль, содержащуюся в восприятии и данную вместе с ним столь же объективно, как само восприятие.
С наступлением IX века (само собой разумеется, что здесь указано на некую среднюю дату; переход совершается совсем незаметно) в человеческих душах воссияло лично-индивидуальное разумение. Человек получил чувство: я образую мысли. И это образование мыслей стало господствующим в душевной жизни, так что мыслители стали усматривать сущность человеческой души в разумном образе действия. А прежде о душе имели имагинативное представление; усматривали ее сущность не в образовании мыслей, но в ее причастности к духовному содержанию мира. Сверхчувственных духовных существ представляли себе мыслящими; и их деяние проникает в человека; они мыслят также и в нем. То, что, таким образом, из сверхчувственного духовного мира живет в человеке, ощущали как душу.
Как только поднимаются со способностью восприятия в духовный мир, встречаются с конкретными духовными Силами как Существами. В древних учениях ту силу, из которой проистекают мысли, имеющиеся в вещах мира, обозначали именем Михаил. Это имя может быть сохранено. Тогда можно сказать: люди некогда воспринимали мысли от Михаила. Михаил правил космическим разумом (intelligenz). Начиная с IX века, люди перестали ощущать, что Михаил инспирирует им мысли. Мысли выпали из области его господства; они выпали из духовного мира в индивидуальные человеческие души.
В человечестве с тех пор стала развиваться мыслительная жизнь. Люди сперва были не уверены в том, что они имеют в мыслях. Эта неуверенность жила в учениях схоластики. Схоластики разделились на реалистов и номиналистов. Реалисты, во главе которых были Фома Аквинский и близкие к нему мыслители, еще чувствовали древнюю сопринадлежность мысли и вещи. Поэтому они видели в мыслях нечто реальное, живущее в вещах. Мысли человека они рассматривали как нечто такое, что как действительность перетекает из вещей в душу. Номиналисты сильно переживали тот факт, что душа образует свои мысли. Они ощущали мысли как нечто лишь субъективное, живущее в душе и не имеющее никакого отношения к вещи. Они думали: мысли суть всего лишь имена, составленные человеком для вещей. (Тогда говорили не о "мыслях", а об "универсалиях"; но это не имеет принципиального значения, ибо мысли, ведь, всегда имеют в себе нечто универсальное по сравнению с отдельными вещами).
Можно сказать: реалисты хотели сохранить верность Михаилу; также и тогда, когда мысли выпали из сферы Михаила в человеческую сферу, они хотели будучи мыслителями служить Михаилу как правителю разума Космоса. Номиналисты же в бессознательной части своей души отпали от Михаила. Они стали считать, что не Михаил, а человек владеет мыслями.
Номинализм выиграл в распространении и во влиянии. Так могло продолжаться до последней трети XIX века. В это время те люди, которые ориентировались в восприятиях духовных свершений внутри Вселенной, ощутили, что Михаил двинулся вслед за потоком интеллектуальной жизни. Он отыскивает новую метаморфозу своей космической задачи. Прежде он из духовного внешнего мира давал втекать мыслям в души людей; начиная же с последней трети XIX века, он хочет жить в тех человеческих душах, в которых образуются мысли. Раньше люди, родственные Михаилу, лицезрели Михаила развертывающим свою деятельность в духовной сфере; теперь же они обретают познание того, что они должны дать Михаилу жить в сердце; теперь они посвящают ему свою несомую мыслями духовную жизнь; теперь они- в свободной, индивидуальной мыслительной жизни- побуждают себя учиться у Михаила тому, каковы суть верные пути души.
Те люди, которые в их прошлой земной жизни пребывали в инспирируемой сущности мыслей, то есть были служителями Михаила, чувствовали себя в конце XIX века, когда они опять вступили в земную жизнь, стремящимися образовать некое добровольное Михаилическое сообщество. Отныне они рассматривали своего давнего Инспиратора мыслей как проводника к высшей мыслительной сущности.
Кто умеет обращать внимание на такие вещи, тот мог бы узнать, что за переворот в отношении мыслительной жизни людей совершился в последней трети XIX века. Прежде человек мог чувствовать лишь то, как формировались мысли из его существа; с указанного периода времени он может подняться над своим существом; он может направить способность восприятия и постижения в духовный мир; там навстречу ему выступает Михаил и являет себя, как издревле родственно связанного со всем творением мыслей. Михаил освобождает мысли из области головы; он расчищает им путь к сердцу; он освобождает воодушевление из сферы эмоций, так что человек с душевным самоотвержением может жить во всем том, что позволяет приблизиться к себе в свете мысли. Эпоха Михаила началась. Сердца начинают иметь мысли; воодушевление изливает больше не мистический мрак, но несомую мыслями душевную ясность. Понять это, значит принять Михаила в область своих жизненных сил. Мысли, которые ныне устремлены к постижению Духовного, должны рождаться из тех сердец, которые бьются для Михаила как пламенного правителя мыслей Вселенной.