Как рассказывать. Вложение и речевые шаблоны

Однако, не только «что» мы рассказываем имеет смысл. Важно и — как мы это делаем.

Внушение можно усилить, если рассказывание метафоры усложнить. Сделать трехслойным. То есть, по сути, рассказать несколько метафор, вставленных одна в другую. Схематически это можно представить так:

— Начало первой метафоры;

— Начало второй метафоры (обычно через «кстати» или вкладывается в уста одного из героев первой истории);

— Треться метафора (обычно коротенький кусочек, где зачастую внушение идет прямым текстом: «Тот мой знакомый еще все любил повторять: «Давайте жить дружно!», так вот он и попал как раз…»);

— Окончание второй метафоры;

— Окончание первой метафоры.

Работа этих сложностей в том, чтобы по итогам рассказа сознание лучше всего зафиксировало сюжет первой метафоры, что-то помнило из второй и практически забыло третью. Что нам и нужно, потому что внушение тогда — усиливается.

Например, если взять уже разобранные образы, мы начинаем рассказ о зимней стране, упоминаем о заколдованной фее, начинаем рассказывать ее историю, в середину вставляем «заветное слово», которое и должно ее расколдовать, завершаем ее историю, продолжаем и завершаем историю о зимней стране.

· Кстати, в одну большу метафору по ходу можно вплетать куда больше двух вставных. Было бы желание. И навык. И хорошо, если все метафоры будут иметь общую направленность.

И еще. Кроме последовательности рассказа, большую важность имеют и сами слова, которые мы используем, и то, как мы их произносим.

Одним из важнейших навыков рассказывания чего бы то ни было, если мы имеем в виду внушение, является выделение отдельных слов голосом. Выделяем мы, естественно, не просто для большей выразительности, а с умыслом. Умысел здесь в том, чтобы выделенные в рассказе слова сами по себе составляли словосочетание-внушение. Поскольку клиент следит за рассказом, да и выделяем мы не грубо, а еле заметно (паузой до и после, легким понижением голоса, наклоном головы и т.д.), то такого вот «встроенного» внушения он не замечает. Ну и хорошо.

Приятным отличием от профессионального рассказчика для нас служит возможность рассказывать — скучно. Потому что когда клиенту скучно, его сознание отвлекается. И поэтому мы многословны, мы используем повторы, как бы ненужные разъяснения, отступления в сторону (а это все метафоры и встроенные внушения), мы говорим банальности и очевидные вещи, и через некоторое время весь наш текст кажется клиенту уже банальным и до зевоты очевидным.

· Что и требовалось: клиент воспринимает текст некритично, а текст-то внушающий.

А еще нам не нужно останавливаться на подробностях. Наоборот, мы можем себе позволить разговаривать очень и очень неопределенно.

· «Как-то так (как? неважно) получилось, что у героя оказалась именно такая (какая?) лошадь, которая была ему нужна (по каким признакам?). Она помогла герою выбрать нужную тропу (как помогла? что она сделала? каковы признаки нужной тропы?) и, используя свои волшебные способности (чего такого магического она могла?), быстро прискакала к симпатичному домику (как выглядел домик?)…» и т.д.

Очень помогают нам правильные переходные слова. Мы не говорим «но», мы говорим «и». Несвязанные между собой предложения и высказывания мы объединяем оборотами «когда — тогда, если — то, потому что, поэтому, и это вызывает» и т.д. А поскольку клиент слегка в трансе, да еще скучает, то есть слушает не очень внимательно, он такую вот «логику» — пропустит.

· Плюс из уважения к нам не станет придираться. Все правильно, мы же для него стараемся.

А вот слово «не» надо употреблять осторожно. Вы можете себе представить «не красный» цвет? Вот и клиент, прежде чем понять, что такое «не беспокойтесь», вспомнит что такое «беспокоиться», а в сочетании «не страшно» сконцентрируется на «страшно». Гораздо спокойнее употреблять слова в положительной формулировке: «расслабьтесь, это очень мило».

Однако, если вы хотите заставить работать эту особенность на себя, вы можете вполне специально употреблять «не»: «Ему не хотелось радоваться прямо сейчас. Он все никак не мог достаточно расслабитьсядля этого».

Вот так и рассказываем. Понятно, что немедленный результатов на уровне «Я» мы не ожидаем. Напротив, мы их боимся, и стараемся все сгладить и смягчить. Пройдет время, и то, как «Я» использует все эти наши подсказки, проявится само собой.

· Трудно предсказать конкретные поведенческие подробности, как именно.

Человеку станет лучше. Лучше — в его понимании. Может быть, он найдет любовь и любимых, а может, оценит то, что есть. Может быть, он примет и зауважает себя нынешнего, а может, соберется наконец воплотить в жизнь то, что давно откладывал. Может, он осмыслит жизнь нынешнюю, может, откроет смысл новый. Мы не знаем. Известно лишь, что если мы все сделаем правильно, «Я» клиента станет — благополучней.

· И мы сможем заняться работой на нижележащих уровнях. Поведение ему подправим, веры в свои возможности привнесем. Будет любо-дорого!

Уровень «Я» — большой и сложный. И трудно работать только с любовью, только с уважением или со смыслом, не затрагивая остального. Поэтому и истории наши — обо всем сразу.

Кстати, их можно не только рассказывать на ходу, но и писать. Прежде чем мы перейдем к уровню духовности, предлагаем вам, Читатель, сказку. Как вы думаете, о чем она?

Откуда летит время

— Ваше Величество...

Королева-мать медленно отвернулась от окна, как бы не желая отрывать от него взгляд, и, наконец, посмотрела на говорящего.

— Да?

— Его Высочество вернулся.

— Хорошо. — королева вновь повернулась к окну. — Где он сейчас?

— Занимается с фехтовальщиком, что гостит в замке.

— Не с фехтовальщиком, а с учителем фехтования. — Королева говорила ровно, не повышая тона и не оборачиваясь. — С фехтовальщиками развлекаются, лоботрясничают, а у учителя учатся. Ты ведь не хочешь, чтобы про принца говорили, что убивает время в развлечениях?

— Его Высочество занимается сейчас с учителем фехтования, — послушно исправился собеседник.

— Хорошо.

Повисла пауза и тот, кто говорил с королевой, человек невысокого роста в придворной одежде и слегка сутулый от многолетней привычки кланяться, понял, что беседа окончена. Королева полностью погрузилась в созерцание вида за окном. Человек в придворной одежде давно уже не пытался понять, что такого видит в окне королева, что может занимать ее целыми днями. Он просто привык, что если нет никакой настоятельной государственной необходимости, ее величество целыми днями глядит в окно. Всегда в одно и то же: высокое стрельчатое окно в покоях бывшего короля — ее мужа. А государственная необходимость стараниями человека в придворной одежде случалась здесь не часто.

***

Шпага в руках юного принца мелькала быстро, точно, словом, правильно. Чувствовалась хорошая школа. О шпаге в руках его напарника этого сказать было нельзя. Сказать можно было другое: эта шпага летала легко и изящно, непредсказуемо и вдохновенно. Тут уже роль играла не школа, тут ощущалось мастерство. Ощущалось исподволь, на уровне внутреннего подрагивания тех струн или жилок, что неравнодушны в человеке к встрече чем-то необыкновенным, недоступным простому смертному. Впрочем, на этот раз исподволь ощущать было некому: никого в обеденной зале кроме принца и его соперника не было, так что никто не мог оценить ни сосредоточенную работу его высочества, ни легкую расслабленность и озорные блестки в глазах владельца изящной шпаги. Бой был очевидно не всамделишный, острые наконечники были заботливо укрыты пробковыми наконечниками, да и в движениях участников сквозило скорее стремление к созданию уникального и неповторимого рисунка, чем азарт разрушения. Вот принц поморщился: в стройных его движениях промелькнуло что-то неуверенное, что смазало всю картину. Принц взмахнул шпагой в салюте, отмечая окончание боя, поклонился и, сняв пробковый наконечник, аккуратно вложил шпагу в ножны, висевшие на стене обеденной залы. В зал тут же неслышно вошел человек в придворной одежде.

— Его высочеству будет угодно повидать ее величество? — спросил он, не подымая глаз.

— А где мама?

— Как обычно, Ваше высочество.

— Тогда попозже.

— Вам напомнить, Ваше высочество?

— Спасибо, не стоит.

Человек поклонился и вышел, чуть скрипнув дверью.

— А ты не очень любишь его, принц, — заметил второй фехтовальщик. — Кто это?

— Наш первый министр. Правду сказать, и единственный.

— А что, больше не нужно?

— Да нет, — принц пожал плечами, — ему всего заботы: управлять замком. Раньше их было больше, но когда умер старый король — это мой папа — мама всех поблагодарила и отпустила в город. А этот остался.

— Почему?

— Должен же кто-то остаться. Вот он и остался.

— А... — собеседник принца пожал плечами, — ну это конечно.

— Ты здесь не живешь, фехтовальщик, потому не очень понимаешь, да? — принц поднял глаза и серьезно посмотрел на того, кого назвал фехтовальщиком.

— Признаться, не очень.

— Ну, конечно, министры уходят в город — это тот, что внизу у реки — всем королевством управляет вместо короля один министр, наследник скачет верхом в одиночестве по окрестностям в поисках интересных людей — вроде тебя — а королева весь день смотрит в окно, тут что-то не так, верно?

— Не обязательно, — фехтовальщик улыбнулся, — жизнь очень разная. В моих краях одна — у вас другая.

— Это верно, — принц вздохнул. — Что ты знаешь о волшебниках?

***

— Они говорят о волшебниках, Ваше величество, — министр приблизился к неподвижно стоящей королеве.

— О волшебниках? Хорошо. Пусть говорят.

— Его высочество собирался зайти к Вам.

— Хорошо.

— Может быть, его высочеству не стоит уж очень интересоваться темой волшебников?

— Может быть.

— Ваше величество не хочет поговорить с сыном об этом?

— Я посмотрю.

***

— Понимаешь, волшебников в нашем краю немало. Вообще-то они есть почти в каждом городе, который не принадлежит стране магов.

— Стране магов?

— Ты и про это не знаешь. Страна магов лежит на востоке. Впрочем, это раньше так было. Теперь, как кажется, она лежит почти везде вокруг.

— Они хорошо воюют?

— Нет, они вовсе не воюют. Города сами присоединяются к ним.

— Зачем?

— Так лучше. У магов все получается. У них всегда мир, а люди живут, как хотят. Ну и сыты, естественно.

— У вас тут, как я видел, дела идут не хуже.

— Так ведь и у нас тут тоже страна магов. Ну, не совсем еще, но по сути — так.

— «Так» — это как?

Принц нахмурился, подыскивая слова для объяснения, понятного чужеземцу.

— Вот живет себе город, управляет им король. Ну или герцог какой или князь — это неважно. Понятно?

Фехтовальщик улыбнулся добродушно, но немного насмешливо: «Понятно».

— Ну вот, а потом в город приходит городской волшебник. И живет в городе, пока город не захочет войти в страну магов.

— А что король?

— Король обычно не против: он все равно остается королем. Его никто не трогает. Бывает, что король не желает видеть в своем городе волшебника, но, во-первых, волшебник приходит не к нему, а к горожанам, а во-вторых, кто же тронет волшебника!

— И что, ни один король не захотел схватить волшебника?

— Говорят, когда-то захотел.

— И что?

— Новый король оставил его в покое.

— Как же, города вот так просто, потому что волшебник попросил, присоединяются к магам?

— Не к магам, а к стране магов. Как стать магом у нас никто не знает.

— А что, кто-то хочет?

— Еще бы! Ну вот, города, конечно, присоединяются не просто так. Волшебники часто живут в городах десятки лет. В соседнем с нашим городе никто уже и не помнит, когда тамошний волшебник появился. Тут все просто: город присоединяется к стране магов, когда кто-то, любой человек, придет к волшебнику и попросит о чуде. Ну, желание загадает. Волшебник выполнит желание, и город станет городом страны магов.

— Ты хочешь сказать, что десятилетиями не находится никого, кто бы захотел попросить волшебника сделать ему чудо? Что, никому ничего не надо?

— Нет, дело не в этом. Конечно, желания у всех есть. Но никто не хочет, чтобы волшебник ушел. Подожди, дай объяснить. Когда волшебник исполнит желание, и город станет еще одним городом страны магов, волшебник покидает его. Навсегда. А людям жаль. Волшебник ведь не просто живет. Он все равно чудеса делает. Без просьбы. С ним и надежно, и весело. Да и маги город защищают если что.

— Даже если он не вошел в их страну?

— Понимаешь, по сути, как все уже поняли, город становится частью их страны, как только в нем появляется волшебник. Так что просьба о чуде — это формальность. А так... Они ведь ничего не просят. Ты входишь в страну магов — и ничего. Ты не платишь, ты не служишь, ты не воюешь, ты просто живешь своей жизнью, как раньше.

— А что меняется?

— Просто, ну, как объяснить, тебе как бы больше везет. То есть, знаешь же, бывает, делаешь что-нибудь, а ерунда какая-то мешает, или обстоятельства не так сложатся, или люди не так поймут, или еще что. А как волшебники появляются, так все то же, только все мелочи — за тебя. Людям нравится.

— Ага, а как чудо попросили, волшебник уходит, и вся эта красота заканчивается?

— Не заканчивается. Но волшебник уходит. А это жаль. Он ведь еще и человек, говорят, хороший. Добрый, что ли. Помогает, если видит, что надо кому-нибудь. Наш, по крайней мере такой. Люди говорят.

— Ты что ж, рядом живешь, а своего волшебника не видел?

— К нему не принято ходить. Скажешь ненароком в разговоре просьбу, не подумав. А он исполнит. И уйдет.

— Что же, ваш волшебник так и живет отшельником?

— Ну, не отшельником. Он ходит по городу, с ним все здороваются. Улыбаются. Помогают поднести с рынка что-нибудь, дорогу показывают. Просто трудно это — все время думать, что говоришь. Поэтому и стараются все обойтись без слов. А он понимает и не настаивает.

— А ты что же, ни разу ради интереса не ездил в город на него посмотреть?

— Ездил. С мамой, когда был маленький. Только он в плаще с капюшоном ходит. Его не особенно разглядишь.

— А ты сам, о чем бы ты попросил волшебника, если бы было можно?

— Не знаю.

***

Королева отвернулась от окна и подошла к вошедшему принцу.

— Сынок, как тебе твой новый учитель фехтования?

— Он интересный. Я ему много рассказывал про наш город.

— Что ты рассказывал? — Королева склонила голову с заинтересованной улыбкой.

— О волшебнике, откуда он и зачем.

— О волшебнике... Конечно, о волшебнике.

— Мама, ты не думай. Я помню, что волшебника просить нельзя. Я и не собирался. Я помню предсказание.

— Ты хочешь обойти предсказание, сын? — Королева смотрела на сына печально, и улыбки уже не было в ее глазах.

— Ну, не обойти, так хоть оттянуть.

— Хорошо. Пусть будет по-твоему. Хотя...

— Ты так говоришь, как будто хочешь, чтобы предсказание сбылось.

— Какая разница, чего я хочу. Важнее, чего ты хочешь, сынок.

— Я пока не скажу.

— Конечно, не скажешь. Спокойной тебе ночи.

***

Министр подошел по своему обыкновению почти неслышно. Королева на сей раз не стояла у окна, а сидела в кресле, где разговаривала с принцем.

— Вы рассчитываете отменить пророчество, Ваше величество?

— Нет, — королева обернулась к нему. — Но хотя бы оттянуть.

— Ваше величество...

— Я знаю. Знаю, что пророчество не обманешь. Но я не знаю, что будет после. Я не знаю даже, нужно ли мне бояться пророчества или радоваться ему. Я знаю лишь, что сейчас мы живем неплохо. Может быть, немного одиноко, но неплохо. А что будет потом, когда пророчество исполнится — это мне не известно. Я не могу отменить пророчества, тут ты прав. Но я могу не хотеть его.

Королева встала и двинулась к окну. Тяжелое платье заструилось по полу, так что казалось, что королева проплывает от кресла к стене, разгоняя в стороны маленькие волны шелка и бархата. Сутулый министр торопливо отшагнул в сторону и тихо вышел. Королева осталась одна.

— Я могу не хотеть, — снова прошептала она, останавливаясь у окна. — Но, быть может, мне нужно именно хотеть?

И она обратила взгляд в окно, туда, где внизу, у подножия замка лежал, окруженный старой стеной, ее родной город. Там были люди, почти все, с кем прошла ее жизнь. И просто люди, которых она даже не знала, но которых не было в ее замке. Там, возможно, были друзья или даже подруги, там были рынок и площадь у ратуши, где заезжие комедианты давали представления, много чего было там, много чего такого, что в последние годы обходило стороной замок и устремлялось прямо туда, где жил теперь волшебник, и где не было ее, королевы и матери.

***

— Пойдем со мной, фехтовальщик.

— Куда? — разбуженный полусонный фехтовальщик смотрел на принца из полумрака балдахина несколько недоуменно.

— В город.

— Прямо сейчас?

— Ну, — принц выглядел уже немного смущенным, — утром. Или днем. Пойдем, я покажу тебе город.

— Самое подходящее время ты выбрал для того, чтобы предложить экскурсию, принц. — Фехтовальщик улыбался одними глазами, лицо у него было серьезное. — Почему бы тебе не сообщить мне об этом завтра, а?

— Пойдем мы завтра, — не сдавался принц, — но предупредить лучше сейчас. Мы пойдем пешком.

— Ну вот еще, — моментально проснулся фехтовальщик. — Верховую езду уже изобрели.

— Нет, — терпеливо пояснил принц, — мы пойдем пешком, чтобы нас не хватились.

— Мы что, бежим?

— Нет, нет. Просто мы хотим посмотреть на волшебника, а маме эта идея не нравится.

— А, — кивнул фехтовальщик, — этот ваш местный фольклор, понятно.

— Не знаю, что такое фольклор, — признался принц, но маму лучше не беспокоить.

— Она запретит ехать?

— Нет. Она даже не будет уговаривать остаться. Но беспокоиться она будет. А так мы, быть может, вернемся до того, как нас хватятся.

— Поэтому ты предлагаешь выйти теперь же.

— Ну... да.

— Ладно, спускайся к воротам. Я сейчас.

***

— Они идут в город, Ваше величество.

— Да.

***

Пока принц с фехтовальщиком спускались по дороге из замка к городу, уже слегка рассвело. Солнце, конечно, еще не взошло, но лица стекающихся к городу окрестных торговцев уже можно было разглядеть, и цвета вполне различались. Принц одет был буднично, фехтовальщик и вовсе шел в своей дорожной одежде, так что излишнего внимания они не привлекли. Да и некому было обращать на них особенное внимание. Стражники у ворот больше заботились о том, чтобы произвести надлежащее впечатление на торговцев, а те, в свою очередь, пеклись о сохранности товара и о том, чтобы раньше других поспеть на рыночную площадь. В общей суете принц с фехтовальщиком прошли в городские ворота практически беспрепятственно, если не считать телег, лошадей, ослов, мулов и опять-таки торговцев, сцепившихся между собой: ослы и мулы — упряжью, а торговцы — просто так, на словах.

— Ну, и куда теперь? — поинтересовался фехтовальщик, когда они выбрались из привратной толпы.

Принц задумчиво огляделся по сторонам.

— Волшебник живет где-то у других ворот, на отшибе. Туда обычно мало кто ходит, я рассказывал почему. В общем, я туда тоже не ходил. Так что давай искать вместе.

— Ну да, это у тебя называется «показать город».

Принц улыбнулся немного виновато и пожал плечами, но глаза его улыбались с хитринкой. Мол, ты ведь знал, что дело не в достопримечательностях.

— Ладно хоть насчет волшебника не провел, — усмехнулся фехтовальщик. — Или, — тут он настороженно посмотрел на принца, — здесь тоже что-то не так?

— Ну... — принц нагнул голову, так что взгляд его пришелся теперь как-то исподлобья, — да.

— Ага, — фехтовальщик посмотрел на принца внимательно. — И что именно?

— В общем, — принц посмотрел себе под ноги, потом выдохнул и расправил плечи, — в общем, было пророчество. Еще до моего рождения. О том, что волшебник уйдет из-за меня. Что однажды, когда я вырасту, я приду к нему и попрошу. Вот я и вырос.

— А кто напророчил?

— Не знаю. Может, сам волшебник, может другой волшебник, не наш, а может еще кто-нибудь. Только пророчества у нас обычно сбываются. Так что ты не сомневайся, пророчество настоящее, не сплетня какая-то.

— Да я не сомневаюсь, у вас тут всё... может быть. Поэтому и мама не хотела, чтобы ты ездил в город?

— Да. Она все говорила, что там есть слова «когда вырастет». Ну и что, наверное, еще рано.

— Понятно. — фехтовальщик посмотрел на принца, как будто вновь знакомился: испытующе и как бы оценивая. — Что просить-то будешь?

— Ну, — принц нахмурился, — я пока не буду говорить, ладно? Вот волшебника найдем.

— Давай хоть спросим, где его искать.

— Может быть, лучше не надо?

— Почему?

— Это не очень принято.

— Мало ли что не принято. А как мы его тогда найдем?

— Ну, я не знаю.

***

Шумно на рынке. На рынке всегда шумно, и это не значит, что где-то беда. На рынке должно быть шумно, это значит, что на рынке все идет хорошо, рынок живет обычной нормальной жизнью. Тихо должно быть дома, — это начальник караула знал по себе. Если бы это знала и его жена... Ох. Вот о чем бы попросить волшебника. Но нет. Нельзя так обращаться со старым уважаемым человеком. Он, начальник охраны, будет доволен, а седой человек — покидай насиженное место и отправляйся в путь? Нет, такие дела ложатся на совесть — это начальник караула тоже знал. А на свою совесть лишнего бремени он не хотел. Пусть уж будет как будет, да живет богато наш город и да хранит его волшебник. Вон, кстати, его работник у лавки зеленщика стоит, покупки в тележку укладывает. Спиной к тележке стоит, не оглядывается. Правильно. Кто ж из тележки волшебника станет тащить?

Это, впрочем, начальник караула подумал больше по старой привычке — еще с юности осталась. С приходом в город волшебника на рынке стало куда спокойнее. Волшебник уже тогда был сед, хотя выглядел крепким. Сколько же ему сейчас, интересно?

***

Три пучка лука, вон ту связку баранок и дыню. Хозяин просил дыню. И еще, пожалуй, яблок. Вот эти из корзины, слева от тебя. Спелые они?

— Конечно! — дородный добродушный торговец засмеялся, — как будто в первый раз. Как здоровье твоего хозяина?

— Да, да, как его здоровье? — поддержал вывернувшийся из окружающей толчеи городской начальник караула.

— А что ему будет? Волшебники не болеют.

— Всем бы так.

— Ага.

Широкоплечий мужчина в добротной одежде уложил в тележку последний куль с покупками, попрощавшись, подтолкнул своего осла и зашагал вслед за ним, держа путь туда, где толпа редела на краю рыночной площади. Занятый прокладыванием себе дороги, он, похоже, совсем не обращал внимания на двух людей в запыленной одежде, которые усердно работали локтями, чтобы не отстать от него. Однако, выбравшись из толчеи рынка, он остановился и, подождав, пока идущие следом выберутся тоже, обернулся к ним.

— У вас, вероятно, есть ко мне дело?

— Да. — тот, что помоложе посмотрел прямо и сосредоточенно, — нам нужно попасть к твоему хозяину.

— Вы хотите видеть Чародея?

— Волшебника, — уточнил тот, что выглядел старше.

— Конечно, тут его зовут волшебником, — согласился человек с тележкой.

— А где его зовут Чародеем? — заинтересовался старший.

— Там, откуда он пришел сюда.

— Ты пришел вместе с ним? — удивился принц. Но ведь это было очень давно!

Для тебя, юноша — давно. — Человек с тележкой смотрел на принца изучающе, почти так, как недавно смотрел на него фехтовальщик. — Для меня — не очень. Вы хотите видеть Чародея? Тогда идите за мной.

***

Дом чародея не впечатлял. То есть не то, чтобы он был мал или несолидно выглядел. Выглядел он просто старым. Не ветхим, не разваливающимся, не обшарпанным, а просто старым, хотя хозяин его, видимо, и заботился о том, чтобы стены были покрашены, а дверные петли не скрипели. Когда-то, наверное, прежний хозяин дома очень им гордился: дом был высокий и массивный, с каменными украшениями над входом и большими светлыми окнами. Черепичная крыша то тут то там бугрилась островерхими башенками, а на одной из них даже помещались часы. Принц присмотрелся: часы шли.

Разгрузив тележку, человек с рынка пригласил принца с фехтовальщиком пройти внутрь. Изнутри жилище чародея оказалось просторным, и хотя и не содержалось в образцовом порядке, по-своему уютным. Едва гости вместе с провожатым вошли, из приоткрытой двери, ведущей куда-то вглубь дома, раздался приглушенный расстоянием голос:

— Сколько тебя не было? — голос звучал резко и потому был слышен отчетливо. Принц с фехтовальщиком переглянулись: казалось странным, чтобы у волшебника или даже чародея голос звучал так... непривлекательно.

— Не знаю, — откликнулся меж тем вернувшийся с рынка человек. — Я не следил за временем.

— А надо бы, — наставительно проскрипел голос, — время летит быстро.

— Куда? — это прозвучало немного насмешливо. «Похоже, волшебник панибратствует со слугами», — подумал принц.

— «Куда?» — это не вопрос. — ответил обладатель скрипучего голоса, — «Куда» — это вовсе не интересно. Интересней, откуда. Скажи мне, откуда летит время?

— Похоже, — прошептал фехтовальщик, склоняясь к уху принца, — от безлюдья ваш волшебник немного, ну, сбрендил.

— Вряд ли, — так же шепотом ответил принц, — с волшебниками такого не бывает. Вот только голос у него...

— Это да, — согласился фехтовальщик, — голосок у него еще тот. А насчет «не бывает» — кто это проверял? Вы тут, как я смотрю, привыкли все принимать на веру.

Тем временем их попутчик и проводник закончил добродушно переругиваться со скрипучим голосом и, усевшись в кресло, обратил внимание на гостей:

— Так что вам нужно?

— Нам нужен волшебник, — напомнил принц.

Повисла пауза. Человек в кресле смотрел на гостей дома заинтересованно и, пожалуй, где-то в глубине глаз озорно. Гости смотрели на него выжидающе. Молчание затягивалось.

— А-а! — вдруг понял фехтовальщик, внимательно разглядывая того, кто сидел в кресле. — Похоже, Вы волшебник и есть. То есть, как Вам, наверное, больше нравится, Чародей.

Чародей улыбнулся, точнее чуть дрогнул губами так, что получилась улыбка — не просто улыбка, а улыбка Волшебника, и склонил голову.

— Да. Располагайтесь. Теперь вам нужно решить, ко мне ли вы пришли?

— А другого волшебника тут нет? — с некоторой надеждой в голосе спросил принц.

— Нет, я живу один. — Чародей пожал плечами, как бы извиняясь за то, что другого волшебника он предоставить не может.

— Но вы же с кем-то разговаривали?

— А! — Чародей улыбнулся на сей раз широко, совсем не по-волшебному, — это попугай. Птица такая. Мажек, — это было обращено в сторону приоткрытой двери, -присоединяйся к нам.

Из двери вылетел довольно большой, темно-лиловый с прозеленью попугай и, хлопнув крыльями, сел на высокий напольный подсвечник тусклого металла.

— Добрый день, — прозвучал знакомый неласковый голос. — Чего это вы к нам?

— А почему его зовут Мажек? — спросил принц.

— А потому, — немедленно отозвался Мажек, — что птица мага — тоже почти маг. Только маленький. То есть мажек. Заметь, я хоть и птица, а на твой вопрос отвечаю. Будь и ты вежлив: ответь на мой.

— А какой твой?

— Я спросил, — в голосе Мажека явно звучал сарказм, — что вам тут нужно?

— Мы хотели видеть волшебника... ну, чародея.

— Ну, вот вы его видели, — Мажек смотрел сурово, — что дальше?

— Ну... — принц посмотрел на того, кого они повстречали на рынке и кто сидел теперь перед ними в кресле, — ну...

— Словом, — обернулся тот к птице, — не похожи мы с тобой на волшебников. Ни ты, ни я. Ну, ладно.

Кроме них с фехтовальщиком в комнате вдруг никого не осталось. Это было бы ясно, даже если бы принцу завязали глаза и заткнули уши. Рядом оглядывался фехтовальщик. На комнату как-то уж очень быстро опустились сумерки, и стены комнаты не вдруг, а незаметно, но ощутимо, сделались зыбкими, не прозрачными, но почти призрачными. В глубине зыбких сумерек, там, куда, должно быть, вела некогда замеченная гостями дверь, которой сейчас и не было вовсе, там, где сумрак казался уж очень вязким и не трепетал, а скорее переваливался и клубился, принц и фехтовальщик в облаке расплывающегося света сначала не увидели, а просто угадали появление Чародея.

***

Да, это был он, их рыночный знакомец. Черты лица были те же, и глаза смотрели так же: чуть насмешливо и немного грустно. Только это лицо было гораздо старше, бледнее, и волосы были не слегка, а совсем седые. Тот, кого видели сейчас перед собой гости волшебника, уже не казался пышущим жизненной силой здоровяком, он был стар и не слишком крепок. Это ощущалось явственно, хотя тело чародея и было скрыто под мягкими складками просторного одеяния — то ли плаща, то ли балахона. Видны был лишь лицо и руки — бледные, тоже точеные временем, с отчетливыми прожилками и костяшками. И лицо и руки казались как бы подсвеченными изнутри и, должно быть, от этого выглядели еще старше.

— Ну, что, так и будем молчать? — из состояния созерцания вывел визитеров слышанный прежде скрипучий голос. Раздавался он на сей раз из клюва золотисто-лилового грифона внушительных размеров, что лежал у ног чародея, охлестывая неторопливо вздымающиеся бока хвостом с пушистой кистью на конце. от неожиданности принц моргнул.

***

Все вернулось на свое место: и комната, и попугай, и кресло, и кряжистый в нем человек средних лет и изрядного здоровья.

— Довольны? — спросил он. — Да вы садитесь, наконец.

Гости опустились в кресла, что оказались сзади.

— Пожалуй, в настоящем виде Вы все-таки... словом, так с Вами легче разговаривать. — Проговорил наконец фехтовальщик.

— В настоящем? — поднял бровь чародей. — А какой из них, по-твоему, настоящий?

— Вот этот, нынешний.

— Нет, — чародей вздохнул, — этот как раз не настоящий. Но ты прав. В нем удобней разговаривать, да и вообще жить среди других. А так... Вообще-то это больше видимость.

— А зачем?

— Ты же сам сказал: легче разговаривать. Вам со мной. Ну и как следствие — мне с вами: вы меньше отвлекаетесь от сути, когда собеседник выглядит привычно.

— Сколько же Вам лет? — спросил принц. Чародей усмехнулся:

— Много.

— Но ведь Вы волшебник. В смысле — чародей. Сделайте себя молодым.

— Пожалуй, — чародей вздохнул, — это единственное, чего я не могу.

— Почему? — удивился принц. — Мне рассказывали, что волшебники из страны магов могут все.

— Все, — задумчиво сказал чародей, — все не может, наверное, никто. Можно мочь многое. Можно — очень много. Можно — почти все. Это как я. Но все — вряд ли. Ты не думал, принц, откуда берется волшебство магов?

— Наверное, у вас особые знания. Или талант. От природы.

— Да, — улыбнулся чародей, — это тоже. Но почему наши чудеса сбываются? Чем мы платим за это?

— Нет, — честно ответил принц, — этого я не знаю. Да и вряд ли могу знать. Говорят, вы это скрываете, чтобы другие не смогли быть магами.

— Есть те, кто сам догадался... Как ты сказал? Чтобы другие не смогли быть магами? А ты — лично ты — хочешь быть магом?

Принц подумал и ответил:

— Я хочу быть королем. И — магом.

— Ишь ты, — скрипнул попугай неодобрительно. Но продолжать не стал.

— А зачем? — чародей смотрел на принца внимательно, и тот вдруг побледнел.

— Ну вот, — вздохнул принц. — Пророчество — оно исполнилось.

— Пророчество? — чародей поднял брови. — Какое?

Тут уже принц посмотрел на него удивленно:

— Ну... я все-таки не удержался и — попросил.

— И не в первый раз за сегодня, — не преминул заметить попугай-грифон.

— А что за пророчество? — чародей казался искренне заинтересованным.

— Говорят, — стал объяснять принц, — что если кто-то, неважно кто, обратится к волшебнику с просьбой, тот исполнит ее, а потом уйдет из города, который станет тогда одним из городов страны магов. Потому что это будет Город, Который Видел Чудо. Из таких городов и состоит ваша страна. Так?

— В целом, — кивнул чародей, — так.

— Ну вот, — продолжил принц, — было пророчество, что в нашем городе к волшебнику, то есть к Вам, с просьбой приду я. И мама не хотела, чтобы я бывал в городе.

— Но ты пришел.

— Понимаете, — принц повел плечами и даже слегка покраснел, — в пророчестве сказано, что я приду, когда вырасту. И королем я стану тоже, когда вырасту. Так что, пока я не пришел к Вам, я не мог стать королем.

— А парень с амбицией, — каркнул Мажек и покачал головой то ли одобрительно, то ли насмешливо. Имея некоторый опыт общения с попугаем, фехтовальщик решил, что скорее насмешливо.

— И теперь ты будешь королем, — заключил чародей. Так в чем же просьба? И причем тут пророчество?

— Ну, пророчество! — принц посмотрел на чародея исподлобья, как недавно смотрел на фехтовальщика. — Пророчество есть пророчество. Хотя мне и не хочется, чтобы оно сбылось. Жители города меня невзлюбят.

— Почему?

— Потому что Вы уйдете из-за меня.

— И что с того?

— Как что? Они ведь любят Вас.

— Вот как? — тон чародея был изумленным, и с таким же видом он смотрел на попугая. — Ты слышал, Мажек, жители меня любят. Никогда не замечал.

Неизвестно как Мажеку удалось хмыкнуть, хотя клюв его не был к этому приспособлен никоим образом.

— Что же, — чародей вновь обернулся к принцу. — Я уйду, а тебя будут за это не любить. Я правильно понял?

— Ну... да.

***

Королева смотрела в окно на город, над которым уже встало солнце. Отсюда не было видно уличной суеты и толкотни на рыночной площади, зато отчетливо виднелись верткие флюгеры на остроконечных башнях и черепичных крышах. И скопление телег у ворот, медленно втягиваемое городом, тоже было видно.

— Он уже там, Ваше величество, — министр стоял за плечом королевы и тоже смотрел в окно.

— Может быть, — королева вздохнула, — это и к лучшему.

***

— Ты хочешь быть королем, и чтобы люди тебя любили?

— Да.

— А еще, — напомнил ехидно попугай, — он хочет быть магом.

— Да, — чародей улыбнулся грустно, — я помню. Но это вряд ли стоит принимать всерьез. Это он по молодости. И — глупости.

— Ну да, я понимаю, что в маги вы чужих не пускаете, это я уж так просто сказал, — серьезно кивнул чародею принц.

— Не пускаем? — улыбка чародея стала веселее. — это поклеп. От нас это просто не зависит.

— Не зависит? — это удивился уже фехтовальщик.

— Да, — чародей закивал головой и посмотрел на гостей уже совсем весело. — Вам это не приходило в голову? Но ведь это так просто: учеником мага — и, естественно, магом — может стать только тот, кто уже сотворил одно чудо. Любое. Но — чудо. Нечто волшебное. Сам.

— Сам? — во взгляде принца сквозило недоверие. — Один? А! То есть он должен быть сыном или дочерью другого мага? Это передается по наследству?

— Нет. — Чародей уже не смеялся, и взгляд его был обращен куда-то сквозь собеседников. — Нет, по наследству это как раз не передается.

— Тогда откуда берутся маги?

— Да, — поддержал фехтовальщик, — Вы начали было говорить о том, за счет чего происходят чудеса, но отвлеклись.

— Обрати внимание, это ты отвлекся, — вставил свое слово Мажек.

— За счет чего происходят чудеса? — чародей приподнял бровь, — разумеется, за счет мага.

— Как это? — фехтовальщик подался вперед, а принц не отрывал от чародея взгляда.

— Маг может собирать свою жизнь, скажем, в пучок. И расходовать его сразу, одновременно. Большое чудо — большая часть жизни. Фокус — маленькая. Маг творит чудеса, и его время уходит. Все просто.

— Но ведь маги живут долго! — принц не мог поверить.

— Да. Маги живут долго. — Чародей вздохнул. — Чудеса имеют и обратное действие: люди, которым помог маг, что-то думают о нас, восхищаются, иногда любят, иногда благодарят в душе — не платить же магу в самом деле! Они не умеют собирать жизнь в один миг, но их много, и часть их тепла затрагивает нас. Это поддерживает и дает силы. То есть волшебство. Отсюда и чудеса. Кстати, потому маги и не любят творить волшебство злое: страх людей приближает нашу смерть.

— Но, — задумчиво спросил фехтовальщик, — разве не может один маг сделать чудо для другого? Скажем, омолодить его