Рассказывает старший урядник атаманского полка Степан Шелихов 3 страница
Рассказывает Сергей Платов (Великий князь Алексей Александрович)[20]
Яркий солнечный день. Белое золото на синем ковре, словно лучи солнца играют с пенными барашками волн. Колонна броненосцев продвигается мимо белоснежного острова, оставляя его слева по борту. Пара лёгких крейсеров убежала с дозором вперёд.
— Мичман! Что на горизонте? — зычный бас Генерала-Адмирала Российского Императорского Флота разносится над океаном.
— Горизонт чист! — звонко рапортует мичман, приложив ладошку к непокрытой голове.
— Будь внимателен мичман. Говорят, в этих краях замечали пиратов.
— Так точно, господин вице-адмирал! — опустившись на коленки он продвигает крейсера вперёд.
— Поднять наблюдательный шар!
Заливисто хохоча и дрыгая ногами Мишкин[21]взмывает вверх на моих руках.
— Я их вижу! Вот они! Вот они слева по борту! Они спрятались у острова Габардин!
Крашеные серой шаровой краской, настоящей «морской», утюги пиратских броненосцев укрылись за диваном стоящим рядом с окном.
— Играть боевую тревогу! Все по местам!
Оставив Мишкина с нашей эскадрой шагаю к окну, теперь мне играть за противника. Сначала я хотел немного пограбить музей МТК, уж больно хороши были модельки, стоящие в его шкафах, но потом решил, что игрушки собранные самостоятельно будут гораздо интересней. Набросать эскиз того, что я хочу увидеть и дать распоряжение плотнику, служащему у меня во дворце, а ранее ходившему на «Петре Великом», было делом получаса. Старый моряк не подвёл, через пару дней я получил заказ, мешок разнокалиберных крашенных брусков и палочек. Две недели назад, на пару с Мишкиным, мы занялись сборкой. Под удивлёнными взглядами Ксении и Ольги палочки и брусочки превратились во вполне сносные для игры броненосцы и крейсера. Пару дней их таскали по детской за верёвочку и гудели на разные голоса, ну а затем началась игра.
— Мичман, определите дистанцию до кораблей противника.
Мишкин садится на ковёр и прищуривает левый глаз, всматриваясь поверх линейки. Задачка условная и далеко несложная, враги у нас представлены исключительно броненосцами. Но игра есть игра, всё должно быть по правилам. Позавчера я показывал ему свежеотпечатанный военно-морской справочник и рассказывал, как исчисляют расстояние до врага на флоте.
— Эскадренные броненосцы! Четыре единицы! Расстояние до головного шесть метров.
Он смотрит на меня, ожидая ответной реакции. На самом деле расстояние максимум метров пять, но и это хороший результат, перевести вершки в метры в уме непросто и взрослому. Я выдвигаю вражеские броненосцы из-за дивана ближе к центру комнаты.
— Противник ускорил ход и идёт на сближение. Ваши действия, мичман?
Пострелёнок резво отодвигает передовой крейсерский отряд вправо и поворачивает свою броненосную колонну налево, обозначая желание пересечь курс моих кораблей под прямым углом. Вторая пара его лёгких крейсеров прикрыта от меня броненосцами. Быстро схватывает, молодец, но так просто меня не взять и он это понимает. Где-то в комнате, за каким-то из «островов» (их у нас обозначают стулья, накрытые покрывалами) прячется ещё один мой броненосец, условно отправленный мной в разведку как самый быстроходный корабль. Попробуем разыграть бой на встречных курсах, тем более что по условиям у меня превышение в эскадренной скорости на полтора узла. Мой отряд отворачивает влево, словно устремляясь за его убегающими крейсерами-скаутами. Мишкин спрямляет курс своих броненосцев, по-прежнему угрожая успеть поставить мне палочку над «Т». Теперь я вынужден взять ещё левее, попасть головным кораблём под полноценный залп всех трёх его броненосцев мне не улыбается. Медленно сближаясь, наши деревянные броненосцы ползут по ворсу ковра почти на параллельных курсах. Пока мой головной находится на уровне второго корабля его линии, но скоро начнёт сказываться преимущество в скорости, и навязывать маневр буду я.
— Дистанция открытия огня, — он немного медлит, выжидающе глядя на меня, и добавляет. — Главным калибром.
— Действительно, мичман, давай проверим, — я улыбаюсь в усы, наблюдая как он, вытягивая носок отмеривает два шага. — Будем считать, что можно открывать огонь. А боезапас раньше меня потратить не боишься?
Мишкин чуть кривит губы и молча поворачивает башенки в мою сторону. Что-то задумал, посмотрим молодой человек, посмотрим. Я приношу поднос с маленькими блюдцами из кофейного сервиза и помогаю расставить их на башни. Сегодня в качестве «боезапаса» выступает чёрная смородина.
— Залп! — командует Михаил, делая отмашку правой рукой.
Первый выстрел произведён. Игральные кубики звякнули в жестяной коробке из-под монпасье, мел заскрипел на грифельных досках у нас в руках. Попаданий пока нет, «огневые припасы» тают. Мишкин щепоткой забрасывает спелые ягоды в рот, а я передаю «снаряды» подошедшей ко мне поближе Ольге. В отличие от Ксении, ускакавшей по своим крайне важным девичьим делам, она дисциплинированно ждала этого момента на коленях у бонны.
Обмениваясь залпами главного калибра, мы маневрируем по комнате минут пять. Михаил начисто выбил мне кормовую башню на головном броненосце и добился трёх попаданий в бронепояс. Второй корабль моей линии получил «удачное» попадание в носовую оконечность и лишился труб, что заметно снизило общую эскадренную скорость. Места попаданий были на радостях отмечены раздавленными ягодами, хотя после вчерашнего замечания Марии Фёдоровны мы договорились использовать для этой цели мел. Выйти вровень с Мишкиным головным кораблём я успел, но навязать маневр теперь не получалось. Мишкины концевые броненосцы получили по паре далеко не фатальных попаданий в бронепояс, а средний вдобавок лишился почти всей артиллерии в каземате левого борта. Пара Мишкиных лёгких крейсеров держалась чуть позади, вне зоны досягаемости огня моих кораблей, а авангард ускакал за «остров» Белый к которому наши линии приближались на всех парах. Момент, когда надо было сближаться, я позорно прозевал, а сейчас этого делать было нельзя, риск остаться без башен главного калибра на головном был слишком велик. Фортуна сегодня явно на стороне Михаила.
— Какое решение примите, господин вице-адмирал? — Мишкин смотрит на меня, прищурив левый глаз.
Да вот такое. Я отворачиваю свой флагман чуть левее, намереваясь загородиться «островом» от броненосцев Мишкина и под его прикрытием разорвать дистанцию. Но маленький сорванец сегодня в ударе, его броненосцы чуть прижимаются к моей линии, а затем он обегает стулья и провозглашает.
— Минная атака!
Два его авангардных лёгких крейсера, форсируя машины, уступом несутся навстречу моим броненосцам.
— Мичман, а тебе моряков не жалко? Я же твои крейсера средним калибром на щепки разберу.
— Чьи бы щепки плавали, — парирует Мишкин, продвигая крейсера вперёд и берёт чуть правее.
Я командую поворот все вдруг. Кости гремят в жестянке, казематные орудия бьют по крейсерам. Мишкины броненосцы дают полноценный залп по моим, выбивают трубу на концевом, и сразу же повторяют мой маневр, стараясь сократить дистанцию. Один из крейсеров получает два попадания в нос и теряет башню, но полный торпедный залп успевают сделать оба крейсера. Длинные шведские спички заскользили по ковру к моим кораблям. Я судорожно маневрирую флагманом и кидаю кости за противоминный калибр…
— Флотоводцы, пора завтракать, — возвещает голос незаметно подошедшей Марии Фёдоровны, — Папа подойдёт через пару минут, идёмте в зал.
Мишкин безропотно встаёт с ковра, оставляя всё, как есть, позиция застывает. Я, признаться, отрываюсь от игры с трудом. Поднимаю взгляд на Марию Фёдоровну, но, встретившись с её смеющимися глазами, понимаю что игра окончена.
— Дядя Алексей, мы доиграем после завтрака? — у Мишкина блестят глаза, хотя слёз не видно.
— Вряд ли, ты сам понимаешь, дела… Но ты знай, ты победил в этом бою, — я говорю положив руку на его плечо, — без шуток и уступок. Честно. Своим умением и знанием.
— Как же, вы Ксении с кормовой башни весь боеприпас отдали, — тянет он, но уже потихоньку улыбается.
— Будем считать, что она сломалась, так ведь бывает в бою, — я треплю вихры на его голове. — Идём завтракать. Папа не должен нас ждать.
Интерлюдия[22]
Военно-морской парад, приуроченный к «золотому юбилею»[23]коронации королевы Виктории, был пышен как никогда. На Портстмутском рейде в виду Спитхеда собралось более полутора сотен боевых кораблей. Отблескивающие свежей краской и расцвеченные флагами корабли выстроились в пять колонн, протянувшихся не менее, чем на пять миль каждая. Зримое и наглядное воплощение британской мощи. Вот он, стержень, скрепляющий империю, и нет пока в мире никого, способного бросить ему вызов.
Двадцать броненосцев, сорок крейсеров, мониторы, шлюпы, миноносцы выстроились, приветствуя Её Величество. Ровно в два часа пополудни королевская яхта «Виктория и Альберт» отошла от причала и пошла курсом параллельно выстроенным кораблям. Наследник престола принц Уэльский в мундире адмирала флота представлял на параде свою сиятельную мать. Вслед за королевской яхтой потянулись суда, на которых разместились высшие сливки империи: лорды Адмиралтейства, премьеры колониальных правительств, члены палаты лордов и палаты общин. Под громы орудийных салютов и литавры корабельных оркестров флотилия избранных проходила мимо строя боевых кораблей.
Сама королева Виктория наблюдала за действом в подзорную трубу из окна своего замка на острове Уайт. По правую руку от неё с достоинством стоял невысокий худой мужчина, роскошные рыжие усы ярким пятном выделялись на его болезненно бледном лице.
Это был день его триумфа и мог позволить себе снисходительно взирать на происходящие торжества, принимая приветственные салюты и на свой счёт. В его руках была сосредоточена власть над всей мощью империи, он долго к этому шёл и наконец достиг. Его звали Рэндольф Спенсер Черчилль.[24]Его путь был сложен и извилист, за временными взлётами следовали падения, но сейчас он стоял на долгожданной вершине и никто, взглянув на него не смог бы сказать, что всего полгода назад он был близок к отчаянию.
Чёрная пучина безвестия, вторая скамейка запасных, на которой он должен был закончить свои дни, была нестерпима и недопустима для него, привыкшего быть в центре внимания. Про него можно было смело сказать, что он не любит ходить на свадьбы и похороны, так как в первом случае он не может быть невестой, а в другом покойником. Но тогда обстоятельства сложились так, что в январе ему пришлось пойти на крайне рискованный шаг, выступить против политики кабинета Солсбери. Поставив на карту всё, Рэндольф проиграл. Премьер-министр не поддался на шантаж и принял его отставку, а ведь в качестве лидера палаты общин и канцлера казначейства Черчилль контролировал все текущие дела и держал на крючке все министерства и ведомства. Он рассчитывал, что Солсбери будет вынужден принять все его условия, или кабинет консерваторов рухнет. Не получилось. Солсбери упрямо гнул свою линию, все попытки вернуться в правительство кончились неудачей. Карьера была для Рэндольфа и для его семьи жизнеопределяющей константой. Были моменты, когда на Черчилля накатывались пессимизм и неверие в собственные силы, но он не сдался, и фортуна повернулась к нему лицом.
Внутренние дела, по признанию Солсбери, были источником постоянного раздражения, а внешняя политика глотком чистого воздуха. Вот в дипломатию упрямый маркиз и заигрался. Постоянные колониальные конфликты с Францией вызывали крайнее недовольство в империи. Более того, французы стремительно наращивали свои военно-морские силы и через несколько лет смогли бы бросить вызов флоту Её Величества.
Закулисно и очень осторожно Солсбери нагнетал напряжённость в отношениях между Францией и Германией. Если бы немцы заново промаршировали по Елисейским полям, опасность была бы нейтрализована. Бисмарк был не прочь разделаться с французами, но позиция России оставалась неясной. Оставлять дело на самотёк было нельзя, русский император здоров как бык, а наследник, испытывающий к немцам самые дружеские чувства, придёт к власти не скоро.
Дипломатический зондаж ничего не принёс, в Петербурге отделывались весьма туманными намёками, но чувствовалось, что перспектива новой европейской войны радости русским не несёт. Оставался единственный выход — связать русских войной на Балканах, где по планам Бисмарка против них должны были выступить в едином строю австрийцы, итальянцы, турки и англичане. Интересам Солсбери такая коалиция вполне соответствовала, и он, засучив рукава, начал создавать Средиземноморскую Антанту. Турки, не забывшие болгарского урока, воевать с русскими не хотели принципиально, но и без Турции мощи трёх держав должно было хватить с избытком.
После подписания договора, Солсбери, будучи крайне сдержанным в беседах с германским послом, подал Берлину недвусмысленный намёк. В английских газетах под псевдонимом Дипломатикус был опубликован ряд статей, указывавших, что в случае вторжения германских войск во Францию через территорию Бельгии, Англия не будет защищать её нейтралитет, а британские обязательства перед Бельгией, данные по договору 1838 года, столь ничтожны, что за давностью лет утратили всякую актуальность.
Масла в огонь подлили скандальные высказывания русского цесаревича, который, находясь с визитом в Австро-Венгрии, умудрился публично оскорбить правящую династию. К радости Солсбери Франц-Иосиф был готов объявить мобилизацию, но осторожный Бисмарк удержал австрийцев, предоставляя англичанам право первого выстрела. В одиночку австрийцы много не навоюют, а у Британии в последний момент всегда могут найтись заботы вдали от Старого Света.
Солсбери прекрасно понимал, что, не обеспечив себе надёжный тыл, Германия не полезет в драку с Францией. Необходимо было что-то срочно предпринимать, в противном случае блестящий план летел коту по хвост, а созданная его усилиями Средиземноморская Антанта теряла смысл. В качестве спасительного решения было воспринято предложение, сделанное почтенными господами из Карлтон-клуба.
Идея была проста, русский цесаревич должен был быть убит во Франции, и сделать это должны были поляки. В таком случае было гарантировано охлаждение отношений между Парижем и Санкт-Петербургом с одной стороны, и внутренние проблемы в России с другой. Как бы русские ни старались, но всех корней польской оппозиции они выкорчевать не смогли. Убийство наследника российского престола должно было послужить детонатором к новому восстанию в Польше. В любом случае, после убийства цесаревича русские не смогли бы помешать франко-германской войне.
План был хорош, и сейчас, прокручивая его в голове, Черчилль отдавал ему должное. Но увы, как это часто бывает, даже самые лучшие планы хороши лишь до того момента, как их начинают воплощать в жизнь. Русские оказались не так просты. Покушавшиеся поляки были перебиты или схвачены. А следом за этим трагически погиб и сам маркиз Солсбери.
Положа руку на сердце, Черчилль не держал зла на неведомых убийц. Если бы не они, Рэндольф не поднялся бы на верхушку политического Олимпа Британской империи и никогда бы не смог занять пост премьер-министра. Впрочем, хотя спускать с рук произошедшее он не собирался, что-то сделать пока было невозможно. Вместе с соболезнованиями о смерти премьера, пришедшими по дипломатическим каналам, Форин-офис получил практически от всех правящих дворов Европы ряд резких неофициальных высказываний о недопустимости действий покойного по организации покушения на члена императорского дома. Мало того, в уже намеченную программу праздника пришлось вносить изменения. Первым отменил визит русский император. Впрочем Черчилль, зная подоплеку недавних событий, этому жесту не удивился. Но за этим отказом последовала отмена визита со стороны Германии. Затем, буквально в течение недели, отказались: Австро-Венгрия, Франция, а вслед за ними и остальные королевские дома Европы.
Последним ударом стал отказ (за два дня до праздника!) присутствовать на торжествах от короля Бельгии. Причем тонкий намек на некоего «Дипломатикуса», высказанный послу Ее Величества в Министерстве иностранных дел Бельгии, заставил самого Черчилля выругаться в адрес идиотов, которые своим усердием перегнули палку. Потерять всех будущих союзников и воевать собственными силами Англия никогда не любила. В результате самонадеянных игр покойного Солсбери Британия оказалась в состоянии политической изоляции. На торжества, посвящённые юбилею коронации Её Величества, приехали только близкие родственники.
Лорд Рэндольф посмотрел на сидящую возле него пожилую женщину с выпуклыми глазами и скошенным подбородком. Она сильно постарела за последние месяцы, набрякшие мешки под глазами уже не замазать никакими белилами. Было заметно, что она устала и держит подзорную трубу из последних сил. Отбирать бесполезно, фамильное королевское упрямство не побороть. Черчилль смахнул платком со лба проступившую испарину и помахал рукой. В ответ раздались приветственные крики тысяч собравшихся внизу людей.
Рассказывает Сергей Платов (Великий князь Алексей Александрович)[25]
В очередное прекрасное зимнее утро я вышел от императора и неторопливо шагал длинным коридором Зимнего дворца, направляясь к выходу. Внезапно меня окликнул атаманец из конвоя Наследника и передал его просьбу о приватной беседе. Немного помявшись, казак добавил, что Его Высочество просил упомянуть: во время беседы могут присутствовать господа Алекс и Юстас. Усмехнувшись нехитрому, но, тем не менее, понятному только видевшим на экране знаменитый сериал, паролю, я кивнул и последовал за офицером. Дело понятное, с возвращения Ники не прошло и трёх дней, и времени поговорить по душам с «братом-засланцем» до настоящего момента просто не было. А разговор был необходим, нужно было чётко согласовать наши планы и совместные действия. Да и просто было интересно узнать, что сейчас собой представляет Олег, оказавшийся в теле наследника престола.
В левом крыле дворца, там, где раньше размещались покои Императрицы, теперь безраздельно царил Олег-Николай. По мере приближения к покоям Ники, количество вооружённых людей увеличивалось в арифметической прогрессии. Его «собственный конвой» из атаманцев, чьим шефом цесаревич являлся «по должности», был весьма изрядно разбавлен конногренадерами и стрелками Императорской фамилии — ближними и самыми верными Николаю полками лейб-гвардии. То тут, то там, порой в самых неожиданных местах оказывались… нет, даже не караулы, а самые натуральные секреты, состоящие из одного-двух офицеров и полудесятка солдат. Все они насторожено разглядывали меня, но, повинуясь легкому движению руки молчащего сопровождающего атаманца, не останавливали и никаких вопросов не задавали. «Двойка, с занесением в грудную клетку, этим «караульщикам»! — подумал я, — они просто обязаны проверять пропуск-предписание у атаманца».
В самой приемной на диване развалилась сладкая парочка, поручик и флотский лейтенант. В нарушение всех воинских уставов и традиций, эти двое не вскочили и не вытянулись в струнку при моем появлении. Все-таки перед ними был Великий князь и адмирал. Отнюдь, ребятишки с этакой ленцой встали и принялись в упор меня разглядывать. Нда… Интересные порядочки заведены у моего «племянника»! Очень хотелось рявкнуть на них, с использованием слов и идиоматических выражений «русского командного». Пехтура-то ладно… а вот мареман возмутил! Однако я сдержался. Ничего не сказав, я прошел к предупредительно распахнутым атаманцем дверям, ведущим в покои Николая.
А вот и он! Обычный, с виду, парень в казачьем мундире с чёрными, от усталости, кругами под глазами небрежно откинулся на спинку кресла. На известные мне портреты «хозяина Земли Русской» этот человек походил мало. Бороды нет, и даже то недоразумение над верхней губой, что, вместо полноценных усов носил в реальности наследник в 18–20 лет, полностью отсутствует. Хорошо еще, что «племяшка» голову «под Котовского» не обрил, как это делал в прошлой жизни сам Олег. Хотя здесь бы такой фасончик назвали «под Романова»…
— Рад вас видеть в добром здравии, дядюшка. Вдвойне рад, что соблаговолили безотлагательно посетить меня. — Сказав это, Николай напряженно замолчал.
— Здравствуй, Ники. С возвращением домой! — Я шагнул к столу ожидая, что Наследник встанет, чтобы поприветствовать. Но Ники не покинул кресло.
— Мне казалось, что ты хотел обсудить со мной покупку «славянского шкафа»? — продолжил я, выразительно поведя глазами от одной стены до другой.
— Оставьте нас, — цесаревич коротко глянул на стоящих у входа казаков. Тех словно ветром сдуло. Славно он их вымуштровал.
Только сейчас Николай встал, подошел ко мне и порывисто обнял. Ничего себе! Что это его на обжиманцы потянуло? Мы, до попадания в прошлое виделись-то пару раз, от силы. Чисто шапочное знакомство! Хотя… Сидел ведь мужик, один-одинешенек, в смысле — современников нет и не предвидится, а по душам поболтать наверняка тянуло…
— Прости, Сергей, что ломаю эту комедию… Но… никак, знаешь ли, не могу привыкнуть к присутствию здесь своих современников. До недавнего времени меня только хронокаратели посещали. И визиты эти едва не стоили мне жизни. Ну, про японские дела, ты знаешь… — Николай хмыкнул и отрывистым жестом показал на кресло перед столом. — Присаживайся!
Когда я сел, наследник престола достал из ящика бюро пару рюмок и графинчик коньяка.
— Ну что, со свиданьицем?! Рад тебя видеть!!!
— И я рад тебя видеть, Олег! Или, нет — давай уж сразу, чтобы не привыкать к Олегу, буду звать тебя Николай. А ты зови меня не Сергей, а Алексей. Конспирация, панимашш, а то оговоримся на людях, — улыбнулся я. — Извини, но выпить не смогу. Печень, знаешь ли… Бывший хозяин тела успел его изрядно попортить.
— Да, ладно! — отмахнулся Николай. — Чего тебе от одной рюмки будет?
Я отрицательно покачал головой.
— Вот это мило! — рассмеялся наследник, и я только сейчас понял, насколько молод… телом, сидевший передо мной человек. — Тогда хоть зеркало на стол поставь, а то что же, мне как алкашу в подворотне, в одиночку пить?!
— Ну, до такого доводить, пожалуй, не стоит, — я тоже рассмеялся. — Хрен с тобой, наливай, только чуть-чуть, только губы смочить.
— Хозяин — барин! Силком заставлять не стану…
Ники налил себе полную рюмку, мне — плеснул на донышко. Чокнулись. Принюхавшись к напитку, я, в который раз, помянул недобрым словом алкоголические наклонности великого князя. Коньяк был не просто хорош — он был великолепен! Такой бы смаковать, сидя в глубоком кресле, когда уютно потрескивает камин… Но, блин, мне нельзя, а Николаю явно не до тонкостей. Он махом опрокинул рюмку в рот, покривил губы и посмотрел на меня:
— Ну, ты как здесь, в общем и целом?
— В принципе — неплохо! Жаловаться грех — тело подлечим, зато сколько возможностей!
Ники вежливо покивал головой.
— Вот как раз об этом я и хотел поговорить. Давай сразу к делу. Вчера я переговорил с Александром об организации нового Морского Кадетского Училища. Имени адмирала Ушакова. Училище будет состоять под моим патронажем. В него будут приниматься мальчишки двенадцати-четырнадцати лет. Дети крестьян и рабочих. И солдатские сироты. Главное, чтобы не было дворянчиков и богатеев. Учиться будут семь лет. У лучших учителей. — Рубил фразы цесаревич. — Ничего, что при поступлении пареньки будут неграмотными, можно составить тесты и отобрать самых талантливых. Здоровых. Психически устойчивых. Кстати, профильными тестами займешься ты. А то составят нынешние Фрейды чёрт знает что…
Я открыл рот, пытаясь возразить, но Николай только махнул рукой:
— Через семь лет мне необходимо полтысячи верных мне офицеров флота! Грамотных и самых лучших! Я лично присмотрю, чтобы их не зажимали при присвоении званий.
Круто берёт. Я негромко выдохнул и сказал:
— Отличная идея! Только это будут не офицеры, а унтер-офицеры.
Цесаревич отодвинулся поглубже в кресло и прищурил глаза.
— А это ещё с какого хрена?
По-простецки. Попробую объяснить.
— Понимаешь, Ники, в существующее сейчас морское училище идёт набор с двенадцати-тринадцати лет и все желающие сдают конкурсный экзамен. Невзирая на звания и заслуги родителей, принимаются грамотные и очень желающие служить на флоте юноши. Исключение — полные сироты и дети из семей оставшихся без кормильцев. Они идут вне конкурса по специальному приказу. Сам понимаешь, что семьи имеются в виду, прежде всего морские и офицерские. Море — это должно быть в крови. Флот силен, в том числе традицией.
— Флот, говоришь. Традиция, говоришь. А на хрен мне нужен твой флот с ТАКИМИ традициями и кастовостью что сейчас есть?! Чванливые лентяи!!! «Много читающие, но не по профессии»… Знаешь к чему это приведёт через тридцать лет?
— Знаю, — кивнул я, — и свои семейные предания помню. Только давай менять устоявшийся на флоте порядок без суеты и спешки. А не так: трах-бабах и всё готово! Квартирмейстеры и кондукторы, кстати, ближе к матросам, чем офицеры. Расти к золотым погонам им тоже никто не помешает. Но стартовать они будут с более низкой ступени. Поднимутся в общей массе тоже не высоко, но будут здоровым элементом флота. Внизу. Они вообще-то и так стартуют из гораздо более худших условий. Пока твои гаврики будут постигать азбуку и правила арифметики, в нормальных училищах — изучать языки и профильные предметы. В 17–18 лет выпускники нормальных училищ получают первый чин и приходят на флот. Твои «ушаковцы» придут в 20–21 год. Кто из одногодков раньше начнёт расти по службе? Да и вдобавок: задумайся, куда я приткну через семь лет пятьсот свежевылупившихся мичманов из твоего училища? У меня на всём флоте, дай бог, сейчас столько служит. Корабли под них где взять? Флот не амёба, делением не размножается! Существующие кораблестроительные программы такого притока младших офицеров не предусматривают.
— А ты корпус морской пехоты не хочешь устроить? Вот тебе и новые вакансии!
— Хочу. И обязательно устрою. И не только морскую пехоту, но и силы береговой обороны организую. Такие, чтоб совмещали функции пограничной стражи и заодно решали задачи ОВРа.[26]Но только ты пойми, что все эти мероприятия проблему перепроизводства младших офицеров не решат! Твое училище имеет все шансы стать узкопрофильным. Скольких из них сможет принять флот? Человек семьдесят? Много — сто, и это с учётом прироста количества кораблей. А остальные?
Хотел я ему ещё сказать, что сейчас «янычар» надо начинать готовить с более раннего возраста, но пока решил промолчать, и так первый разговор складывался не самым удачным образом. Идея была достаточно проста… Хотя ладно. Утаивать планы друг от друга дело последнее.
— Ладно… Подумаю над этим. Сам-то что предлагаешь? — насупился Николай.
— Для начала изменить правила приёма в морские училища,[27]расширить ворота для желающих. Отменить сословные ограничения для детей служивых людей. Ввести больше технических предметов. Прошерстить существующий преподавательский состав.
С лета этого года в Питере, Москве, Одессе и Архангельске необходимо открыть школы юнг. Без очереди и конкурса будем брать детей-сирот солдат, матросов, унтеров и офицеров. Без всяких глупостей, типа дворянских сынков не брать. Знаешь, сейчас далеко не все дворянские семьи наслаждаются хрустом французской булки. Остальные будут поступать по желанию родителей, если таковые имеются, и по возможности их приёма. Набирать будем, начиная с шести лет, чтобы успеть подготовить пострелят к сдаче экзаменов в Морское училище. А вот те кто не поступит… Извини, пойдут на флот унтерами… если конечно не проскочат в пехотные училища.
Данная мера даст нам фору на строительство новых учебных корпусов. В старом здании, сам понимаешь, три с половиной тысячи курсантов не разместить. Учитывая здешние темпы строительства, я надеюсь, что лет через пять новый учебный комплекс построят. Вот тогда сможешь его торжественно и красиво переименовать и взять над ним патронаж.
В новом учебном комплексе я собираюсь готовить морских офицеров всех специальностей. Строевых, артиллерийских, машинных и далее по списку, заканчивая флотскими юристами и экономистами.
— Батюшек не забудь! — добавил Николай.
— Можешь не улыбаться, специальное отделение для подготовки флотских священнослужителей я предусмотрел.
— А я и не улыбаюсь. Память Пересвета и Осляби как-то не располагает к веселью…
Я на минуту перевёл дух и продолжил.
— Морское техническое училище в Кронштадте будет упразднено. Обучающиеся и часть преподавателей войдут в состав обновлённого Морского училища. Старое здание отойдёт в ведение комиссии по переаттестации офицерского состава и Офицерских командно-технических классов. Этим ещё только предстоит заняться. Через пару лет, надеюсь, введу правило о специальных аттестационных экзаменах на должности. Особенно на командование кораблём.
— А новые корабли кто проектировать будет? Или всё сам. Своими руками?
— Почему сам? Надо, не оттягивая, открывать нормальный политехнический институт, в котором будет кораблестроительное отделение. Ускорить вопрос открытия такого учебного заведения, я думаю, нам по силам. Ники, я здесь не так давно, чтобы подготовить для тебя готовый списочек необходимых реформ и кадровых перестановок. Главная проблема заключается в людях, которые займут ключевые места. Вот этот вопрос я сейчас и прорабатываю.
— Хм. Ну, прорабатывай. Только не тяни резину, осматриваться можно до бесконечности. Сам знаешь времени мало! — он налил себе рюмку и выпил, глядя мне в глаза. — Заодно о людях… Ты ведь сам к японцам в гости намылился. Возьми-ка к себе Эссена флаг-офицером, — небрежно бросил Николай.