Итак, идея длящейся добросовестности - фантазия, оторванная от реальной жизни и не имеющая почвы в законе, который тоже ведь написан для жизни. 41 страница

Возвращается то же самое имущество. В рамках реституции невозможно достижение каких-либо соглашений о замене вещей, о выплате их стоимости и т.д. Ведь договорных отношений между сторонами нет, так как сделка признана недействительной. Если по сделке были получены товары как вещи, определяемые родовыми признаками, то и возвращаются те же товары. При этом их идентичность ранее переданным товарам не устанавливается, хотя по общему правилу при исполнении и отборе товаров они индивидуализируются и утрачивают качества родовых вещей. Для целей возврата полученного имущества это обстоятельство не имеет юридического значения, так как в рамках реституции не осуществляется защита права собственности.

Если по сделке была передана вещь, обладающая индивидуальными признаками: объект недвижимости, произведение искусства и т.п., то должна быть возвращена та же самая вещь по той причине, что реституция не содержит юридических механизмов, позволяющих заменить одно имущество другим.

Может оказаться, что во владении другой стороны сделки не имеется имущества, полученного ею по сделке. Это обстоятельство расценивается законом как невозможность вернуть полученное. Причина, по которой наступила невозможность возврата полученного, не имеет значения - в любом случае обязанность вернуть полученное заменяется на обязанность возместить стоимость полученного в деньгах, если иные последствия не предусмотрены специальным законом.

Утрата полученной вещью идентичности, например, вследствие переработки, перестройки и тому подобных действий также рассматривается как невозможность вернуть полученное. И в этом случае у стороны сделки возникает обязанность возместить стоимость полученного в деньгах. При этом возмещение стоимости не является выкупом и само по себе не влечет таких последствий, которые могли бы рассматриваться как купля-продажа вещи. Право собственности на вещь, утратившую идентичность, возникает на общих основаниях, например по правилам о переработке вещи (ст. 220 ГК). Если в результате перестройки полученного по недействительной сделке объекта недвижимости налицо уже иной объект, то даже в том случае, когда перестройка велась с нарушением установленных градостроительных и иных правил и нормативов и строение является самовольной постройкой, объект тем не менее не может быть возвращен, поскольку является иным имуществом, отличным от полученного по сделке. Если же строительство велось в установленном порядке, то застройщик может стать собственником здания после сдачи его в эксплуатацию независимо от недействительности сделки по приобретению объекта недвижимости, подвергшегося перестройке.

Передача имущества по недействительной сделке, как и возврат его, не является реализацией имущества, что имеет определенное значение для налоговых правоотношений.

В рамках реституции невозможно сингулярное правопреемство. Поскольку имущество должно быть возвращено только стороне недействительной сделки и никакой иной, право на получение имущества не переходит вместе с самим имуществом к другим лицам. В этом случае, как уже говорилось, сторона, утратившая владение имуществом, полученным по недействительной сделке, возмещает его стоимость в деньгах.

Мы видим, что реституция охватывает лишь возврат исполненного по недействительной сделке, когда исполнение состоит в совершении действий: передаче вещи, производстве работ, оказании услуг. Впрочем, исполнение обязательства всегда состоит в совершении материальных действий: передаче имущества, в том числе денег, выполнении работы, оказании услуги.

Сделка может не только создавать обязательство, предусматривающее то или иное материальное исполнение (ст. 307 ГК), но и преследовать цель распоряжения нематериальными объектами, т.е. правами. Например, уступка права требования (цессия) является сделкой, в силу которой право требования переходит от одной стороны сделки (бывшего кредитора, цедента) к другой стороне (новому кредитору, цессионарию). Если эта сделка оказывается недействительной, то ее последствия проявляются в том, что право требования остается у прежнего кредитора. Из закона видно, что никакой обязанности вернуть право не возникает и никакого понуждения к такому возврату быть не может. Идеальный объект, которым является право, не может быть предметом требования и предметом передачи. Поэтому судебный пристав не сможет забрать право у одного лица и отдать его другому <1>.

--------------------------------

<1> Эта проблема уже рассматривалась выше, при обсуждении механизма правопреемства.

Само по себе признание сделки недействительной уже означает, что право требования не перешло к новому кредитору (цессионарию). Если, однако, окажется, что к моменту признания сделки об уступке права требования само право уже было осуществлено, т.е. должник уже исполнил свою обязанность новому кредитору (цессионарию), то право считается прекращенным исполнением, а между сторонами недействительной сделки наступают отношения, регулируемые нормами о неосновательном обогащении (ст. 1106 ГК). Это означает, что та сторона, которая обогатилась за счет исполнения, должна выплатить той стороне, за счет которой произошло обогащение, сумму обогащения. При этом учитываются как стоимость полученного в результате исполнения, так и стоимость уплаченного по сделке о приобретении права требования, а также необходимые расходы, связанные с получением исполнения.

Если же обязательство еще не исполнено, то защита цедента осуществляется иском о признании за ним права требования к должнику, заявляемым одновременно с иском о признании сделки недействительной. Понятно, что признать можно только то право, которое было до предъявления иска.

Точно так же, если недействительным оказался договор о распоряжении одним из авторских прав, например правом на издание произведения, никакой обязанности "вернуть право", конечно, не возникает. В силу признания издательского лицензионного договора недействительным признается тем самым, что право использования произведения осталось у автора. Если окажется, что тем не менее другая сторона уже издала произведение и получила от этого издания доход, между сторонами также возникают отношения из обязательства о неосновательном обогащении: та сторона, которая обогатилась за счет другой, выплачивает ей всю сумму обогащения.

Если недействительным оказался договор об установлении сервитута, то и в этом случае последствия признания этого договора недействительным состоят лишь в том, что вещь признается свободной от сервитута. Обязанности "вернуть сервитут" быть не может, так как речь идет о явлении идеального мира - о праве. В то же время если по договору о сервитуте были уплачены деньги, то учитывается, пользовался ли фактически получатель сервитута этим правом, хотя бы и без основания. С учетом этого пользования решается вопрос о возврате полученных денежных сумм.

В ст. 181 ГК применительно к исковой давности исполнение ничтожной сделки называется основанием реституции. Это позволяет сказать, что если сделка сама по себе является исполнением и, стало быть, не может быть исполнена, то она не охватывается реституцией. Я имею в виду теорию, в рамках которой действия по исполнению обязательства расцениваются как сделка. Вот такого рода сделки (к ним можно отнести и вещный договор, понимая его фиктивность) реституции не подлежат и нормой ст. 167 ГК не охватываются. В главе о передаче вещи об этом уже говорилось.

Если договор об отчуждении права не признается недействительным, а расторгается в связи с нарушением получателем права условий договора, то можно говорить о переводе прав на прежнего обладателя, как это сделано законодателем в ст. 1234 ГК. Этот перевод имеет аналогию с переводом прав по договору купли-продажи по иску о нарушении преимущественного права покупки, т.е. совершается в силу решения суда и не нуждается в исполнении <1>. Отличие этого механизма от признания права стороны недействительной сделки с момента совершения этой сделки очевидно: при переводе права его приобретатель считается имевшим право от момента перехода по договору до момента вступления судебного решения в законную силу, и, соответственно, все его действия по осуществлению права являются правомерными (а действия прежнего обладателя в этот период, напротив, ничтожными). При этом с неисправной стороны взыскиваются убытки (п. 5 ст. 1234 ГК).

--------------------------------

<1> Исполнение вообще не может состоять в принудительном совершении должником какой-либо сделки, как об этом уже говорилось.

Если же признается недействительной сделка, то право считается никогда не переходившим, сделки получателя лишены основания и с него поэтому взыскивается неосновательное обогащение.

Едва ли нужно доказывать, что широко употребляемое в учебной литературе правило: при признании сделки недействительной следует считать, что ее как будто не было, - не имеет буквального смысла и распространяется лишь на те последствия, которые имели в виду стороны при заключении договора.

"Факт договора ведь нельзя сделать не происшедшим; отменяется лишь совокупность последствий" <1>. Д.И. Мейер также замечал, что "ничтожность действия не должно понимать в том смысле, что действие ничтожное не имеет никакого юридического значения: оно не влечет только тех последствий, которые влекло бы за собой в случае действительности; но совершенно отказать ему в значении нельзя" <2>.

--------------------------------

<1> Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. М., 1950. Т. 1. Полутом 2. С. 119.

<2> Мейер Д.И. Русское гражданское право. М., 1997. Ч. 1. С. 54, 204.

Недействительная сделка порождает свои собственные последствия (прежде всего реституцию, поскольку сделка исполнена), не входившие в намерения сторон. Имеются и другие позитивные следствия сделки, например, передача вещи по недействительной сделке является передачей по воле отчуждателя: воля на передачу владения вещью, хотя бы выраженная и в недействительной сделке, сохраняет свое значение для целей виндикации, т.е. должна быть учтена при установлении того, выбыла ли вещь из владения собственника по его воле.

Другое следствие состоит в том, что суд вправе применить при расчетах в порядке ст. 167 ГК цены, признанные сторонами недействительного договора <1>.

--------------------------------

<1> Это прямо признавалось в практике 1920-х гг. (гражданская коллегия в 1927 г. указывала: "Применяя ст. 151 ГК (недействительность договора вследствие нарушения формы или ввиду заблуждения. - К.С.), суд не лишен права в определенных случаях исходить при взаимных расчетах сторон и из договорных цен, несмотря на признание договора недействительным" (см.: Гражданский кодекс РСФСР с постатейно систематизированными материалами / Под ред. С. Александровского. 3-е изд. М., 1928. С. 507), но трудно найти возражения против такого подхода и сегодня. Если вещь не является родовой, товаром и цена ее не определяется рынком в порядке ст. 424 ГК, то нет никаких иных средств установления ее стоимости, кроме как путем обращения к цене, установленной недействительной сделкой (кроме тех случаев, когда пороки воли затрагивают предмет сделки, конечно).

Можно указать и на то, что невозможность вернуть полученное, если оно, в частности, выражалось в пользовании имуществом, выполненной работе, предоставленной услуге, порождает не обязательство вернуть аналогичное предоставление, т.е. пользование аналогичным имуществом, совершение аналогичной работы или оказание аналогичной услуги (что отвечало бы буквальному смыслу возврата в первоначальное положение <1>), а обязательство возместить стоимость полученного в деньгах. Основанием этого обязательства может служить лишь выраженная в недействительном договоре воля на полученное исполнение <2>; тем самым подтверждена его ценность для стороны в сделке, что и порождает обязанность оплатить полученное.

--------------------------------

<1> Д. Степанов обсуждает с достаточными основаниями проблему "обратимости спецификации" (Степанов Д.И. Обязательство по оказанию услуг и его объект // Приложение к журналу "Хозяйство и право". 2004. N 5. С. 23 и сл.). Хотя сам по себе этот вопрос относится, конечно, к договорному праву, отмечу, что применительно к действию нормы ст. 167 ГК никакие услуги и работы не являются обратимыми. (Возврат результата работы, произведенной во исполнение недействительной сделки, конечно, не был бы примером обратимой спецификации; впрочем, такой возврат и невозможен.)

<2> При разногласиях о том, что и каким образом получено, следует исходить из норм об исполнении обязательств.

Именно так следует понимать смысл суждения Президиума ВАС РФ, высказанного в одном из дел: "...земляные работы не были предусмотрены договором, а потому их стоимость не могла быть взыскана в качестве последствия признания договора недействительной сделкой" <1>.

--------------------------------

<1> Постановление от 28 декабря 2004 г. N 11509/04 // Вестник ВАС РФ. 2005. N 4. С. 56.

Применительно к договорам страхования полученное стороной сделки (страхователем) предлагается считать переложением риска. Тогда в порядке реституции страхователем будет возмещаться передаваемая страховщику сумма, исчисляемая "исходя из пропорции от страховой премии" <1>. Иначе признание страхового договора недействительным влечет только одностороннюю реституцию, что едва ли правильно. Благом, получаемым страхователем в результате переложения риска, является, видимо, определенность планирования (такого рода нематериальное благо, дающее в случае нарушения право на компенсацию, обнаружено Европейским судом по правам человека в Страсбурге в деле "Комингерсол" против Португалии). Хочу заметить, что страховой договор не должен в любом случае оспариваться по мотивам незаконного владения объектом страхования, как об этом говорилось выше.

--------------------------------

<1> Щербаков Н. О реституции по страховой сделке // ЭЖ-Юрист. 2005. N 12. С. 2. В статье автор приводит пример из судебной практики, где реституция рассчитана таким способом.

Юридический эффект недействительной сделки проявляется в том, что правила о реституции вытесняют общие нормы о кондикции исходя из уважения к изъявленной воле сторон недействительной сделки. Именно поэтому Пленум Верховного Суда РФ и Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ в п. 27 Постановления от 8 октября 1998 г. N 13/14 "О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами" указали, что "при применении последствий исполненной обеими сторонами недействительной сделки, когда одна из сторон получила по сделке денежные средства, а другая - товары, работы или услуги, суду следует исходить из равного размера взаимных обязательств сторон. Нормы о неосновательном денежном обогащении (статья 1107 Кодекса) могут быть применены к отношениям сторон лишь при наличии доказательств, подтверждающих, что полученная одной из сторон денежная сумма явно превышает стоимость переданного другой стороне" <1>.

--------------------------------

<1> Вестник ВАС РФ. 1998. N 11. С. 13 - 14. По мнению Л. Новоселовой, неэквивалентность исполнения, произведенного по недействительной сделке, имеет место, например, если "сторона в сделке купли-продажи докажет, что вследствие заблуждения была вынуждена уплатить сумму, значительно превышающую стоимость имущества, а пользоваться имуществом не могла из-за серьезности дефектов" (Новоселова Л.А. О правовых последствиях нарушения денежного обязательства // Вестник ВАС РФ. 1999. N 12. С. 92). Это - исключение, а правилом является "презумпция равенства", как формулирует Л. Новоселова, предоставления по недействительной сделке, а эта презумпция, в свою очередь, основывается на уважении воли сторон.

Специфическим эффектом недействительной сделки может являться такое юридическое следствие, как добросовестность владения. Нужно, на мой взгляд, еще раз подчеркнуть, что применительно к ст. 302 ГК РФ добрая совесть возникает исключительно в силу недействительной сделки о приобретении имущества (в том числе и в случае, указанном в ст. ст. 223, 234 ГК) и никак иначе. Понятно, что добросовестность сама по себе, а также и добросовестное владение субъективным правом не являются. Добросовестность подобно вине не относится также к числу фактов вообще, хотя так же, как и вина, является "вопросом факта", т.е. должна в каждом случае устанавливаться судом с учетом фактических обстоятельств.

Добрая совесть не может считаться фактом потому, что не принадлежит к числу материальных явлений, а выступает характеристикой сознания субъекта права, т.е. относится к числу феноменов идеальных, хотя и существующих, познаваемых.

Поскольку доброй совести в известных случаях придается юридическое значение, она может быть отнесена к одному из возможных юридических последствий недействительной сделки.

Кроме изложенных следствий недействительной сделки можно указать также на то, что признание долга, хотя бы оно было сделано в рамках сделки (волеизъявления), оказавшейся недействительной, сохраняет при известных условиях, например, если не имелось пороков воли, свою силу для целей исковой давности, т.е. прерывает исковую давность <1>.

--------------------------------

<1> Постановление Президиума ВАС РФ от 28 марта 2000 г. N 6858/99 // Вестник ВАС РФ. 2000. N 6. С. 84. Тот факт, что аналогичная позиция имеет силу и для незаключенных договоров, заставляет обсудить феномен незаключенного договора как юридический факт. При этом возможно только исполнение недействительного договора, для незаключенного договора об этом говорить нельзя.

Все изложенное позволяет заключить, что недействительная сделка относится к числу юридических фактов, с которыми связываются определенные юридические последствия.

Понятно, что недействительная сделка как юридический факт не может быть признана сделкой. Поэтому отнесение ее к числу юридических фактов не содержит никакой угрозы механизму правопреемства. В то же время порождаемые ею последствия не могут быть аннулированы.

Выше уже говорилось, что обязательное распределение всех действий между сделками (актами) и поступками не способно охватить немало указываемых в законе действий дееспособных субъектов частного права, что обозначает пробелы в теории юридических фактов.

Обязанность по реституции не поставлена в зависимость от фактического, наличного владения вещью или иным имуществом, подлежащим возврату, что характерно именно для личной, а не вещной связи.

Кроме того (и это, конечно, важнее с позиций позитивного права), формулировка п. 2 ст. 167 ГК не оставляет никаких сомнений в ее личном, а не вещном действии. Поэтому требования, заявляемые непосредственными участниками сделки, должны иметь строго личный характер. Следовательно, здесь виндикация, поскольку мы говорим о современном праве, должна уступить личному иску.

Личный характер реституции ясно выражен в Постановлении Президиума ВАС РФ, указавшего, что спор о признании сделки недействительной не может быть рассмотрен без участия одной из ее сторон. Ликвидация участника сделки делает спор невозможным <1>. Понятно, что если бы право имело вещную природу, то исчезновение лица не мешало преследовать вещи, переданные по недействительной сделке.

--------------------------------

<1> Постановление Президиума ВАС РФ от 11 октября 2005 г. N 7278/05 // Законодательство. 2006. N 2. С. 26.

Но если из нормы п. 2 ст. 167 ГК следует, что обязанность возврата полученного по сделке (и соответственно право требования) возникает лишь в отношении другой стороны сделки, т.е. является, безусловно, личной, то, значит, она не распространяется на отношения с третьими лицами. (Закон не позволяет распространить силу обязательства из реституции на третье лицо аналогично, например, интересной норме § 822 ГГУ, согласно которой если получатель безвозмездно предоставит полученное третьему лицу и вследствие этого прекращается обязанность получателя к возврату неосновательного обогащения, то третье лицо обязано возвратить полученное на тех же основаниях, как если бы оно получило исполнение от кредитора без правового основания.)

Это обстоятельство является ключевым. Как известно, в практике постоянно возникает стремление распространить реституцию за пределы отношений между сторонами в сделке и вести ее по требованию истца или по собственной инициативе далее, пока не будет отыскан предмет сделки, если он, конечно, представляет собой индивидуально-определенную вещь (в противном случае действие реституции, бесспорно, завершается на другой стороне, обязанной вернуть имущество, поскольку в отношении вещей, определенных родовыми признаками, невозможность исполнения (по классическому правилу "gernra non pereunt - род не погибает") никогда не наступает).

Попутно нужно ответить на другой вопрос: нельзя ли толковать невозможность возвратить полученное в натуре не только в смысле утраты (в том числе переработки и тому подобной утраты тождественности) вещи, но и в смысле дальнейшей передачи вещи третьим лицам? Это предположение подтверждается, например, если считать приобретение вещи по давности третьим лицом первоначальным; тогда оно должно означать утрату вещи собственником. Если, опираясь на сходство юридической связи из реституции с личным (обязательственным) требованием, допустить применение аналогии, то можно сделать вывод, что утрата индивидуально-определенной вещи приводит к прекращению этой связи в натуре (как в норме ст. 416 ГК) и замене этого требования денежным, как это прямо и указано в ст. 167 ГК.

При возмездной сделке, однако, денежная компенсация не всегда имеет смысл, так как собственник обязан будет также вернуть покупную цену вещи, которая предполагается равной стоимости; предусмотренное здесь законом субсидиарное применение норм о неосновательном обогащении приводит к отказу в иске <1>. Кстати, поэтому следует считать, что у истца нет права на иск о применении последствий недействительности сделки, если вещь уже утрачена ответчиком, так как заведомо будет вынесено решение об отказе в иске.

--------------------------------

<1> Я. Шапп говорит о применении в аналогичном случае "сальдо-теории", в соответствии с которой, "если кредитор уже не имеет того, что он получил от должника, должник должен возвратить приобретенное лишь в ответ на возмещение кредитором стоимости встречного исполнения", при этом требования вследствие ничтожного договора "зависят друг от друга в той же степени, что и направленные на исполнение договорные притязания" (Шапп Я. Основы гражданского права Германии: Учебник. М., 1996. С. 105). Еще раз подчеркнем, что в части последствий недействительной сделки прямые нормативные заимствования из германского права исключены, можно обсуждать только отдельные идеи.

Что касается лиц, не вступавших в договор (в этом случае имеется в виду и истец, предъявивший иск обеим сторонам договора о признании сделки недействительной), а оказавшихся в одном процессе лишь вследствие приобретения имущества, ставшего предметом недействительной сделки, то их связь ограничена только принадлежностью спорной вещи и может иметь, следовательно, качество только вещной связи. В этих рамках и возникает возможность виндикационного иска взамен исключенной для собственника реституции.

Например, АО "Сельстройкомплект" обратилось в суд с иском о признании недействительным договора купли-продажи пирса, заключенного между ПКФ "Гемма" (продавцом) и предпринимателем Стариковым (покупателем). До вынесения решения истец дополнил иск, потребовав имущество из владения покупателя. В судебном заседании было установлено, что продавец не был собственником пирса и не имел права продавать его, причем спорное имущество приватизировано истцом. Дело было прекращено со ссылкой на то обстоятельство, что ничтожная сделка является таковой сама по себе и в оспаривании не нуждается. Отменяя это решение, Президиум ВАС РФ указал, что суд вправе применить реституцию в силу п. 2 ст. 166 ГК по своей инициативе, а рассматривая виндикационный иск, должен обсудить, является ли покупатель Стариков добросовестным приобретателем <1>.

--------------------------------

<1> Вестник ВАС РФ. 1997. N 9. С. 28 - 29.

Постановление Президиума ВАС РФ оставляет суду право определиться с тем, возвращать ли вещь продавцу в порядке реституции (при этом подчеркивается, что в применении реституции суд не связан исковыми требованиями) или вернуть вещь собственнику по виндикационному иску. Для нас здесь важно определенное разграничение этих форм защиты права, что до определенного времени не всегда встречалось в судебной практике. О субординации способов защиты можно, видимо, судить по тому, что сначала говорится о реституции, а затем о виндикации. Применительно к данному делу интересным представляется такой вопрос: если покупатель Стариков является добросовестным приобретателем, а продавец ПКФ "Гемма" действовал недобросовестно, то как расценивать присуждение сначала спорной вещи (пирса) в пользу продавца по реституции с последующим виндицированием ее уже от него?

Очевидно, такой подход имел бы большой интерес для истца, так как в любом случае, пока спорная вещь находится у стороны недействительной сделки, требование о реституции может быть заявлено, а если не заявлено, то реституция может быть произведена и судом по своей инициативе <1> независимо от выяснившихся при рассмотрении дела обстоятельств, в том числе и свидетельствующих об отсутствии у продавца прав на вещь (в любом случае у покупателя таких прав не может быть больше, пока не существует нормы о приобретении собственности добросовестным покупателем, но в отношении недвижимости, каковой является пирс, эта норма, следовательно, неприменима).

--------------------------------

<1> Эта весьма существенная черта реституции приобретает особое значение, если согласиться с резонным суждением, ограничивающим способы защиты права "лишь теми, которые применяются по инициативе лица, права которого нарушены" (см.: Ведяхин В.М., Шубина Т.Б. Защита права как правовая категория // Правоведение. 1998. N 1. С. 71). В этом случае мы получаем еще один аргумент: ценности, защищаемые реституцией, не являются субъективным правом.

Г. Сичинава приходит к выводу о том, что "нет оснований рассматривать реституцию как средство защиты гражданских прав, свойства последнего в ней могут присутствовать лишь в качестве сопутствующего результата" (Сичинава Г.В. Указ. соч. С. 12).

Однако виндикация возможна лишь по отношению к владельцу вещи и пока он владеет вещью. Следовательно, если состоялось присуждение по реституции в пользу стороны по сделке, то независимо от мотивов такого присуждения она может и не вступить во владение имуществом и тем самым исключить применение к ней виндикации. По классическому праву, если владелец избавлялся от владения с целью избежать виндикации, он считался пассивно управомоченным по этому иску и отвечал как действительный владелец. Это правило не известно ГК РФ и не может быть применено, если лицо уклоняется от вступления во владение; но, видимо, возможно заявление требования к лицу, если оно иным образом извлекает выгоду из присуждения по реституции, например уступает требование по исполнительному листу в порядке цессии или отчуждает вещь, поручив другой стороне недействительной сделки, обязанной к возврату вещи решением суда, передать владение приобретателю.

У этого вопроса есть и процессуальный аспект: у кого имеется право требовать реституции от суда (от предъявления иска до исполнения решения): у любого заинтересованного лица либо только у сторон в сделке? Наличие в применении реституции черт публичности, позволяющих суду по своей инициативе принять решение в этой части, заставляет признать вопрос непростым. Но, определившись с тем, что права, вытекающие из ст. 167 ГК, являются по сути личными и определенно не вещными, мы должны сделать из этого и единственно возможный вывод: право на иск (с некоторыми крайне немногочисленными исключениями) и, во всяком случае, право на исполнение, взыскание имущества принадлежит только стороне в сделке, по которой перешло имущество <1>.

--------------------------------

<1> Если речь идет о конфискации (ст. 169 ГК), то истцом, естественно, должен выступать орган государства.

В этом смысле интересно такое дело.

В 1994 г. муниципальное объединение коммунального хозяйства передало районной "Службе заказчика" по жилищно-коммунальным услугам объекты жилого и нежилого фонда и инфраструктуры на сумму более 8 млн. руб. При передаче имущества, как можно судить, было нарушено действовавшее законодательство.

ТОО "Строительно-производственная фирма "Русь" являлось кредитором муниципального объединения коммунального хозяйства. Не добившись взыскания задолженности, ТОО "СПФ "Русь" обратилось с иском о применении последствий недействительности сделки по передаче имущества. Суд иск удовлетворил. Президиум ВАС РФ решение отменил, указав, что передача имущества не нарушила интересов истца, "поскольку на момент составления акта передачи у ТОО "СПФ "Русь" не имелось имущественных притязаний к муниципальному объединению коммунального хозяйства" <1>.