Итак, идея длящейся добросовестности - фантазия, оторванная от реальной жизни и не имеющая почвы в законе, который тоже ведь написан для жизни. 7 страница

--------------------------------

<1> Частным проявлением этой направленности является презумпция собственности в лице владельца.

<2> Ценности нет и в буквальном смысле: для владельца его вещь оказывается лишенной цены, поскольку он не имеет возможности ее продать.

<3> Поскольку речь идет об обороте вещей, видимо, нельзя избежать обсуждения феномена удвоения в той или иной форме. Например, В. Слыщенков говорит о двойственности вещных эффектов традиции: "установлении непосредственного господства над вещью и возникновении права собственности" (Слыщенков В.А. Передача (traditio) как способ приобретения права собственности // Ежегодник сравнительного правоведения. 2001. М.: Норма, 2002. С. 164). Кажется, что возникновение владения - все же не вещный эффект, в противном случае пришлось бы владение считать вещным правом; остается, таким образом, лишь эффект возникновения собственности. Впрочем, и В. Слыщенков стремится разрешить свой вопрос не в пользу двойственности эффекта традиции.

<4> Специальные механизмы смягчения этой парализующей ситуации - уменьшение приобретательной давности до мгновения (движимости) (§ 932 ГГУ, п. 1 ст. 86 кн. 3 ГК Нидерландов) либо, напротив, неограниченная доброй совестью виндикация (недвижимости) - лишь подчеркивают наличие самой ситуации, требующей специального регулирования.

Совершенно очевидно, что оборот в такой ситуации не только юридически невозможен, но невозможен по всем практическим, жизненным основаниям: поскольку незаконный владелец не находится в какой-либо юридической зависимости от собственника и потому не обязан выполнять его указания, он не будет передавать вещь лицу, которое ему указано собственником. Стало быть, распорядительные способности собственником фактически утрачены; но если владелец не имеет права собственности, в том числе права на стоимость вещи, то полученная им от любого лица плата за вещь оказывается неосновательным обогащением и должна быть передана собственнику, следовательно, и у владельца нет распорядительных возможностей. Мы уже не говорим о том, что покупатель, получивший вещь от незаконного владельца, рискует потерять и саму вещь, не получив на нее никакого права. Таким образом, одновременная остановка оборота незаконно полученной вещи и остановка оборота прав на нее - не столько законодательный прием, сколько единственно возможное неизбежное следствие отрыва собственности от владения.

В этот иногда достаточно длительный период сохраняются лишь те возможности эксплуатации вещи, которые не связаны с ее оборотом. Некоторые из них имеет и собственник.

Например, ГК РФ сохраняет за собственником возможность получения через иск к владельцу стоимости неосновательного обогащения, как минимум, в размере арендной платы за вещь <1>, хотя и остается впечатление, что в целом вся ситуация не привлекла достаточного внимания законодателя. Хозяйственный смысл такого иска видится в понуждении владельца к нормальной эксплуатации вещи. Однако такое воздействие, конечно, крайне ограниченно по сравнению с полнотой собственности. Не говоря уже о том, что те же цели могут с определенной эффективностью, впрочем, конечно, более низкой, чем любая частная инициатива, достигаться публично-правовыми средствами, например налогообложением лица, эксплуатирующего имущество <2>, право собственности никак не может исчерпываться возможностью воздействия на третьих лиц с целью эффективного использования имущества.

--------------------------------

<1> Этот вопрос подробнее рассмотрен далее.

<2> Тот факт, что публичное право не замечает ситуации отрыва владения от собственности, говорит, конечно, о неурегулированности всей этой сферы отношений, как и вообще о слабом интересе законодателя к обороту.

Собственность имеет свое оправдание лишь постольку, поскольку обеспечивает собственнику наиболее полное раскрытие его способностей через его предметную деятельность. Без подчиненного воле, т.е. личности, собственника воздействия на вещь такие способности, вообще говоря, не могут реализоваться. Поэтому собственник всегда имеет интерес в получении своей вещи в свое обладание, и этот интерес признается обществом, предоставляющим собственнику право на истребование вещи от нарушителей владения.

Но в тех случаях, когда интересы оборота, часто конфликтующие с собственностью, приводят к утрате возможности собственника вернуть себе владение, право собственности теряет в значительной мере свои основания. Теперь оно сохраняется лишь постольку, поскольку владелец не стал еще собственником. Право собственности уже не дает собственнику власти над вещью. Права собственника здесь сводятся преимущественно к надзорной функции, функции стимулирования владельца к рачительному пользованию имуществом. Владелец стимулируется и помимо усилий собственника, например, к улучшению вещи или хотя бы к ее сохранению правом приобрести вещь по давности.

Кроме уже упомянутой обязанности владельца выплачивать собственнику неосновательное обогащение, собственник вправе преимущественно перед другими лицами завладеть вещью, оставленной владельцем; соответственно вещи не грозит судьба бесхозяйного имущества. По воззрениям германского права исковая давность для виндикации прерывается каждым отчуждением вещи незаконным владельцем: так обеспечивается запрет на оборот незаконно полученной вещи.

Очевидно, что все эти права собственника отвечают общему содержанию ситуации изъятия вещи из оборота, охраняют сложившееся положение, обеспечивая эксплуатацию вещи вне оборота.

В то же время совершенно не видно причин, по которым в этой ситуации собственнику может быть дано право передать иному лицу свой титул. Если собственник настолько не имеет интереса к вещи, что не требует от владельца компенсации через кондикционный иск, то, вероятно, у него нет и интереса к передаче титула. Ведь само право требования неосновательного обогащения, как любое обязательственное право, может быть предметом цессии. Другие же интересы, в том числе стремление передать бремя собственности <1>, надо полагать, закон защищать не намерен. Иными словами, поскольку вещь изъята из оборота, то исключен и оборот права собственности <2> на эту вещь.

--------------------------------

<1> Бремя собственности продолжает нести собственник, поскольку оно не перешло на владельца. Этот же переход может происходить только в силу закона, так как договор с собственником здесь исключен.

<2> А также, как представляется, и вещных прав, которые как производные от собственности не могут иметь собственной судьбы.

Теперь понятно, что свобода договора не может быть противопоставлена здесь, как, впрочем, и в других случаях, основам оборота, ведь договор в целом - это инструмент оборота.

Правило: отчуждение возможно только или если отчуждатель сам владеет, или если он может обязать третье лицо к совершению передачи, так или иначе подтверждается внутренними системными связями.

В рамках ГГУ, как уже говорилось, возможно отчуждение вещи путем уступки права на виндикацию. Отсутствие в нашем праве возможности такой цессии, конечно, существенно ограничивает возможности собственника, причем основания такого ограничения, вообще говоря, неочевидны. Эта норма нашего ГК РФ, как и ряд других, ограничивает способность невладеющего собственника к участию в обороте.

Но пока право на цессию виндикации отсутствует, у невладеющего <1> собственника нет возможности и отчуждения.

--------------------------------

<1> Можно заметить, что по германскому праву опосредованным владельцем является лицо, занимающее такое положение по отношению к фактическому владельцу, которое позволяет ему определять действия фактического владельца (аналогичны нормы ст. ст. 107 - 110 кн. 3 ГК Нидерландов). Соответственно понятие владения шире, чем простое физическое обладание.

Поскольку ГК РФ исключает цессию права на вещный иск, возникает соблазн предоставить собственнику возможность отчуждения вещи без традиции в рамках договора купли-продажи исключительно волей собственника.

Обсудим возникающие при этом коллизии.

Нельзя не заметить, что такая конструкция тяготеет к ст. 1583 ФГК <1>, в свое время вызвавшей критику Г.Ф. Шершеневича <2>. Но и ст. 1583 ФГК никак не может толковаться в том смысле, что продавец освобождается от обязанности обеспечить владение покупателю <3>.

--------------------------------

<1> Законодательство последнего времени позволяет и в рамках французского права применить удержание титула в сфере банкротства - одной из самых практически важных для обсуждаемой проблемы (см.: Смирнова М.А. Купля-продажа с условием сохранения собственности у продавца // Ежегодник сравнительного правоведения. 2001. С. 185). А ведь сама конструкция удержания титула против оплаты (lex comissoria) возникает именно в рамках традиции.

<2> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 184.

<3> Во французском праве право собственности передается покупателю в момент заключения договора. "Но между тем после заключения договора продавец обязан передать владение покупателю с гарантией от эвикции" (Церковников М.А. Указ. соч. С. 114).

Следующий аспект проблемы состоит в том, что для третьих лиц собственником остается владелец, собственность которого презюмируется, либо, если эта презумпция не подтверждена, то лицо, чье владение было нарушено <1>. Кажется, что как раз этот довод легко устраняется возможностью путем записи в реестре публично установить собственником определенное лицо независимо от владения. Именно на этой почве и возникла, видимо, сама идея цессии собственности. Однако нельзя не заметить, что цена, которую придется заплатить за такую возможность, слишком высока: придется признать, что данные реестра не позволяют судить о фактическом владении вещью и о возможности получить это владение. Таким образом, окажется опрокинутой сама основа реестра - достоверное сообщение третьим лицам о сложившемся имущественном положении, поскольку реестр откажется от обычного для оборота предположения о совпадении собственника и владельца в одном лице <2>.

--------------------------------

<1> В. Слыщенков верно отмечает: "Только владелец, фактическая принадлежность имущества которому ясна для третьих лиц (хотя бы он стал только посредственным владельцем имущества, находящегося у третьего лица), может претендовать на приобретение собственности" (Слыщенков В.А. Указ. соч. С. 172).

<2> Нельзя не заметить, что система регистрации - мера, сама по себе направленная скорее против оборота (в защиту права) и обычно оборот затрудняющая, - всегда мыслится все же как средство точного отражения принадлежности определенных объектов. Но вот чтобы реестр сам стал средством оборота прав вопреки фактическому положению объектов этих прав - этого из идеи регистрации никак нельзя извлечь.

Презумпция собственности на стороне владеющего - не просто удобный технический прием (что само по себе немало), но достаточно важный конструктивный элемент оборота, без которого оборот, пожалуй, не может нормально разворачиваться.

Подлежит обсуждению также характер отношений собственника и покупателя, как он представлен в ГК РФ. Поскольку речь идет о вещах родовых, возможность установления на них собственности покупателя без передачи, как уже говорилось, исключена.

А когда речь идет о продаже индивидуально-определенной вещи, отношения продавца и покупателя регулируются ст. 398 ГК: покупатель имеет обязательственное требование к продавцу. Оно утрачивается, лишь если на вещь уже возникло право собственности или вещное право третьего лица. Но в нашей ситуации такого права у третьего лица нет - вещь находится в незаконном владении. Кредитор не может и поменять обязательственное право на вещное. Отказ от истребования вещи из собственности продавца, в том числе вследствие невозможности исполнения договора, дает кредитору лишь право на взыскание убытков. Понятно, что требование убытков исключает какое-либо право на вещь.

Стало быть, покупатель сохраняет обязательственное право, право требования к продавцу. Но это право к продавцу означает сохранение у продавца собственности на товар.

Очевидно, что невозможна ситуация, когда собственником стал покупатель, сохраняющий в то же время требование к продавцу как собственнику той же вещи. Но ничего иного из ст. 398 ГК не вытекает. Именно эта норма, системное значение которой хорошо известно, и венчает анализ нашей ситуации.

Итак, в силу ст. 398 ГК исключена возможность передачи покупателю титула собственника без передачи вещи.

Посмотрим все же, как могла бы быть истребована вещь у незаконного владельца покупателем или продавцом, если, скажем, покупатель вопреки смыслу ст. 398 ГК смог бы как-то получить право собственности.

Во-первых, очевидно, что отпадает возможность истребовать вещь у незаконного владельца <1> единственным легальным способом, т.е. посредством виндикационного иска <2>. Ведь по смыслу ст. 302 ГК обсуждается добрая совесть ответчика, т.е. характер связи владельца с собственником, на момент завладения. Таким образом, гипотеза ст. 302 ГК определенно не предусматривает того, что собственник может измениться после утраты владения, кроме, конечно, случаев универсального правопреемства, когда передачи для перехода права и не требуется (соответственно этот случай выпадает за рамки нашей проблемы).

--------------------------------

<1> Если вещь находится у законного владельца, т.е. у такого лица, которое связано с собственником договором или иным образом владеет по его воле, то собственник, естественно, сохраняет возможность традиции. Эта ситуация, стало быть, выходит за пределы нашего анализа. Кроме цессии требования к законному владельцу собственник может воспользоваться и правилом ст. 313 ГК, т.е. дать указание третьему лицу об исполнении кредитору. Дальнейшая проблематика находится в сфере исполнения обязательства третьим лицом по указанию должника (или исполнения новому кредитору) и специального интереса не представляет.

<2> К тому же выводу пришел В.В. Бердников: "Передача вещи недобросовестным продавцом второму покупателю исключает, согласно ст. 398 ГК РФ, истребование первым покупателем переданной вещи путем виндикации. Очевидно, что указанная норма не делает исключений для приобретения вещного права ни для системы передачи, предусмотренной ГК РФ, ни для системы соглашения, если она будет избрана сторонами или установлена законом.

В аналогичных случаях, по свидетельству И.Н. Трепицына, "французское право предоставляет первому покупателю возможность предъявить виндикационные иски против второго покупателя, а также против каждого владельца, в том числе добросовестного, и против кредиторов продавца, арестовавших купленную, но еще не полученную приобретателем вещь" (Трепицын И.Н. Переход права собственности на движимые имущества посредством передачи и соглашения. Одесса, 1903. С. 263). Такого же подхода придерживаются и создатели ГК Квебека (ст. 1714) (Бердников В.В. Распорядительная сделка как способ изменения имущественно-правового положения лица // Законодательство. 2002. N 3. С. 32).

Наряду с хорошо выраженной идеей различия в национальных системах права нельзя, однако, не заметить, что описывается случай, когда вещь у продавца в момент продажи была даже применительно к французской системе передачи собственности. Именно потому он и назван недобросовестным.

Во-вторых, совершенно невозможно создание любой юридической конструкции виндикации вещи новым собственником с сохранением всех взаимных отношений с незаконным владельцем, всех требований и возражений <1>, без придания этой конструкции иного вида, кроме цессии права на виндикацию.

--------------------------------

<1> Достаточно указать хотя бы на то, что в противном случае придется признать возможность многократного предъявления тождественного виндикационного иска - после каждой сделки о передаче собственности без традиции.

Это подтверждает, во-первых, сделанные выше выводы, но, во-вторых, приводит к другому выводу - о допустимости и уместности введения в наше право цессии права на виндикацию как заменяющего традицию способа передачи собственности. Допущение этого механизма сделает возможной и передачу собственности на украденную или потерянную вещь, когда владелец неизвестен <1>. Такая передача имеет интерес для страховых компаний.

--------------------------------

<1> Л. ван Влит определяет этот случай как "передачу собственности без владельца" ("transfer of thing without possessor") (Op. cit. P. 60). Мне кажется, что скорее следует говорить о неизвестном владельце, поскольку всегда более оправданна презумпция, что вещь находится во владении, чем обратная - что вещь вне человеческого контроля. Ведь даже находящаяся на кладбище автомобилей машина имеет владельца, которому принадлежат права на этот объект. Передаче права на виндикацию не препятствует неизвестность владельца, тем более, что к моменту предъявления иска владельцем может стать иное лицо. Существующая здесь проблема исковой давности связана не с вопросом уступки права, а с более широкой проблемой виндикации вещи от неизвестного владельца.

Конечно, при этом возникнет ряд новых вопросов, например, связанных с правами кредиторов сторон такой купли-продажи <1>, но прежде чем приступить к их рассмотрению, желательно все же обсудить предложенный способ изменения закона. А до таких изменений необходимо исходить из того, что без возможности передачи владения право собственности не может быть передано.

--------------------------------

<1> Нужно заметить, что и в нынешней ситуации права кредиторов собственника, утратившего владение, ГК РФ регулируются весьма приблизительно; между тем это - прерогатива национального законодательства. Европейский суд по правам человека отметил, разрешая жалобу продавца, имущество которого (бетономешалка) было изъято налоговыми органами по долгам покупателя, несмотря на сделанную в контракте оговорку о том, что право не переходит до полной оплаты (lex comissoria): "Обычно продавец и покупатель оба обладают ограниченным правом на имущество (limited property right), защищаемым ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции, но точный объем права, имеющегося у каждой стороны, различается соответственно применяемому праву. В частности, от национального права зависит, до какой степени удержание титула защищается против требований кредиторов покупателя" (дело "Gasus Dosier против Нидерландов").

Что касается "ограниченного права на имущество (или собственности - limited property right)" у обеих сторон, то это не признание расщепления права, как может показаться, а скорее более широкое понимание собственности как вообще имущественных прав (в некоторых делах защита по ст. 1 Протокола дается правам, которые можно рассматривать и как неимущественные).

Хотя в казусе речь идет о законном владении, но и вопросы принадлежности имущества в незаконном владении не могут быть разрешены одними нормами справедливости. Достаточно указать на специфику владения и владельческой защиты по ГК РФ.

Рассмотренные аспекты традиции затрагивают вопрос, который при сравнительно неразвитом обороте сохраняет, пожалуй, лишь академический интерес: вправе ли покупатель вещи, владение которой до передачи утрачено продавцом, виндицировать вещь от третьего лица? Конечно, если собственность переходит в момент передачи вещи, то покупатель, не получив вещи хотя бы на миг, не стал собственником и, значит, не получил виндикационного иска, который имеет только собственник (или законный владелец). Ситуация может быть, однако, усложнена. Например, стороны могут оговорить, что собственность перешла к покупателю до передачи, в момент заключения договора, а вещь затем оказалась утраченной продавцом. Если на то не было воли покупателя, то виндикация у него, стало быть, не только возникла, но и имеет хорошие перспективы. И в этом случае необходимо, однако, чтобы вещь имелась у продавца в момент заключения договора.

Другой вариант виндикации без передачи владения истцу возможен, видимо, в случае приобретения вещи (скорее всего - недвижимой), находящейся во владении по отличному от аренды договору у третьего лица без защиты владельца в виде права следования <1>.

--------------------------------

<1> Эту ситуацию мы обсудим позже, в главе о владении.

Формулировки ст. 33 Закона об ипотеке (залоге недвижимости) заставляют обсудить также вопрос: возможен ли залог, если собственник не имеет владения или, что в данном случае то же самое, утратил юридическую возможность вернуть владение? Дело в том, что, говоря о праве истребования имущества из чужого незаконного владения, названный Закон сопровождает право на виндикацию от имени залогодержателя оговоркой: "...если имущество, заложенное по договору об ипотеке, оказалось в незаконном владении третьих лиц" (п. 3 ст. 33). Стало быть, если имущество выбыло из владения залогодателя до заключения договора об ипотеке, то залогодержатель собственного виндикационного иска <1> не имеет. Если и залогодатель утратил право на виндикацию, то реализация залога становится фактически невозможной. Сохранение при этом силы за договором об ипотеке едва ли имеет смысл.

--------------------------------

<1> Буквально это все же не виндикационный иск, а подобный виндикации. Римляне давали залогодержателю специальный иск (utilis Serviana, Serviana), "составленный по образцу rei vindicatio собственника" (Барон Ю. Система римского гражданского права: В 6 кн. СПб., 2005. С. 485). Странным образом содержание п. 3 ст. 33 Закона об ипотеке ускользает от внимания юристов, которые настойчиво толкуют ситуацию отчуждения залога в категориях сохранения или утраты права залога вместо обсуждения особенностей защиты права залога в рамках ст. ст. 301 - 303 ГК, как прямо сказано в законе. В дальнейшем этот вопрос будет обсуждаться дополнительно.

Утрата владения залогом, наступившая без вины залогодержателя, после заключения договора, дает ему право на досрочное исполнение обеспеченного ипотекой обязательства (ст. 36 Закона об ипотеке). Закон, однако, не оговаривает того случая, когда владение утрачено до заключения договора об ипотеке. Полагаю, что в этом случае есть основания считать договор об ипотеке ничтожным (поскольку по ипотеке имущество не передается, то и реституция не производится); как следствие, возможно и применение нормы ст. 36 Закона об ипотеке. Можно, на мой взгляд, сделать вывод, что для залога, как и для отчуждения вещи, сохраняет силу правило: нельзя установить отношения по залогу, если залогодатель утратил владение и лишен юридической возможности вернуть его.

Как уже говорилось, покупатель, не получивший владения, не становится собственником из договора купли-продажи, не только если не получит владения, но также если завладеет вещью иначе, чем получив ее от продавца (или от третьих лиц по указанию и поручению продавца). Поэтому насильственное или иное получение вещи от третьих лиц помимо воли собственника, даже если эта вещь стала предметом купли-продажи, но не была передана, не может привести к возникновению собственности у покупателя, который становится владельцем, причем всегда недобросовестным, ведь он заведомо знал о действительном собственнике, а с точки зрения публичного права такое завладение является присвоением чужой вещи.

Римское право знало положение, как будто вступающее в противоречие с таким пониманием ст. 223 ГК. В книге Дигест, посвященной иску из купли-продажи и возражению (эксцепции) против него, известного как "вещь продана и передана", указывалось, что "если кто-либо купит вещь, но она не будет ему передана и тем не менее он приобретает владение, не имеющее порока, то он имеет эксцепцию против продавца" <1>.

--------------------------------

<1> Дигесты. 21.3.1. С. 356.

Оценивая эту ситуацию, мы должны учесть, что пороками владения являлось получение вещи силой, тайно или прекарно (до востребования). Только при отсутствии этих пороков владение (причем не всякая фактическая власть над вещью признавалась владением) считалось беспорочным и могло быть защищено на основании купли при отсутствии традиции. Но здесь оказывается практически невозможной ситуация получения вещи вопреки воле продавца (реально можно представить лишь допускаемое законом получение вещи от третьего лица, к которому она, однако, должна также попасть по воле собственника и обязательно при отсутствии злонамеренного сговора и других подобных обстоятельств, превращающих владение в порочное).

С учетом всего сказанного сама по себе купля-продажа без передачи владения, поскольку это обстоятельство входит в намерения сторон, не может считаться недопустимой <1>; и во всяком случае при универсальном правопреемстве голая собственность, конечно, переходит. Вариантом такой купли-продажи может считаться случай, когда продавец не знает об утрате владения в момент заключения договора - судьба такого договора ставится в зависимость от исполнения. Что касается залога, то приемлемым кажется решение, допускающее залог, при котором заложенной ценностью будет обязательственное право покупателя, которое может передаваться и в порядке цессии.

--------------------------------

<1> С. Сарбаш приводит такой пример: "...находящаяся у наймодателя в обеспечение его требований вещь нанимателя продается последним третьему лицу", причем "ретентор (наймодатель) может противопоставить требованию этого третьего лица об истребовании вещи право удержания и удовлетворить свои требования к нанимателю из стоимости вещи (ст. 360 ГК), несмотря на имеющиеся в отношении вещи права третьего лица" (Вестник ВАС РФ. 1997. N 11. С. 98). Хотя автор и не уточняет, к кому именно и на каком основании заявляется требование покупателя "об истребовании вещи", трудно увидеть в этом требовании что-либо иное, кроме обязательственного права, равно как и "права третьего лица" в смысле ст. 359 ГК едва ли могут отождествляться только с вещными правами (в этом случае не находится ответа на вопрос, почему законодатель не употребил прямо это понятие, известное из ст. 216 ГК).

Подчинение вещного права системе традиции неизбежно приводит к возможности несовпадения в одном лице собственника и владельца. Применительно к движимым вещам, как мы видим, и континентальное, и общее право во избежание этой ситуации допустило возникновение в лице добросовестного приобретателя сразу собственности (хотя для других случаев в германском праве, например, действует десятилетняя приобретательная давность), а наше право остановилось на пятилетнем сроке приобретательной давности. В определенном смысле можно считать германскую (как и других европейских стран) модель для движимостей условным сокращением приобретательной давности до мига <1>. В том же плане высказываются японские авторы. Обсуждая содержание ст. 192 ГК Японии, аналогичной § 932 ГГУ, в силу которой добросовестный приобретатель движимости сразу становится собственником, они отмечают, что в этом случае ему "не придется ждать 10 лет (как для недвижимости) и право собственности он приобретет немедленно" <2>.

--------------------------------

<1> Эта идея "моментальной давности", имеющая хождение во французской литературе и отвергаемая в немецкой потому, что, по словам Г. Карлина, "так же не может быть давности без истечения срока, как воздуха без кислорода" (Черепахин Б.Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Учен. зап. Свердловского юрид. ин-та. Т. 2. Свердловск, 1947. С. 66, 70), кажется все же верной. Б.Б. Черепахин по этим основаниям придавал теории моментальной давности "положительное значение" (Там же. С. 71).

Конечно, введение моментальной приобретательной давности по п. 2 ст. 223 ГК РФ для недвижимости при оставлении пятилетнего срока для движимостей, осуществленное современным российским законодателем, сопровождающееся и другими противоречиями, положительных оценок не заслуживает.

<2> Вагацума Сакаэ, Ариидзуми Тору. Гражданское право Японии: В 2 кн. Кн. 1. М., 1983. С. 156.

Касаясь содержания ст. 183 ГК РСФСР 1922 г., закреплявшей право собственности за добросовестным покупателем вещи от неуправомоченного отчуждателя, Б.Б. Черепахин квалифицирует этот институт как "сходный" с приобретательной давностью <1>, говорит о "родстве" институтов <2>, а приобретение добросовестным приобретателем права - первоначальным, а не производным <3>. Такой подход, в том числе и колебания между производным и первоначальным приобретением права <4>, характерен именно для приобретательной давности. Следует согласиться со взглядами, увязывающими непосредственное приобретение собственности добросовестным приобретателем по сделке с приобретательной давностью, так как оба эти механизма выражают одни и те же нужды оборота. Вообще, можно заметить, что система традиции, основанная на презумпции собственности владельца, порождает как свои следствия и ограничение виндикации, и приобретательную давность, и приобретение собственности от неуправомоченного на отчуждение лица <5>.