С приграничной столицей Парголова Мыза.
На берегах озера НЕВО
Ингерманландия /Швеция/
Герхард Вокка
Материал из вестника Всеволожского краеведческого музея N3 1994г
Территория Всеволожского района в древности входила в состав Водской пятины Новгородской земли и называлась Ингерманландией, Ингрией или Ижорской землей.
Ингерманландия - земля по берегам Невы и побережья Финского залива и Ладожского озера получила свое название от имени Ингерды, дочери короля шведского Олофа, вышедшей в 1019 году замуж за Ярослава 1 Владимировича и получившей эту страну как свадебный подарок в пожизненное пользование.
Первые исторические сведения о коренных жителях Ингерманландии мы находим в описании битвы полководца князя Всеслава под Новгородом 23 октября 1069 года. А самые древние известия о Неве черпаются в летописи при описании пути "из варяг в греки". Река Нева получила свое название от финского слова Нево, что значит море. Ладожское озеро в старину также называлось Нево.
В Новгородский период эта территория явилась ареной борьбы со шведскими и немецкими захватчиками. Уже и XIII веке начинаются набеги шведов на Приневский край. Но новгородцы и псковитяне мужественно отстаивают свои владения и для укрепления границ ставят Орешек, Корела, Ям, Копорье. В 1323 году в Орешке был заключен договор между Новгородом и Швецией, по которому определялись границы владений.
Из новгородских окладных книг за 1500 год видно, что местность, занимаемая ныне Всеволожским районом входила в состав Ореховского и отчасти Корельского уездов. Большая часть земель нашего района была причислена к Колтушскому погосту. Сюда входили селения бывших Колтушской, Рябовской и частично Токсовской волостей. Окладные книги за 1500 год рисуют нам местность Всеволожского района, занятую многочисленными русскими поселениями. Некоторые из этих селений носили названия туземно-финские, но большая часть деревень имела русские названия. Из этих поселений сохранились и поныне Колтуши, Дуброво, Манушкино, Рябово, Бабино, Морье, Лепсари, Токсово, Ма-тухси, Никулясы и другие. Эти уцелевшие от времен составления окладных книг поселения составляют лишь ничтожную часть населенных пунктов района. Большая часть их исчезла во время войн, опустошивших край.
Правда большинство деревень того времени было малочисленно. Так, например, в Колтушском погосте насчитывалось: деревень - 93, но дворов - всего 126. Жителей же в них значилось только 284 "души". Но были уже сравнительно и большие поселения. Например, деревня Дубок на Неве:
...А дворов в ней сорок семь, а людей в них 62 человека, а угодий у той деревни тоня Купера, тоня пухага, да тоня по пуицееву ручью". Благодаря новгородским окладным книгам можно в мельчайших подробностях восстановить жизнь наших далеких предков.
Мы знаем, например, что деревня Рябово-Новое находилась в Колтушском погосте и принадлежала она братьям Климовым и сестрам Осташковым. Жили в ней "Перфур Фалилеев да сын его Гридько. Сеяли они ржи восемь коробей, а сена косили сорок копен. Доходу собиралось четыре деньги, а от хлеба треть, да за третью полкороба ржи".
Здесь же была еще деревня Рябово-Владыкино, которую населяли Михаил Гридин Пойков да брат его Тимоха. Была здесь еще и третья деревня Рябово- Вотчиная, в которой проживали Сидорка да Ондрейка Тимошкины. Мы знаем, что наши земляки сеяли рожь, овес, ячмень, лен, выращивали хмель, разводили скот, держали овец и кур, варили пиво, занимались рыболовством; был развит судовой, железоделательный, бондарный и другие промыслы. Из тех же окладных книг мы видим, что деревня Галугово на Неве была обложена податью: "а мелкого доходу пятнадцать баранов, девять погод мяса, семь куров, четыре блюда масла, девять бел, семь лопаток бараних, три овчины, полодиннадцать бочек пива, тридцать пятаков горстей льну, восемь острампов сена, попона, шесть топоров, четыре сажени дров".
С переходом Новгорода в 1478 году во владение Московского государства, к последнему перешла и обязанность защищать от шведов бывшую ижорскую землю. Задача эта успешно выполнялась вплоть до смутного времени (1601- 1619). Хотя во время Ливонской войны (1558-1583) шведы и захватили крепости Ям, Корелу, Копорье и Ивангород, но вскоре по Тявзинскому миру все было возвращено России.
В 1617 году по Столбовому договору шведам были уступлены Иван-город, Ям, Копорье, Орешек и Корела с их округами, в том числе и наш край. Часть русского населения была вынуждена покинуть родные места. Война, предпринятая Россией в 1668 году в целях возвращения этих земель не увенчалась успехом. Хотя Ниеншанц и Орешек взяли русские войска, но они были по Кординскому тракту возвращены шведам.
Край перешел в руки шведов совершенно разрушенным вследствие войн смутного времени. Многие из заселений были уничтожены и разорены. Владычество шведов в этом крае продолжалось около ста лет (1609- 1703).
Они, прежде всего, приступили к заселению края. Отовсюду вывозили колонистов, но главным образом направляли сюда переселенцев из Финляндии. Они занимали древние русские покинутые поселения и присваивали им финские названия, стирая, таким образом, следы древнего пребывания здесь русских. Лишь немногие названия старых русских поселений сохранились. В это же время здесь возникли и шведские мызы.
Местность, занимаемая бывшим Шлиссельбургским уездом (большая часть нынешнего Всеволожского района), во время владычества шведов входила в состав НОТЕБУРГЛАНДА и была по новгородскому образцу разделена на погосты. Наш район размещался в основном в погостах Карбосельском, Куйвозовском и Кельтис-погосте.
Шведы всеми силами старались искоренять православие. Много русских церквей было уничтожено, в других размещались стойла для скота. Надежду на избавление от шведского гнета славянское население возлагало на Россию. 4500 жителей края обратились к России с жалобой, они просили перевести их в Олонецкую, Новгородскую, Псковскую и другие области. "...чтобы им от их шведского великого мучения в неволе... с женами и детьми, многочисленным христианам в конец не погибнуть".
В 1702 году началось завоевание Ингерманландии Петром Великим, которое в 1704 году было уже почти закончено. Для скорейшего заселения берегов Невы, Финского залива и Ладожского озера большая часть земель была отдана частным лицам. Распределение земель вызвало много недовольств и нареканий. Основатель религиозно- раскольнической секты "бегунов" Евфимий обвинял Петра Первого в несправедливом разделе земель. "Наделив кому много, кому мало, кому же ничесоже дав...".
Почти одиннадцатая часть всей Ингерманландии была отдана Меньшикову, в том числе в нашем районе и мыза Рябове. В ней в то время насчитывалось 20 000 десятин земли и 400 душ населения.
В Приневском и Приладожском районах по указу Петра земли раздавались частным лицам. Здесь селились и рабочие, особенно каменщики, кирпичники, обжигальщики и другие, им давались наделы и платилось жалование. Крестьяне переселялись целыми деревнями. В 1715-1726 годах из Московской, Рязанской, Костромской и других губерний было переселено в Ингерманландию около 4000 дворов.
В 1774 году Ингерманландская губерния была упразднена и образована Петербургская губерния с уездными городами, в том числе был образован и уездный город Шлиссельбург. С этого времени наш район стал относиться к Карельской части Шлиссельбургского уезда.
Из генерального плана уезда, составленного в 1774 году Межевым департаментом сената, видно, что наш край к тому времени довольно густо был заселен только на берегах Невы и в Матоксской и Токсовской волостях.
На суходолье стояла мыза "Малой Румполы" - владения прапорщика Щеглова. При шведах в этом районе были у самой Невы "Мустла-копи" (Черная Голова) и "Цорно-Линна" (Черный Городок), а дальше деревни Березовец, Лимакюля Романейку и Лубья.
На речке Безымянной (в верховьях - Лубьи) находилась деревня Гуйково. Затем шла деревня Пасхолева, а ниже по течению (в районе нынешней Беригардовки) была мыза Ляглова. Позже Ляглово было переименовано в мызу Волкова. Здесь был стекольный завод, 1382 десятины земли, и в них пашни только 21 десятина и 43 сенокосов.
На суходолье стояла деревня Губки, а рядом - мыза Рябове с деревнями Бабино, Углово, Корнево, Большое Румболово, Лангино, Рябове, Кассилево, Пугарево, Коккорево (Большое Пугарево) и деревня Мельница на Мельничном ручье.
По берегу Ладожского озера, начиная от истоков Невы, тянулись на север деревни Риска, Выганово и мыза Оринка на речке Морье. Еще при шведах на карте 1667 года на месте теперешней Ириновки находилось поселение Мориасилка, а по речке Морье была деревня Морна.
До 1774 года Мориасилка была переименована в Марисельскую, а в 1774 году эта мыза уже носила название "Оринка". К ней принадлежали деревни Выганово и "Выганово на суходолье". В этой мызе в то время было 24 двора, 81 человек мужчин и 67 женщин.
Пахоты было 295 десятин и 870 десятин покосов. Вся мыза имела 23 030 десятин. Здесь был стекольный завод. От названий Мориасилка - Марисельская - Оринка, надо полагать, происходит теперешнее - "Ириновка".
Дальше на север шли деревни Носово, Торосово, Микуляс или Нику-лясы и другие, которые принадлежали мызе Старой и Новой Матукси. Старые новгородские деревни здесь сохранились и во время владычества шведов, лишь изменив свое название. Так, например, деревня Вуол-Ярви при шведах называлась Вуола-Хоф, а деревня Никулясы именовалась "Микуля-Клостер - Редут", что означало: редут монастыря Микула.
При Петре 1 мыза Матукси принадлежала барону Строганову. Строгановы - старинная фамилия "именитых людей". Еще задолго до Иоанна IV они владели огромными поместьями. Строгановы были колонизаторами пермских земель. Они имели свое войско, и для войны с сибирским Татарским царем Кучумом пригласили к себе на службу Ермака. Тогда, и началось завоевание Сибири Ермаком.
При Екатерине II это обширное владение принадлежало графине Александре Осиповне Остерман. Мыза насчитывала 262 двора, 984 мужчин и 1099 женщин. Пахотной земли было 4007 десятин, 221 десятина покосов; общая площадь владения составляла 47 207 десятин.
На запад лежала мыза Токсово, принадлежавшая ведомству Казенной палаты. В нее входили деревни Хиттола, Кавгуколь, Весмаль, Ворколово, Капитолово, Гепоярви, Гимаслово, Другое Гимаслово, Пурново.
Некоторые из этих деревень упоминаются в новгородских окладных книгах за 1500 год. Эта местность при новгородцах была заселена довольно густо. Тут были поселения: "Старая деревня на Кавгале, на Кавгале ж Ксоково, на Кавгале у часовни, на Кавгале под горой, деревня Токсово-Килина у озера и Токсово - Мундусова гора".
У озера Химакала насчитывалось 7 деревень. Все деревни занимались хлебопашеством, но была деревня "Большой двор Ханьково на Гимакале у часовни, а в ней двор монастырский, а живут в нем ключники без пашни". В Токсове и на его озерах в первые годы существования Петербурга были произведены работы, имевшие важное значение для промышленности - "течение реки Охты пересечено плотиною в 80 саженей длины и тем образом знатное озеро или разлив образован... Силою воды действовали 12 мельниц, каждая с одним лежащим и одним вертящимся жерновыми камнями. Свердленый и точильный завод - знатное каменное здание, также пользуется водой. Две отвесно висящие пушки сверлятся, идут сверху вниз". Но река Охта берущая свое начало из Лемболовских болот, была слишком маловодна, чтобы покрыть расходы воды на приведение в действие двенадцати больших мельниц и сверлильного завода. Жернова мельниц были действительно большие - "на вертящемся жернове был выступ, на котором "ездил" рабочий четыре часа подряд и за сие время составляла езда его по кругу девятнадцать верст". Для пополнения воды в реке Охте в 1778 году была построена плотина на теперешнем Кавголовском озере (в то время это озеро имело три названия: Серки-Ярви, Каукола-Ярви и Каркула-Ярви). В этом же году соорудили у Токсовской плотины караульное помещение. Но воды Кавголовского озера все же было мало, и впоследствии была прорыта сеть каналов со шлюзами из озера Хепо-Ярви.
Это старинное гидросооружение действовало еще в первые годы Советской власти и являлось дополнительным источником выработки электроэнергии. "Знатное озеро" существует и поныне, но сеть каналов и шлюзы потеряли свое значение.
Мы, видим, что по правому берегу реки Невы находилась "Деревня саратовского поселения колонистов - ведомства вотчинного правления села Царского". В ней было 60 дворов, 174 мужчины и 191 женщина; пахотной земли 419 десятину сенокосов 323 десятины и 1326 десятин леса. Это было самое большое поселение не берегах Невы.
Выше находилась мыза Вогословка, которая первоначально принадлежала Александру Волкову, а позже Федору Яковлевичу Дублинскому - духовнику императрицы Елизаветы Петровны. Здесь был превосходный барский деревянный дом, отслуживший свой век, одна из первых построек Монферана в России. Монферан, как известно, был придворным архитектором, а в 1817-тоду он был назначен главным архитектором по постройке Исаакиевского собора. Протоирей Федор Дублянский владел, кроме Богословки, еще многими имениями. У него было более 800 душ крестьян: в Шлиссельбургском уезде, на реке Назии, он владел мызой Порецкая. В эту мызу входили 181 двор, 952 души, 1158 десятин пашни, 434 десятины сенокосов и более 30 000 десятин лесов. Впоследствии мыза Богословка перешла в род Зиновьевых. В настоящее время здесь излюбленное место отдыха горожан - это Невский лесопарк.
Выше по Неве была "Корчма Овцынской колонии". Здесь в прошлом веке был кирпичный завод Ренненкампфа и цементный завод Бельгийского общества. Дальше находились дачи частных лиц. Еще выше - имение князя Потемкина - Таврического - "Островки" с роскошным замком.
Это потемкинское имение торжественно возвышалось на зеленых островах на Неве. Есть предположение, что эти острова не естественные. На холмах в густом парке стоял белый дом-гигант с башнями. Дворец, вероятно, строил большой художник. Окна в нем напоминали бойницы, а башня настолько велика, что с верхней площадки в хорошую погоду видны не только обширные владения Потемкина, но и Петербург. Замок этот овеян легендами. Здесь томилась со своим ребенком таинственная княжна Тараканова. Потемкину принадлежали в то время почти все в бывшей Колтушской волости. Старинная мыза Колтуши даже при шведах сохранила почти свое первоначальное название и именовалась "Келтс", при Потемкине была переименована в село Петропавловское.
При этой мызе числилось 29 деревень, 516 душ мужского населения, 1901 десятина пашни, 296 десятин сенокосов. Общая площадь Колтуш-ских земель во владении Потемкина составляла 21 621 десятину.
В 1838 г. замок "Островки" принадлежал ротмистру Чоглокову, но прежняя роскошь замка уже давно померкла, и в 1841 году, когда его приобрел купец Олейников с 1000 десятинами земли за 8005 рублей, он был уже значительно поврежден.
Олейников решил реставрировать замок под дачи и устроил в нем три квартиры с двадцатью комнатами. И лишь главный замечательный по роскоши лепных работ, был оставлен для общего пользования.
От селения Пороховые по направлению к Ладожскому озеру, вплоть до реки Лубья, в 1774 году никаких поселений не было. Только на правом берегу этой реки в районе Волковской улицы стояла одинокая мыза Волкова. К концу XVIII столетия в нашем крае уже заметно выросли поселения. По дороге от Пороховых по направлению к Ладожскому озеру на речке Лубье появилась мыза Новокрасное и немного в стороне мыза Анненская. Ныне эти места называются Ковалеве.
В 1794 году уже существовала мыза Приютино. Она сохранилась до наших дней почти такой, какой была при Пушкине, Крылове, Гне-диче. Только дома состарились, сохранился и частично вымер парк, и нет в нем теперь "дорожек хорошо отделанных 207 сажени, клумб, усаженных цветами 48 штук". Нет и двух оранжерей - цветочной и фруктовой с абрикосовыми и сливовыми деревьями, нет и фруктового сада с каменными парниками для выращивания арбузов и дынь. Не сохранился и птичник на берегу пруда. Но большие^два господских дома, дом людской, господская кухня, кладовая, двухэтажная молочная сохранились в первоначальном виде (наружная сторона). Сохранилась и историческая "Крыловская келья".
В 1841 году мыза Приютино была продана доктору Адам (Адамсу) за 120000 рублей. "Крыловская келия" была использована для хозяйственных целей, оранжереи опустели, а парники в саду служили теперь более практическим целям. Больше половины земель было продано, леса. вырублены. В 1882 году мызу Приютино купил за 35620 рублей тайный советник Е. А. Перетц: земли было лишь 331 десятина. В 1897 году мызу купил М. Краузе, но уже за 55 000 рублей.
Краузе был последним владельцем мызы Приютино. При нем были произведены значительные мелиоративные работы, поля были дренажированы гончарными трубками. Краузе имел кирпичный завод, который, однако, работал только до 1905 года.
За мызой Приютино находилась мыза Волкова, но о ней мало что известно. До наших дней сохранилось лишь название Волковской улицы.
Дальше по Петербургской дороге находилась мыза Рябове.
При царствовании Анны Иоанновны Рябове принадлежало герцогу Бирону, потом им владел Мордвинов, а в 1774 году Рябове было куплено бароном Фредериксом (1723-1779) -придворным банкиром времен Екатерины. Общая площадь земли мызы Рябове тогда составляла 8408 десятин. Пахотные земли находились в основном только на возвышенной части мызы и частично вдоль петербургской дороги, а земли от Охтинского завода до Токсовских и пугоревских высот представляли собой непроходимые болота и дремучие леса. Только у подошвы Рябово-Пугоревской возвышенности проходила через эти болота древняя дорога на Токсово, где в то время было место пребывания станового пристава.
Барон Фредерике решил осушить примыкающие к этой дороге топи, для чего потребовалось "...вырыть главный большой на 8 верст и 30 саженей длиной канал и оный с другими различными малыми и посредственными каналами соединить так, что все выкопанные каналы длину на 120 верст составлять должны". "...Великую силу работу приказал он начать в 1775 году, но как собственных работников имел недостаток, то сему землекопству подряжено было 180 человек вольных работников, кои действительные копатели земли и болот по промыслу были.
Большой канал имел вверху ширину две сажени, а внизу у уровня воды два аршина и глубину воды тоже 2 аршина; посредственные и малые каналы имели длину одну версту, а ширину вверху от двух аршин до одной сажени". Лес по обе стороны всех канав был вырублен и главный канал назван каналом Фредерикса. "Кроме каналов в сей вотчине было вычищено 14 перспектив от 4 до 8 верст длиной и 15 саженей шириной и везде по сим перспективам различные к езде удобные дороги и крепкие мосты вольными людьми сделаны были".
Работа эта была окончена в три лета. После чего, по словам автора "место сие учинилось веселым садом и приятным гульбищем. Теперь вредные пары нигде не находили себе логовища. Проникавшие свободно ветры очищали повсеместно воздух. Внутренность леса стала теперь употребительнее".
При рытье каналов были обнаружены слои железно-рудных камней "коих в 100 фунтах по плавильной пробе 35 фунтов хорошего железа в себе содержали", - как писал П. Штерер в 1888 году в статье "Осушка болот в мызе Рябово".
В 1778 году на осушенных болотах был вырублен лес на расстоянии 1 квадратной версты, и после выкорчевки пней и нескольких вспашек был произведен пробный посев ржи.
"Жатва 1779 г. обещала быть очень хорошей, - писал все тот же Штерер, - но к великому вреду крестьяне в 1779 году взбунтовались и ушли из мызы: хлеб остался на полях до тех пор, пока их не переловили и к послушанию не привели... И когда с большими потерями перезревший хлеб был свезен в большую, наилучшим образом состроенную, новую ригу, то рига сгорела, хотя четверо суток никакого огня в ней не было".
25 сентября этого же года (1779) барон Фредерике умер, и мыза Рябово и все его другие имения были поделены и проданы.
К мызе Рябово в то время принадлежали деревни: Углово, Корнево, Бабино, Губки (Романовка), Минолово, Румболово, Пугарево, Каселево и Лангино. В хозяйстве было 80 голов крупного рогатого скота. Скот содержался в добротно оборудованном каменном дворе (это здание, частично разобранное, сохранилось и до наших дней). Для нужд хозяйства был вырыт колодец, для которого "колодезники нарочно из Москвы выписаны были и который имел глубину 21 сажень и стоимость 250 рублей".
Этот колодец, но уже не с деревянным срубом, а с цементными кольцами существует и поныне.
40 лет спустя в 1818 году мызу Рябове приобрел Всеволод Андреевич Всеволожский. Одной из его первых мелиоративных работ была, как сказано в документах архива: "старую канаву по проспекту, идущему к Генеральному Ручью, расчистить и сделать сток воды".
Судя по тем ремонтно - строительным работам, к которым приступили в 1820 году, мыза эта была в запущенном состоянии. На старом кирпичном заводе "что противу завода г-на Оленина" было приступлено к изготовлению кирпича. Ремонтируется "главный дом", в нем строится домовая церковь, (архитектор Шретер). К дому пристраивается деревянный "столовый корпус", строятся две оранжереи, сооружается плотина для нового пруда под горой, приступлено к постройке "булыжной конюшни о двух этажах" и многое другое.
Не были забыты и труды, затраченные 40 лет назад при рытье "канала Фредерикса", где были найдены целые слои железорудных камней и другие ископаемые. На этой местной руде, подобно древним новгородцам, и стал работать чугунный завод.
В Рябове было производство листового железа и изготовление белой жести. Известно, что с 23 декабря 1824 года по 26 февраля 1825 года было сделано 1366 пучков, или 6832 пуда. Мы знаем, что здесь отливались чугунные трубы для Петербургского газопровода. Есть сведения о том, что тут изготовлялись опытные сельскохозяйственные орудия, производились опыты по получению парафина из торфа.
Из ремонтных ведомостей усматривается, что в мастеровом корпусе были две паровые машины, гидравлический пресс, паровая сушилка, вакуум-аппарат, холодильная установка, железный привод. Известно, что в 1834 году в этом мастеровом корпусе работало: в литейном 41 человек, в кузнице 17, в слесарной 34, в столярной 13, в ткацкой 6, в сахарном 1 и здесь же в ремесленной школе 14 учеников. Можно сделать вывод, что производственной деятельности в Рябове уделялось внимания больше, чем сельскому хозяйству, ибо в мастерских было занято 126 человек, тогда как в сельском хозяйстве работало всего 11 пахарей; на скотном дворе было 6 человек, в конюшне 4 и в саду и оранжереях 11 человек.
В 1836 году Всеволожский умер, не успев осуществить свое начинание, и тяжелый труд сотен людей оказался затраченным впустую. Каковы были отношения Всеволожского к своим крепостным крестьянам, мы не знаем. У нас нет основания верить литературным источникам, где говорится, что "Рябовские крестьяне того времени при всем развитии крепостного метода жили, как говорится, "словно у Христа за пазухой". Как равно мы можем не верить и тому, что в Рябове был дом на 160 комнат, конюшни на 120 лошадей, слуг 400.
Но мы знаем из архивных данных, что в 1825 году, когда в нашем районе свирепствовала холера, в мызе Рябове работала больница. Из материалов по Шлиссельбургскому земству видно, что Всеволожский отпускал своим крестьянам лес бесплатно. Всеволожский слыл за русского барина-хлебосола. Однако мы не знаем ни его частых гостей, ни его Друзей.
Известно, лишь что еще в бытность Всеволожского в должности "Начальствующего над казенными театрами" (1808-1810 гг.) в его доме на Пречистенке собирались еженедельно по четвергам все знаменитости того времени. С. И. Глинка с восторгом вспоминает об этих вечерах и концертах. "Вот огромный дом Всеволода Андреевича. Каких тут не было артистов иностранных! Кажется, и теперь еще слышишь волшебные звуки Роде, Воейльдое, Ламари".
Приехав в Петербург и поселившись в Рябове, он не порвал отношений с композитором Алябьевым. В отношении гостей Всеволжского в мызе Рябове сведения можно почерпнуть из описания праздника устроенного родными и друзьями его ко дню рождения в октябре 1822 года. К этому дню было приурочено и празднование новоселья. Из этого описания видно, что Всеволожский общался с Хмельницким, Верстовским, Мансуровым, Юрьевым, Алябьевым, Глинкой, Крыловым, Олениным. Знаменитые художники того времени тоже бывали гостями Всеволожского. Известно, что А. С. Пушкин бывал частым гостем в петербургском доме Всеволожского и общался не только с его сыновьями Никитою и Александром, но и с их отцом. В исторической монографии графа Мордвинова, составленной И. И. Иконниковым, на странице 439 мы читаем: "В 1835 году Пушкин задумал написать роман о современной русской жизни. Главное место в романе Пушкина предназначалось дому Всеволожских".
Мыза Рябове еще в первые годы владения ее Всеволожским была заложена за 200 000 рублей. Его наследники Александр и Никита Всеволожские к управлению мызой Рябове не приступили, так как из-за долгов попечительство было распространено на все имения наследников, в том числе и на мызу Рябове. В 1838 году Александр и Никита Всеволожские просили сенат допустить их к управлению имениями. Но сенат отклонил эту просьбу.
За последующий 40-летний период никаких архивных данных не обнаружено. Известно лишь, что в 1838 году в Рябове еще проживало 73 мужчины и 13 женщин. Надо полагать, что это были мастеровые, но мастеровой корпус не работал. Возможно, что впоследствии чугунно-литейный завод, при управлении попечительством, возобновил свою работу, так как на картах 1880 и 1888 годов против мызы Рябове есть пометка "чуг. зав.".
К 1838 году, с момента издания "генерального плана Шлиссельбургского уезда", в нашем районе произошли существенные изменения. Наш край теперь находился во втором стане Шлиссельбургского уезда. Центром второго стана с местопребыванием станового пристава было Токсово.
Вся Токсовская волость - мыза Токсово с 11 деревнями и населением 3692 человека принадлежала ведомству коменданта Петербургской крепости. Остерман-Толстому принадлежала мыза Матокса, (село Александровское) с лесопильными заводами в Матоксе и деревне Влога. Деревень здесь было 18 с населением 2632 человека.
Северо-западная окраина нашего района размещалась частично в Петербургском уезде. Тут во времена Екатерины II были большие поместья. Наследникам графа Андрея Петровича Шувалова принадлежали Вартемяки и Гарболово.
Здесь же была мыза "Осиновая роща", которая являлась второй частью владений Казенной Палаты. Земель в ней было 22 828 десятин, в том числе 1855 десятин пашни. Сюда входили 16 деревень: Киросари, Койтолово, Каркомяки, Симаново и другие.
С ней граничила мыза Лемболово, принадлежавшая коллежскому советнику Густаву Максимовичу Ореусу. Пашни в ней было 2586 десятин, а всех земель насчитывалось 20504 десятины. В мызу входило 8 деревень и кирпичный завод.
Существовала здесь со времен Петра 1 мыза Мурино, которая при Екатерине 1 принадлежала графу Александру Романовичу Воронцову. Земли в этой мызе было 3696 десятин, в том числе пашни 197 десятин. Уже в 1774 году в этой мызе размещались "службы каменные, сад в голландском вкусе. При оной мызе наипрекраснейшая церковь каменная святой великомученицы Екатерины, водочный завод каменный, мучная мельница деревянная. На правом берегу речки Охты в открытом греческом храме сильно бьющий ключ, коего вода в чистоте Бристольской воде совершенно сходствует".
Так выглядел наш район в 1838 году. Через 23 года, то есть в 1861 году, при крестьянской реформе, картина эта почти не изменялась. При крестьянской реформе (1861 год) надел земель в Шлиссельбургском уезде был произведен крайне неравномерно. Так, например, государственные крестьяне в Колтушской волости (Дубровка, Пески, Богородицкая) получили от 8 до 17 десятин; крестьяне ведомства коменданта Петербургской крепости (вся Токсовская волость) получили все поровну -15,04 десятины. Наделы бывших помещичьих крестьян были иными. От попечительства над мызой Рябове крестьяне получили по 3,25 десятины. Ириновские крестьяне получили по 5,25, морьинские - по 5,52, вагановские - по 5,77, а матоксовские - от 5 до 8,46 десятины.
Неравномерно изменилась и общая площадь земель, находящихся в пользовании крестьян до и после реформы. Если матокские крестьяне до реформы имели в пользовании 6686 десятин, то колтушские крестьяне (бывшие Чоглокова) до реформы имели 4691 десятину, а после реформы - 4973 десятины.
Но заметно ухудшилось положение крестьян мызы Рябове. До реформы имели 3429 десятин, а после реформы площадь составила всего 1270,7 десятины. Но количество десятин отнюдь не может служить показателем обеспеченности крестьян землей для хозяйственных целей. Некоторые селения получили в надел совершенно непригодную землю.
Яркий пример этому представляла деревня Шереметьевка. "В Шереметьевском болоте не только устраняется всякая возможность заниматься земледелием, но создается угроза даже существованию селения. В дождливые годы случается, что огромное соседнее болото "Дунай" не вмещает всей собравшейся в нем воды и тогда затапливается окружающая местность. Вода прорывает обычные границы болот и широкой струей (в 100 саженей ширины) течет через деревню Шереметьевку, размывая все встречающее на пути", - так писала "Памятная книжка С. Петербургской губернии" еще в 1905 году.
Непригодные для земледелия наделы получили и другие селения. Приходилось арендовать не только пахотную землю, но и земли под выгон скота.
Колтушская волость платила за выгон 341 1 рублей, имея 1284 коровы и 427 лошадей. Рябовская волость за выгон для 1010 коров и 340 лошадей платила 3143 рубля, а Матокская волость, имея 1931 корову и 665 лошадей, платила 3002 рубля.
Количество арендуемой земли по отношению к крестьянским наделам составляло в среднем 40 процентов. Крестьяне Колтушской волости, которым было наделено земли 7590 десятин, арендовали дополнительно у помещика 3192 десятины.
Арендная плата была высока и не одинакова во всех волостях, а именно: в Рябовской волости 26 рублей 63 копейки, в Матоксовской - 29 рублей 60 копеек, а в Колтушской - 35 рублей 16 копеек за десятину. При реформе не все крестьяне получили земли. Из общего количества крестьянских дворов всего Шлиссельбургского уезда только 5822 двора получили надел земли, а 372 двора остались совершенно без земли.
Топливо и строительный лес составляли для крестьян трудную проблему. Лишь крестьяне Токсовской волости имели свой лес, обеспечивающий их и дровами, и древесиной для хозяйственных потребностей. В Рябовской волости деревни Углово, Корнево и Минулово имели незначительную площадь лесов, а все остальные деревни леса не имели, и основным видом топлива у них был хворост.
Земледелие даже со значительным привлечением арендных земель не давало необходимых средств к существованию. Лишь 3/5 необходимых продуктов смог получить крестьянин от земли, остальные 2/5 надо было приобрести на стороне, не считая одежды, леса, топлива, инвентаря.
Правда, крестьяне имели некоторые излишки овса и картофеля, которые они сбывали, но этот сбыт не помогал полностью покрыть все потребности, и, чтобы заполнить этот пробел, крестьяне должны были заниматься промыслом. В нашем районе промыслы были очень разнообразны, и этому способствовала близость столицы - Петербурга. Сильно была развита торговля молоком, ягодный и грибной промысел. Петербургская кожевенная промышленность предъявляла большой спрос на ивовую кору для дубления кож. Возник промысел - дранье ивовой коры. Многие промышляли извозом, шли в чернорабочие, а женщины уходили в прислуги.
Почти все крестьянские дворы нашего района были заняты на промыслах. Известно, что в Матоксовской волости было занято на промыслах 685 семей или 98,6 процента всех семей. В Токсовской волости работало на промыслах 734 семьи или 95,8 процента, в Рябовской волости на промыслах было занято 382 семьи, или 99,3 процента, а в Колтушской волости промышляло 719 семей или 83,6 процента от общего количества всех семей в волости. Дети и подростки также принимали участие в промыслах: они драли ивовую кору, собирали грибы и ягоды, а девочек часто отдавали в. услужение. Многие женщины тоже уходили в услужение. В Токсовской волости существовал традиционный промысел: "питомничество" - женщины брали из сиротских домов детей на воспитание, получали небольшую плату от государства.
Многие крестьяне уходили на отхожие лесные промыслы. Здесь условия труда были особенно тяжелы. Вот как работа на этих промыслах была описана в 1882 году: "Там, где лесные промыслы удалены от места жительства, они убийственны для здоровья крестьян".
"Скучиваясь в маленькой дымной избушке десятками, с красными, отекшими от дыма глазами, валяясь в продолжение нескольких недель и месяцев по ночам на земле, питаясь наскоро сваренной в котелках пищей, едва согрев свое окоченелое от стужи и труда тело, они наживали здесь ужасную цингу и эпидемические злокачественные глазные болезни. На реках весной с наступлением половодья начиналась выгонка дров и леса. Все, мал и велик, обоего пола работают в это время по пояс в холодной воде и наделяются, кроме опасных простуд, еще и ревматизмом в разных видах. Когда дрова дойдут до устья реки, то здесь их вытаскивают на берег, работа эта продолжается до Петрова дня. Затем в Петров пост начинают тоскать из реки "топляки" (затонувший лес). Топляки по обычаю таскают в пользу лесопромышленника вплоть до того времени, когда реки начинают покрываться льдом, и только с этого времени окрестные крестьяне получают право таскать топляки для себя".
Не легки были и промыслы по добыче камня со дна Ладожского озера и разработка плитника на берегах Невы.
Грамотность среди крестьянского населения в конце прошлого столетия была развита очень слабо. Так, например в 1880 году, в Матокской волости на 1676 мужчин и 1677 женщин была лишь одна школа, а обучались в ней всего 2 мальчика и 8 девочек. В Токсовской волости на 1947 мужчин и 2081 женщину была тоже одна школа.
Особенно низка была грамотность среди женщин. Так, в 1880 году среди женщин Рябовской и Колтушской волостей грамотных женщин совершенно не было, а в Токсовской и Матокской волостях их было менее одного процента. В 1907 году Шлиссельбургская земская управа поставила вопрос о всеобщем начальном обучении, после чего количество школ в уезде начинает расти. Здравоохранение было организовано очень слабо. В 1880 году на территории всего нашего района существовали одна больница в Колтушах и одна в Токсово. Такова вкратце картина быта крестьянского населения в послерефор-менный период.
Значительные перемены произошли после реформы в поместьях нашего района. Обширная площадь мызы Матокса, которая до реформы принадлежала Остерман-Толстому, в 1880 году уже принадлежала Голицыну. Земель в этой мызе было теперь 37431 десятина. Князь Голицын земледелием не занимался. Здесь было всего 12 лошадей и 8 коров. Лошади в основном были нужны для сообщения с Петербургом, а молоко от 8 коров употреблялось "для себя". Но земля давала помещику верный доход. Ежегодно он сдавал в аренду покосов 1378 десятин за 6000 рублей, 38 десятин покоса крестьяне косили "исполу", сроком на три года 26 поселенцам было сдано в аренду 92 десятины за 702 рубля, этими же поселенцами арендовалось тоже на три года 1001 десятина покосов на 3710 рублей. Ежегодно сдавались в аренду выгоны из расчета 1 рубль 50 копеек за голову крупного рогатого скота, что давало дохода около 6500 рублей в год. Кроме того, за выгон крестьяне должны были отработать в поместье "100 пеших и 100 конных дней". Сдавалась в аренду рыбная ловля на Ладожском озере за 250 рублей, охота приносила дохода 200 рублей. Итак, годовой доход помещика составлял свыше тысячи рублей.
После Голицына мыза Матокса перешла во владение Э. Роста. За какую сумму Э. Рост купил эти владения, установить не удалось, но известно, что в 1895 году он почти все земли Матоксовской мызы продал управлению уделов за 450 000 рублей, а остаток - 129 десятин приобрела Комиссарова-Костромская. В Токсовской волости принадлежало Морскому и Артиллерийскому ведомству 2432 десятины, а остальные земли находились в пользовании крестьян. В Колтушской волости, помимо крупного землевладельца Чогло-кова, появилось много значительно меньших поместий. Дубровка теперь принадлежала Николаю Александровичу Мордвину с 1614 десятинами земли.
Мыза Колтуши - 6318 десятин - была во владении фон Фитин-гоф-Шеля и частично принадлежала барону Конраду Мангусову. Впоследствии Колтуши стали принадлежать Ильиным. Самарка - 9045 десятин и Рижская пустошь - 13 000 десятин - были во владении В. А. Рен-ненкампфа, который имел в Самарке кирпичный завод и песчаные копи.
В районе Борисовой Гривы и Ириновки принадлежало Ириновскому обществу 7643 десятины земли, а на берегу речки Морье у Ладожского озера было 506 десятин земли владельца фарфорового завода Емельянова. Ириновское промышленное общество имело здесь торфяные промыслы, торфобрикетный, кирпичный, химический и два стекольных завода. На этих предприятиях трудилось много рабочих. В каких условиях находились здесь рабочие, рассказывает "Отчет санитарного врача Шлиссельбургской земельной управы" в июле 1902 года:
"На торфяном заводе разработка торфа производится только в сухую погоду - с 1 мая по 1 августа. Жилые помещения представляют досчатые постройки со щелями, без потолка. Нары совершенно без перегородок, не крашены, полы земляные. Помещения содержатся грязно, полутемные, тесные, сырые, так как расположены на болоте. Ретирады также досча-той постройки, с обыкновенной вырытой в земле ямой.
Коснувшись торфяного производства, я укажу также на торфяники Ириновского промышленного общества близ станции Проба. Осмотр был 13 июля 1902 года. В кухне в высшей степени грязно, содержатся деревянные крышки, которыми прикрываются котлы для варки пищи (масса жира, грязи, наслоений), так что сами собой они загрязняют содержание котлов. Печь совершенно развалившаяся, грязная и дымит, на земляном полу у печи целые стоки помоев и тут же над печью висит мокрое грязное белье, испарение от которого и стекающая грязная вода прямо попадают в котлы с пищей, в кадки с тестом и квасом, находящиеся здесь же в кухне. Помимо всего, в котлы попадают дождевые капли с грязной крыши. Всякого рода отбросы и помои из кухни выливаются или тут же в кухне на земляной пол или выливаются перед кухней, так что вся почва загрязнена отбросами и помоями, которые, разлагаясь, являются гнездом всякой заразы. Сам повар грязен, на нем грязна вся одежда, в особенности фартук. В кухне масса грязного постельного и носильного белья, так как тут же спит сам повар. Тут же в кухне бочонок с костями, издающими сильное зловоние. Квас приготовляется из сырой воды, покрытой плесенью, кадка не имеет крышки. В квасе плавают всякие осадки. По мере выливания, кадка пополняется дождевой водой, стекающей с крыши. Столовая на 140 человек на дворе под навесом. Столы грязные. На земле всюду разбросаны кости и остатки пищи.
В пекарне квашня грязная и ничем не прикрытая. Грязное постельное белье всюду разбросано. На печи мокрые валенки, грязные лапти и масса хламу и тряпья. Здесь также находится бочка с сырой мутной водой, с плавающими в ней кусочками черного хлеба и которую под названием кваса пьют рабочие. Вокруг колодца грязь, слякоть, помои. Все это, вследствие отсутствия ската, свободно проникает в колодец.
В бараках по 60 человек в каждом, и содержит в них менее половины куб. сажени воздуха на человека. Нары покрыты грязными мешками и рогожами без тюфяков. Ретирадные места переполнены нечистотами и издают сильное зловоние на далекое расстояние".
Была в Ириновке и мыза барона Корфа. Помещики, подобно владельцам мызы Матокса, земледелием не занимались, а сдавали в аренду крестьянам все, что только можно - выгоны, покосы, пашни, охоту, право на дранье ивовой коры и т. п. и выручали ежегодно более 6000 рублей.
Начиная с 1910 года в Ириновке приступили к продаже земельных участков и на них были построены первые 11 личных домов, в 1911 году было построено еще 14, в 1912 году уже 21 дом и т. д.
Стекольный завод Ириновского промышленного общества прекратил свою деятельность в 1911 году. Был закрыт и химический завод, но торфяные разработки и брикетный завод продолжали действовать.
Мыза Щеглове была куплена бароном Медем в 1877 году с 4030 десятинами земли за 5500 рублей. Помещик имел только три выездные лошади и четыре коровы, а все остальное он сдал в аренду, имея выручку: за выгон 534 рубля, за покосы (100 десятин) 600 рублей, за праве пользоваться охотой 300 рублей, за кузницу 75 рублей в год. Кроме того. было сдано в аренду сроком на 7 лет: усадьба 2,8 десятины, пашня 105 десятин, покосы - 200 десятин, выгон 70 десятин, постройки, 61 корова два быка и 24 нетели - все за плату в первое время за 2400 рублей в последующем эта сумма возросла до 3600 рублей в год. Даже лесные вырубки (вырубленные дотла предшествующим владельцем Адамсом) были сданы 77 поселянам сроком на 10-12 лет для разделки под пашню за плату в сумме от 1500 рублей до 2118 рублей в год. Годовая выручке составляла больше 7 тысяч рублей.
Но больше всего получал дохода от земли помещик Чоглоков в Колтушской волости. Его покосы, пашни, выгоны, лес, песок и камень давал) ежегодно прибыли 21 634 рубля. В это же время в мызе Рябове приступили к усиленной рубке леса для продажи на постройки дач.
В старом "мастеровом корпусе" еще сохранились со времен Всеволода Андреевича два паровых локомобиля. Их теперь использовали н; устроенном здесь лесопильном заводе, паровой мельнице, насосной станции и электростанции. Всюду в мызе было электрическое освещены и водопровод.
В 1898 году Павел Александрович Всеволожский умер и был похоронен в склепе церкви, которую завещал выстроить его дед Всеволод Андреевич.
В 1903 году земство при участии Елены Васильевны приступило к пристройке к больничному зданию помещения для амбулаторного приема и операционной комнаты. Пристройка была закончена к осени. От завода мызы Рябове было проведено электричество для освещения больницы. В этом же году приступлено было к постройке жилого дома для персонала больницы. Дом был закончен в 1905 году.
К 1906 году финансовое положение имения Рябове не улучшилось, хотя и продаются участки земли и лесоматериалы. Еще в 1891 году государственный земельный банк напоминал Елене Васильевне о погашении ссуды под залог имения Рябово и предупреждал о продаже имения с торгов. При жизни Елены Васильевны эту продажу все же удавалось отсрочить, но в 1906 году, после смерти Елены Васильевны, мыза Рябово вновь за долги продается с публичных торгов, и теперь ее покупает жена Василия Павловича Всеволожского - Лидия Филипповна Всеволожская (по первому браку Маркс). Лидия Филипповна была владелицей популярного в России журнала "Нива" и книгоиздательства Маркс. Управление имением она доверила своему мужу Василию Павловичу.
При них хозяйство начинает расширяться. На лесопильном заводе взамен старых локомобилей устанавливаются два стационарных паровых котла, возводится дымовая труба. При заводе оборудуется новая баня с подогревом от заводской котельной, на электростанции устанавливается керосиновый двигатель. Выездные лошади частично продаются, а остальные используются на работах в хозяйстве, ибо хозяева пользуются автомобилем. Строятся два новых каменных коровника по типу финских, хотя большой коровник под горой уже давно пустует. Для рабочих выстроено два двухэтажных и один одноэтажный деревянные дома на территории мызы и два одноэтажных дома в районе больницы. Приобретаются новые сельскохозяйственные машины: рядовые сеялки, культиваторы, косилки-сноповязалки, механические грабли и т. д. На озере производится добыча ила для удобрения полей. Выстроен в районе деревни Бабино специальный птичник. В нем содержатся куры, гуси, утки, индейки, цесарки, павлины и на воле, и в лесу фазаны. К фазан-нику была построена мимо Большого озера булыжная мостовая. Всеволожские были попечителями детского приюта, а во время империалистической войны они содержали лазарет для раненых воинов.
Лишь при Лидии Филипповне Всеволожской мыза Рябово была освобождена от долгов, и на купчих крепостях на землю мы читаем: "сей участок никому не продан, не заложен... и от запрещений свободен". Лидия Филипповна и ее муж Василий Павлович Всеволожские были последними владельцами древней мызы Рябово.
Господский дом, тот самый, который существовал еще при прадеде Василия Павловича имел 20 комнат: (а не 160, как иногда говорят), но был богато обставлен. На стенах висели портреты Пушкина, Грибоедова, Юрьева, Мансурова, Глинки, Раевского, Одоевского, И. А. Всеволожского и других. Много серебра, хрусталя и севрского фарфора: Хозяева приобрели уникальный диван времен Людовика XV, два резных шкафа XVIII века. Здесь нашли место скульптуры "Казак" - А. Орловского и бронзовый "Прометей" - Козловского.
Только "Прометею" посчастливилось, он теперь хранится в Русском музее в Санкт-Петербурге.
Барский дом сгорел, но древний "мастеровой корпус" с его таинственными пятиэтажными башнями цел и поныне, хотя и горел дважды. Кто и когда его построил? На этот вопрос я пока ответа не нашел.
С/у, HSS.AN, СПб, Pargoloff.