Работа комитета по рассмотрению замечаний Модюи

В 1820 году Монферран выпустил великолепный альбом с 21 гравированной таблицей. К двум своим планам, оставшимся без изменений, он добавил продольный разрез, генеральный план, проект церкви, разработанный Ринальди, а также проекты стенной живописи, два перспективных вида и изображение интерьера^[39]. Проект снова привлёк внимание специалистов^[40]. С его резкой критикой вступил архитектор А. Модюи, бывший одним из членов «Комитета по делам строений и гидравлических работ». 20 октября 1820 года он представил записку в Академию Художеств с замечаниями к проекту 1818 года. К записке прилагались чертежи, демонстрирующие ошибки Монферрана^[41].

Модюи ходатайствовал о прекращении всех строительных работ, кроме каменотесных и разборки тех частей сооружения, которые были предназначены к сносу. 14 июня 1821 года на заседании Академии художеств было объявлено о создании специального комитета по рассмотрению замечаний Модюи. В него вошли: А. Н. Оленин, Андрей и Александр Михайловы, А. И. Мельников, Гомзин, Вильстер, Беретти, В. П. Стасов, Бежанов и Бернаскони. По настоянию Александра I в комитет вошли также К. И. Росси, «каменный мастер» Руджи, инженеры П.-Д. Базен и М. Дестрем^[42]. Восемь месяцев, прошедших с обнародования замечаний Модюи до начала работы комитета, Монферран использовал для подготовки к защите^[43].

На первом заседании комитета (в августе 1821 года) были заслушаны два письма Модюи (Голицыну об остановке работ и Оленину о вопросах, поднятых в замечаниях к проекту, требующих первоочередного рассмотрения), его записка и возражения на неё Монферрана. Было решено рассмотреть утвержденные планы, фасады и разрезы здания и обследовать само здание в присутствии Монферрана. Первый осмотр постройки состоялся 15 августа^[42].

Кроме документов, поступивших из комиссии по постройке, комитет затребовал у Монферрана материалы, которые он должен был передать производителям работ, в том числе поперечный разрез собора и разрез одного из портиков «во всю ширину». Однако Монферран отвечал, что никаких других планов и разрезов у него нет, а рисунки, имеющиеся у него, не могут ничем помочь работе комитета «будучи одни от других совершенно различны». Монферран подчеркнул, что в его ответах на критику Модюи содержатся исчерпывающие сведения о проекте и что все работы он ведёт исключительно под руководством Бетанкура, не делая ничего без его разрешения^[44]. В этой ситуации комитет счёл необходимым сделать запрос комиссии по постройке, так как, если бы выяснилось, что Монферран был лишь исполнителем, выслушивать его объяснения не было смысла. Согласно же ответу комиссии, Монферран лично руководил работами до июля 1820 года, и только потом решение всех технических вопросов было возложено на Бетанкура^[45].

Для удобства работы комитета необходимо было сопоставить друг с другом по каждому пункту замечания Модюи и ответы на них Монферрана. Эту задачу взялся выполнить сам Оленин. Извлечения (Оленин убрал лишь рассуждения, не относящиеся «прямо к делу») вошли в два новых документа, которые получили все члены комитета. С 30 сентября по 2 октября 1821 года они были заслушаны на заседаниях комитета^[45]. Суть замечаний Модюи, имевших большой резонанс, сводилась к трём основным пунктам: сомнения в прочности фундамента, опасность неравномерной осадки здания и неправильное проектирование купола, размер которого превышал допустимые пределы и возможность обвала купола, опирающегося на разные по времени постройки пилоны^[46][47].

По мнению Модюи, Монферран не имел должной квалификации и опыта для работы над таким серьёзным проектом и, приступая к нему, не понимал, с какими трудностями сопряжено его воплощение. Ошибки, допущенные Монферраном в начале строительства, при условии продолжения его «ещё один год» без их исправления, могли бы привести к тяжёлым последствиям. Также, по словам Модюи, стоимость работ по перестройке должна была составить 40 миллионов рублей. В своём ответе Монферран, чтобы опровергнуть Модюи, предлагал изучить уже возведенные новые фундаменты собора, вопрос соединения существующего здания с новыми частями и решить можно ли построить купол по его проекту. По утверждению Монферрана, сумму в 40 миллионов рублей, в которую должны были обойтись строительные работы, он никогда не называл. В данном случае комитет лишь принял и претензии Модюи и ответы Монферрана к сведению, как «содержащие одни общие рассуждения», не вынеся по ним никакого решения^[48].

Следующее замечание Модюи касалось непосредственно фундаментов собора. По его утверждению, приступив к перестройке здания, Монферран не имел должного представления о существующих фундаментах, не знал, на какую глубину нужно будет закладывать новые и собирался их выполнить из бутовой плиты — способа, не подходящего для такого сложного сооружения. Согласно ответу Монферрана, он осматривал фундаменты под северным углом здания, а также с одним из членов комиссии исследовал погреба^[48]. В вопросе о забивке свайного фундамента под оба крыльца вновь сооружаемых портиков, что, по мнению Модюи, было излишним и повлекло за собой «ненужный крупный расход», комитет счел действия архитектора верными^[48].

Как считал Модюи, четыре пилона, на которые опирался фонарь с куполом третьего собора, оставить было «почти невозможно», так как фундамент под «вспомогательными опорами» не выдержит нагрузки существующих пилонов. Два старых пилона и два вновь сооруженных, по замыслу Монферрана, должны служить опорой для нового фонаря и купола. Модюи указывал, что пилоны, сооруженные в разное время, будут иметь неравномерную осадку. Чтобы избежать этой опасности, Модюи предлагал разобрать пилоны и фундаменты ринальдиевского собора. Возражая Модюи, Монферран дал понять, что изначально был связан условием сохранения части старого собора, по его словам, он хорошо представлял всю сложность соединения вновь возводимых частей сооружения со старыми. Но, по его мнению, это не было неразрешимой задачей. Монферран предлагал так же, как при строительстве парижского Пантеона увеличить толщину существующих пилонов гранитной кладкой со впуском в старую кирпичную. Соединенные скобами гранитные камни должны быть облицованы мрамором. Таким же образом архитектор предлагал построить новые пилоны. Тем не менее комитет посчитал, что при сохранении под существующими пилонами старых фундаментов, возведение тяжелого каменного купола небезопасно по причине неравномерной осадки^[49].

В объяснениях комитету Монферран подчёркивал свою зависимость от условий императора: «Поскольку из нескольких проектов, которые я имел честь представить, предпочтение было отдано тому, который уже осуществляется, то… следует обсуждать этот вопрос не со мной; мне надлежит скрупулёзно сохранить то, что приказано сохранить…». А в письме Ш. Персье Монферран уже откровенно признаётся: «Легко видеть, что, подчиняясь приказу императора, я не мог удовлетворительно решить купол». Таким образом проект 1818 года был признан неудачным не только членами комитета, но и самим автором. Комитет установил «невозможным произвести перестройку Исаакиевского собора по известным до сего времени проектам архитектора Монферрана».

Узнав о выводах, Александр I приказал комитету заняться исправлением проекта, соблюдая при этом условие «сохранения, если так можно, существующих стен, а более того старых и новых фундаментов». Также предписывалось сохранить основные черты проекта Монферрана — пять глав и колонные портики. Решение внутреннего пространства собора, главного купола, освещённости здания предоставлялось на усмотрение комитета. Монферрану разрешалось участвовать в работе на общих основаниях. В этом новом конкурсе помимо самого Монферрана участвовали архитекторы В. П. Стасов, А. И. Мельников, А. А. Михайлов-старший и другие^[50].

Проект 1825 года

Монферран учёл советы и замечания крупнейших русских архитекторов, инженеров, скульпторов и художников. По его новому проекту собор оформлялся четырьмя колонными портиками (в проекте 1818 года их было лишь два — южный и северный). Центральная часть собора подчёркивалась подкупольным квадратом, образованным четырьмя новыми опорными пилонами, поставленными шире остальных. Благодаря этому главный купол чётко вписывался в квадрат пилонов и исключалось его провисание. По углам основного объёма устанавливались четыре колокольни, как бы врезанные в стены. Теперь они располагались ближе к центральному куполу, чем в предыдущем проекте. Этим ещё более усиливалось квадратное построение собора^[51].

3 апреля 1825 года был утверждён новый проект Монферрана^[52]. Именно в таком виде и был построен современный Исаакиевский собор.

Строительство собора

Бюст Огюста Монферрана в Исаакиевском соборе, созданный из облицовочных камней, использованных при строительстве собора

Работы по сооружению фундамента начались ещё в 1818 году, по первому проекту Монферрана. Он поставил перед собой сложную задачу соединить старый и новый фундаменты. В этом принимал деятельное участие инженер Августин Бетанкур. Бетанкур писал Монферрану: «…я так был занят, что не имел возможности поговорить с вами о способах кладки фундаментов Исаакиевской церкви… Будьте добры осведомлять меня через каждые две недели о состоянии, в коем находятся работы по строительству церкви, не премину и я вам отвечать, указывая на всё полезное для прочности сооружения…», и: «…я <…> был рад узнать, что фундаменты этого здания были сделаны тем способом, какой я вам указал в предыдущем письме…»

Под фундамент собора вырыли глубокие траншеи, из которых выкачивали воду. Затем в грунт вертикально вбивали просмоленные сосновые сваи^[53] диаметром 26—28 см и длиной 6,5 м. Расстояние между сваями в точности соответствовало их диаметру. Сваи забивали в землю тяжёлыми чугунными бабами с помощью во́ротов, приводимых в движение лошадьми. По каждой свае делали десять ударов. Если после этого свая не входила в землю, то её с разрешения смотрителя обрезали. После этого все траншеи были соединены между собой и залиты водой. Когда вода замёрзла, сваи были спилены под один уровень, рассчитанный от поверхности льда^[53]. По словам Монферрана, под фундамент было забито 12 130 еловых свай^[48].

При устройстве фундамента Монферран применил сплошную кладку, так как считал, что «для фундаментов крупных зданий сплошная кладка предпочтительнее любого другого вида его выполнения, особенно… если здание строится на плоском и болотистом грунте…» Это позволило также лучшим способом связать старый ринальдиевский фундамент с новым и в значительной мере гарантировало здание от опасных последствий осадки.

Вырубку гранитных монолитов для колонн собора вели в каменоломне Пютерлакс недалеко от Выборга^[54]. Эти земли принадлежали помещице фон Экспарре. Преимуществами именно этого места для каменоломни были большой запас гранита, близость Финского залива с глубоким фарватером и почтового тракта. Вот что отметил в своём дневнике Монферран, впервые посетив каменоломню: «Удивление, которое мы испытывали, когда увидели… гранитные скалы, было, конечно, велико, но оно сменилось прямо восхищением, когда позже мы любовались в первом карьере семью необработанными ещё колоннами…»

Работами на каменоломне руководил подрядчик Самсон Суханов, который участвовал также в работах по созданию Ростральных колонн и Казанского собора. В Пютерлаксе он применил следующий метод выломки монолитов. На отвесной гранитной скале отмечали контур заготовки, затем по этой линии сверлили отверстия, в которые затем вставляли железные клинья. Сильные рабочие по условному знаку одновременно били по клиньям тяжёлыми кувалдами. Операция повторялась несколько раз до тех пор, пока не появится трещина. В неё закладывали железные рычаги с кольцами, в которых были закреплены канаты. За каждый канат брались по сорок человек и, оттягивая их в стороны, отодвигали заготовку. В образовавшийся промежуток закладывались берёзовые распорки, удерживавшие монолиты в таком состоянии. Далее рабочие пробивали отверстия в заготовке и запускали в них крючья с канатами, прикреплёнными к стоящим рядом во́ротам, с помощью которых монолит окончательно отделялся от скалы и скатывался на заранее приготовленный деревянный помост.

Часто посещая ломки, Монферран отмечал: «Добывание гранитов, труд сего рода во всех иных местах не весьма обыкновенный, встречают в России очень часто и весьма хорошо разумеют… работы, возбуждающие наше удивление к произведениям древности, здесь не что иное суть, как ежедневное дело, которому никто не удивляется».

Транспортировка из каменоломни осуществлялась на плоскодонных судах, специально для этого изготовленных на заводе Чарльза Берда. Монолиты колонн скатывали на морской берег, где их грузили на баржи. Каждое судно буксировали два парохода до пристани в Петербурге. Там монолиты выгружали и перевозили по специальному рельсовому пути на строительную площадку для их окончательной обработки. Применение этого рельсового пути на строительной площадке стало первым в России.

Следующим этапом строительства было возведение портиков до постройки стен собора. Такое решение архитектора, противоречащее правилам архитектуры, обуславливалось сложностью установки гранитных колонн.

Модель лесов, спроектированных А. Бетанкуром и применявшихся для подъёма колонн

Монферран сравнительно долгое время трудился под руководством А. Бетанкура. Бетанкур спроектировал леса и механизмы для подъёма колонн Исаакиевского собора, которые были реализованы Монферраном. На основе этих лесов и механизмов Монферран создал систему механизмов, с помощью которой установил в 1832 году Александровскую колонну на Дворцовой площади.

Для подъёма колонн были построены специальные леса, состоявшие из трёх высоких пролётов, образованных четырьмя рядами вертикальных стоек, перекрытых балками. В стороне были установлены 16 чугунных во́ротов-кабестанов, на каждом из которых работало по восьмеро человек. Колонну обшивали войлоком и циновками, обвязывали корабельными канатами и вкатывали в один из пролётов лесов, а концы канатов через систему блоков закрепляли на кабестанах. Рабочие, вращая во́роты, приводили монолит в вертикальное положение. Установка одной 17-метровой колонны весом 114 тонн занимала около 45 минут. Монферран в своих записях отмечал, «что деревянная конструкция лесов… столь совершенна, что при всех сорока восьми установках колонн ни разу не было слышно даже простого скрипа».

Первая колонна (крайняя справа в северном портике) была установлена 20 марта 1828 года^[55] в присутствии царской семьи, иностранных гостей, многих архитекторов, специально приехавших для этого торжества, и простых горожан, заполнивших площадь и крыши окрестных домов. Под основание колонны была заложена платиновая медаль с изображением Александра I.

Сооружение портиков завершилось к осени 1830 года, когда жители Петербурга уже могли видеть четыре двенадцатиколонных портика под временной кровлей и алтарную часть старой ринальдиевской церкви^[56].

Затем началась постройка опорных пилонов и стен собора. Тут применяли кладку из кирпичей, скреплённых известковым раствором. Для большей прочности применяли гранитные прокладки^[57] и металлические связи различного профиля. Толщина стен составляла от 2,5 до 5 м. Толщина наружной мраморной облицовки составляла 50—60 см, внутренней — 15—20 см. Она выполнялась одновременно с кирпичной кладкой, с помощью железных крючьев (пиронов), вставленных в специально высверленные для этого отверстия. Для устройства кровли были изготовлены стропила из кованого железа. Внутри южной и северной стен устроили вентиляционные галереи. Для естественного освещения собора над галереями аттика сделали световые галереи.

В 1836 году возведение стен и пилонов было завершено и началось сооружение перекрытий. Построенные кирпичные своды имеют толщину от 1,1 до 1,25 м и опираются на шесть пилонов. Помимо конструктивных кирпичных сводов были ещё сделаны декоративные, представлявшие собой железный каркас, покрытый металлической сеткой и облицованный искусственным мрамором. Между декоративными и конструктивными сводами оставлено пространство высотой в 30 см. Такое двойное перекрытие сводов является характерной особенностью собора, не встречавшейся ранее в других церковных сооружениях России и Западной Европы.

В 1837 году, когда было завершено основание купола, началась установка 24 верхних колонн^[58]. Колонны подымались наверх по наклонному настилу на специальных тележках при помощи оригинальных механизмов. Для поворота колонн использовались приспособления из двух чугунных кругов, в борозду нижнего из которых вставлялись шары.

Следующим этапом строительства собора было сооружение купола. Монферран стремился максимально облегчить купол без потери прочности. Для этого он предложил сделать его не кирпичным, как было предусмотрено проектом 1825 года, а полностью металлическим. Расчёты купола выполнил инженер П. К. Ломновский. Отливка металлоконструкций купола проводилась на заводе Чарльза Берда. При этом было использовано 490 тонн железа, 990 тонн чугуна, 49 тонн меди и 30 тонн бронзы. Купол Исаакиевского собора стал третьим куполом в мире, выполненным с применением металлических конструкций и оболочек (после башни Невьянского завода на Урале, построенной в 1725 году, и купола Майнцского собора — в 1828-м). Образцом послужил купол лондонского Собора Святого Павла, спроектированный Кристофером Реном. Но Монферран, заимствовав конструкцию, выполнил её из других материалов^[59].

Конструктивно купол состоит из трёх взаимосвязанных частей, образованных чугунными рёбрами: нижней сферической, средней — конической и наружной — параболической. Металлический каркас составлен из 24 рёбер двутаврового сечения. Полоса, соединяющая полки двутавра, перфорирована. Соединения частей каркаса были выполнены на болтах. Диаметр наружного свода составляет 25,8 м, нижнего — 22,15 м. Пространство между фермами было заложено пустотелыми гончарными горшками конической формы на перемычках из кирпича с заливкой промежутков между ними цемянкой из извести с расщебёнкой. Для сводов потребовалось около 100 тысяч таких горшков. Горшечные своды улучшают акустику храма, защищают от холода и значительно легче кирпичных сводов^[59].

Теплоизоляцию горшечных сводов выполнили из двух слоёв войлока с заливкой смолой. Войлок, в свою очередь, покрыли известково-песчаным раствором, который был окрашен масляной краской. Открытые части металлических конструкций были защищены также войлоком. Внутренний конический купол покрыт медными листами, окрашенными в голубоватый тон, с большими бронзовыми лучами и звёздами, создавшими эффектную картину ночного неба. Снаружи купол покрыт плотно пригнанными друг к другу медными позолочёнными листами.

Золочение куполов собора в 1838—1841 годах проводилось методом огневого золочения^[60][61]. В процессе получили отравление парами ртути и скончались 60 мастеров.

Всего же в строительстве собора приняло участие 400 000 рабочих — государственных и крепостных крестьян. Судя по документам того времени, около четверти из них умерло от болезней или погибло в результате несчастных случаев^[53]. Общие же затраты на строительство составили гигантскую сумму — свыше 23 млн рублей серебром^[62].

Длительный срок строительства собора (40 лет) современники Монферрана объясняли тем, что некий прорицатель предсказал архитектору смерть сразу после окончания строительства Исаакиевского собора. Поэтому архитектор не спешил со строительством. Монферран действительно прожил чуть меньше месяца после освящения собора^[63].

Стоимость строительства

Общая стоимость сооружения собора с 1818 до полного окончания работ в 1864 году составила 23,26 млн рублей серебром. Из них стоимость сооружения фундамента составила 2539 тыс. рублей ассигнациями, стоимость 48-ми гранитных колонн портиков с учётом их установки — 2612 тыс. рублей ассигнациями, кладка стен — 2505 тыс. рублей ассигнациями, их облицовка мрамором — ещё 7485 тыс. рублей ассигнациями, стоимость сооружения четырёх фронтонов портиков — 2278 тыс. рублей ассигнациями, крыши — 2445 тыс. рублей ассигнациями^[64].

Освящение

Торжественное освящение собора состоялось в 1858 году, 30 мая, в день памяти преподобного Исаакия Далматского, в присутствии императора Александра II и иных членов императорской семьи. Были выстроены войска, которых император приветствовал перед началом чина освящения, которое возглавил митрополит Новгородский и С.-Петербургский Григорий (Постников). На Петровской и Исаакиевской площадях были устроены трибуны для народа; соседние улицы и крыши ближайших домов были переполнены людьми^[66].

В связи со строительством и освящением собора Александром II была учреждена государственная награда — медаль «В память освящения Исаакиевского собора». Награждались ей лица, принимавшие участие в строительстве, украшении и освящении собора^[67].

В XIX веке

Через 6 лет после освящения собора и по завершении работы строительной комиссии, в 1864 году, здание собора было передано в ведение «Министерства путей сообщения и публичных зданий». При соборе были учреждены должности инспектора и архитектора, а также, для постоянного наблюдения за состоянием собора, было создано специальное «техническо-художественное совещание» из трех профессоров Академии художеств^[68].

В 1871 году Исаакиевский собор был передан под управление Министерства внутренних дел.

В 1879 году Иоанн Полисадов основал Общество проповедников для кафедры Исаакиевского собора — первое общество такого рода в столице^[69].

В 1883 году, статус Исаакиевского собора изменился: собор (как и храм Христа Спасителя в Москве) перешёл в двойное подчинение, ведомству православного исповедания в «хозяйственном отношении», и остался в ведении Министерства внутренних дел в «техническо-художественном» отношении^[68].

В это же время обсуждался вопрос, чтобы передать здание собора в единоличное управление духовного ведомства. Митрополиты обеих столиц выразили согласие, однако, ректор Академии художеств Александр Резанов выступил против, заявив, что не допустит ситуации, когда здание, стоившее 15 миллионов рублей и 45 лет труда, остается без наблюдения специалистов и «крупной материальной поддержки от правительства». Доводы Резанова приняли во внимание, и оба собора в «техническо-художественном» отношении остались в ведении Министерства внутренних дел. 25 мая 1883 года император Александр III утвердил «мнение Государственного Совета» по двум соборам, в третьей части Полного собрания законов Российской империи этот документ значится под номером 1600 и называется «О порядке заведования кафедральными соборами Исаакиевским в С.-Петербурге и Христа Спасителя в Москве»^[68].

В XX веке

Зенитчики на фоне ночного Исаакия

В начале ХХ века повторно возник вопрос о передаче Исаакиевского собора (и храма Христа Спасителя) в безраздельное управление ведомства православного исповедания. Мотивировалась необходимость такого изменения следующим образом: затруднения в управлении зданиями из-за их двойного подчинения — министерству внутренних дел и духовному ведомству. 28 октября 1908 года этот вопрос рассматривался на заседании Совета министров и статус соборов опять остался без изменений — двойное подчинение. Кроме того, для выяснения необходимого зданиям ремонта были образованы комиссии, куда вошли представители четырёх министерств — внутренних дел, финансов, ведомства православного вероисповедания и государственного контроля^[68].

На основании декрета об отделении церкви от государства здание собора и церковное имущество было национализировано. В 1918 году здание оказалось в ведении народного комиссариата имуществ республики, а уже в декабре 1919-го было передано в пользование прихожанам собора. Со стороны прихожан договор подписали более 30 человек, по его условию приход бесплатно пользовался собором, но был обязан обеспечивать оплату расходов по текущему содержанию здания (отопление, ремонт, охрана и тому подобное)^[70]. В мае 1922 года в ходе изъятия церковных ценностей из собора было изъято 48 кг золотых изделий, более 2 тонн серебряных украшений^[71]. 29 апреля 1922 года его настоятель протоиерей Леонид Богоявленский был арестован. В марте 1923 года собор перешёл под управление прихожан Православной российской церкви (обновленцев)^[72]. Договор о пользовании собором с общественной организацией (приходом) из-за ненадлежащего исполнения ими обязанностей был расторгнут; службы прекращены, когда президиум ВЦИК 18 июня 1928 года постановил «оставить здание собора в исключительном пользовании Главнауки в качестве музейного памятника»^[73]. 12 апреля 1931 года в соборе был открыт один из первых в Советской России антирелигиозных музеев^[74].

Во время Великой Отечественной войны собор пострадал от бомбёжек и артобстрела, на стенах и колоннах местами сохранены следы от снарядов. В соборе во время блокады хранились экспонаты музеев из пригородов Ленинграда, а также Музея истории города и Летнего дворца Петра I^[75].

3 сентября 1991 года Государственный банк СССР выпустил в обращение памятную монету номиналом 50 рублей с изображением Исаакиевского собора в серии «500-летие единого Русского государства». Монета изготовлена из золота 999-й пробы тиражом 25 000 экземпляров и весом 7,78 г^[76]

С 1948 года функционирует как музей «Исаакиевский собор». В 1950—1960-х годах проведены реставрационные работы. На куполе устроена смотровая площадка, откуда открывается панорама центральной части города. Внутри храма был установлен маятник Фуко (в настоящее время демонтирован), который благодаря огромной длине наглядно демонстрировал вращение Земли.

В 1990 году возобновлены церковные службы, в настоящее время (2017 год) они проходят ежедневно^[77].

Собор находился в ведении Государственного музея-памятника «Исаакиевский собор».

С 1968 по 2002 год директором музея был Георгий Бутиков.

В XXI веке

Собор находится в ведении Государственного музея-памятника «Исаакиевский собор».

С 2002 года и до января 2008 года директором музея был Николай Нагорский^[78], с 3 июня 2008 года — Николай Буров (бывший глава Комитета по культуре Петербурга). С 15 июня 2017 года директором музея назначен Юрий Витальевич Мудров^[79].