Июля 1904 года 7 час. 55 минут пополудни

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Местечко вершины р.Итудиски. Прилагая при сем два письма японского командира Гундзи, расположившегося войском при устье реки Озерной с 3-мя шхунами, представленные мне крестьянином Егором Ивойловским, как пожелавший, посланный согласно нашего постановления, от 12 июля с\г для того, чтобы ясней узнать силу врага, посмотрев прилагаемые при сем письма и постановили решить следующее:

1. Я, старший унтер-офицер Сотников, инструкцией господина штабс-капитана Векентьева от 24 мая с\г назначен заведывать обороной западного берега Камчатки от вторжения японских хищников заявляю Вам, братцы, мое мнение: на устье реки Озерной стоят три шхуны, вооруженные ружьями и пушками, полагаю, что на шхунах не менее 70-ти человек, а может и больше японцев, вооруженных врагов, я по долгу своей службы, готов сию минуту стать с ружьем в руках и итти против врага, даже мне стыдно будет сказать, чтобы я дал повод трусости, но так как я назначен защищать нашу жизнь и наше хозяйство исключительно с местными жителями, как с людьми мало к этому опытными, т.е. с Вами, братцы, а потому приглашаю Вас гг. старосты, которые в моем отряде и г.г. Ал. Мак. Селиванова и С.Карлсон и других опытных лиц заключить свое мнение, согласны ли итти завтра на врага или обождать завтра еще день, так как я вижу из писем Гудзи, что он уверен в покорении жителей Явина, и он намерен притти в селение, а если пойдет, то нами будет взят в плен. Приглашаю Вас, братцы, это хранить тайно. А там будет видно, что нам будет делать".

Старосты-камчадалы - Дмитрий Игнатьев, Иван Бутин, Дормидонт Антонов, отставной казак Александр Селиванов, торговец Северин Карлсон решили выждать еще один день, чтобы попытаться взять в плен Гундзи, который был настолько уверен в своей личной безопасности, что отправился в Явино на встречу с местными жителями в сопровождении двух солдат и доктора.

Июля 1904 г. 7 часов пополудни

ПРИКАЗ

По команде, сформированной для защиты селения Явино на р.Озерной. Вчера, т.е. 15 сего июля враг попутал и в 10 час. утра Бог помог нам взять в плен командира вражеского японского стана, называвший себя лейтенантом Гундзи, расположившегося с японским войском на р.Озерной, который разграбил, расхитил и разорил вскоре жителей сел.Явино, находящегося в нем святыню, часовню во имя Св. и.Чудотворца Николая, словом обезобразил все селение, до того, что наверно вам братцы, каждому смотреть на эту картину неприятно. Попытав узнать, спросил пленного командира Гундзю, что он думал, когда граничил нашу Русскую землю, называя ее принадлежащей уже японской империи в селении Явинском на часовне выкинул японский флаг, то он, Гундзи, сказал, что он сие место покорил и на своем месте, сделав укрепление, промышляет рыбу.

Нет, не дадим, братцы, заокружим японцам, чтобы их мерзкая нога стала на нашу Русскую землю и чтобы флаг развивался на нашей святыне; хотя наше вооружение и несравненно слабже, но пойдем, братцы, прикажем им сложить оружие, а нет, то отомстим хищникам японцам. В 11-ом часу сегодня двинемся на Озерную возьмем с собою двух пленных японских переводчиков, пусть скажут нам, если они сложат оружие, то возьмем всех в плен, а если не сложат, то ударим с оружием в руках. Команду я разделяю на два взвода, каждый взвод на два отделения; первым взводом будет командывать у.оф.Кузьмин, а вторым казак Ал.Мак.Селиванов. Я, с 1-м взводом пойду к табору японцев, отпущу к ним переводчика, с тем, чтобы японцы сложили оружие и сдались живыми, если что будет замечено в противоположную сторону, то открою огонь, Ал.Мак.Селиванов займет передовую линию дабы не пропустить японцев в главный их отряд, гле установлена батарея, рядовые Заганнов и Мишланов с своими отделениями должны остаться в заднем карауле, по кошке их строго должны караулить, чтобы не пробежали японцы, в случае побега останавливать, а не повинующихся стрелять. Братцы, подходя к табору, должна быть тишина и спокойствие, трусить и теряться не надо, да и уже тогда поздно./DIV>

Храбрецами, братцы, Бог владеет".

Японцы не приняли условий капитуляции и открыли огонь. Тогда ополченцы обрушились на них со всех сторон. Оккупанты были смяты и весь отряд - семнадцать человек - уничтожен. Со стороны русских было несколько легкораненых и погиб один человек - крестьянин Ксаверий Бируля.

Теперь нужно было решать, как поступить с основным отрядом японцев, расположенных в устье реки Озерной под защитой пушек.

Июля 1904 года. с.Явино

ПРОТОКОЛ

Я, заведующий обороной Западного берега, от вторжения японских хищников старший унтер-офицер Сотников с нижеподписавшимися составил настоящий протокол в следующем:

Сего числа вызвал из среды команды самых опытных людей всего 18 человек в 10 часов утра отправился с ними на Озерную для разведочной цели после дня нападения на них, т.е. 17 сего июля расположившегося там наприятеля хищников японцев, пользуясь туманом и сильно дождливой погодой, подошел с командою на расстояние 2 1\2 верст до места расположения японцев по времени на несколько минут горизонт от тумана открывало, укрывшись сделал наблюдение, у неприятеля видно: 2 шхуны стоят в реке, а третья из реки вышла совершенно простая и стоит недалеко от устья - верстах в 4-х в море, на берегу та же, что стояла раньше. В палатках, около них много шляющихся японцев, на берегу около палаток навязаны собаки, на мысе у мачты, кроме той которую видели явинский староста Игнатьев и Ивойловский, устроена новая батарея. В... во время наблюдения с юго-запада показалась 2-х мачтовая шхуна, которая подошла к реке Озерной, на шхуну выехала шлюпка, по сигналу, поданному со шхуны, и тотчас же отвалила на берег, а шхуна, не бросив якоря, повернулась и отправилась по тому же направлению. На шхуне, которая стоит на море, против устья выкинут красный флаг. Рассмотрев расположение хищников японцев, в 2 часа дня, пользуясь той же дождливой и туманной погодой вернулись обратно в с.Явино, рассчитывая, что посланные со шлюпкой искать шхуну "Мария"(отправленную для Сотникова с людьми из Петропавловска, двухмачтовую, которую они видели. - С.В.) уже вернулись и если будет запас хлебом, то постановили идти на хищников вторично, а если же шхуна "Мария", на которую была надежда, ушла, и уже с 19-го нет сухарей, довольствие наше рис и рыба, тогда против такого превосходства оружия японцев, нам невольно придется отступить и оставить Озерную без вторичного нападения, к тому же перед самым выходом на вышеописанную разведку мной получено донесение Нагорного и Колпаковского старосты, что на р.р. Ича и Колпаковой стоит 9-ть хищнических шхун, я решил подобрав оставшееся в целости имущество жителей для перевозки в Голыгино, оставить селение Явино и направиться для защиты северных селений Ича и Колпаковой, от вторжения японских хищников во внутрь селений".

Не только Сечи Гундзи, но и многие другие из его единомышленников в Японии, Америке и России ведать не ведали о происходящих на Камчатке событиях. Да и кто мог поверить, что Камчатка в самые короткие сроки оказалась способной выставить около пятисот отличных стрелков, способных противостоять не только высадке японских браконьеров, но и военного десанта. Поэтому пока единомышленникам пленного Гундзи мешал только один человек - неподкупный Сильницкий, и нужно было как можно быстрее избавиться от него, чтобы он не помешал решить все те вопросы, которые появится при безусловной победе Японии.

18 июля 1904 года в Петропавловскую бухту - Ковш - вошел американскй пароход "Минеола", на борту которого находился бессменный на протяжении 28 лет начальник Командорских островов статский советник Гребницкий, прибывший на Камчатку в такое тревожное для страны и полуострова время для разбора "всех камчатских дрязг" на основании особой инструкции, подписанной министром внутренних дел России Плеве, предоставляющий предъявителю особые полномочия.

"Петропавловский уездной начальник, т.е. Вы, г.Сильницкий, сошли с ума; находясь в совершенно бессознательном состоянии, Вы позволили себе учинить над жителями ряд насилий и даже стреляли в отца Благочинного. Помощник Ваш, Векентьев, будучи нервно расстроен, помогает Вам во всем. В стране паника. Такое положение вещей не может быть терпимо ни одной минуты, вследствии чего и на основании данных мне г.Министром Внутренних Дел полномочий я, с сего момента, устраняю г.Сильницкого, как сумасшедшего, от должности, и Петропавловским уездным начальником отныне является коллежский советник Павский".

Спешил господин Гребницкий.

А вот еще: "…г.Гребницкий поступал в отношении порученного ему Высшим Начальством дел как-то особенно, между прочим, уверен, что он уговорил меня ехать в Никольск-Амурский через Сан-Франциско, где для меня было уготовано уже помещение в доме умалишенных, поместить куда меня было так легко и свободно при наличности изложенного заключения о моей психике русского консула в Сан-Франциско и американских законов, до душевно больных оносящихся".

Но не вышло. "Г.Гребницкий отбыл, 8-го августа, на "Минеоле" в Охотск, предполагал зайти в селение Явино, где взять, между прочим, на борт сказанного парохода Сечи Гундзи, плененного Сотниковым, а так как сказанный пароход постигла у Тигиля авария, то все, кто находился в момент аварии на "Миноле", были приняты на борт английского судна "Альджеройн".

А на Камчатке продолжают идти бои. Сотни дружинников, забросив рыбные промыслы, то есть фактически обрекая свои семьи на голод, охраняли камчатское побережье.

10 ноября 1904 г. Сотников - командующему обороной Камчатки Векентье

"12 сентября с.г. я из командировки с западного берега Камчатки в Петропавловск вернулся, где 13-го в 9 часов утра явился к И.Д. Петропавловского уездного начальника г.Павскому, который не выслушав установленным порядком мой словесный рапорт, сидя за столом, закричал на меня "за что ты убивал японцев, они ведь мирные" . Я доложил г. Павскому, что первые японцы пришли в Камчатку, начали грабить мирных жителей до употребления в дело оружия и как не повинующие согласно приказов г. начальника уезда и инструкции г. штабс-капитана Векентьева после возможности были отражаемы не доводя до дальнейших грабежей жителей и издевательств над нашей святыней, за которую должны стоять и нерушимо охранять. На это г.Павский громко говорил, наколачивая по столу, "начальник был сумасшедший и приказы его дурацкие, а Векентьева и тебя повесят, за то что исполнял его приказы, а правительство понесет убытки за уничтоженные вами шхуны" и сказал "можешь идти".

Представленные мною с Ичи 2 пленных японца, находясь в Петропавловске, пользуясь полнейшей свободой, подготовив еще 2 японцев… в начале августа бежали шлюпкой, которых заметили на Лопатке, что они прошли на Шумшу. Преследование бежавших г.Павским не найдено нужным".

"15 июля 1905 г. г.Петропавловск

Дорогой Антон Петрович!

В Петропавловск прибыл я 12 мая. Из Охотска нас выехало трое: я, Лех и Жаба. Все себе представить не можете, что это было за путешествие. От Гижиги до Ямска форменный голод. Прибыли в село Иредь, не доезжая Тактояны и наткнулись на ужасную картину голода. У людей решительно ничего нет и первое что заявили они это: мы хотим есть, дайте нам есть.

За день до нашего приезда сюда, они добыли одну куропатку и делили ее на четыре семьи (около 20 человек). Мы снабдили их - сколько смогли - сухарями, чаем и сахаром. Это не люди, а какие-то живые мощи с единственным признаком жизни - движение. От Гижиги странствование уже пошло по корякам, ни слова не говорящим по-русски. Это тоже своего рода испытание.

Эти грязные юрты с их обитателями, зашитыми в шкуры оленя, эти разные маняла (любимое кушанье из оленьих кишок со всем содержимым, еще не остывшее и для большего вкуса помазанное толченой клюквой или брусникой) и т.п. прелести долго не изгладятся из памяти. Со временем я выпущу в печать все, испытанное мною в этом трудном пути; материалов у меня более чем достаточно. Снято до 100 фотографий, почти весь путь, а это вряд ли у кого найдется.

С приездом в Карагу я уже почувствовал, что попал в Богоспасаемую Камчатку. Кончились юрты и начались чистенькие камчадальские домики, увешанные внутри картинами Подпругинского торга.

Вы себе представить не можете, как рады были камчадалы моему приезду. Мне даже неловко было перед Лехом, что камчадалы с таким триумфом и неподдельною радостью приветствовали именно меня, а не его, как нового уездного начальника.

Везде и всюду только слышишь: слава тебе, Господи, один из наших начальников прибыл, а то мы и голову потеряли. Везде и всюду спрашивают про Вас, благословляют Вас и благодарят за добро. Верите ли, дорогой Антон Петрович, что все это видеть и слышать мне было более чем приятно.

В Ключах я и Лех были на сходе, где крестьяне поголовно заявили Леху, что лучшего начальника, как был Сильницкий, им и не надо и что все они благодарят Бога за это и помнят все Ваши заботы о них. Лех спросил у них, может ли он все это написать губернатору, они заявили, что просят даже. Не знаю писал ли он это. По остальным селениям, вплоть до Петропавловска, совершенно то же самое.

Во многих юртах существуют надписи такого содержания: "Господи, убери Павского и пошли нам Сильницкого или Векентьева", или просто: "Господи, пошли нам скорее Сильницкого или Векентьева" и т.п. По всей Камчатке только и слышны жалобы на Павского. Да, дорогой Антон Петрович, вы сделались камчатским народным любимцем, а благодаря Вам и на мою долю выпало это счастье.

Камчадалы говорят, что у них благодаря Вам и рубашка новая и на черный день записано.

В наше отсутствие соболь пал до 12 рублей.

Обыкновенная его цена понизилась до 20-25 руб.

Дороже 40 руб. и цены не было за соболя головку.

Ваши соболя до сего времени еще не проданы, а ясак, собранный при Павском, продан, в среднем соболь пошел по 40-45 рублей.

В конце мая прибыл пароход "Австралия" и на нем Гребницкий, который объявил казенные цены на соболя, насколько помню, цены эти - 50 руб., 35 и - кажется - 30. Перед Гребницким был барон Брюгген, этот фон-фарон совершенно изменился, ходит как опущенный в воду.

Гребницкий говорил, что барон последний год дослуживает в Компании. На место Кантора теперь Клопштос, он человек как будто и ничего, но балда какая-то. Контор получил какое-то другое назначение - доверенного по снабжению портов Охотского моря. Я думаю, что он будет главным доверенным. Берг так и не остался служить в Компании, как и говорил он. У него умерла жена Паничка. У Карякина Михаила тоже умерла жена. Берг теперь служит при городском управлении и у нас при штабе обороны, и получает и там и там.

Жаль его беднягу, мы ошиблись в его поступках, он честный человек. Тюшов женился на Ольге Русановой.

Единственное безобразное явление, отравляющий всякое существование, - это Павский. Боже, что это за гадина, это свинья какая-то, а не человек.

Чупятов теперь начальник Петропавловской дружины, подпоручик теперь, а все же гнус; Кузьмин - начальник облуковинского отряда - георгиевский кавалер, Нагорный - начальник конного отряда, тоже георгиевский кавалер 3 степ.; ст. унтер-оф. Чертов - начальник Большерецкого отряда, георгиевский кавалер 3 ст., Жаба заведывал обороной Западного берега, кавалер Св.Станислава 3 ст. с мечами и бантом, и Ваш покорный слуга, начальник обороны, кавалер Св.Станислава 2 ст. с мечами и бантом. И все, дорогой Антон Петрович, благодаря Вам. Искренно сожалею, что Вы отсутствуете, да и не я один. Семья моя в Охотске. Если удастся, проберусь за ней на пароходе. Ведь за это не судят, тем более, что все уже сделано. Пока у нас все благополучно. Обнимаю Вас крепко, любящий Вас В.Векентьев.

Гребницкий что-то политикует - мягко стелет.

Лех тоже что-то в политику ударился. С Лехом я живу в ладах, пока живу у них и столуюсь. Семья его приехала через Америку. Все боятся японцев".

28 ноября 1904 года Павский - военному губернатору Приморской области

"Я не беру на себя смелость говорить Вашему Превосходительству о необходимости какой бы то ни было награды начальникам отрядов, не усматривая из всего дела ни одного акта храбрости достойного награды, кроме актов полного бесчеловечия по отношению к хищникам, проявленного с нашей стороны совершенно невооруженным или недостаточно вооруженным, и акта трусости по отношеню к хищникам, о которых знали, как о более или менее вооруженных, как было на Озерной откуда хищники и не были прогнаны. Как бы то ни было, расправа с хищниками совершилась, раправа во всяком случае жестокая, не имевшая достаточных оснований. Вряд ли можно сомневаться, что и в нынешнее лето побережье Камчатки будет наваждено японцами, ожесточенными расправой и жаждущими мести, если только на защиту полуострова не будет послано какого-нибудь военного судна. На этот раз японцы по всей вероятности, далеко не удовольствуются ловлей рыбы, но займутся грабежом, а может быть, убийством жителей прибрежных селений и в настоящее лето действительно необходимо будет вооруженной силой встать всему камчатскому населению на защиту своих жизней и достояний…"

И получилось по Павскому, что в угрозе предстоящих военных действий на полуострове повинны были сами же камчатцы. В этом его заявлении звучала неприкрытая угроза: "Имея ввиду, что в Японии известно о взятии Гундзи, об уничтожении 12 рыболовных шхун и гибели более 150 человек японцев, как непосредственно от японцев, ушедших на спасшихся шхунах в Японию, так и через английское судно и американский пароход, можно думать, что Петропавловск в нынешнее лето подвергнется также нападению со стороны японских хищников ради отмщения за взятых в плен и убитых японцев".

Как в воду глядел господин Павский.