Write an essay about a relationship which has had an important influence on you. Use the material of the unit

Read the following story and do the assignments below.

ДОМ, ПОЛНЫЙ ЛЮБВИ

Меня послали в предместье, где живут богачи. Я явился слишком рано и от нечего делать решил обойти вокруг дома. Раньше, чем я успел позвонить, дверь распахнулась легко и бесшумно, и я услышал добрый голос, прошептавший приветствие.

- Пожалуйста, садитесь, - произнес мужчина добрым голосом, - чувствуйте себя как дома! Нам было так трудно, так трудно решиться, что я едва не ответил отказом. У нас не хватает духу покинуть детишек на целый вечер, но на этот раз я не мог отказаться.

- Не беспокойтесь, я вернусь пораньше. Нас, собственно, пригласили на один важный юбилей, но я обязательно постараюсь вернуться пораньше. Разлука с детьми для меня невыносима, я постоянно думаю о них. Мы, я и моя жена, живем ради детей, в них все наше счастье. Он протянул мне руку, и даже в легком рукопожатии я, казалось, ощутил эту печаль разлуки, эту глубокую тоску, овладевшую им.

Я выглянул в окно, заметил, как вспыхнули автомобильные фары, услышал шум запускаемого мотора и увидел, как ожили лучи в поисках выезда, и снова замерли. Мужчина вышел из машины, прошел в дом и с прежней доброй улыбкой извинился за возвращение – так тяжело расставаться – и написал на календаре номер телефона.

- На всякий случай, - сказал он.

Я закурил сигарету, сел, сложил тетради стопкой и уставился на телефон; вот сейчас, подумал я, позвонит он – мужчина с добрым голосом и с дружеской озабоченностью спросит, не проснулись ли дети, его единственная любовь. В это время наверху за балюстрадой послышалось странное царапанье в дверь, дверная ручка шевельнулась, словно кто-то пытался силой открыть дверь, но она, по-видимому, была заперта, и не открывалась, несмотря на стремительный танец ручки.

Я погасил сигарету, встал, и взглянул наверх, и тут до меня донесся жалобный стон, умоляющий невразумительный возглас. Я молча стоял и ждал: какое мне дело до жалобных звуков! Я пришел сюда ради детей; а наверху между тем забарабанили кулаками, отчаянно и беспорядочно, чье-то тело глухо ударилось в дверь. Я медленно поднялся на балюстраду, увидел торчащий в замочной скважине ключ и прислушался к нечеловеческим усилиями того, за дверью.

Я повернул ключ и стал в стороне, наблюдая за ручкой: она шевельнулась, а потом осторожно, почти недоверчиво поехала вниз. Дверь приоткрылась, и в ней показалась голова старика: заросшее лицо, и бессмысленная улыбка, улыбка алкоголика. На его лице отразилось несказанное удивление, недоверчивая радость от того, что дверь оказалась незапертой, он боком протиснулся в проход и направился ко мне, бормоча на ходу: «Спасибо, большое спасибо!» Он прислушался, не скрипит ли лестница, ведущая в детскую, и махнул рукой.

- Спят, - прошептал он. – Не проснулись.

Он опустился вниз и, потирая руки над огнем, сказал:

- Они оставили корабль, сбежали на сушу, я видел из окна.

Он взял бутылку за горлышко и, не взглянув на этикетку, наполнил рюмки.

- Хотите чистую рюмку? – спросил я.

- Оставь! – сказал он. – Сойдет и так. Из нее пил всего лишь мой сын, обойдусь и этой. Их обоих нет, и поэтому у меня увольнение. Когда они здесь, я не должен появляться на палубе.

Старик осушил вторую рюмку и тут же снова наполнил ее до краев, подошел ко мне и улыбнулся.

- Спасибо за увольнительную, юнга, − сказал он. – А то они никогда не пускают меня на берег, ни мой сын, ни его жена. О! У меня деловой сынок, он пошел дальше меня, владеет собственной фабрикой, а я был всего-навсего матросом первого класса. Поэтому они и держат меня взаперти, юнга, потому и не выпускают на берег. Они дрожат, дрожат как щепки, при мысли о том, что меня кто-то увидит, и когда к ним приходят гости, они суют мне за дверь полную бутылку вина. А я нынче пьянею от самой малости.

Услышав телефонный звонок, мы оба в испуге вскочили с мест. Старик бросился к лестнице с ужасом в глазах, беспорядочно размахивая руками. Я снял трубку. Звонила Мидди – мать детей. Она назвалась и спросила:

- Муж вернулся?

- Нет, − сказал я.

- Он будет с минуты на минуту, он уже в пути.

В ту же минуту два луча в крутом развороте скользнули по воротам и описали полукруг на стене. Приехал. Старик тоже увидел машину и когда я повернул голову в его сторону, он уже стоял наверху перед своей комнатой и торопливо сигнализировал мне руками. Я побежал по лестнице, понимая, что я делаю это ради него.

- Закрой, − выдохнул он, − закрой меня, юнга, запри скорей.

И он схватил мою руку и пожал ее, искренне, от всей души.

Он вернулся раньше времени: побуждаемый нетерпением и любовью, он приехал значительно раньше, чем я ожидал, и уже издалека я услышал его добрый голос:

- Ну как, они не вставали?

И не дожидаясь ответа, в пальто и кашне он проскользнул наверх. Немного погодя он спустился по лестнице, сияя от счастья, мимо комнаты старика и прошел прямо ко мне. Он положил свою короткую мясистую ладонь на мою руку, дыша глубокой радостью, и сказал: «Они спят в кроватке», и ради вежливости осведомился:

- Не правда ли, они очень милые?

- Да, − сказал я. – Очень милые.

(по новелле Зигфрида Ленца)