Глава iii. самоубийство и космические факторы

Но если индивидуальные предрасположения сами по себе не являются определяющими причинами само­убийства, они, быть может, способны оказать более значительное влияние в соединении с известными кос­мическими факторами. Ведь благоприятная матери­альная среда вызывает иногда развитие болезней, ко­торые без нее остались бы в зародыше; а можно пред­положить, что она способна вызвать фактическое про­явление той общей и чисто потенциальной склонности к самоубийству, которая присуща известным индиви­дам. В таком случае процент самоубийств нельзя уже было бы рассматривать как социальное явление; буду­чи результатом сочетания определенных физических причин и некоторого психоорганического состояния, он всецело или главным образом свелся бы к явлениям психопатологического порядка. Правда, таким путем было бы, конечно, очень трудно объяснить, почему каждая социальная группа характеризуется вполне определенным процентом самоубийств, ведь космичес­кая среда не изменяется сколько-нибудь заметно при переходе от одной страны к другой. Тем не менее один важный результат все же, по-видимому, может быть здесь достигнут: могут быть объяснены по крайней мере некоторые колебания относительного числа самоубийств без вмешательства социальных причин.

Среди факторов этого рода только двум приписыва­лось до сих пор влияние на число самоубийств, а имен­но климату и температуре различных времен года.

I

Вот как распределяются самоубийства на карте Ев­ропы в зависимости от широты места:

от 36°—43° широты	21,1 самоубийства	на 1 000 000 жит.
» 43°— 5° »	93.3 »	»
» 5°—55° »	172,5 »	»
Свыше 55° »	88,1 »	»

Как видим, минимум самоубийств приходится на юг и север Европы; в центре процент их наиболее высок; Морселли внес сюда еще больше точности, установив, что пространство, ограниченное 47° и 57° широты, с одной стороны, 20° и 40» долготы — с другой, является местом преимущественного развития самоубийств. Эта зона почти вполне совпадает с наиболее умеренной областью Европы. Следует ли видеть в этом совпадении результат климатических влияний?

Морселли отвечает на этот вопрос утвердительно, хотя и не без некоторого колебания. В самом деле, трудно усмотреть, в чем может заключаться связь между умеренным климатом и склонностью к самоубийству; нужно чрезвычайно строгое совпадение фак­тов, чтобы сделать подобного рода гипотезу приемлемой. Между тем в действительности не наблюдается такого строго определенного соотношения между са­моубийством и тем или другим климатом; несомнен­но, наоборот, что самоубийство процветало в самых различных климатах. В настоящее время Италия срав­нительно мало подвержена этому бедствию; но оно было там чрезвычайно распространено во времена империи, когда Рим был столицей цивилизованной Европы. Равным образом в известные эпохи оно до­стигало значительного развития под жгучим небом Индии (см.: кн. II, гл. IV).

Уже самые очертания этой зоны доказывают, что климат не является причиной тех многочисленных убийств, которые в ней совершаются. Пятно, образу­емое ею на карте, состоит не из одной полосы, более или менее ровной и одинаковой на всем своем протя­жении, включающей в себя все страны с одним и тем же климатом, но явно разбивается на два отдельных пятна: одно, имеющее своим центром Ile-de-France и прилежащие департаменты, другое — Саксонию и Пруссию. Таким образом, интересующая нас зона совпадает не с какой-либо областью, строго опреде­ленной в климатическом отношении, а с двумя глав­ными очагами европейской цивилизации. Следователь­но, именно в характере этой цивилизации, в способе е распределения между различными странами, а не в та­инственных свойствах климата следует искать при­чины неодинаковой наклонности народов к самоубий­ству.

Подобным же образом может быть объяснен и дру­гой факт, который отметил уже Герри, а Морселли подтвердил новыми наблюдениями и который, хотя и допускает известные исключения, тем не менее носит достаточно общий характер. В странах, которые не входят в состав центральной зоны, области, наиболее приближающиеся к ней как с севера, так и с юга, вместе с тем наиболее обильны самоубийствами. Так, например, в Италии самоубийства особенно распространены на севере, тогда как в Англии и Бельгии они преоблада­ют на юге. Нет, однако, никакого основания приписы­вать эти факты близости умеренного климата. Не есте­ственнее ли предположить, что идеи, чувства — одним словом, все те социальные стимулы, которые с такой силой толкают на самоубийство жителей Северной Франции и Северной Германии, находят себе место и в соседних с ними странах, живущих приблизительно той же жизнью, хотя и с меньшей интенсивностью.

В Италии до 1870 г. северные провинции насчиты­вали больше всего самоубийств, центр следовал за ними, а юг занимал последнее место. Но мало-помалу расстояние между севером и центром уменьшилось, и в конце концов они поменялись местами. Между тем климатические условия различных районов остались неизменными. Изменилось только одно: вследствие завоевания Рима в 1870 г. столица Италии была перенесена в центр страны. Научное, артистическое, эконо­мическое движения переместились в том же направле­нии. Самоубийства последовали за ними.

Нет, таким образом, никаких оснований настаивать на вышеприведенной гипотезе, которую решительно ничто не подтверждает и которой противоречит столь­ко фактов.

II

Влияние температуры различных времен года, по-ви­димому, лучше установлено. Соответственные факты допускают различные толкования, но наличность их не подлежит никакому сомнению.

Если, вместо того чтобы наблюдать факты, мы попытаемся путем априорных соображений предска­зать, какое время года должно наиболее благоприят­ствовать самоубийствам, то мы естественнее всего остановимся на мысли, что этим временем года долж­ны быть те месяцы, когда солнце показывается наибо­лее редко, когда температура наиболее низка, когда погода наиболее сыра. В самом деле, тот унылый вид, который принимает в это время природа, должен, по-видимому, неизбежно располагать к мечтательно­сти, пробуждать тоскливые настроения, вызывать ме­ланхолию. К тому же как раз в этот период жизнь оборачивается к людям самой суровой своей стороной, ибо в холодные месяцы, с одной стороны, требуется усиленное питание для пополнения недостатка естест­венной теплоты, с другой стороны, добывание пищи затрудняется. Вот те соображения, исходя из которых еще Монтескье считал холодные и сырые страны осо­бенно благоприятной почвой для развития само­убийств; и в течение долгого времени это мнение прини­малось всеми безапелляционно. Применяя его к отдель­ным временам года, пришли к мысли, что осенью самоубийства должны достигать своего апогея. Хотя уже Esquyrol высказал сомнение в точности этой теории, тем не менее Falret все еще принимает ее в принципе. В настоящее время статистика ее окончательно опровер­гла. Не зимой, не осенью достигает число самоубийств своего максимума, а летом, когда природа имеет самый радостный вид, а температура самая мягкая. Человек предпочитает расставаться с жизнью в тот момент, когда она для него наиболее легка. В самом деле, если разбить год на два полугодия — одно, содержащее в се­бе шесть самых теплых месяцев (с марта до августа включительно), и другое, состоящее из шести самых холодных месяцев, то, как оказывается, преоблада­ющее число самоубийств всегда падает на первое из них. Нет ни одной страны, которая бы составляла исключение из этого правила. Соответственная пропор­ция самоубийств везде одинакова — пределы отклоне­ния не превышают нескольких единиц. Из 1000 ежегод­ных самоубийств от 590 до 600 приходится на летние месяцы и только 400 — на остальную часть года.

Соотношение между самоубийством и колебания­ми температуры может быть даже определено с боль­шей точностью.

Если мы условимся называть зимой три месяца — с декабря до февраля включительно, весной — март, ап­рель и май, летом — июнь, июль и август и осенью — остальные три месяца и если мы распределим эти четыре сезона соответственно тому месту, которое занимает в течение каждого из них смертность от самоубийства, то мы почти всегда найдем, что лето стоит на первом месте. Морселли имел возможность сравнить с этой точки зрения 34 различных периода в 18 европейских государствах и констатировал, что в 30 случаях, т. е. в 88 из ста, максимум самоубийств падает на летний период, только в трех случаях — на весну и в одном случае — на осень. Это последнее уклонение, наблюдавшееся в одном только великом герцогстве Баденском и в один только момент его истории, не имеет значения, ибо оно есть результат подсчета, охватывающего слишком короткий проме­жуток времени; к тому же оно не повторялось в по­зднейшие периоды. Три прочих исключения столь же малодоказательны. Они относятся к Голландии, Ир­ландии и Швеции. Что касается двух первых стран, то те цифровые данные, которые послужили осно­ванием для вычисления сезонной средней, слишком малочисленны для того, чтобы из них можно было делать какие бы то ни было достоверные выводы,— в Голландии было зарегистрировано всего 387, в Ир­ландии— 755 случаев. К тому же статистика у обоих этих народов не получила еще достаточно авторитет­ной постановки. Наконец, в Швеции данный факт был констатирован только в течение периода 1835— 1851 гг. Таким образом, если ограничиться теми го­сударствами, относительно которых мы имеем совер­шенно несомненные сведения, то установленный выше закон окажется абсолютным и всеобщим.

Период, на который падает минимум самоубийств, отличается не меньшей правильностью: в 30 случаях из 34, т. е. в 88 из ста, он приходится на зиму; в четырех случаях — на осень. Четыре отклоняющиеся страны: Ирландия, Голландия (как и в предыдущем случае), Бернский кантон и Норвегия. Мы уже знаем, насколь­ко малоубедительны две первые аномалии; третья еще менее доказательна, так как она выведена из наблюде­ния всего 97 самоубийств. Итак, в 26 случаях из 34, т. е. в 76 из ста, сезоны располагаются в следующем поряд­ке: лето, весна, осень, зима. Этот закон без малейшегоисключения наблюдается в Дании, Бельгии, Франции, Пруссии, Саксонии, Баварии, Вюртемберге, Австрии, Швейцарии, Италии и Испании.

Пользуясь этим бесспорным фактом, Ферри и Мор-селли пришли к выводу, что температура воздуха име­ет на наклонность к самоубийству прямое влияние и что чисто механическое действие, оказываемое жа­рою на мозговые функции человека, заставляет после­днего кончать с собой. Ферри пытался даже объяснить, каким образом это происходит.

С одной стороны, говорит он, жара увеличивает возбуждаемость нервной системы, а с другой, посколь­ку в жаркое время года организм не нуждается в боль­шой массе продуктов для поддержания температуры своего тела на желаемой высоте, получается избыточ­ное накопление сил, которые, естественно, ищут себе выхода. Вследствие этой двойной причины летом на­блюдается чрезмерное развитие активности, избыток жизни, рвущейся наружу и могущей проявиться только в форме насильственных действий; самоубийство явля­ется одним из таких проявлений, убийство—другим, и Потому количество добровольных смертей увеличи­вается в течение лета, равно как и чисто уголовных преступлений. Кроме того, психическое расстройство во всех его видах также особенно сильно, по общему мнению, развивается летом; поэтому естественно, что самоубийство, в силу своей связи с сумасшествием, обнаруживает ту же картину. Эта соблазнительная по своей простоте теория кажется на первый взгляд впол­не совпадающей с фактами; представляется даже, что она есть их непосредственное выражение. На самом деле это далеко не так.

III

Раньше всего эта теория дает очень спорную концеп­цию самоубийства, предполагая, что ему всегда пред­шествует психологическое состояние крайнего возбуж­дения и что оно само есть насильственное действие, возможное только при наличности большого запаса сил. В действительности самоубийство, наоборот, ча­сто является результатом крайней подавленности. Ес­ли встречаются самоубийства в состоянии экзальтации и раздражения, то не менее часто совершаются онив состоянии пассивной тоски; в дальнейшем мы будем иметь случай указать примеры этого рода. Совершенно невозможно допустить, чтобы жара одинаковым обра­зом действовала на эти два вида самоубийств. Если она вызывает один, то должна подавлять другой. Усилива­ющее влияние, которое она может проявлять по отно­шению к одним индивидам, должно нейтрализоваться и как бы аннулироваться тем умиротворяющим дейст­вием, которое она производит на других; поэтому ее влияние не должно было бы проявляться таким ярким образом, в особенности в статистических данных. Ко­лебания статистических цифр в зависимости от времен года должны иметь какую-нибудь другую причину; что же касается утверждения, что здесь мы имеем простой отзвук аналогичных и одновременных колебаний в об­ласти психических расстройств, то .для такого объясне­ния надо допустить существование более тесной и непо­средственной связи между самоубийством и сумасше­ствием, чем это наблюдается в действительности. К то­му же еще не доказано, что времена года одинаковым образом влияют на эти два явления. И если бы даже параллелизм этих двух явлений был несомненен, оста­вался бы под большим сомнением вопрос о том, зави­сят ли подъем и падение кривой сумасшествия от изменений температуры. Совершенно неизвестно, не производят ли этого результата или не способствуют ли ему причины совершенно другого рода.

Но прежде чем принять то или другое объяснение этого приписываемого жаре влияния, посмотрим, существует ли оно в действительности.

Из некоторых наблюдений, по-видимому, действи­тельно следует, что слишком сильная жара может побудить человека лишить себя жизни. Во время еги­петской экспедиции число самоубийств во французской армии увеличилось, и это обстоятельство было припи­сано влиянию высокой температуры. Под тропиками часто наблюдается, что люди внезапно бросаются в море в тот момент, когда лучи солнца падают совер­шенно вертикально. Доктор Дитрих рассказывает, что во время кругосветного плавания, совершенного в 1844—1847 гг. графом Карлом Тортцом, он обратил внимание на своеобразный непобедимый позыв, овла­девавший матросами экипажа; он называет это явле­ние «the horrors» и описывает его следующим образом: «Болезненное состояние проявляется обыкновенно зимой, когда, после продолжительного плавания, мат­росы сходят на сушу, без всяких предосторожностей садят£я около жарко растопленной печи и предаются, согласно установившемуся обычаю, излишествам вся­кого рода. С возвращением на корабль начинают про­являться симптомы ужасного «horrors». Какая-то непо­бедимая сила толкает людей, находящихся в этом состоянии, бросаться в море; умопомешательство охва­тывает их во время работы на вершине мачт, иногда припадок случается во время сна. и несчастные выбега­ют на палубу, испуская ужасные крики». Равным об­разом наблюдали, что сирокко, который неизбежно сопровождается удушливой жарой, оказывает анало­гичное влияние на самоубийство.

Но не только жара имеет такое влияние на количе­ство добровольных смертей; то же самое наблюдается и по отношению к холоду. Говорят, например, что при отступлении из Москвы во французской армии наблю­дались многочисленные случаи самоубийства. Очевид­но, эти факты нисколько не объясняют, почему регуляр­но летом число самоубийств больше, чем осенью, и осенью больше, чем зимою. Если что и можно заключить из вышеуказанного, так только то, что температуры чрезмерно низкая и чрезмерно высокая влияют одинаково на количество самоубийств. Вполне понятно, что крайности всякого рода, внезапные и рез­кие перемены в физической среде потрясают организм человека, расстраивают нормальное отправление его функций и вызывают своего рода помешательство, в течение которого мысль о самоубийстве может заро­диться и, если ничто не рассеет ее, даже реализоваться. Но между этими исключительными и ненормальными пертурбациями и теми количественными изменениями, которые испытывает температура в течение каждого года, нет никакой аналогии. Вопрос остается совер­шенно открытым, и разрешения его надо искать в ана­лизе статистических данных.

Если бы температура была основной причиной кон­статированных нами колебаний, то число самоубийств изменялось бы так же регулярно, как и она. Между тем мы видим совершенно обратное. Весною лишают себя жизни чаще, чем осенью, хотя погода в это время несколько холоднее.

Таким образом, в то время как термометр подни­мается на 0,9° во Франции и на 0,2° в Италии, число самоубийств уменьшается на 21% в первой и на 35% — во второй. Точно так же зимняя температура в Италии гораздо ниже, чем осенняя (2,3° вместо 13,1°), и тем не менее число самоубийств почти одинаково в обоих временах года (196 случаев в одном и 194 — в другом). Разница между летом и весной по отношению к коли­честву совершаемых в них самоубийств всюду очень невелика, тогда как соответственная разница в тем­пературе воздуха весьма значительна. Во Франции для второго явления разница 78%, для первого только 8%, в Пруссии— 121 и 4%.

Эта независимость количества самоубийств от тем­пературы еще более очевидна, если наблюдать число самоубийств не по временам года, а по месяцам. В са­мом деле: месячные изменения подчинены следующе­му закону, применимому ко всем странам Европы. Начиная с января включительно число самоубийств регулярно увеличивается из месяца в месяц вплоть до июня, а начиная с этого момента до конца года прави­льно падает. Чаще всего — в 62 случаях из 100 — мак­симальное число самоубийств падает на июнь, в 25 случаях — на май ив 12 — на июль. В 60 случаях из 100 минимум падает на декабрь, в 22 — на январь, в 15 — на ноябрь и в 3 — на октябрь. К тому же и наиболее заметные отклонения от этого общего закона выведе­ны из такого малого числа случаев, что не могут иметь большого значения. Там, где можно проследить движе­ние самоубийств на большом протяжении времени, как, например, во Франции, мы видим, что число их повышается вплоть до июня, затем уменьшается вплоть до января, причем разница между крайними точками не меньше 90—100% в среднем. Таким об­разом, количество самоубийств достигает своего мак­симума не в самые жаркие месяцы года — июль и ав­густ, а наоборот, в августе интенсивность этого явле­ния значительно уменьшается. Точно так же в боль­шинстве случаев минимальное количество самоубийств наблюдается не в январе, который явля­ется самым холодным месяцем, а в декабре.

В одной и той же стране в течение месяцев, когда температура остается неизменной, пропорция само­убийств самая разнообразная (например, май и сен­тябрь, апрель и октябрь — во Франции, июнь и сен­тябрь— в Италии и т. д.). Но часто наблюдается об­ратное явление: например, январь и октябрь, февральи август во Франции насчитывают одинаковое число самоубийств, несмотря на громадную разницу в тем­пературе; то же самое наблюдается в апреле и июле в Италии и Пруссии. Больше того, относительные цифры почти идентичны для каждого месяца в этих различных странах, хотя месячные температуры в них крайне разнятся между собою. Так, например, май, температура которого 10,47° в Пруссии, 14,2° во Фран­ции, 18° в Италии, дает в первой стране 104 случая самоубийства, во второй—105, в третьей—103.

Можно сказать то же самое почти обо всех других месяцах. Особенно замечателен в этом отношении де­кабрь. Его доля в общем годовом числе самоубийств совершенно одинакова для трех наблюдаемых стран — 61 на тысячу, а между тем температура в это время года, достигая 7,9° в Риме, и 9,5° в Неаполе, в Пруссии не поднимается выше 0,67°. Не только месячная тем­пература в разных странах различна, но и изменяется она по различным законам. Так, во Франции темпера­тура сильнее повышается от января до апреля, чем от апреля до июля, тогда как в Италии — наоборот. Меж­ду термометрическими изменениями и числом само­убийств нет никакого соотношения. Если бы темпера­тура действительно оказывала то влияние, которое ей приписывают, то влияние это сказывалось бы и в гео­графическом распределении самоубийств: наиболее жаркие страны должны были бы насчитывать наиболь­шее количество их. Подобный вывод напрашивается с такой очевидностью, что к нему прибегает даже итальянская школа; она пытается доказать, что на­клонность к убийству также увеличивается с повыше­нием температуры. Ломброзо и Ферри хотели устано­вить, что число убийств, возрастая летом по сравне­нию с зимой, в то же время оказывается на юге более значительным, чем на севере. К несчастью, поскольку дело касается самоубийств, фактические данные гово­рят против итальянских криминалистов, так как в юж­ной части Европы самоубийство развито всего слабее: в Италии — в 5 раз меньше, чем во Франции, в Испа­нии и Португалии оно почти не встречается. На фран­цузской карте самоубийств единственное сколько-ни­будь светлое пятно падает на департаменты, располо­женные к югу от Луары. Конечно, мы не хотим ска­зать, что такое распределение самоубийств действите­льно является результатом температуры, но, каковабы ни была его причина, оно представляет собою факт, несогласный с теорией, рассматривающей жару как стимул самоубийства.

Сознание этих затруднений и противоречий заста­вило Ломброзо и Ферри слегка изменить доктрину своей школы, не отказываясь, однако, от ее основного принципа. Согласно приводимому у Морселли мнению Ломброзо, наклонность к самоубийству вызывается не столько высокой температурой, сколько наступлением первых жарких дней, т. е. самим контрастом между проходящим холодом и наступающим теплом. Внезап­ные жары застигают врасплох человеческий организм, еще не привыкший к новой температуре. Но достаточ­но самого беглого изучения фактов, для того чтобы убедиться в том, что это объяснение лишено всякого основания. Если бы оно было правильно, то кривая, обозначающая месячное движение самоубийств, долж­на была бы быть горизонтальной в течение осени и зимы, затем сразу повыситься в момент наступления первых жаров, являющихся источником всех бед, и столь же внезапно опуститься, когда организм успел приспособиться к новым условиям. Мы видим, наобо­рот, что поступательное движение происходит крайне правильно, увеличение в течение всего времени, пока оно существует, почти одинаково из месяца в месяц; кривая поднимается от декабря до января, от января до февраля, от февраля до марта, т. е. в течение месяцев, когда еще очень далеко до первых жаров, и прогрессив­но опускается между сентябрем и декабрем — в тот момент, когда жаркие дни уже давно окончились, так что это явление нельзя приписать их прекращению. Но когда же начинаются жары? Обыкновенно говорят, что они появляются в апреле, и действительно, от марта до апреля термометр поднимается с 6,4° до 10,1°; повыше­ние, следовательно, доходит до 57%, тогда как от апреля до мая оно только 40%, от мая до июня — 21%. Поэтому максимальное число самоубийств должно было бы падать на апрель; на самом деле увеличение числа самоубийств, наблюдаемое в это время, не выше, чем за период от января до февраля (18%). Наконец, так как это приращение не только поддерживается, но и возрастает — правда, более медленно — до июня и даже до июля, то очень трудно приписать его влия­нию весны, если не продолжить эту часть года до конца лета, исключив только один август.

Кроме того, если бы первые теплые дни влекли за собою столь трагические последствия, то первые холо­да должны были бы иметь такое же влияние: они также застают организм в тот момент, когда он отвык уже от низкой температуры; они расстраивают отправле­ние жизненных функций до тех пор, пока не наступит полное приспособление. Тем не менее осенью не замет­но никакого возрастания, которое хоть немного было бы похоже на наблюдаемое весной. Поэтому мы совер­шенно не понимаем, каким образом Морселли, при­знав, что, согласно его теории, переход от тепла к хо­лоду должен иметь те же результаты, что и обратный переход, мог добавить: «Это действие, оказываемое первыми холодами, может быть проверено или стати­стическими таблицами, или — еще лучше — вторичным повышением всех наших кривых осенью, в октябре и ноябре, т. е. в то время, когда переход от теплого времени года к холодному сильнее всего ощущается человеческим организмом, и в особенности нервной системой».

Даже из цифр, приведенных Морселли, вытекает, что от октября до ноября число самоубийств почти не увеличивается ни в одной стране, а, наоборот, умень­шается. Исключение составляют лишь Дания, Ирлан­дия и Австрия в течение одного только периода (1851 — 1854гг.) и увеличение в этих случаях мини­мальное. В Дании число самоубийств увеличивается с 68 до 71 на 1000; в Ирландии — с 62 до 66, в Авст­рии— с 65 до 68. Точно так же в октябре увеличение наблюдается только в 8 случаях из 31, а именно в тече­ние одного периода в Норвегии, Швеции, Саксонии, Баварии, Австрии, Пруссии, герцогстве Баденском и в течение двух периодов — в Вюртемберге. Во всех других случаях число самоубийств или уменьшается, или остается в стационарном состоянии. В общем, в 21 случае из 31, т. е. в 67 из 100, между сентябрем и декаб­рем наблюдается регулярное уменьшение.

Полная непрерывность кривой как во время прогрес­сивной, так и во время обратной фазы доказывает, что месячные колебания количества самоубийств не могут вытекать из преходящего кризиса организма, возника­ющего один или два раза в году в результате внезапного и временного нарушения общего равновесия. Эти изме­нения могут зависеть только от причин, изменяющихся в свою очередь с той же непрерывностью.

IV

Невозможно не заметить с самого начала, каковы эти причины. Если сравнить долю каждого месяца в об­щем годовом числе самоубийств со средней долготою дня того же времени года, то мы заметим, что два полученных таким образом ряда цифр изменяются совершенно одинаково. Параллелизм получается пол­ный. Максимум и минимум в обоих случаях наступает одновременно; в промежутках явления обоего рода идут pori passu. Когда дни быстро увеличиваются, то значительно увеличивается и число самоубийств (от января до апреля); когда замедляется увеличение дня, то же происходит и с количеством самоубийств (от апреля до июня). Такое же соответствие наблюдается в период уменьшения. Даже различные месяцы, у кото­рых длина дня почти одинакова (июль и май, август и апрель), имеют одинаковое число самоубийств.

Такое регулярное и определенное совпадение не мо­жет быть случайным. Между движением самоубийств и увеличением дня должно существовать соотношение. Помимо того что эта гипотеза вытекает непосредст­венно из имеющихся данных, она объясняет нам отме­ченный выше факт. Мы уже видели, что в главнейших европейских государствах количество самоубийств рас­пределяется одинаковым образом по различным вре­менам года (сезонам или месяцам). Теория Ферри и Лом-брозо совершенно не могла объяснить этого любо­пытного единообразия, так как температура очень раз­лична в разных странах Европы и неодинаково изменя­ется, а долгота дней, наоборот, почти одна и та же для всех подвергнутых нами сравнению государств.

Но что окончательно подтверждает существование этого соотношения, так это тот факт, что в каждом времени года большинство самоубийств совершается днем. Brierre de Boismont имел возможность рассмот­реть 4595 случаев самоубийства, совершенных в Пари­же между 1834 и 1843 гг. Из 3518 случаев, время совер­шения которых удалось установить, 2094 произошли днем, 766 — вечером и 658 — ночью. Число само­убийств, совершенных днем и вечером, составляет ⁴/5 общей суммы, а одни только самоубийства, совершен­ные днем, дают ³/₅ общего числа.

Прусская статистика собрала по данному вопросу более многочисленные данные. Они относятся к 11 822случаям, имевшим место на протяжении 1869— 1872 гг. Они только подтверждают заключение Brierre de Boismont. Очевидно, что перевес оказывается на стороне дневных самоубийств. Но если день дает боль­ше самоубийств, чем ночь, то, естественно, число их увеличивается по мере того, как удлиняется день.

Чем же объясняется такое влияние дня?

Конечно, для объяснения этого обстоятельства нель­зя ссылаться на действие, оказываемое солнцем и тем­пературой. Количество самоубийств, совершенных среди дня, т. е. в момент самой сильной жары, гораздо менее многочисленно, чем то, которое наблюдается вечером или утром. Ниже мы даже увидим, что в са­мый полдень число самоубийств значительно умень­шается. За устранением этого объяснения остается еще одно: днем совершается большее число самоубийств потому, что день — это время наибольшего оживления человеческой деятельности, когда скрещиваются и пе­рекрещиваются человеческие отношения, когда социа­льная жизнь проявляется наиболее интенсивно.

Некоторые имеющиеся у нас сведения относитель­но того, каким образом число самоубийств распреде­ляется на протяжении дня или на протяжении недели, подтверждают это предположение. На основании 1993 случаев, отмеченных Brierre de Boismont в Париже, и 548 случаев, относящихся к общему числу само­убийств во Франции, собранных Терри, она показыва­ет, какие значительные колебания имеют место в тече­ние 24 часов.

Существует два момента, когда самоубийство до­стигает своего зенита: это те часы, в течение которых совершается наибольшее количество дел,— утро и вре­мя после полудня. Между этими двумя периодами существует время отдыха, когда общая деятельность приостанавливается, а с нею приостанавливается и со­вершение самоубийств. Это ослабление падает на 11 часов утра в Париже и на 12 часов — в провинции. В департаментах этот период более продолжителен и более заметен, чем в столице, так как провинциалы в это время обедают; приостановка самоубийств там также ярче выражена и более продолжительна. Прусские статистические данные позволяют сделать аналогичные выводы.

С другой стороны, Герри, определив в 6587 случаях день недели, в который совершались самоубийства,получил ряд цифр. Из этих данных вытекает, что число самоубийств уменьшается к концу недели начиная с пятницы, а известно, что в силу общераспространен­ного предрассудка социальная жизнь замедляет свой темп в пятницу. В пятницу значительно менее ожив­лено движение по железным дорогам, чем в другие дни; в этот день дурных примет обыкновенно не реша­ются завязывать новых отношений и не предпринима­ют важных дел. В субботу, начиная с после полудня, замечается общее замедление социальной жизни; в не­которых странах в этот день очень рано прекращают работу, может быть, предвкушение следующего дня оказывает на умы расслабляющее воздействие. Нако­нец, в воскресенье экономическая жизнь прекращается окончательно; если бы на место нее не становилась жизнедеятельность другого рода, если бы увеселитель­ные места не наполнялись в тот момент, как пустеют мастерские, конторы и магазины, то, по всей вероят­ности, число самоубийств в воскресенье уменьшилось бы еще сильнее. Кроме того, в воскресенье особенно высоко относительное участие женщин в общем числе самоубийств —может быть, потому, что в этот день женщина чаще выходит из дома, к которому она как бы прикована в остальные дни недели; в этот день женщина принимает хоть некоторое участие в обще­ственной жизни.

Все доказывает, таким образом, что день — наибо­лее благоприятный момент для совершения самоубий­ства, так как он в то же время является таким момен­том, в котором социальная жизнь проявляется во всей интенсивности. Но если это так, то мы нашли причину, которая объясняет нам, почему число самоубийств увеличивается по мере того, как солнце дольше стоит над горизонтом; ведь уже одно увеличение долготы дня открывает более широкое поле для коллективной жизни; период отдыха настает позднее и кончается раньше, и она имеет больше времени для своего раз­вития. Вместе с тем неизбежно должны развиваться более интенсивно и ее результаты, а следовательно, должно возрастать и число самоубийств, являющееся одним из этих результатов.

Но это только первая, и не единственная, причина. Если общественная деятельность интенсивнее летом, чем весной, весной, чем осенью, и осенью, чем зимой, то это происходит не только потому, что внешняярамка, в которой она развивается, расширяется по мере перехода от одного сезона к другому, но и пото­му также, что здесь играют роль иные непосредствен­ные возбудители. Зима является для деревни временем отдыха, граничащего с полным застоем в делах. Жизнь как бы совершенно замирает, люди редко между со­бою встречаются и в силу состояния атмосферы, и по­тому, что с упадком деловых оборотов прекращается в этом всякая надобность. Жители деревни погружа­ются в настоящий сон. Но с наступлением весны все начинает просыпаться, возобновляются работы, завя­зываются сношения друг с другом, увеличивается об­мен и начинается постоянная циркуляция населения для обслуживания земледельческих нужд. Эти исклю­чительные условия деревенской жизни не могут не иметь большого влияния на месячное распределение числа самоубийств, так как более половины общего числа добровольных смертей падает на долю деревни. Во Франции в период от 1873—1878гг. в деревне насчитывалось самоубийств 18 470 случаев из 36 365. Ввиду этого вполне естественно, что число само­убийств увеличивается с приближением теплого време­ни года; максимум приходится на июнь или июль, т. е. на время наибольшего оживления деревенской жизни; в августе все начинает снова успокаиваться, и число самоубийств падает; однако быстрое понижение насту­пает лишь в октябре и особенно в ноябре, может быть, потому, что некоторые продукты сельского хозяйства созревают и собираются только глубокой осенью.

Те же причины оказывают влияние, хотя и в более слабой степени, на пространстве всей территории. Го­родская жизнь также всего оживленнее летом: в это время легче сообщаться между собою; люди охотнее переезжают с одного места на другое, и внутриобщест-венные отношения охватывают более широкие круги.

Внутреннее движение в каждом городе проходит через те же фазы. В течение 1887 г. число пассажиров, переезжавших из одного пункта Парижа в другой, регулярно увеличивалось с января (655 791) до июня (848 831) и уменьшалось начиная с этого последнего месяца до декабря (659 960) с тою же непрерывностью.

Приведем еще одно, последнее наблюдение для подтверждения нашего понимания фактов. Если по вышеуказанным причинам городская жизнь должна быть интенсивнее летом и весной, чем в другое времягода, то все же колебания в зависимости от времен года в городе должны быть заметны слабее, чем в де­ревне, так как коммерческие и промышленные дела, научные и художественные работы, светские отноше­ния не замирают зимой в такой степейи, как земледе­льческие работы; занятия горожанина могут продол­жаться почти с одинаковой интенсивностью в течение всего года. Большая или меньшая продолжительность дня должна иметь особенно мало значения в больших центрах, потому что здесь искусственное освещение более, чем в других местах, уменьшает время ночной темноты. Если изменения количества самоубийств в зависимости от месяца или сезона определяются различной степенью интенсивности общественной жиз­ни, то они должны быть менее заметны в больших городах, чем во всей стране вообще. Факты вполне подтверждают наше предположение. В самом деле, если во Франции, в Пруссии, Австрии и Дании между минимумом и максимумом существует разница в 52,4% и даже в 68%, то в Париже, Берлине, Гамбурге и т. д. уклонение достигает в среднем только 20—25%, а во Франкфурте опускается до 12%.

Мало того, мы видим, что в больших городах происходит обратное тому, что наблюдается во всей стране: максимум самоубийств часто падает на весну. Даже в том случае, когда лето стоит впереди весны (Париж, Франкфурт), перевес на его стороне очень незначителен. Это зависит от того, что в главных центрах в течение летнего времени часто наблюдается настоящее выселение наиболее активных обществен­ных элементов, а это имеет своим последствием легкое понижение общего темпа жизни.