А какие танки были у гитлера?

Дороги труднопроходимы. Большое количество машин вышло из строя в результате аварий. Штаб танковой группы Гота доложил, что в строю осталось лишь 50% штатного количества боевых машин… Наши танки Т-1 являются обузой для войск.

Генерал-полковник Ф.Гальдер. Военный дневник. Запись 4 июля 1941 г.

На 21 июня 1941 года у Сталина 24000 танков.

Вопрос выпускнику трехмесячных курсов младших лейтенантов: какое превосходство должен иметь наступающий?

Ответ: трехкратное.

Правильно. Следовательно, для нападения на Сталина Гитлер должен был иметь 72 000 танков.

Однако противники находились в неравных условиях. Известно, что наши дороги — противотанковые. Наши дороги имеют подкидывающую силу. Дороги сами истребляют танки, машины, тягачи, бронетранспортеры противника. Посему Гитлеру надо было иметь не 72 000 танков, а больше. Где-то за 100 тысяч.

Кроме того, территория у нас бесконечная. Для захвата такой территории надо иметь беспредельное количество танков.

Но у Гитлера не было беспредельного количества танков. У Гитлера не было даже и 100 000 танков. У него не было ни 72 000, ни 24 000.

На 22 июня 1941 года на Восточном фронте Гитлер имел 3350 танков.

Всего в Вермахте танков было чуть больше, но они были заняты на других фронтах, потому мы их учитывать не можем.

Любой выпускник трехмесячных курсов может сделать расчет потребностей и для другой стороны. Не надо быть генерал-полковником, профессором и доктором наук, чтобы знать, что наступающему требуется втрое больше сил, а обороняющемуся — втрое меньше: у наступающего Гитлера 3350 танков, следовательно, обороняющемуся Сталину для равновесия надо было иметь 1127 танков.

У Сталина танков было в 21 раз больше, чем это необходимо для обороны.

А если Сталин решил на Гитлера напасть, то против 3350 гитлеровских танков троекратное превосходство — 10 050.

Так что и для нападения у Сталина танков было более чем вдвое больше того, что требовалось.

Задача для Сталина упрощалась тем, что перед ним лежала маленькая уютная Европа с хорошими дорогами, с курортным климатом, с запасами картошки в каждом погребе, с головками сыра в каждом чулане, с копчеными окороками над каждым камином, с населением, которое в своем большинстве считало Сталина освободителем и ждало прихода его танков.

А задача Гитлера усложнялась тем, что перед ним лежали бесконечные просторы, дикое бездорожье, непроходимые леса, Полесские болота размером с хорошую европейскую страну. Четыре месяца — с середины мая до середины сентября — в этой стране можно воевать, а потом — дожди, распутица, зима, снег, мороз и снова грязь.

И мужики с топорами.

И вот после войны собирают кремлевские вожди доблестных советских маршалов, генералов, профессоров и академиков и ставят боевую задачу: доказать, что 3 Тысячи гитлеровских танков — это больше, чем 24 тысячи сталинских, доказать, что Гитлер к войне был готов, а Сталин — нет.

Как подбирали ученых товарищей на такое дело, я не знаю. Не знаю, что им сулили. Может быть, обещали каждому бочку варенья и корзину печенья, может быть, обещали по десять миллионов долларов на брата, может быть, квартиру на Арбате в шестьсот пятьдесят метров и дворец в Крыму, может, кому полосатые штаны, а кому маршальские звезды… Не будем гадать. Ясно одно: на такое грязное дело подбирали людей, готовых торговать не только совестью…

И они торговали.

И они сумели доказать, что все мы, жители бывшего Союза, полные идиоты. Они сумели доказать, что мы по умственному развитию никак до германских стандартов не дотягивали, что лень и глупость — главные характеристики наших народов.

Как же такое удалось доказать полковникам Мерцаловым и Анфиловым, генералам Гареевым, Жилиным, Волкогоновым, маршалам Куликовым и Огарковым?

Все просто: в своих научных изысканиях они просто умолчали о 24 тысячах сталинских танков. За 50 лет в официальных изданиях эта цифра не появлялась. Она выплыла только в девяностых годах, хотя на Западе она всегда была известна.

Но откроем «Воспоминания и размышления» Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова, пролистаем от начала до конца, но главного не найдем. Георгий Константинович — все больше о пустяках.

Вспомнить о семикратном превосходстве в танках Жукову не позволили и размышлять на эту тему не велели. Вот бы Георгию Константиновичу и хлопнуть дверью: не буду писать, и баста!

Но уж очень ему хотелось получить те самые бочки варенья и корзины печенья…

А Институт военной истории работал. Под руководством Главпура и Идеологического отдела ЦК КПСС. И военных историков у нас числили по ведомству пропаганды. Из пропагандного ведомства они в основном и происходили, из УСП — управления спецпропаганды Главпура, которым руководил некто Волкогонов. Военную историю пропагандисты не изучали, а лепили ее. По заданным параметрам.

И родилась в недрах пропагандистского ведомства формула: «В Красной Армии на 21 июня 1941 года — 1861 новейший танк Т-34 и KB, а также — много устаревших и легких танков».

Так сказать, формула с присказкой. И всем приказали повторять эту формулу и присказку: «а также много легких и устаревших».

Формула эта насквозь фальшивая. Как и присказка.

Во-первых, Красная Армия кроме Т-34 и KB имела на 22 июня 1941 года новейшие танки Т-40 и Т-50. Наши пропагандисты «забыли» эти танки включить в статистику.

Во-вторых, 1861 Т-34 и KB — это заниженная цифра. Два мужественных, т.е. настоящих, историка Н.П.Золотов и С.И.Исаев провели огромную работу по изучению танкового парка СССР на момент начала войны. Они пишут: «До середины 80-х годов те, кто писал об этой проблеме, придерживались строго установленных цифр, заложенных в фундаментальные издания. Согласно официальной версии в Красной Армии накануне войны на вооружении состоял 1861 танк KB и Т-34… Уже тогда многие исследователи владели более точными данными, но опубликовать их было практически невозможно» (ВИЖ, 1993. N11. С. 75). Цифра 1861 — правильная, но это по состоянию на 30 мая 1941 года. На 21 июня 1941 года в Красной Армии было 1363 Т-34 и 677 KB, т.е. 2040 новейших танков только этих двух типов, не считая Т-40 и Т-50.

Присказка про «устаревшие и легкие» тоже выдает лукавство. Даже если согласиться, что все остальные танки, кроме Т-34 и KB, были действительно устаревшими и легкими, то все равно интересно узнать, сколько же их было. Но молчали генералы и маршалы, доктора и кандидаты.

И когда за 25 послевоенных лет нас приучили к ложным цифрам, из ЦК КПСС в Академию наук СССР поступил приказ обман углубить и расширить. Академики ответили: «Есть!»

Источник — журнал «Вопросы истории» (1970. N 5. С. 25). Издатель — Академия наук СССР. Читаем: «В германской армии было 3712 танков, в Красной Армии — 1800 (тяжелых и средних)».

О «большом количестве легких и устаревших» — ни слова. Присказка про «большое количество» отпала, отвалилась, как хвостик у ящерки.

В данном случае количество германских танков неоправданно завышено, количество советских средних и тяжелых танков названо неправильно, а затем еще и округлено, причем и округлено неправильно: даже если принять официальную цифру 1861, то она ближе к 1900, чем к 1800. Если округлять, то следовало округлять в сторону увеличения. Но был приказ нашу мощь занижать, потому академики округляли в сторону занижения.

А теперь — к германским танкам.

Германские конструкторы допустили непростительную ошибку: двигатель танка они устанавливали на корме, а силовую передачу — в передней части танка. Эту же ошибку допустили конструкторы британских, американских и японских танков.

Такое расположение имеет множество преимуществ. Преимущества были видны каждому. Но был и недостаток, его не замечали.

А заключался он вот в чем: если двигатель в кормовой части, а силовая передача — в передней, то от двигателя к силовой передаче надо перебросить карданный вал. Так и делали. Карданный вал помещали внутри корпуса танка, и он много места не занимал. В принципе именно так сделано в большинстве легковых машин: двигатель в одном месте, а ведущие колеса — в другом. От двигателя к ведущей оси переброшен карданный вал. Он не занимает много места: накроем его кожухом, а справа и слева на днище корпуса установим сиденья. Присутствие карданного вала на высоту корпуса не повлияло.

Другое дело в танке. Над карданным валом нам надо разместить плоскость — пол вращающейся башни. Поэтому между днищем корпуса и полом башни образовывалось полое пространство. Из-за этой в принципе ненужной пустоты мы вынуждены высоту корпуса танка увеличить на 30-40, а то и на все 50 сантиметров. Соответственно увеличивались силуэт танка и его уязвимость в бою. Мало того: возрос вес корпуса. Танковый корпус — это броневая сталь, если нарастить высоту броневого корпуса на 30-40, а то и на 50 сантиметров, то возрастание веса будет исчисляться сотнями килограммов, если броня противопульная. А если броня толстая, противоснарядная, то возрастание ненужного веса будет исчисляться тоннами.

Но это не все: для того чтобы нести эту дополнительную и совершенно ненужную броню, требовалось использовать более мощный (следовательно, более тяжелый) двигатель. Более мощный двигатель имеет больший объем, этот объем надо прикрыть броней, — снова возрастает вес. Круг замыкается: более мощному двигателю требуется больший объем, который требует дополнительного бронирования, а чтобы нести дополнительное бронирование, надо иметь еще более мощный двигатель, который… и т.д. Беда в том, что замыкается не один круг, а несколько: более мощному двигателю требуется более мощная силовая передача, которая больше весит и требует дополнительных объемов, которые надо прикрывать дополнительной броней. Это лишний вес. Чтобы его нести, нужен еще более мощный двигатель, а к нему более мощная силовая передача, которую надо… и т.д. Более мощный двигатель требует больше топлива, которое требует больших объемов, которые опять же надо прикрыть броней, а чтобы ее нести, нужен более мощный двигатель…

Нарастание совершенно ненужных объемов и веса шло сразу по нескольким спиралям, причем с ускорением. С ростом ненужных объемов и веса снижались все боевые характеристики: танки были тихоходными, несли слабенькие пушки и слабую броню.

Нельзя сказать, что конструкторы не понимали простых вещей: они понимали, но возрастание объемов и веса считалось естественной и неизбежной платой за прогресс.

Советские конструкторы танков БТ, Т-34, KB, ИС помещали двигатель и силовую передачу в одном месте — на корме. Такое размещение имело множество видимых недостатков и одно никому не видимое преимущество: из корпуса танка был выброшен карданный вал. Теперь полбашни можно опустить прямо на самое днище корпуса. За счет этого снизилась высота корпуса и общий силуэт танка. Резко уменьшилась вероятность попадания, особенно с дальних дистанций. Но самое главное — меньше стал вес. Более того — заколдованные круги завертелись в обратную сторону: снизив вес танка, можно снизить мощность двигателя, менее мощный двигатель весит меньше и требует меньше объема, следовательно, можно снять еще часть брони, а следовательно, и уменьшить мощность двигателя… Менее мощный двигатель требует меньше топлива — снова снижается вес, кроме того сокращается объем, следовательно, снимаем ненужную броню, вес уменьшаем… и т.д.

Поняв это простое правило, конструктор мог теперь идти любым путем по своему выбору: можно было мощность двигателя не снижать, а экономию веса обратить на усиление броневой защиты, вооружения или ходовых характеристик танка.

Вот тут следует искать ответ, почему советский танк ИС-3, фактически ровесник «Королевского тигра», превосходил его по всем параметрам: по скорости, проходимости, вдвое по запасу хода, по бронированию (броня толще, лучшего качества и лучшей формы), по вооружению — 122-мм пушка против 88-мм на «Королевском тигре». При этом ИС-3 имел гораздо более низкий силуэт и весил на 21 тонну меньше. Это имело свои следствия — ИС можно было перевозить на стандартной железнодорожной платформе, а «Королевский тигр» — только на специальной платформе и только после особой подготовки. И с мостами у «Тигров» было куда больше проблем: ни один наплавной мост их веса не держал.

Все это нам потребуется чуть позже. Сейчас запомним главное: сравнение веса советских и германских танков вовсе не означает, что более тяжелый был более мощным. Вовсе нет: советские танки имели рациональную компоновку, а танки Германии, США, Британии, Японии — нерациональную. Если человек весит 150 кг, то из этого вовсе не следует, что он сильнее того, кто весит 75 кг: человек с большим весом может просто носить ненужный жир, как носили на себе дополнительную броню вокруг в принципе ненужных объемов танки США, Британии, Японии, Германии.

Вернемся к новейшим и устаревшим танкам. Красные военные историки — красвоенисты — одним росчерком пера списали 22,000 сталинских танков, просто вычеркнули их из статистики, объявив легкими и устаревшими. Мы к этим танкам еще вернемся. А пока разберем вопрос: что есть устаревший танк в понимании коммунистической науки и чем он отличается от новейшего?

В 1941 году было пять элементов конструкции, которые выводили танк в разряд новейших:

— мощная длинноствольная пушка калибром 76-мм и выше;

— противоснарядное бронирование, т.е. способность устоять и выжить в условиях, когда противник применяет противотанковую артиллерию;

— широкие гусеницы, которые дают танку способность действовать практически на любой местности при любых погодных условиях вне дорог;

— рациональная компоновка: двигатель и силовая передача находятся рядом;

— дизельный двигатель: легкий, экономичный, главное — не подверженный быстрому возгоранию.

Т-34 и KB были не просто новейшими, но новейшими по всем статьям. В их конструкции все эти пять элементов присутствовали и гармонично сочетались.

Были в Красной Армии великолепные танки БТ. Все они имели правильную рациональную компоновку: двигатель и силовая передача — в кормовом отделении. Самые последние из этого семейства — БТ-7М имели дизельный двигатель В-2. Тот самый легендарный В-2, который стоял на Т-34 и на КВ. Все танки БТ имели в своей конструкции один из элементов новейшего танка. БТ-7М имели два таких элемента — рациональную компоновку и дизельный двигатель.

Этого недостаточно, сказали коммунисты, и все танки БТ отнесли к разряду устаревших, все из статистики вычеркнули.

Итак, подход очень строгий: если присутствуют в конструкции танка все пять элементов, вот только тогда танк в статистику включают.

Хорошо. Согласимся с таким подходом. И обратим свой взор на германские танки.

Товарищи коммунисты, назовите тот германский танк, который в 1941 году имел все пять элементов конструкции новейшего танка: мощную длинноствольную пушку, противоснарядное бронирование, широкие гусеницы, дизельный двигатель, двигатель и силовую передачу на корме. Поднимите мне веки и укажите на него!

Таких танков в 1941 году в Германии не было ни одного. И во всем остальном мире — ни одного.

Тогда укажите мне тот германский танк, который бы сочетал в своей конструкции четыре элемента новейшего танка.

Затрудняетесь? Есть отчего: таких танков в Германии тоже не было. Ни одного. И во всем остальном мире — ни одного.

А как насчет трех элементов? А все так же. Таких тоже не было. А два? Не было и двух. Ну, а может быть, по одному из этих элементов было на каком ни будь германском танке? Опять же нет. И во всем мире — нет.

В ходе войны германские конструкторы заимствовали советский опыт и создали танки «Тигр» (1942), «Пантера» (1943) и «Тигр-Б» (1944). Это были лучшие зарубежные танки. Они имели в своей конструкции три элемента, которые относили их в разряд новейших: мощные длинноствольные пушки, противоснарядное бронирование и широкие гусеницы. Но двигатели устанавливались на корме, а силовая передача — в передней части корпуса. Это — нерациональное решение, это техническая отсталость. И создать танковый дизель в ходе войны Германия не сумела. Войну пришлось завершать — на карбюраторных двигателях.

В США, Британии и Японии дела в танкостроении обстояли несколько хуже, чем в Германии.

Практически все свои деньги трачу на книги. В моей библиотеке, которой я горжусь, об одних только танках — 407 томов. И нет ни одного, который бы не высмеивал советских «устаревших» танков 1941 года. Над нашими» «устаревшими» танками 1941 года. смеется весь мир. А когда они бахвалятся победами в Северной Африке и высадкой в Нормандии, мы почему-то не смеемся. Мы почему-то не говорим, что они воевали на устаревших танках и войну завершили — на устаревших. А примеры — вопиющие.

Американский танк МЗ выпускался в огромных количествах (в их понимании) до 1943 года, он использовался до конца войны и далее. Детали легенькой противопульной брони этого танка не сваривали — их соединяли заклепками. Как на броненосцах 19-го века.

На танке М5 было два автомобильных двигателя, а на танке М4А4 — пять автомобильных двигателей (P.Chamberlain and С. Ellis. British and American Tanks of World War Two. New York. ARCO. 1969. P. 110).

Как работали пять автомобильных двигателей в одном силовом отделении танка, пусть каждый вообразит сам. У меня не получается.

В 1940 году в американском Конгрессе были произнесены слова, которые вошли в историю: «Вчера я видел все танки Соединенных Штатов, сразу все четыреста». В июне 1940 года для защиты Британских островов Черчилль имел меньше ста танков — их количество выражалось двузначным числом.

Красная Армия — единственная в мире в начале войны имела танки, в конструкции которых сочетались сразу все пять элементов новейших боевых машин. И было у Сталина одних только новейших Т-34 и КВ. больше, чем в Британии, США и Японии танков всех типов вместе взятых.

Германия только во второй половине войны смогла наладить выпуск «Пантер» и «Тигров», в конструкции которых сочеталось по три элемента новейшего танка. Остальные страны этого сделать не смогли.

И вот весь мир смеется над нашими «устаревшими» танками.

А между тем 22 июня 1941 года Гитлер вступил на советскую территорию, имея всего только 3350 танков.

И ВСЕ ОНИ БЫЛИ УСТАРЕВШИМИ.

ГЛАВА 16

С НЕМЕЦКИМ РАЗГОВОРНИКОМ ПО… СМОЛЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

На Германию коммунисты обращают главное свое внимание.

К.Маркс и Ф.Энгельс. Манифест коммунистической партии

Возражают: «Если бы такой план существовал, то никакая секретность не помогла бы. В плен к немцам попадали высокопоставленные командиры Красной Армии, множество штабов самого высокого уровня… Даже из анализа перехваченных пакетов, если бы они составляли единый замысел вторжения, этот план было бы легко восстановить» ( Владимир Юровицкий. Российское время. 1993. N 1. С. 10).

Отвечаю. Единый замысел советского вторжения существовал, и германской разведкой был в общих чертах вскрыт. Утром 22 июня 1941 года германский посол фон дер Шуленбург товарищу Молотову этот план довольно точно обрисовал. Еще и бумагу вручил. На память. Этот, вскрытый германской разведкой, советский замысел вторжения собственно и явился причиной и поводом германского вторжения как предупредительной акции самозащиты от неизбежного и скорого советского нападения.

Заявление германского правительства о необоснованной концентрации советских войск на границах Германии и Румынии было немедленно подкреплено фактами. Владимир Юровицкий их сам и признает: «В плен к немцам попали высокопоставленные командиры Красной Армии, множество штабов самого высокого уровня…»

В плен они попали потому, что к обороне не готовились. Что же в этом случае «штабы самого высокого уровня» делали на германской и румынской границах?

В первые же дни войны германские войска захватили советские планы во множестве и неоднократно их демонстрировали всему миру. Владимиру Юровицкому рекомендую просмотреть еще раз германские военные журналы того времени. Например, «Сигнал». Советские командиры на допросах тоже давали интересные показания. Об этом — целые залежи информации. Практически неиссякаемые. И совсем не надо обращаться к протоколам допросов тех генералов, которые пытались воевать против коммунизма в составе Русской освободительной армии и других формированиях. Те, кто предпочел смерть и лагерь, говорили то же самое. Рекомендую читать протоколы допросов командующих 5-й армией генерал-майора М.И.Потапова, 6-й армией генерал-лейтенанта Н.И.Музыченко, 12-й армией генерал-майора П.Г.Понеделина, 19-й армией генерал-лейтенанта М.Ф.Лукина, 32-й армией генерал-майора С.В.Вишневского. О том же говорили пленные командиры корпусов, дивизий, бригад, полков и батальонов, их заместители и начальники штабов.

Наш разговор о топографии мы начали с того. что командиру артиллерийской батареи трудно без карты в бою. Чтобы это положение подкрепить примером, было бы неплохо послушать мнение артиллериста, и именно — командира батареи. В немецком плену их оказалось сразу много тысяч. Вот один из них. Он командовал 5-й батареей 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й танковой дивизии 7-го механизированного корпуса. Судьба этого офицера по-своему показательна. Он не выбирал военную стезю. Он хотел быть человеком сугубо мирным: инженером-механиком железнодорожного транспорта. И он им стал. Но у него был властный отец, который настоял на том, чтобы молодой инженер стал офицером, чтобы поступил в Артиллерийскую академию, и не просто так поступил, а поступил так, чтобы окончить ее в мае 1941 года. И молодой инженер, выполняя волю отца, стал офицером и окончил Артиллерийскую академию. В мае 1941 года. 5 мая в Кремле состоялся торжественный прием в честь выпускников военных академий. На этом приеме отец произнес речь, которая более пятидесяти лет хранилась как абсолютная государственная тайна, а сын — старший лейтенант Яков Иосифович Джугашвили — сидел в зале и слушал речь отца. О чем говорил отец, какие произносил тосты, мы теперь знаем.

Сын после выпуска попал в Московский военный округ, в 7-й механизированный корпус генерал-майора В.И.Виноградова (14-я, 18-я танковые, 1-я Московская пролетарская мотострелковая дивизии). Маршал Советского Союза А.И.Еременко в самом начале войны встретил этот корпус в Белоруссии. Маршал свидетельствует: «Корпус укомплектован» (На западном направлении С. 29).

Удивительно, но 7-й мехкорпус Московского военного округа оказался в Западной Белоруссии уже 25 июня. Каждый, кто хоть раз видел погрузку одного танкового батальона в железнодорожный эшелон и разгрузку, тот меня поддержит: мехкорпус, в котором 1031 танк, 358 орудий и минометов, 266 бронеавтомобилей, 352 трактора, 5165 автомашин и 36 080 солдат, сержантов и генералов перебросить за три дня из Московского в Западный особый округ невозможно. Невозможно даже в нормальной обстановке.

А обстановка после сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года была, мягко говоря, ненормальной: не один 7-й мехкорпус тайно перебрасывался к границе, но десятки корпусов. Из того же Московского военного округа в тот же Западный особый — 21-й механизированный корпус генерал-майора Д.Д.Лелюшенко, у которого генерал из 22-й армии (туда же тайно переброшенный с Урала) карту выпрашивает. Так вот: 7-й мехкорпус начал погрузку до 22 июня. До германского нападения. Зачем? Это нам объяснят историки.

Попав в Белоруссию, 7-й мехкорпус погиб вместе с 5-м мехкорпусом (тайно переброшенным из Забайкалья), вместе с 21-м и всеми прочими. Их там много было. Вместе с 22-й армией. Вместе с 3-й, 4-й, 10-й, 13-й армиями. А командир 5-й гаубичной артиллерийской батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й танковой дивизии 7-го мехкорпуса старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович попал в плен и на допросе показал: «Карты подвели Красную Армию, так как война, вопреки ожиданиям, разыгралась восточнее государственной границы». Показания сына Сталина опубликованы германским историком И.Хоффманом в российском журнале «Отечественная история» (1993. N4. С. 26).

Это я к тому, что материал о намерениях и замыслах советского командования есть. В изобилии. При желании любой может в германских архивах найти штабеля разоблачительного материала; документов, свидетельствующих о подготовке Красной Армии к «освобождению» Европы летом 1941 года.

К слову сказать, самое интересное хранится вовсе не в Германии, а под Москвой, в городе Подольске. Но по какой-то странной причине ни товарищ Сталин, ни товарищ Хрущев, ни Брежнев, ни Андропов, ни Горбачев с Ельциным не горели желанием пустить историков к германским архивам. Казалось бы, взяли Берлин, архивы высшего германского командования — наш военный трофей, ну так и публиковать его! Всего, понятно, не опубликуешь, но за пятьдесят лет, выпуская в год по сто томов, кое-что можно было продемонстрировать миру. Так нет же. Не публикуют ничего. И любителей к этим фондам не подпускают. Так просто туда не пробраться. Мне лично это не удалось. А те высокие начальники, которые доступ имеют, проявляют необъяснимое равнодушие.

Но вот что интересно. После войны германские генералы писали мемуары и исследования о войне. В основном они полагались на свою память и на те жалкие остатки архивов, которые Сталин не успел захватить и вывезти. Наши же генералы и маршалы имели все возможности германскими архивами воспользоваться: им не надо было даже и в Подольск ездить — подними трубочку и доставят папочки на Старую площадь, на Фрунзенскую набережную, на Гоголевский бульвар. Так нет же. Наши руководители, которые имеют звания маршалов, генералов армии и генерал-полковников, должности — советников Президента, Министра обороны, начальника Генерального штаба и их заместителей, охотно цитировали мемуары германских генералов, а архивы игнорировали. Почему? Что прячем? Может, публикация трофейных германских военных документов представляет угрозу нашей исторической науке, нашей версии войны, устоям режима?

Я не цитирую германских архивов потому, что самое интересное — мне недоступно. А то, что сохранилось после войны в Германии, не цитирую потому, что тот же Владимир Юровицкий из журнала «Российское время» меня первым и обличит в «повторении вымыслов геббельсовской пропаганды». Потому я и буду опираться на наши официальные издания, на Жукова, Конева, Рокоссовского. Отмечу лишь, что мемуары наших маршалов и генералов удивительным образом подтверждают все то, что принято называть «вымыслами фашистской пропаганды». Владимиру Юровицкому настоятельно рекомендую проникнуть в подольские сокровищницы. А мне наших советских материалов пока вполне хватает.

Итак, план вторжения существовал. И только строжайшая секретность в сохранении трофейных германских и наших архивов позволяла несколько десятилетий сохранять его в тайне.

Но Владимир Юровицкий прав: в конце концов никакая секретность не поможет. Слишком уж подготовка к вторжению была явной. Она видна невооруженным взглядом. Хорошо бы зарыться в подольские папочки лет на десять — пятнадцать. Но что делать? Приходится мне пока обходиться открытым материалом. Но будет время, доберутся и до подольских хранилищ.

В это я свято верю.

В вопросе о топографических картах многое прояснится, если вспомнить, что карта — это особый стратегический продукт.

Война прожорлива. Война требует нефти и стали, золота и хлопка, костылей и протезов, бинтов и хлеба, крови и мяса, марганца и олова, вольфрама и меди. И не напасешься: то алюминия не хватает, то пуговиц для солдатских штанов, то броневого листа. Но есть один стратегический продукт, какой запасать перед войной труднее всего. Этот продукт — топографические карты.

Трудность вот в чем: лес ударными темпами вырубают, болота осушают, реки плотинами перегораживают, поворачивают их с севера на юг, зеки каналы роют, бравые минеры рвут динамитом колокольни, в непролазных лесах появляются «барачные городки для лесорубов». Одним словом, местность меняется на глазах и прошлогодняя карта уже не дает правдивой картины. Это с кожаными сапогами для освободительного похода нет проблем: уложил на склад и пусть лежат, пусть ждут своего часа хоть пять лет, хоть десять. А топографическая карта — из разряда скоропортящихся продуктов. Это на географической карте менять почти ничего не надо, а на топографическую наносится каждый ручеек и овраг с указанием ширины и глубины, каждый мостик с указанием грузоподъемности и материала, из которого он сделан, каждая рощица с указанием средней высоты деревьев, толщины стволов и расстояния между деревьями, каждая деревня, а то и каждый дом. Потому надо постоянно следить за изменениями, вносить поправки и перепечатывать топографические карты. Хорошо, если у вас страна крошечная — два-три миллиона квадратных километров. Тогда проблем нет. Тогда обновляйте карты хоть каждый год. А если у вас самая большая территория в мире, тогда как? А если официально провозглашенная цель существования вашего государства — распространить его территорию на весь мир и ВСЕ страны мира до самой последней превратить в советские республики и включить их в состав СССР? Как тогда топографической службе работать? Какие карты печатать? Какие исправлять и перепечатывать?

Но главная трудность даже не в этом. Топографическая карта — это стратегический продукт, который отличается от всех других абсолютным отсутствием универсальности. Патроны и костыли, сталь и свинец, сухари и палатки используй хоть под Москвой, хоть под Сталинградом, хоть под Кенигсбергом или Берлином, а вот самая лучшая, самая точная карта Берлина при обороне Сталинграда не очень нужна, и наоборот — вы наготовили карты Сталинградской области, но их нельзя использовать для подготовки захвата румынских нефтяных районов: тут требуются карты Галацкого прохода.

Почти любой другой стратегический материал универсален: наготовил десять тысяч тонн бинтов и используй их хоть в наступательной войне, хоть в оборонительной, хоть в войне против Германии, хоть против Японии. А с топографическими картами проблема: одни карты всегда в избытке, другие — в недостатке.

Проблема начальника Генерального штаба в том, чтобы задолго до войны точно определить районы, карты которых потребуются на войне. Начальник Генерального штаба обязан так поставить задачу топографам, чтобы не распылять усилий топографических войск на съемку и пересъемку районов, которые не будут задеты войной, а на районы грядущих боевых действий карты должны быть подготовлены с надлежащим качеством, в соответствующих количествах.

Считалось, что война с Германией неизбежна.

Но не на советской территории.

В соответствии с этим и работали советские топографы.

На каждой советской топографической карте стоит гриф секретности. Карта секретна уже до того, как попала в руки командира, секретна независимо от того, нанес командир на нее положение своих войск, соседей и противника или не нанес. Карта секретна просто потому, что на ней нанесены леса и реки, мосты и поля. И это понятно: карта должна оставаться секретным документом, и работа военных топографов всегда должна быть окутана чернотой государственной тайны. Проникнуть в тайны топографической службы — мечта разведки противника.

Поясняю на примере. Представим себе, что разведки западных стран весной 1968 года установили, что советские картографические фабрики начали массовый выпуск карт Чехословакии… На этих картах не нанесены еще планы освободительного похода, на этих картах еще не обозначены аэродромы высадки, маршруты движения войск, объекты захвата, но факт массового производства карт данной страны интересен сам по себе, и есть над чем подумать.

Или, допустим, в 1979-м иностранные разведки узнали, что в Советском Союзе срочно обновлены карты Афганистана и картографические фабрики начали массовое их производство. Интересно? Интересно. Из таких фактов можно делать выводы. А карты Аляски, например, в Москве пока массовым тиражом не печатают. Из этого тоже можно делать выводы.

Советская военная разведка всегда проявляла особый интерес к топографическим службам противника. Пример: в начале 1943 года советская военная разведка добыла сведения о том, что германские картографические фабрики печатают сотни тысяч листов карт Орловской, Белгородской, Курской областей. Из этого делались выводы. В самом начале 1941 года советская военная разведка доложила командованию: японская топографическая служба получила приказ готовить детальный рельефный макет Филиппинских островов… Чтобы это могло означать? А карт советских дальневосточных областей японская топографическая служба пока в больших количествах не печатает…

В настоящее время есть достаточно сведений о том, чем занимались советские топографы перед войной.

И есть над чем подумать.

Свидетельствует бывший начальник Генерального штаба генерал армии С.М.Штеменко: «А надо заметить, что до войны карты, нужные войскам, на значительную часть территории нашего государства не составлялись» (Генеральный штаб в годы войны. С. 128). Исключением, говорит Штеменко, была узкая полоса от западной границы до городов Петрозаводск, Витебск, Киев, Одесса.

Присмотримся: вот граница, а вот рядышком Одесса. Это потом границу на запад отодвинули, а до 1940 года Одесса была городом приграничным. Между одесскими окраинами и границей — узкая полоса территории. Вот на этой полосе и работали топографы. А на все территории, которые восточное (а восточное — вся страна), топографические карты не составлялись. За ненадобностью. На нашей земле война не предполагалась.

Когда напал Гитлер, топографические карты внутренних районов Советского Союза было невозможно отпечатать, как невозможно печатать книгу, которая еще не написана.

Если наши территории до войны лежали вне интересов военных топографов, то что же их в этом случае интересовало? Легко догадаться: их интересовали территории заграничные. Военные топографы не просто составляли карты сопредельных территорий, но и печатали их в нужных количествах при самом высоком качестве. И не лежали те карты зря на складах, но использовались войсками и штабами для боевой подготовки и для планирования грядущей войны. Генерал-полковник Л.М.Сандалов сообщает, что в Белорусском округе для тренировок командного состава использовались карты Польши и весь командный состав знал польскую территорию до самых мелких деревень. В 1939 году Красная Армия «освободила» территории с населением более 20 миллионов человек. Сандалов описывает полевую поездку советских штабных командиров по «освобожденной» земле. Они никогда тут раньше не были, но за много лет на штабных учениях успели изучить местность по картам до мельчайших деталей. Советские командиры удивлены, до какой степени точны их карты. «Единственным человеком, которому поездка по освобожденной территории не принесла особых забот, был начальник топографического отделения» (На московском направлении. С. 39.).

Красная Армия в 1939 году продвинулась вперед до 350 км, а топографической службе нет забот: карты этих районов давно составлены и отпечатаны. 350 километров — не предел интересов краснозвездных топографов. До 1939 года были составлены карты и на более удаленные от наших границ территории. В 1939 году в Москве вышла замечательная во всех отношениях книга Александра Лапчинского «Воздушная армия». Откроем раздел «Обеспечение наступательных действий воздушных сил» и полюбуемся на карты. Тут и германские аэродромы, и места расположения германских командных пунктов, и стратегические склады и, конечно, Берлин во всем великолепии. Нанесены и широкие улицы, и переулочки, и мосты, и вокзалы, и заводы. Писалась книга в разгар Великой чистки, и не думаю, чтобы наша цензура позволила опубликовать лучшее, что имеем. Но и то, что показано в книге, впечатляет. Это обратная сторона нашей «неготовности» к войне. Неготовность только на своей территории, а для освободительных походов все готово.

Наши рекомендации