Из дневника иеромонаха памвы

Естественно, что события «календарной смуты» нашли достаточно подробное освещение не только в официальных, но и в личных письменных документах (дневниках, келейных записках, письмах, воспоми­наниях и т.п.) ряда валаамских иноков. Поскольку же события эти стали реальным историческим фоном для исповеднического противостояния отца Тимона- Михаила местным обновленцам-«новостильникам», представляется тем более полезным дать здесь не­которые из подобных свидетельств очевидцев тех трагических лет: пусть читатель не только познако­мится с мнением церковных историков по данному поводу, но и услышит живой голос самих участников

(или хотя бы наблюдателей) валаамского раскола 1920-1930-х гг.

В частности, одним из подобных свидетельских до­кументов является дневник иеромонаха Памвы часть которого в свое время опубликовала матушка Мария (Стахович).

Она пишет: «Дабы глубже вникнуть в безвыходность положения валаамских монахов, ставших предметом насильственного внедрения в них обновленческого «нового стиля» со стороны финского церковного по­литиканства, приведем [для большей объективности] фрагменты из дневника всеми уважаемого старца иеромонаха Памвы, который не разделял взглядов "старостильников"».

При том, заметим, сам отец Памва считал дей­ствия новостильной администрации излишне же­стокими...

Тем не менее, будучи — по своей природной мяг­кости и, так сказать, уклончивости от каких-либо жи­тейских проблем — вообще в стороне от всех этих, достаточно принципиальных, споров, он оставался одинаково равнодушен как к канонически соборным идеалам защитников старой пасхалии, так и к позиции новостильников.

Основой же такой жизненной позиции отца Памвы, как и ряда других иноков Валаама, являлось, безуслов­но, не слишком ясное осознание ими не столько «внеш­не» канонической, сколько — и это главное! — глу­бинной, духовной сути разногласий между теми, кто последовательно защищал Православие, самый его со­борный дух, и теми, кто, по сути, обновленчески равно­душно готов был идти на поводу у сильных мира сего. А ведь из-за подобных разногласий (в данном случае из-за беспринципной позиции валаамского началь­ства, послушного в церковных делах не самой Церкви, а мирской власти Финляндии — в лице ее антиправо­славных президентов) рушился изнутри уже сам мона­стырь, все его молитвенное единство и само христиан­ское монашеское братство.

Не предполагая, однако, столь печальных резуль­татов обновленческого раскола (а что иное, кроме

грядущего оскудения монастырской жизни, могло дать пренебрежение постановлениями Вселенских Собо­ров?), более того, воспринимая «календарный» повод ко внутрицерковным разногласиям как малосуще­ственный, а «старостильную ревность» совершенно излишней (именно так в то время казалось некоторым валаамцам), отец Памва и смог тогда записать в днев­нике лишь следующее: «Вот что стиль наделал, а глав­ное, ихнее упорство»!

Не удивительно поэтому, что самому ему встать на «ихний» исповеднический путь, исполненный пол­ного самоотречения во имя незыблемости канонов Святого Православия, оказалось, конечно же, не по силам.

Путь непримиримых и последовательных старо- стильников — в том числе духовника обители, старца

Михаила Старшего (сего, по словам архимандрита Афа­насия Нечаева, «духовного исполина»), как и его содруга, отца Тимона-Михаила Младшего, — остался отцу Памве, увы, чужд...

Но приведем здесь все-таки вслед за монахиней Ма­рией отдельные, достаточно интересные с церковно­исторической точки зрения, отрывки из дневника этого доброго, хотя, к сожалению, в каноническом от­ношении и не слишком принципиального и твердого, валаамского монаха:

«1923, 3 сентября

После поздней обедни наш о. игумен Павлин в собо­ре прочитал послание нашего владыки Серафима <...> [чтобы] с 4 октября перейти на новый стиль...

Все шло тихо, хорошо, но пред концом [трапезы] встал иеромонах Авраамий и сказал, что подчиняться не надо, и после трапезы одни без начальства сделали бурное собрание.

Вторник. Приехал наш владыка Серафим... Отец игу­мен [Павлин] и отец наместник Иоасаф... доложили владыке ход нашего шума в трапезе и в келье о. игу­мена.

В среду 6 сентября, после трапезы, в соборе была со­брана вся братия, и владыка наш Серафим сказал бра­тии речь по поводу перехода на новый стиль... братия стала просить остаться на старом. Но владыка сказал, что нельзя; тогда некоторые из братии, как монах Фео фил, сильно владыке возражал... Иеромонах Иоанни- кий просил, чтобы дали отдельную церковь... Влады­ка... сказал, что с 1 октября переходит на новый стиль, и пошел из собора в келью.

В воскресенье, 17 сентября, в 2 с половиной часа по­полудни наш пароход "Сергий” пошел в Сердоболь и по­вез наших отцов: иеромонахов о. Феодосия, о. Иоан- никия, о. Ираклия, иеродиакона Иувиана и монаха Феофила, а из Сердоболя их отправили в город Выборг в тюрьму, где их допрашивал сам выборгский губерна­тор. С прочих, т.е. монахов, сняли мантии и разослали по разным скитам. Вот что стиль наделал, а главное, ихнее упорство...

1924, 25 июня. С вечера в среду. Сегодня встречали епископа Карельского (Германа), временно управляю­щего Финляндскою Церковью вместо уволенного(?!) архиепископа Серафима...»

В связи с этой дневниковой записью о. Памвы сле­дует особо заметить, что, несмотря на предоставле­ние Патриархом Тихоном Финляндской Церкви ста­туса автономии, «правительство Финляндии хотело, чтобы канонические узы Финской Православной Церкви с Московской Патриархией были разорваны. Вопреки протесту правящего архиепископа Серафи­ма (Лукьянова) Герман (Аав) без пострига [выделе­но нами. — Авт.] был хиротонисан в Константино­поле в епископский сан. Архиепископ Серафим был удален... а Герман (Аав) возглавил Русскую Церковь [в Финляндии], которая при нем перешла в юрис-

дикцию Константинопольского Патриархата. Этот шаг имел тяжелые последствия для Валаамского монастыря».

Как продолжает затем свой дневник о. Памва: «Встре­чали [«епископа» Германа] у святых ворот. В соборе го­ворил речь. Вид у него странный, без волос (стриженый и бритый, как пастор протестантский), и на левой руке носит два обручальных кольца... Некоторые наши отцы и миряне не подходили под благословение, считая его за неправильно поставленного...

7 ноября... Сегодня было торжественное моленье, молились Божией Матери и Преподобным Сергию и Герману о том, чтобы Духовное Управление дало нам праздновать по старому стилю Пасху. Служили всенощ­ную и обедню. Каково решение будет? О. игумен в вос­кресенье поедет в Выборг. Господи, положи этой смуте конец, дай мир душам нашим!

О. игумен, о. наместник и эконом Харитон вернулись из Гельсингфорса [Хельсинки]: результат таков — фин­ский президент и его министр (лютеране!) не дали своего разрешения служить Св. Пасху по старому сти­лю. Вот запятая, что хочешь, то и делай! Архиерей и духовное правление говорят, что не подчинитесь — разгоним! На что наши отцы решатся — пока неиз­вестно.

1925. На 7/20 января в ночь был у нас очень сильный ураган, который повалил очень, очень много деревьев. Я 30 лет прожил здесь и не видал такой бури. Господи, пощади и помилуй Твое создание.

2/15 февраля служил с о. игуменом (Павлином) ран­нюю обедню в соборе, может быть и в последний раз. Он подал на покой из-за стиля. Что ему ответит Цер­ковное Управление — неизвестно.

9 сентября, воскресенье. В 5 ч. вечера поехали в г. Сердоболь ко владыке Герману. О. Игумен и все наши соборные просят владыку, чтобы он вместе с ми­трополитом Германосом, представителем Патриар­ха Константинопольского, не приезжал: причина та, что владыка служил Пасху по новому стилю, и братия не желает его видеть у себя, или же если и приедет, то только бы не служил. Что из этой поездки получит­ся — завтра узнаем. Господи, пошли нашей св. обители мир, тишину и братскую любовь.

16 сентября... В пол-одиннадцатого утра едет о. игу­мен и все соборные в г. Сердоболь на встречу митро­полита Константинопольской Патриархии. Что-то они привезут? На улице погода стоит хорошая, солнечная, а на душе у всех темнота.

20 сентября в 2 часа к нам в обитель прибыл митро­полит Германос Фиатирский, представитель Патри­арха Константинопольского, и наш владыка Герман. Встречали в нижнем соборе. Говорил речь на не­мецком языке, а переводил священник Казанский. Служил всенощное бдение и обедню и говорил речь, призывал братию к миру и любви, и в 2 часа дня они уехали на Салму.

Половина братии не была у службы, потому что наш епископ Герман служил Пасху по новому стилю.

Воскресенье. Сегодня в 3 часа дня на пароходе "Сергий" выслали из монастыря в Россию иеромо­наха Поликарпа. Причина та, что он посылал в газе­ту "Русские Новые Вести" статьи против Церковного Правления.

10 ноября. В понедельник 9 ноября в 2 ч. дня в мо­настырь прибыла Следственная комиссия: священни­ки Симеон Окулов и Николай Варфоломеев и пробыли

4 дня и всю братию спрашивали отдельно каждого, признают ли Епископа Германа и будут ли с ним слу­жить, и прочее.

3 декабря. Четверг. В 8 утра увезли в Тихвинский скит (самый отдаленный и суровый) на жительство о. наместника Иоасафа и Иувиана канцеляриста и ие­родиакона Мардария. Причина все та же. И Един Го­сподь ведает, чем все кончится это...

15 декабря. В 9 часов утра на пароходе "София" увезли духовника иеросхимонаха Михаила [Старше­го] в скит на Германовский остров — причина та же. У него вся жизнь прошла без скорбей, но все-таки и он их не избежал...»

Читая о всех этих духовных бедах великой преж­де обители, следует особо подчеркнуть, что приго­воры, выносившиеся тогда о. Иоасафу и ряду других валаамцев-старостильников, по самому духу своему были совершенно нецерковны, предельно сервиль­ны и готовились монастырскими обновленцами лишь в связи с требованием антиправославных мирских вла­стей Финляндии — при полном нарушении апостоль­ского завета: стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства (Тал 5,1) и Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами че­ловеков (1 Кор 7, 23).

Впрочем, всю внутреннюю неправедность и не­справедливость приговоров, выносившихся тогда о. Иоасафу и ряду других валаамцев-«старостильников, подтвердили позже и сами былые монастырские «су­дьи»: как только финское правительство оказалось, по результатам Второй мировой войны, вынужденным считаться с мощью соседней России и сам монастырь (уже Новый Валаам) перешел на время в юрисдикцию «старостильной» Московской Патриархии, то в нем сразу же были восстановлены (причем прежними же начальствующими — недавними новостильниками!) православные — старостильные — церковный кален­дарь и Пасхалия.

...Со времени этих печальных событий прошло око­ло года, и вот мы вновь читаем очередные горестные строки в дневнике о. Памвы:

« [1926 г.] 12 сентября. С утра моросит маленький дождь... и на душе у меня мрачно, как и погода — мрач­ная. Господи Боже, помоги в мире кончить путь земного странствия! Сегодня в 3 часа едут наши прежние собор­ные на высший суд в г. Сердоболь...»

О том, как проходило это неправедное по всем христианским понятиям судилище в Сердоболе, чуть позже свидетельствовал еще один валаамский инок — игумен Филимон: «Со слезами на глазах мо­нахи нечто новое открыли им [судьям], и допро­счики сидели в страхе перед тем ответом роковым;

из апостольских соборных правил валаамцы прочи­тали вслух то, что грешный мир теперь оставил — стал к церковной дисциплине глух!.. Судьи молча, все в волнении, встали... и, как Каиафа — акт решения, председатель Солнцев произнес: "Обвиняетесь за­коном страны... в возмущении перед ней... Ваш отец игумен с нами, знайте, и наместник — наш усерд­ный друг!" Форменный был суд и присудили монахов 35 изгнать совсем... посадить за город в Халахуты... С остальными справится игумен, разошлет их всюду по скитам».

Записью о дальнейшем исполнении этого решения суда и завершается рассказ о календарной смуте, со­хранившийся в дневнике о. Памвы:

22 октября на пароходе "Сергий" отправили с поли­цией наших отцов 30 человек старостильников в город Сердоболь, а там за 12 верст от г. Сердоболя поместили в одном доме. Жаль их душевно — как своих о Христе братьев. Но судить их не берусь».