Архимандрит Рафаил (Карелин)

По благословению епископа Саратовского и Вольского Лонгина

© Издательство Саратовской епархии, 2008

СОДЕРЖАНИЕ

От издателей……………………………………………4

Путь к святыне…………………………………………5

Схиигумен Савва………………………………………9

Католикос-Патриарх Мелхиседек III…………………26

Митрополит Димитрий……………………………….28

Мтацминда…………………………………………….30

Залог вечной радости…………………………………32

Монастырь святой Ольги……………………………..35

Нечаянная радость……………………………………..41

Чудо святого Георгия………………………………….43

Путь Первосвятителя………………………………….46

Отец Георгий…………………………………………..46

Пусть живые будут милостивы к мертвым…………..51

Схимонах Авраам……………………………………...52

Архимандрит Парфений………………………………54

Глинское братство на Иверской земле………………..57

Митрополит Зиновий…………………………………..59

Схиархимандрит Андроник……………………………62

Схиархимандрит Серафим……………………………..64

Монах Иероним…………………………………………73

На пороге пустыни……………………………………...75

Венец пустынного лета…………………………………77

Схиигумен Георгий……………………………………..78

Поля невидимых сражений…………………………….83

Монах Илларион………………………………………....86

Прельщенный подвижник………………………………88

Монахи Виталий и Кассиан…………………………….89

Схимонах Ефрем…………………………………………91

Скорые помощники ……………………………………..94

Мертвое село ……………………………………………..94

Монахиня Ангелина……………………………………...95

Встреча в Барганах……………………………………….95

Монахиня Акиндина……………………………………103

Беседа об Иисусовой молитве…………………………105

О четках…………………………………………………111

Молись и надейся………………………………………115

Встреча в Самтавро…………………………………………116

Когда время не властно…………………………………….116

Сидящая Анастасия…………………………………………121

Люба-юродивая……………………………………………..124

Лидия ………………………………………………………..125

О плодах своеволия ………………………………………..127

«Не прикасайтесь к помазанным Моим...»………………..130

Упавшая звездочка………………………………………….131

Трагедия одной души………………………………………132

Судьба Левана………………………………………………135

Странная встреча……………………………………………137

О смерти……………………………………………………..143

Кто защитит мертвых от живых?..........................................144

О детях……………………………………………………….145

Не навреди!.............................................................................149

О лжи как об искушении на духовном пути………………150

Зарубки в пути………………………………………………152

Изречения отцов……………………………………………170

Когда я думаю о прошлом…………………………………179

Примечания…………………………………………………181

ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ

Земная жизнь человека подобна странствию - пути, который суждено ему совершить во времени от рож­дения до последнего вздоха перед порогом вечности. По-разному каждый из нас распоряжается отпущенным ему сроком. Зачастую бывает и так, что человеку кажется, будто сама эпоха и обстоятельства берут в свой плен его жизнь и с непреодолимой силой воздействуют на его вы­бор, поступки и слова,- так что ему уже невозможно вер­нуться на стези своей совести. Но каждому на пути Гос­подь обязательно посылает Встречу, благодаря которой пусть на краткий миг мы входим в иное пространство - в пространство духовной реальности. Всего несколько слов, обращенных к нам человеком внимательной молит­венной жизни, или даже просто его присутствие, а порой лишь прикосновение к покрытому патиной камню забы­той миром святыни вдруг со всей ясностью открывают перед нами смысл человеческого существования - быть с Богом - и обращают наш ум к вечности.

Чаще всего мы вскоре теряем живое ощущение Божия присутствия и, с сожалением оглянувшись назад, шествуем дальше по страстям века сего, постепенно ут­рачивая способность слышать тот голос, который воззвал к истинной жизни наше сердце. Лишь немногие, однаж­ды доверчиво войдя в простор Божиего мира, встают на трудный, но отрадный путь, к которому призван каж­дый,- на путь стяжания благодати.

Думается, в наши дни преобладания пустого теорети­зирования и холодной прагматичности во всем, не исклю­чая и вопросов веры, не много найдется книг, которые бы столь достоверно свидетельствовали современникам о жи­вом религиозном опыте и о реальности духовного мира, как книга, которую вы держите в руках. Это воспоминания архимандрита Рафаила (Карелина), автора множества книг о духовной жизни, сборников статей нравственного и аскетического характера, полемических сочинений и проповедей. Каждая книга отца Рафаила становится настоящим событием в мире православной литературы.

Книга воспоминаний составилась из статей, написан­ных отцом Рафаилом в разное время и, вероятно, внача­ле не предполагавшихся к изданию под единой облож­кой (некоторые из них опубликованы ранее в книге «Тай­на спасения»). Но время шло, и отдельные статьи, очерки и записи образовали единый том, по охвату и глубине зна­чительно превосходящий свое жанровое название. Да, по форме это воспоминания: рассказы о событиях, о посе­щении святых мест православной Грузии, об их истории, повествования о замечательных подвижниках, о великих старцах XX столетия, общение с которыми многое опре­делило в жизни отца Рафаила, и о разных людях, в чьих судьбах открывается автору Промысл Божий и законы духовной жизни. Но это не просто воспоминания. Книгу можно сравнить с путевым дневником, в котором автор - монах и священник - запечатлевает самое ценное, что дарует ему Господь на жизненном пути, и в первую оче­редь - те свидетельства действия благодати - «очевид­ности Бога», которые вновь и вновь исполняют человека уверенностью в реальности того, что находится за поро­гом телесных чувств.

Множество тем звучит в этой книге. Есть здесь и раз­мышления о скорбных явлениях нашего времени, и рас­сказы о событиях и встречах, которые неожиданно и власт­но ставят человека перед страшной реальностью демо­нической бездны, перед лицом вечной смерти, заставляя его осознать, что в иные моменты только покаяние и вера в безграничную силу спасающей благодати Христовой ос­тавляют нам надежду на избавление. Это те свидетель­ства духовного опыта, которые в пору искушений и внут­ренней борьбы с врагом помогут человеку обрести себя и продолжать свой путь к Богу.

Прозревая за всеми событиями духовный смысл, отец Рафаил, вместе с тем, чрезвычайно конкретен в передаче бесед с разными людьми - монахами и архиереями, пустынниками и подвижниками в миру, священниками и мирянами - с теми, кто в любых чинах служил Богу. Он стремится, как можно более точно запечатлеть слова, ко­торые посвящены самому главному - спасению, жизни души, смерти, молитве и послушанию, пастырству и духовничеству. Беседа-диалог об Иисусовой молитве, как и разделы «Зарубки в пути» и «Изречения отцов», обра­щают нас к традиции древних собеседований и патери­ков. Повествуя о приснопамятных архиереях Грузинской Церкви, о глинских старцах, о схиигумене Савве (Оста­пенко) и других замечательных подвижниках, отец Ра­фаил старается максимально достоверно передать нам образ их служения, во всех деталях донести до священ­нослужителей их советы по разным случаям пастырской практики. Словно по крупицам отец Рафаил бережно собирает те сокровища, которые Господь дает ему на жиз­ненном пути, и предлагает своим читателям.

Переворачивая страницу за страницей, мы погружа­емся в мир недавнего прошлого - середины XX века, время очень тяжелое для Церкви, но - парадоксально - одновременно весьма наполненное и богатое для стремив­шихся к истинной жизни во Христе. А богато оно было людьми праведной жизни, подвижниками духа, которых Господь воздвиг в эти скорбные десятилетия, В век все­общей несвободы они сумели сохранить свободу в Боге; в эпоху поругания древних святынь многие из них яви­ли образ живой святости; те, кто, находясь среди людей, исполнял пастырское служение, стремились пребывать наедине с Богом во внутренней пустыне своего сердца. Они были хранителями живого православного предания. Смогли ли мы достойно воспринять его?

Политические события стремительно отдаляют от нас образы прекрасной Иверии - православной страны, с которой русского человека всегда связывали чувства единой веры и уважения к древности христианских тра­диций. Сейчас, например, уже кажется удивительным, что в 1961 году при закрытии коммунистическими властями Глинской пустыни великие старцы обители на последнем допросе не колеблясь указывали место своего будущего при­станища: «Кавказ», «Сухуми». Эти слова были исполнены для них надеждой - как будто там, за стеною Кавказских гор, ждет их наконец покой, как в последнем земном убежи­ще для тех, кто ушел от мира и хочет соблюсти обеты, дан­ные Господу. Тогда верующие Грузии и Абхазии приняли их с любовью и благодарностью Богу. Именно этому периоду жизни и служения глинских отцов посвящена значитель­ная часть воспоминаний архимандрита Рафаила.

Они уходят - подвижники, которые жили духом, жили чисто пред Богом и просто пред людьми. И вместе с ними, кажется, уходит целый мир, безвозвратно. Распа­лась связь времен и поколений. Но мы не можем пове­рить в это до конца, как будто единственное, что в нас вечно, наша душа, говорит нам: этот мир живет не только в нашей памяти, он не может исчезнуть совсем, он суще­ствует - в вечности, у Бога. Но как поведать об этом? Как выразить?

В воспоминаниях архимандрита Рафаила найдены очень точные слова для, казалось бы, неизъяснимых яв­лений и состояний, подлинно передается ощущение иного - пространства святыни. И еще: эта книга напоми­нает нам об исконном, истинном значении понятий: вера, молитва, священство, послушание, правда и ложь, жизнь и смерть... Ее, как и другие книги отца Рафаила, отличает смелость остаться наедине с теми последними вещами, рядом с которыми многое становится совершенно несу­щественным.

Читая воспоминания архимандрита Рафаила, еще раз убеждаешься, что во все эпохи возможно предпочесть истину, что для памяти нет границ, для любви нет рас­стояний, для подвига нет неподходящего времени. Но сегодня как никогда каждый из нас нуждается в слове духовного опыта, мудрости и любви тех, кто на пути из времени в вечность стяжал нетленные плоды живой веры.

В. Кисель

ПУТЬ К СВЯТЫНЕ

Если спросить, какие самые отрадные минуты я испытал в своей жизни, то я не задумываясь отвечу: это посещение святых мест, особенно древ­них храмов, многие из которых лежат в руинах, молитвы перед чудотворными иконами и встречи со старцами-подвижниками.

Некоторые храмы восстановлены, часть икон куда-то исчезла, а старцы покинули этот мир: так гаснут последние лучи заходящего за горы солн­ца. Мне кажется, что вместе с ними что-то ушло из нашей жизни, как будто на земле стало темнее, как от тумана, застилающего небо; как будто какой-то душевный холод все сильнее леденит серд­це, и даже стены храма не согревают его, как рань­ше. Эта мгла, нависшая над землей, окрасила все в какой-то серый цвет. Что-то потускнело не то в ми­ре, не то в моей душе, словно сверкающая краска­ми картина померкла и превратилась в контуры, очерченные карандашом.

Я благодарю Бога за то, что время «вавилон­ского плена» как будто окончено и вновь восстанавливается сожженный варварами храм. Город оглашается колокольными звонами, но в сердце нет былой радости. Я вспоминаю то время, когда верующие почти тайком по несколько человек приходили к опустевшим храмам, искали разва­лины церквей или даже оставшиеся камни, чтобы помолиться около них. Каким светом сияли их гла­за, когда они говорили: «Здесь была церковь Пре­святой Богородицы», «Это часть стены храма свя­той Варвары»! Казалось, что навстречу богомоль­цам выходили святые, чтобы принять их, что само небо было близко к этим руинам, покрытым кус­тарником и землей, а каждый лежащий на этом месте камень впитал в себя дух вековых молитв и превратился в потемневшую икону времени, к ко­торой хотелось прижаться лицом и целовать, как одежду святого.

Я помню вечер накануне праздника святой му­ченицы Шушаник*. В храме** расположились мас­терские, вход туда для нас был закрыт.

* Святая мученица Шушаник, царица Ранская, постра­дала за веру в V веке, память ее совершается 28 августа/10 сентября. (Здесь и далее примечания редактора следуют без подписи, примечания архимандрита Рафаила отмечены указанием Лет.)

** Гробница святой мученицы Шушаник находится в Meтехском храме Пресвятой Богородицы в Тбилиси. Он был по­строен в 1278-1289 годах на месте уничтоженного храма V века.

Как видно, было дано указание, чтобы в день праздника не пус­кали внутрь храма никого. Около стены, где нахо­дится гробница Шушаник, собралось несколько человек. Чувство духовного родства и любви объе­диняет нас, каждый молча молится святой Шуша­ник. Некоторые принесли свечи, зажигают их и прилепляют к стене, другие держат зажженные све­чи в руках. Храм расположен на уступе скалы. Вни­зу город, залитый электрическим светом; он живет своей жизнью, а мы, несколько человек, чувствуем себя как в древности христиане, собравшиеся на молитву в катакомбах. На месте кирпичного над­гробия ныне воздвигнута каменная гробница, на которой горит лампада. Но тогда казалось, что, как лампады, горят сердца пришедших к подножию храма людей.

Я помню, как в день святой Шушаник я стоял около дверей, не смея попросить, чтобы меня пус­тили внутрь, потому что не хотел услышать на­смешку или грубый отказ. И вдруг один из рабочих спросил меня: «Ты хочешь пройти сюда?». Я от­ветил: «Да». Он понимающе кивнул головой, открыл двери и впустил меня в храм. Картина страшного запустения предстала перед моими гла­зами. Железный лом, доски, кипы бумаг валялись на полу; придел, где находилась могила святой Шу­шаник, был превращен в склад. Сама гробница уже была отчасти разрушена. На кирпичах лежала ка­кая-то арматура, подойти к гробнице было невоз­можно. Но я был благодарен человеку, который понял, почему я пришел сюда в этот день, а может, сама святая Шушаник через него открыла для меня двери храма.

Странное у меня тогда было чувство. Как будто тот меч пыток, который святая приняла в свою грудь,- та сила, которая обрушилась на нее при жизни и не поколебала ее веру, теперь обратилась на ее храм, словно мстила ей после ее смерти, и мне казалось,- может, это дерзновенное слово,- что я стою перед Голгофой Шушаник. И в эти минуты я чувствовал в душе такую близость к ней, как ни­когда после.

Святая мученица Шушаник, царевна Ранская

Прошло время, и я спросил у рабочего, кото­рый впустил меня: «Мне пора уходить?». Он ответил: «Если хочешь, побудь еще». Он куда-то вышел, оставив меня одного. Я чувствовал тогда, что грязь и копоть на стенах, этот сор, наполняющий храм, эти разбросанные в беспорядке куски дерева и железа - только пыль на золоте, что святыню невозможно осквернить, как невозможно осквер­нить лучи солнца. Мне казалось, что стены храма пропитаны благодатью и как бы излучают незри­мый свет. Святая гробница в поруганном и осквер­ненном храме казалась мне келией святой Шушаник, которая превратилась для нее в место пыток. И вместе с этим я чувствовал другое: она - царица, возлежащая на царственном золотом ложе или вос­седающая на троне, а эта сатанинская злоба, обрушившаяся на святыню, похожа на волны бушую­щего моря, которые разбиваются о камни утеса.

Говорят, что враги Христа, распявшие Его, рас­порядились вывозить мусор из Иерусалима на Голгофу, чтобы христиане не приходили молиться на это место, а язычники, впоследствии овладевшие городом, построили там свой храм. Но благодать Голгофы освящала всю землю, как солнце, которое невозможно погасить, освещает и согревает ее.

Что еще я чувствовал, стоя невдалеке от гроб­ницы, заставленной, как бы вновь погребенной, кусками рельс, обломками труб и мешками цемен­та? Я чувствовал тепло, которое шло от гробницы. И за эти минуты можно было бы отдать всю жизнь.

В житии святой Шушаник написано, что во время ее страданий люди приходили к стене темницы, где томилась царственная мученица, и про­сили ее молитв. На земле ее гробница в запусте­нии и поругании, как бы в плену, а там, на Небе­сах, святая Шушаник в царской славе. Здесь, в ее храме, разрушенная гробница как будто кровото­чит, но от этого мученица становится еще ближе сердцу; кажется, что святая Шушаник своей рукой снимает тяжелые цепи греха с человечес­кой души.

Я поблагодарил доб­рого человека, который впустил меня в храм. Он ответил мне кив­ком головы. Я вышел из храма с таким чув­ством, как будто был принят царицей в ее дворце, а город, погру­женный в муравьиную суету, словно задыха­ющийся в атмосфере своих страстей, казался мне каким-то миражом. Помню руины цер­кви святой Варвары*

* Руины храма святой Варвары находятся на окраине г. Мцхета.

Сохранились часть стен и несколько плит около того места, где прежде были двери храма. Поверх­ность этих плит была гладкой, блестящей, будто от­полированной искусным мастером: в течение сто­летий богомольцы входили по этим плитам в храм. Мне казалось, что здесь, где когда-то был алтарь, невидимо стоит святая Варвара и плачет о людях, забывших Бога и отдавших самих себя за бесценок сатане.

Около святых мест душа испытывает мир и покой, но это особый покой: с таким чувством путник приходит к своему родному дому и обретает у святых мест, даже на их руинах и развалинах, то, что искал давно,- мир души. Это не то, что при­нято называть спокойствием,- этот мир полон переживаний: здесь радость таинственной встре­чи со святой и тонкая скорбь, сладостно сосущая сердце,- скорбь о том, что столько времени из жизни было потеряно. Здесь как будто безмолвно поет тишина и сердце слышит дыхание вечности. Понимает душа человека, понимает как великую тайну, что единственно вечносущее - это благо­дать Божия, истинная реальность и смысл чело­веческой жизни, а остальное - хоровод призраков, прельщающих человека, и он всю жизнь бежит, как малый ребенок, за ускользающими от него теня­ми. Все подлежит перемене, все предано времени, как пожирающему огню.

Мне говорили, что по старому обычаю сюда приходят матери помолиться о больных детях. Ребенок - это часть сердца матери, а больной ре­бенок - это сердце, источающее слезы. Наверно, ни о чем так глубоко не может молиться женщи­на, как о спасении своего умирающего ребенка.

В душе человека хранится воспоминание о веч­ности. Душа - от Бога, она образ Божий, поэтому несет в себе частицу Неба. И здесь, у святыни, ду­ша, будто пробуждаясь, вспоминает, откуда она, эта сияющая звезда, ставшая пленницей земли.

Я помню еще то время, когда храм Джвари*, венчающий вершину горы над Мцхета, представлял собой только величественный каменный остов. Двери были давно сняты, окна выбиты, деревянный крест, стоявший когда-то посреди церкви, сожжен. Узкая тропа по склону горы вела к монастырю.

* Храм Джвари (груз. Крест) был построен в VI веке.

Я помню день, когда гроза застала меня на Джвари. Струи дождя заливают храм. Ветер врывается внутрь покинутого святилища, словно хо­зяин, осматривающий свои владения: не спрятал­ся ли кто-нибудь за колонной или в углу. Его шум похож то на свист неведомого зверя, то на глубо­кий вздох, вырывающийся из глубин земли. От это­го ветра, льющегося, как невидимый поток, через сквозные пролеты, где были когда-то двери храма, некуда скрыться. Тело цепенеет, кажется, что хо­лод проникает до самых костей. И в то же время, как ни странно, человека не покидает чувство глу­бокого спокойствия, словно за стенами храма он нашел защиту от врагов, как в крепостной башне.

Необычаен вид с горы, где находится храм. Долину застилает мгла, похожая на пену волн,- это густые струи дождя, колеблющиеся, как зыбь прибоя. В это время кажется, что между верши­ной горы и миром, лежащим внизу, образовалось огромное пространство, точно сама скала - это каменная лестница, уходящая в небеса. Пронизы­вающие порывы ветра, внезапно заставшие путни­ка на вершине горы, напоминают страсти, которые врываются в храм души, хранимой благодатью Божией.

И еще одно чувство испытывает путник: слов­но струи дождя смыли с души его грязь и черную накипь грехов, и он, будто обновленный в некоем подобии крещения в дожде и дыхании бури, с об­легченным сердцем сходит вниз, благодаря Бога за это испытание.

Я с сожалением вспоминаю то время, когда на Джвари не было автомобильных дорог и туристов, с ничего не выражающими лицами разглядывающих святыню своими невидящими глазами. Разрушен­ные святыни были окружены величием тайны - теперь они выставлены напоказ, как на невольни­чьем рынке. По правилам Древней Церкви, еретик и неверующий не могли зайти в храм - теперь рек­лама зовет их посетить места, где было пролито столько мученической крови и молитвенных слез. Кажется, что в цветник, где растут небесные лилии, пустили пастись стадо, которое топчет эти цветы.

С горы открывается не только пространство го­ризонта, но и пространство неба. В разные времена года как будто даже звезды меняют свой вид. Вес­ной они похожи на огненные еще не распустившие­ся цветы; летом - на тысячи алмазных очей, ко­торыми небо смотрит на землю; зимой - на свер­кающие осколки льда то голубого, то розового, то прозрачно-хрустального цвета, а осенью - на жемчужные слезы, которые вдруг срываются с чер­ных ресниц ночного неба и падают на землю. Но часто думаешь, что небо - это полог, за которым есть мир вечных сущностей, мир Божественного света, мир, не сравнимый ни с чем. А звезды - толь­ко иероглифы этого мира, изображенные на тем­но-синей катапетасме небес. И кажется, что звезд­ное небо - это встреча времени с вечностью.

Мне вспоминается посещение храма, называе­мого Ломис Гиорги (Львиный Георгий). Здесь начинается предгорье Кавказа. Горы, врезающиеся, как каменные лезвия, в долины, похожи на лест­ницы и мосты, ведущие к воротам Кавказа - ог­ромной крепости, стоящей между двумя частями света.

Церковь святого Георгия стоит в дебрях гор, на вершине скалы, словно святой Георгий попирает каменную громаду своей ногой. Трудно предста­вить, как была построена эта церковь, как достав­ляли материал на такую высоту, каков был дух тех людей, которые, преодолев все препятствия, воз­двигли храм, подобный знамени, поднятому ввысь над страной. Ни дорога, ни тропинка не ведут туда. Несколько верст надо пройти вверх по крутому склону, чтобы достичь этого храма. Дорога идет через лес. Вначале путник бывает поражен красо­той горного леса. В летний солнечный день листва, как шатер, укрывает его от палящих лучей. Подъем становится все круче, иногда возможно идти впе­ред, лишь хватаясь за стволы кустарника и ветки деревьев. Обрывистые склоны скал сменяются изумрудными полянами, поросшими травой,- будто кто-то приготовил путнику ложе для отды­ха. Хочется лежать не вставая и смотреть на кача­ющиеся листья деревьев, сквозь которые проби­вается голубизна небес.

Путь к храму напоминает плавание на кораб­ле, когда один берег уже скрылся за горизонтом,- это мир, шумящий, как улей, а другой берег - святыня храма - еще не предстал перед глазами. А дорога, которой не видно ни начала ни конца, похожа на гладь океана.

Наступает время, когда путнику кажется, что его уже оставляют последние силы, что каждый шаг - это последнее напряжение его воли, что вот-вот он упадет на землю. Но это бывает чаще всего тогда, когда, заглядевшись на природу и душой как бы слившись с ней, он забывает об Иисусовой молитве, о том, что он идет к дому святого Геор­гия. И если молитва вновь проснется в его сердце и он будет внимать этой молитве, то силы снова возвратятся к нему и он почувствует, что имя свя­того Георгия подобно посоху, на который он опи­рается в пути, а имя Иисуса Христа - это сердце вселенной, которое дает жизнь его сердцу.

На пути к святыне два искушения. Первое - когда люди вместо молитвы начинают, может быть, сперва говорить о духовном, а затем их раз­говоры скатываются на мирское. Разговаривать на пути к святыне нельзя, как нельзя беседовать в храме. Святыня скроет себя от человека, не подготовившего свою душу к встрече с ней за время пути, его сердце будет не в силах воспринять и удержать благодать. Поэтому путь к святыне дол­жен быть путем покаяния. Чем глубже кается человек, тем радостнее становится у него на серд­це. Чем дольше и труднее путь, тем лучше. Человек почти физически ощущает, что вместе с потом, пропитавшим его рубаху, какая-то нечистота вышла из его души и тела. Второе - это красота природы, она подобна обоюдоострому ножу. Эта красота может говорить душе о вечной красоте духовного мира, о том, что она - только тени, только изломанные осколки той красоты, кото­рую видел человек в Эдеме. Она может свидетельствовать о величии Творца, но чаще бывает другое. Эта красота манит к себе человека, захва­тывает его в плен, но не открывает перед ним неба, а заслоняет духовный мир. Поэтому человек должен следить за своим сердцем, чтобы ви­димое не отняло у него невидимого, благодарить Бога, создавшего этот мир, но больше пребывать в своем сердце с молитвой, потому что там сокро­венно находится мир более прекрасный, чем зем­ля и небо. Когда в сердце зазвучит молитва, то человек готов к тому, чтобы этот путь продлился еще на многие часы, тогда он понимает, почему храм построили на верху горы, почему к нему не проведена дорога, и сам путь по камням, через колючий кустарник, напоминает ему о том узком пути, который ведет к спасению.

...И вдруг перед глазами встает храм святого Георгия, как будто вершина скалы стала подножием другой, духовной, скалы. Здесь сердце особен­но ощущает второе имя святого Георгия - Победоносец. Львом в Священном Писании символи­чески назван Христос: «Лев от колена Иудина, Который раздавил главу змея»*. Львиный Геор­гий - это святой, укрепленный Духом Христа, святой, которого трепещут демоны.

* См.: Откр.5,5; Пс.73,13.

Около храма человек испытывает чувство, что святой Георгий исполнит каждое его прошение. Но, странное дело: он уже не хочет молиться о том земном, что раньше волновало его душу, что было пронизано страстями; он уже считает это недо­стойным молитвы, а просит, чтобы святой Геор­гий умолил Господа о прощении его грехов, о том, чтобы в загробном мире хоть иногда видеть ему лицо святого.

У стены храма висит тяжелая цепь, которую за столько веков никто не решился похитить. По преданию, это та цепь, которой святой Георгий был прикован к стене темницы по приказу Диоклетиана. Богомольцы кладут ее себе на плечи и так об­ходят храм; некоторые совершают этот путь на коленях. Ее с трудом поднимает мужчина, но я видел, как женщины и дети брали эту цепь и, ша­таясь под ее тяжестью, шли вокруг храма, словно укрепляемые силой святого Георгия. Неся эту свя­тыню на своих плечах, понимаешь, что твою тя­жесть святой Георгий берет на себя.

Откуда появился этот храм, похожий на дивный цветок? Кто поднял сюда каменные плиты для стен, отточенные так, что лезвие ножа не может пройти между ними? Кажется, что стая горных орлов пе­ренесла эти камни из долины в своих могучих ког­тях, чтобы послужить святому Георгию.

Около всех святых одно и то же чувство: что истинная жизнь здесь, а там, в миру,- одни сновидения, что здесь сердце открывает свои духов­ные очи, а там, в миру, погружается в тяжелую дремоту, от которой пробудить его могут только молитва покаяния или смерть.

Обратный путь кажется намного легче, слов­но ты приобрел богатство и хранишь его в тайне от людей, чтобы не потерять. И ты уже понима­ешь, почему отшельники избегали смотреть на человеческие лица.

Святые отцы говорили: «Молчание созидает, а многословие расточает». Потому что благодать - это таинство будущего века, язык которого - без­молвие. И здесь, осененный лучом благодати, человек желает одного - чтобы этот луч не угас.

СХИИГУМЕН САВВА

Встречи со старцами убедили меня, что хрис­тианство проповедуется не только словом, но прежде всего - силой благодати, которая оживо­творяет слово, делает его светоносным, а истину христианства очевидной и, дерзну сказать, как бы осязаемой. Благодать проникает в глубины серд­ца и дает человеку возможность пережить встре­чу с неведомым для него духовным миром. То, что при этом испытывает сердце человеческое, мож­но выразить словом «радость». Радость, которая не похожа на обычное эмоциональное пережива­ние,- радость обретения самого главного в жиз­ни - Того, Кто выше всякого слова.

Истинный проповедник христианства - толь­ко тот, кто стяжал благодать Духа Святого. Он проповедует о Христе даже когда молчит. Тайна будущего века открывается через благодать. Тот, кто стяжал ее, сам становится источником незри­мого света. Эта тайна отражается в его глазах, наполняет его слова духовной силой, от человека веет всепроникающим теплом, в котором хочется согреться,- как в зимнюю ночь окоченевшему от ледяного холода путнику хочется согреться, как бы оттаять около горящего костра.

Тот, кто стяжал благодать, становится очевид­цем и свидетелем истины христианства. Более того, в своем лице он являет христианство ми­ру, может быть, сам того не сознавая. На челове­ка в определенном духовном состоянии благодать действует так ощутимо, что его надежда перехо­дит в уверенность: он говорит, как имеющий власть, он молится, не сомневаясь, что его молит­ва будет услышана. Но в то же время он знает, что это действует не он, а благодать, посетившая его, и еще больше смиряется перед величием дара.

Нам надо знать умозрительные истины христи­анства, как карту дорог - тому, кто отправляется в далекий путь,- знать, чтобы не ошибиться и не пойти по ложной тропе. Но тот, кто занят только изучением богословия и других наук, полагая, что этого достаточно для спасения, подобен человеку, который часами сидит над картой, тщательно изу­чает ее, но так и не решается выйти за порог свое­го дома.

Путь христианина - стяжание благодати. Изу­чение церковных наук в духовных школах, знаком­ство с творениями святых отцов - это одеяние души, которое для многих необходимо, но это еще не сам человек: внутренне он образуется через подвиг жизни. Человек, исполняющий евангель­ские заповеди, понимает Евангелие лучше, чем ученый богослов, потому что ощущает в своей душе силу благодати, которая заключена в нем; понимает более глубоко, чем это может выразить человеческое слово. Он чувствует Евангелие как саму жизнь души.

В своей жизни я встречался с богословами, но ни один из них не произвел глубокого впечатления на мою душу. Эти встречи не могли согреть мое сердце. Ведь рассудок, предоставленный самому себе, холоден, как вспышки электрического света. Я чувствовал в этих людях какую-то сложность и неопределенность. Они могли помочь разрешить некоторые частные, умозрительные вопросы, в их словах звучала уверенность, но это была не спокой­ная уверенность истины, а раздражающая самоуве­ренность собственного интеллектуального превос­ходства. Им было трудно сказать: «Я не знаю». Это была какая-то «головная» религия, отключенная от сердца. Некоторые из них были искренне верую­щими и - я вынужден сказать резкое слово - не стеснялись молиться, но я не встречал ни одного, для которого центром духовной жизни являлось бы сердце. Оно было подавлено противоречивой ин­формацией рассудка, который эти люди считали своим главным богатством. Подобно слепым, они могли рассказать о том, что слышали, но не могли показать того, что не видели. Я глубоко убежден в том, что ни обилие духовной литературы, ни богослов­ские училища не могут сами по себе принести бла­гую весть о Христе и христианстве лежащему в ду­ховной тьме миру. Истинные проповедники - это подвижники, стяжавшие благодать через Иисусову молитву и очищение своей души от страстей. Чтобы говорить о Боге, надо выйти из плена этого мира, а внутреннюю свободу дает только благодать. Чтобы говорить о Боге, нужно возвыситься над ми­ром, над его страстями, представлениями и, более того, над его мнимой правдой, надо стать иным, а иным человека может сделать только благодать.

Самым большим событием в своей жизни я счи­таю встречу со схиигуменом Саввой (Остапенко) ¹ *.

* Здесь и далее: примечания, обозначенные цифирью, помещеные в конце книги.

Впервые я встретился с ним в 1955 году в мона­стырском корпусе Троице-Сергиевой Лавры, ког­да он ожидал приема у наместника обители - ар­химандрита Пимена (будущего Патриарха всея Руси). Отцу Савве предстояла разлука с Лаврой: вскоре после рукоположения в иеромонахи он оказался в числе гонимых светскими властями, а отчасти - и своими собратиями. Дело в том, что отца Савву постоянно окружал народ; около мо­настырских ворот можно было видеть толпу богомольцев, которые часами ожидали, когда он вый­дет из келий, чтобы взять у него благословение или спросить о чем-то очень важном для себя. Какая сила притягивала к нему людей? Мне кажется - сила непрестанной молитвы, которая делает чело­века подобным духовному магниту. Молва о ве­ликом молитвеннике шла по всей Руси и с каждым днем собирала около него все больше духовных чад. Это было единственным и самым тяжелым обви­нением против него для негласного суда. Такие суды, чем-то напоминающие «тройки» тридцатых годов, вершились в кабинетах уполномоченных при закрытых дверях. Гонения на отца Савву про­должались несколько лет со все возрастающей силой. Ложь, угрозы, притеснения, оскорбления, клевета обрушивались на него, будто удары молота, а он стоял неподвижно, как наковальня. Наконец власти потребовали, чтобы его перевели куда-нибудь подальше от столицы. Отец Савва уже получил указ о направлении его в Псково-Печерскую обитель и ожидал благословения наместника от­правиться в путь.

С Троице-Сергиевой Лаврой было связано на­чало его духовной жизни. После открытия Лавры он, еще будучи в миру инженером-строителем, участвовал в восстановлении монастыря. Здесь он учился в семинарии, но настоящей духовной шко­лой был для него Храм. Рассказывали, что во вре­мя церковной службы он забывал обо всем и не­редко опаздывал на уроки. Когда педагоги спра­шивали: «Где Остапенко?», то дежурные студенты отвечали: «У преподобного Сергия на молебне» или: «Читает записки на панихиде». Некоторым студентам это казалось странным, и они втихомол­ку подшучивали над ним (на что он отвечал толь­ко улыбкой), но когда приближались экзамены, то шутники первыми просили у него молитв. Мно­гие впоследствии с благодарностью вспоминали отца Савву именно за то, что он своим примером учил их, что самое главное в жизни христианина, особенно священнослужителя,- непрестанная молитва.

Теперь отцу Савве предстояло расстаться с лавр­скими монахами - своими духовными братьями и сослужителями, а также с многочисленными чадами, с которыми он был связан неразрывными узами любви; они не могли представить себе жизнь без своего духовного отца. Монах, покидающий монастырь, похож на мореплавателя, который ос­тавляет пристань родного города и, направляясь к неведомым берегам, отдает себя простору моря,- только монах отдает себя Промыслу Божиему, не­постижимому и более глубокому, чем океан.

Что меня поразило в отце Савве в тот день? - То, что он был совершенно спокоен, как будто все происходящее не касалось его, как будто вся его жизнь сосредоточилась в имени Иисуса Христа, а до остального ему мало дела. Он вверил себя и свое сокровище - чад своих - воле Божией и Покрову Пресвятой Богородицы. Мне казалось, что если бы его послали не в Печерский монастырь, а в степи Казахстана или в заполярную тундру, то он при­нял бы это с таким же душевным миром и готов­ност<