Единственное золотое правило такого исследования в том и состоит, что нет никаких золотых правил.
Нет никакого сверхскоростного шоссе с верстовыми столбами, указывающими, сколь далеки вы от цели. Духовное исследование потребует от вас проложить и пройти собственный путь, а не следовать уже проложенным маршрутам. И я чувствую в этом особое благословение и экстаз. Вы не поезда на железной дороге. Если вы бежите по рельсам, вам не убежать в джунгли, не взлететь на гору, не отправиться туда, куда тянет сердце. Поезд — пленник железной дороги. Но река не пленник. Она тоже пребывает в длительном странствии. Она может пробежать тысячи миль с гималайских высот, но все равно впадет в океан. Безо всякой карты, без каких бы то ни было предписаний и проводников, не встречая на пути никого, кого можно было бы спросить: «Слушай, а куда теперь течь?»... Ведь каждый шаг — перекресток.
Однако всякая река, как ни странно, впадает в океан, отыскав собственный путь к величайшей свободе.
Мастер может лишь намекнуть, как вам отыскать свою стезю. Он также может дать вам понять, нашли вы ее или нет. Может подсказать критерий того, приближаетесь вы к цели или удаляетесь от нее. Но предписаний не будет. Это противно самой природе вещей.
В момент, когда вы встретили мастера, вы обрели путь.
Кого же можно назвать мастером? Отнюдь не того, кто наполняет ваш ум ожиданиями. Ум христианина исполнен христианских надежд, ум индуса — индусских, буддиста — буддийских. Мастер — тот, кто утоляет жажду вашего сердца. К уму это не имеет ни малейшего отношения. Это сфера любви.
Вы просто оказываетесь влюблены. Вы просто обнаруживаете, что ваше сердце обрело дом, легкость, отыскало сокровище и пребывает в величайшем блаженстве. И по мере того, как вы приближаетесь к мастеру, в своей любви, в своем доверии, ваша душа все больше преисполняется мира.
Безмолвие ваше уже не представляет собою нечто мертвое, как гробовая тишина; теперь это нечто поющее и танцующее, нечто живое.
И чем дальше продвигаетесь вы по пути самореализации, тем радостнее становится ваша жизнь. Глубокая беспричинная радость проникает в вас; благословение, столь глубокое и щедрое, что вы можете делиться им с другими. По сути, вам приходится им делиться, поскольку оно просто переполняет вас, и вы уже не в силах его вместить. Впервые в жизни вы ощущаете себя маленьким перед лицом бесконечно великого благословения. И это говорит о том, что вы движетесь в направлении дома. Ваши экстатические состояния обретают все большую глубину и высоту. Но если вы отступите, то сделаетесь более несчастным, более грустным, более святым, более христианином, более индусом, более джайнистом, — какие там еще есть болезни... более умным... но глубоко внутри все более и более опустошенным.
Нищим, живущим под тоненькой сенью надежды на то, что где-то в другой жизни, где-то в мире ином вы будете вознаграждены за все свои скорби, за свое лицо, уныло вытянутое на британский манер.
Святые не смеются. Они пали ниже человечества — ведь только человек умеет смеяться. Буйволы не смеются, и ослы тоже, — все они относятся к категории святых и мудрецов. Может быть, они, ослы и буйволы, были великими мудрецами в своих прошлых воплощениях и вот получили свою награду. Не обижайте их, относитесь к ним с уважением: ведь, кто знает?..
Однако, с моей точки зрения, по мере роста вашей сознательности в вас возрастает чувство юмора и способность смеяться. Вы начинаете относиться к жизни все более игриво. Так что ни приказов, ни предписаний — одни неуловимые намеки и указания. И непрестанные усилия отточить ваше сознание с тем, чтобы вы сами могли отыскать свой путь. А когда вы его найдете, вы раскроете в себе смелость разразиться песнями и танцами, способность ликовать.
В этом-то и состоит роль мастера: сделать вас более сознательным и мужественным, более любящим и понимающим. И никаких приказов, никакой дисциплины и никаких предписаний.
Приказы, дисциплина и предписания исходили от людей, желавших диктовать вам свои условия и претворять собственные идеи на материале чужих жизней. Подобных людей я называю величайшими преступниками.
Навязывать, кому бы то ни было свои идеи, предлагать идеалы и шаблоны — это насилие, чистое насилие. Оно разрушительно по своей Природе, и мастер не может к нему прибегнуть. Мастер всегда созидает.
Любимый Бхагван!
Мою голову посещают различные вопросы. Я записываю их и перечитываю. Потом, занявшись медитацией, я часто получаю ответ. И какое совпадение! Часто в тот же самый вечер на лекции или на видео Вам задают тот же самый вопрос. Пусть задает его кто-то другой, но я все равно чувствую, что это был мой вопрос, и будто Вы ответили именно мне. Чем объяснить это, мой любимый мастер?
То, что любой вопрос исходит лично от вас, — это заблуждение. Все это от древних собственнических привычек: мой дом, моя жена, ребенок мой, ну и вопрос тоже. Каждый человек потенциально способен задать любой вопрос, задаваемый кем-либо другим, поскольку все вопросы порождаются вашим безумным умом и все вы в равной степени безумны. Безумие — одно из тех немногих качеств, в проявлении которых все люди равны. Лишь изредка кто-то один становится безумнее остальных, и тогда за него берутся.
Функции психологов, психиатров и психоаналитиков вовсе не сводятся к искоренению безумия. Это просто им не под силу, они не имеют и отдаленного представления о том, что такое нормальная психика. Максимум, на что они способны, — это одернуть того, кто слегка опередил окружающих по степени безумия: «Будь нормален». Все равно, что: «Будь безумен в рамках нормы, не пытайся выйти за эти рамки».
Люди, чье безумие выходит за пределы нормы, считаются сумасшедшими.
Оставшиеся — нормально безумные: не вызывают вопросов и не создают проблем, хотя сами исполнены все тех же проблем, что и сумасшедшие.
Разница чисто количественная.
Попробуйте удобно расположиться в своей комнате, запереть изнутри все двери и записывать в блокнот то, что будет твориться у вас в голове. И никакой редакции: просто записывайте все, что будет посещать вашу голову. Вы будете поражены. Перечитайте это минут через десять — и придете в ужас: «Кто это писал, я или какой-то сумасшедший? Что за чушь, что за вздор непрерывно засоряет ум?»
Говорят, Бог сотворил мир. Но в этом мире столько людей, являющихся живым примером ошибок мироздания... Бог не мог такого создать. Совершенный Бог не мог сотворить мир, столь несовершенный.
И вот в чем я усматриваю его слабость: он не предусмотрел в ваших головах маленьких окошечек, сквозь которые окружающие могли бы видеть, что там творится. Вот тогда мир стал бы самим совершенством. Всего лишь маленькие окошки, через которые происходящее внутри могли бы видеть хотя бы ваши друзья. Вот бы они удивились, что у человека, голова которого забита таким мусором, ничего такого не отражается на лице. И это двадцать четыре часа в сутки.
В моих медитационных лагерях я прибегал к особой медитативной технике. Заключалась она в том, что все в течение часа сидели в расслабленных позах и высказывали вслух все, что приходило им в голову, становясь как бы глашатаями, громкоговорителями для собственных мыслей. При этом они делали все, что хотелось, свободные от каких бы то ни было запретов. И так на протяжении одного часа. Это просто прелесть! Чего они только не вытворяли! А на вид такие милые... кто бы мог подумать.
А один... Никогда бы не поверил, что такое возможно: он просто сидел напротив меня и все время звонил по телефону. Казалось бы, человек в возрасте, лет шестидесяти, богатый... И вдруг непрерывно звонит по телефону: «Алло! Алло!» Потом я выяснил, что этим он всю жизнь и занимался: сферой его деятельности был рынок ценных бумаг.
И вот он сидит напротив меня и иногда еще так с улыбкой поглядывает: понимает, что делает что-то не совсем то, — и несет какой-то вздор. Но что поделать — медитация!
Здесь сидит и Джаянтибхай. А один его старый и близкий друг (они дружны и по сей день) встает так запросто и принимается сталкивать с горы его автомобиль. На этом автомобиле я часто добирался до лагеря. И вот он собирается пустить его под откос. И это закадычный друг. Мне пришлось попросить нескольких людей прервать медитацию и схватить его, пока он не угробил машину. И ведь он знал, что это машина друга, что она понадобится мне, ведь знал... Кое-как удалось его оттащить от автомобиля. Но он так завелся, что в ярости взобрался на дерево, вокруг которого сидели медитирующие, и принялся швырять в них своей одеждой, пока не остался голым.
Вообще-то это очень серьезный, молчаливый человек. Никогда и не подумаешь, что он на такое способен. А до чего же трудно было снять его с дерева! Когда объявили, что медитация окончена и нужно спускаться, он и бровью не повел: слишком трудно было ему выйти из этого состояния. Подобные вещи обычно возникают в голове, но их не делают. В конце концов, мне пришлось отказаться от подобных медитаций в силу их опасности. Здорово, конечно, избавляться от своего мусора, отлично очищает. Но опасно: люди могли поколотить друг друга.
Как-то раз во время медитации один сардаржи начал драться. Не то чтобы кто-либо из присутствующих был ему врагом, ничего подобного. Перед нанесением ударов он совершал такие гигантские прыжки, что вскоре расчистил всю площадку. Медитирующие жались к ее краю, и в центре остался он один.
«Ну хватит, Сардаржи, можете сесть. Все уже разбежались», — обратился я к нему. «Что это на меня нашло, — удивился он. — Я же не насильник».
Люди того города подтвердили, что это очень хороший человек, и диву давались, что подобное могло прийти ему в голову.
«Должно быть, это приходило ему в голову изо дня в день; просто не представилось удобного случая, — объяснил я. — А вот сегодня он, наконец, и представился. Он один справился со всеми медитирующими, а было их, по меньшей мере, пятьсот человек».
«Ты что, не осознавал, что делаешь?» — спросил я его потом.
«Я сам хотел бы спросить об этом после вашей медитации, — ответил он. — Ведь это крутится у меня в голове изо дня в день. Случись что-то, выйди ситуация у меня из-под контроля, и я обезумею. Безумие уже овладело мною, просто оно подавлено». Человечество делится всего на две категории: нормально сумасшедших и ненормально сумасшедших.
Один человек сошел с ума... А сумасшедшие весьма изобретательны, поскольку никто им не страшен. Плевать им на респектабельность и на то, что подумают окружающие. Они становятся очень бесстрашными, реализуя в действии те желания, которые всегда в себе подавляли.
У этого человека была навязчивая идея, что по нему ползают некие странные, скользкие существа. И весь день он их с себя сбрасывал. «Что ты делаешь, — возмущались домашние. — Мы не видим никаких существ».
«Да вы не можете их увидеть, — отвечал он. — Я раньше тоже был в вашем положении. Я об этом подозревал, но никогда этого не видел. Теперь, похоже, у меня открылся третий глаз. Я вижу это!» И он все сбрасывал и сбрасывал это с себя.
«Ты будешь работать или нет?» — спрашивали его.
«Как же я пойду, если они такие мерзкие. Они ползают по моему лицу, заползают в волосы. Не могу я никуда идти!»
В конце концов, его отвели к психиатру. «Не волнуйтесь, мне уже приходилось сталкиваться с подобными случаями, — успокоил врач. — Пройдите и присядьте».
Пациент сел, продолжая сбрасывать с себя нечто. «Ничего подобного на самом деле не существует. У вас просто навязчивая идея. Она завладела вами», — объяснил психиатр.
«Завладела? Сейчас я вам покажу».
Он пододвинулся на стуле поближе к врачу. «Что вы делаете?» — воскликнул тот.
А наш герой давай сбрасывать на него своих существ. «Прекратите! — запротестовал психиатр. — Не бросайте их на меня! Да что же вы за человек? Вы пришли лечиться или меня заражать? Вот мерзавец!»
«Теперь вы, надеюсь, убедились, что это вовсе не навязчивая идея», — сказал пациент.
«Я все понял. Это не навязчивая идея. Я их тоже вижу; похоже, открылся и мой третий глаз! Только не приходите больше, пожалуйста. Попробуйте обратиться к другому психиатру: он живет напротив меня. Он мой враг, и в подобных случаях я направляю пациентов к нему. Вы уж меня извините. Вот, возьмите ваши деньги. Но только не разбрасывайте здесь своих существ. Сохраните их для другого психиатра — вот его клиника. Носите их ему каждый день. Если вам угодно, я мог бы даже оплачивать ваши визиты. Только откройте ему третий глаз подобно тому, как вы открыли его мне. Вы же просто великий человек. Столько йогов бьется над открытием третьего глаза, и ничего у них не выходит. А вы открыли мне его за какую-нибудь минуту». Выходя из кабинета, пациент оглянулся: психиатр сбрасывал с себя, его существ.
Все мы в одной лодке. Просто кто-то в центре, а кто-то с краю, и ему легче оказаться за бортом. Этот вопрос не принадлежит вам лично. У вас нет собственных вопросов. Помните, что все ваши вопросы — порождение нормального безумия. Так что пусть вас не обескураживают и вопросы, задаваемые другими. Это все те же скользкие существа. И у вас нет на них монополии: у каждого они свои. Пребывая в безмолвии, вы обнаружите, что каждым из волновавших вас вопросов кто-нибудь еще задавался. Ведь мы не изолированы друг от друга — мы связаны, мы живем на одном континенте. И мы постоянно транслируем свои идеи, для чего вовсе не обязательно говорить нечто кому-то, сидящему рядом. Вы не пытаетесь ему ничего сказать, и он не пытается услышать; однако идеи излучаются.
Поймите, что большинство ваших идей — незваные гости из ниоткуда. Они носятся в воздухе и в один прекрасный миг входят в вашу голову. И тогда вы думаете: «Это моя идея».
И если вы хорошенько прислушаетесь, то обнаружите, что каждый ответ предназначен для вас. Пусть это не вы задали вопрос, пусть вы не усматриваете его сходства с вопросами, роящимися в вашей голове. Но ответ, конечно, предназначен для вас, поскольку он предназначен для всех.
Ведь я скорее сродни, как вы выражаетесь, оптовику, нежели розничному торговцу. А если бы я принялся работать «в розницу», это оказалось бы слишком обширной работой для слишком короткой жизни. Я сумел бы помочь лишь немногим.
Поэтому я «оптовик». Мой ответ предназначен вам независимо от того, вами ли задан вопрос. Кто знает, может быть, вы зададите его завтра или послезавтра? Подождите немного, но храните ответ в памяти. И вопрос возникнет. Возможно, он уже возникает, поднимаясь из напластований вашего бессознательного. Просто время его еще не пришло. Так что будьте, вооружены ответом, а вопрос не заставит себя ждать. Я отвечаю на ваши вопросы лишь для того, чтобы их убивать, разрушать, тем самым, предоставляя вам возможность выхода за их пределы, равно как и за пределы ответов, в пространство безмолвия, где нет ни вопросов, ни ответов. Это пространство всего чудесного и загадочного. И это магическое пространство я называю истинной религией.
Войти в него означает быть религиозным человеком.
Любимый Бхагван!
Находясь в Вашем присутствии, я стараюсь созерцать и быть максимально внимательным. Мой ум при этом работает, пытаясь осмыслить, в надлежащем ли состоянии я пребываю. Должен ли я оставаться созерцателем или раствориться в Вас? В то же самое время я пытаюсь расслабиться и все это игнорировать. Так или иначе, несмотря на всю эту гимнастику, приходит момент — и лед трогается: я делаюсь необычайно мягок и восприимчив, необыкновенно прост и податлив. Любимый Мастер, нет ли какого-либо пути, позволяющего не терять попусту так много бесценного времени пребывания в Вашем присутствии?
Существуют весьма простые вещи, которые вы сами усложняете.
Вот сейчас, сидя здесь, вы можете попросту приятно расслабиться. Но нет, вы сделаете из этого проблему: расслабиться, слиться или созерцать. В любом случае поезд уже ушел. А делать здесь ничего не надо. Просто расслабьтесь и прислушайтесь. И благодаря такому прислушиванию вас коснутся несколько озарений. Используйте их в своей жизни. Когда вас кто-нибудь оскорбляет, созерцайте его, как если бы вы были просто сторонним наблюдателем, и он оскорблял бы кого-то другого. Да так оно и есть на самом деле. Или, если сидите на берегу океана, сливаясь и с красой восходящего солнца, не подключайте к этому созерцателя. Красотой следует наслаждаться. А гнев нужно отбрасывать.
Вот какие разные методы применимы к различным ситуациям. Когда вы лежите в постели и вам нечего делать, просто расслабьтесь. Вы весь день пребывали в активности, переделали тысячу и одно дело. Теперь пришло время обо всем этом забыть и предоставить всю свою энергию релаксации и освежающему восстановлению.
Релаксация, слияние, созерцание — различные техники для разных ситуаций. И если вы попытаетесь применить их все одновременно к одной ситуации, она просто ускользнет от вас, и вы уже не будете в состоянии что-либо сделать. По счастью, после совершения такой глупости вы все-таки расслабитесь.
Допустим, вы устали: слияние, созерцание, релаксация — хорошенького понемножку... Вы устали, и релаксация приходит сама собой. Вы чувствуете, как она мягко опускается на вас, и это приятно.
В Индии говорят, что человека, потерявшегося с утра и вернувшегося домой к вечеру, нельзя назвать «потерянным». Он же все-таки вернулся, хоть и слонялся без толку целый день, занимаясь всякой ерундой.
Но когда вы ощущаете, как наступает релаксация, как вы размягчаетесь, а мир становится прекрасен... Почему бы не войти в это состояние сразу, без прелюдий? Или прелюдия необходима?
Если вы читали пьесы Бернарда Шоу, то могли заметить, что они страдают слишком длинными, длиннее, нежели сами пьесы, предисловиями. Небольшая пьеса и предисловие к ней — в три раза длиннее. Друзья и доброжелатели говорили ему: «Это только вызывает излишнее утомление. Если читаешь одну пьесу, не заглянув в предисловие, остается чувство, что что-то важное упущено, раз человек написал такое длиннющее предисловие. А если читаешь предисловие, то оно настолько утомительно, что, добравшись до пьесы, вконец измученный, испытываешь лишь одно желание: отшвырнуть книгу».
Длинные предисловия не нужны. Достаточно преамбулы. Так, что ничего страшного, если минуту или две вы будете сливаться, расслабляться, созерцать. Только заканчивайте с этим поскорее с чувством удовлетворения, что вступление состоялось. И переходите к пьесе: расслабьтесь и получайте удовольствие.
В мире все просто. Но ум ухитряется все усложнить. Ведь если все просто, то кому он нужен? К уму обращаются в сложных ситуациях, тут уж без него не обойтись. А в простых на что он? А жизнь проста настолько, что если человеку достанет мужества ее прожить, ум ему и вовсе не понадобится. Именно отказ от ума и спонтанное проживание жизни я и называю саньясой.
Из мига в миг, там будет видно. К чему бесконечные репетиции?
Когда настанет миг, сознание встретит его и отзовется. Но люди столько времени тратят на подготовки, что проводят в них практически всю свою жизнь.
Я слышал, что один немецкий профессор хотел собрать у себя самую большую в мире библиотеку философской, религиозной и духовной литературы. Будучи к тому же очень богатым человеком, он странствовал по свету, собирая все виды подобных текстов. В мире три сотни религий и сотни философий, по каждой из которых написаны сотни книг на различных языках. И у профессора были переводчики, которые переводили все их на немецкий язык. Так он готовился к прочтению этих книг.
Ему уже стукнуло девяносто, а он все собирал книги.
«Пора бы уже приступить к чтению, — сказали ему. — После стольких лет подготовки, в вашей библиотеке имеются тысячи и тысячи книг. Вы же не успеете их все прочесть. Жизнь ваша уже клонится к закату, осталось каких-нибудь год или два».
«Но моя коллекция еще не является полной», — возразил тот.
И принялся коллекционировать с усиленной скоростью, привлек к этому большее количество людей, пригласил больше переводчиков. В конце концов, он слег, и врач сказал, что больше семи дней он не протянет. Тогда профессор призвал всех ученых, которые переводили для него книги, и сказал им:
«Бросайте переводить. Составляйте сжатые рефераты по содержанию каждой книги, поскольку жить мне осталось всего семь дней, а я хочу узнать, что во всех них написано. Просто сжатые рефераты».
«Но в вашей библиотеке собрано так много книг, — возразили ученые, — что нам это просто не удастся. Мы, конечно, постараемся, но в недельный срок нам никак не уложиться».
«Ну, как у вас продвигается работа?» — спросил профессор, когда настал последний день. «Мы стараемся», — ответили ученые. «Это уже ни к чему. Сделайте вот что: составьте краткое резюме по всем книгам. На большее, времени уже не остается. Я чувствую, что покидаю этот мир. Так что прощу вас поторопиться». «Но как же нам поторопиться, если для выполнения этой работы нам придется заглядывать во все книги, дабы отыскать в них самое основное, их суть? Некоторое время на это все же понадобится», — возразили ему.
День был уже на исходе, и к вечеру они пришли к профессору со сжатым резюме на нескольких страницах. Тот уже был при последнем издыхании. «Нет-нет, — сказал он им. — Слишком много страниц. Сделайте полстраницы, совсем кратенько, чтобы умещалось на почтовой открытке. У меня уже не осталось времени прочесть все эти страницы».
Ученые поспешили обратно и снова сжимали сжатое. И после всех этих сжатий в нем уже не оставалось никакого смысла... А когда они вернулись, то застали профессора уже умершим.
«Как обидно! — воскликнула его супруга. — Прокричите это ему на ухо. Может быть, он еще услышит. Душа его только отлетела».
«Теперь это уже бесполезно, — констатировал врач. — Можете, конечно, попробовать, вреда от этого никакого». И тогда один из ученых прокричал это резюме на ухо профессору. Но тот уже умер, и доктора утверждали, что ничего он не услышал.
Всю свою жизнь он потратил на подготовку.
Но это отнюдь не история о каком-то одном непохожем на других чудаке. Нет, она повествует обо всех нормальных людях: подготовки, подготовки и подготовки. И уже как-то не важно, к чему. Но ведь мы не знаем и того, что станется с нами через миг. К чему же готовиться? Тут либо жить, либо готовиться.
Если хотите жить, живите прямо сейчас. А нет — готовьтесь к завтрашнему дню. Только запомните, что завтра никогда не наступает. Вместо него приходит смерть. Умный человек живет и не заботится о подготовках и тренировках.
Вы здесь со мной. Проживите этот момент полностью и как можно интенсивнее. Возможно, благодаря этим полноте и интенсивности вы ощутите такой вкус, который не оставит вас и в следующий миг. А постигнув полноту и интенсивность проживания мига, вы постигнете и секрет жизни. Вам всегда дан лишь один миг, и никогда — два одновременно. Раз вы постигли секрет проживания одного мига, значит, вы постигли тайну всей жизни, поскольку у вас всегда будет только один миг, а вы знаете, как его прожить, как полностью проникнуть в него.
Ваш вопрос напомнил мне об одной моей старой приятельнице — многоножке. У многоножки сотня ног: оттого и «многоножка». Этимология слова восходит к древнесанскритскому «shatpadee”. Как-то ранним утром, с восходом солнца, многоножка отправилась на свою утреннюю прогулку. А один кролик-философ смотрел на нее и диву давался: «О, Боже! С ней же скоро приключится несчастье. Как она может запомнить, какая нога первая, а какая вторая — их же сотня! Не миновать ей беды».
Приблизившись, кролик сказал многоножке: «Я кролик-философ, пока только студент. Хочу узнать истину».
«Ну, очень хорошо, — ответила многоножка. — А в чем, собственно, дело?»
«Дело вот в чем: я хотел бы узнать, как вы управляете сотней ног», — ответил тот.
«А я никогда и не задумывалась об этом, — ответила многоножка. — Да и никакая многоножка не задумывалась. В нашей истории подобного факта не наблюдалось. Но мы прекрасно справляемся. Тем не менее, вопрос ваш не лишен смысла. Садитесь, а я попробую», — сказала она. И не смогла шевельнуть ни одной ногой. Озадаченная, она упала.
Она очень рассердилась на кролика: «Никогда больше не задавай своих философских вопросов многоножкам. Вот что мне теперь делать? Твой вопрос теперь не выходит у меня из головы, и я больше не могу идти, не задумываясь о том, как это происходит и какой ногой шагнуть. А у меня их сто — пришел конец моей жизни. Только будь добр, не задавай больше никому подобных вопросов. Я постараюсь о нем забыть, но не знаю... Удастся — выживу, не удастся — мне конец».
И теперь в моем присутствии вы пытаетесь расслабляться, сливаться, созерцать... И попадете в беду. Забудьте весь этот вздор, отбросьте философские вопросы. Просто будьте здесь. Просто будьте, и из этого бытия произрастет понимание, подобно озарению подсказывающее, когда сливаться, когда созерцать, а когда расслабляться. Здесь и сейчас попробуйте ощутить вкус бытия — исполненного жизни, безмолвия, радости. А все остальное будет проистекать из него.
ГАРМОНИЯ…РОДИНА ЛЮБВИ
Октября, 1986 г., Бомбей
Любимый Бхагван!
Подобно тому, как спелый плод падает на землю, в один прекрасный день Вы оставите нас, и ни один мастер уже не сможет Вас заменить. Скажите, Бхагван, будут ли техники медитаций, полученные от Вас, столь же действенно, как и сейчас, способствовать нашему внутреннему развитию после того, как Вы оставите физическое тело?
Мой подход к вашему внутреннему развитию основывается на том, чтобы сделать его независимым от меня. Любая зависимость — это рабство. Но самая страшная его разновидность — зависимость духовная. Я прилагал все усилия к тому, чтобы Вы осознали свою индивидуальность, свою свободу и полную способность к росту безо всякой посторонней помощи. Рост этот заложен в самом вашем бытии и распускается в нем, не являясь чем-то привнесенным извне или навязанным.
Все мои техники медитаций не подразумевают никакой зависимости от меня. Присутствую я при этом или отсутствую — не имеет значения. Все зависит только от вас. Не мое присутствие, но ваше, необходимо для работы с ними.
Здесь речь идет не о моем бытии, а о вашем, о необходимости вашего присутствия, бодрствования и внимания. Я понимаю Ваш вопрос и его резонность. Он не лишен смысла.
Все прошлое человечества, так или иначе, является историей эксплуатации. И даже так называемые духовные люди не в силах устоять перед ее соблазном. 99 мастеров из ста пытались навязать ученикам идею того, что без мастера их рост и прогресс невозможны, предлагая возложить всю ответственность на себя.
Но в тот самый момент, как вы возлагаете на другого всю ответственность, вы, сами того не ведая, отдаете ему и всю свою свободу.
И естественно, всем этим мастерам приходило время умирать. Но они оставляли за собою длинные шлейфы из рабов: христиан, иудеев, индусов, магометан. Что же это за люди? Почему кто-то должен быть христианином? Если действительно можешь кем-то стать, стань Христом, но не христианином. Неужели вы абсолютно не чувствуете унижения, называя себя христианином, последователем того, кто умер две тысячи лет назад? И все человечество следует за умершим.
Разве не безумие, что умершие ведут живых, доминируют над ними и что живые пребывают в зависимости от них и их обещаний типа: «Я приду освободить вас»? Ни один из них не пришел и не спас. И фактически никто не в силах спасти, кого бы то ни было другого. Это идет вразрез с фундаментальной истиной свободы и индивидуальности.
Что касается меня, я просто прилагаю все усилия, дабы освободить вас от кого бы то ни было, включая меня самого, чтобы вы оставались одни на пути своего поиска. Это существование относится с уважением к личности, отважившейся на одиночество в поисках истины. Рабам — уважения нет. Они его попросту не заслуживают, поскольку не уважают самих себя. Как же может относиться к ним с уважением бытие?
Так что помните, когда я уйду, вы ничего не потеряете. Возможно, даже приобретете кое-что, о чем и не подозреваете.
Сейчас я доступен вам лишь в воплощении, в тюрьме «заключенности» в определенную форму. Когда же я уйду, куда я могу деться? Я буду в ветре, в океане. И если вы любили меня и доверяли мне, вы почувствуете меня тысячею и одним способом. В моменты пребывания в безмолвии вы вдруг ощутите мое присутствие. Раз я более не воплощен в теле, значит, сознание мое универсально. Сейчас вам приходится приходить ко мне.
А потом уже не понадобится меня искать. Где бы вы ни были... вы испытываете жажду, испытываете любовь... и находите меня в самом своем сердце, в самом его биении.
Любимый Бхагван!
Как-то на рыночной площади, будучи предоставленным самому себе, я вдруг почувствовал, как действия мои становятся механическими и бессознательными. А сейчас, находясь в Вашем присутствии, я чувствую, что мой ум тормозится и возрастает самосознание. Такое состояние самосознания приносит легкость и желание пребывать в нем все больше и больше. А взглянув на Вас, я испытываю еще большую благодать.