Самый большой грех -- обидеть слабого.

Однажды у меня на руках умирал от рака священник -- человек, который сам утешал других всю свою жизнь.

Я спросила его: какой Грех -- самый большой?

А он ответил: «Самый большой Грех -- ОБИДЕТЬ слабого, немощного».

Почему? «Потому, что это ЛЕГЧЕ -- всего сделать…» Эта мысль меня поразила -- самый тяжкий грех сделать легче всего… Передайте эти слова -- своим детям и внукам.

ЗАГРОБНЫЙ МИР. ПЕРЕЖИВШИЕ СМЕРТЬ.

Невероятное для многих, но истинное происшествие.

…Я увидел, что стою один посреди комнаты; справа от меня, обступив что-то полукругом, столпились врачи. Меня удивила эта группа: на том месте, где она стояла, была койка. Что же теперь там привлекало внимание этих людей, на что они смотрели, когда меня там уже не было, когда я стоял посреди комнаты?

Я подвинулся и глянул, куда глядели все они. Там, на койке, лежал я! Не помню, чтобы я испытывал страх при виде своего двойника, меня охватило только недоумение: как же это? Я чувствовал себя здесь, между тем и там тоже я…

Я захотел взяться правой рукой за левую -- моя рука прошла насквозь, попробовал схватить себя за талию -- рука вновь прошла -- через тело, как по пустому пространству… Я позвал доктора, но атмосфера, в которой я находился, оказалась непригодной для меня: она не передавала звуков голоса, и я понял свою полную разобщенность со всеми окружающими, свое странное одиночество, и панический страх охватил меня. Я глянул, и только тут передо мной впервые явилась мысль: да не умер ли я"? Это пришло мне в голову потому, что мое лежащее на койке тело имело совершенно вид мертвеца.

Разобщение со всем окружающим, раздвоение моей личности скорее могло бы дать мне понять о случившимся, если бы я верил в существование души, был человеком религиозным, но этого не было, и я руководствовался лишь тем, что чувствовал, а ощущение жизни было настолько ясным, что я только недоумевал над странным явлением, будучи совершенно не в состоянии связывать мои ощущения с традиционными понятиями о смерти, то есть, чувствуя и сознавая себя, думать, что я не существую.

Вспоминая и продумывая впоследствии свое тогдашнее состояние, я заметил только, что мои умственные способности действовали и тогда с такой удивительной энергией и быстротой…

Я увидел, как старушка-няня перекрестилась: "Ну, Царство ему Небесное", и вдруг увидел -- двух Ангелов. В одном я почему-то узнал Ангела-хранителя, а другого я не знал. Взяв меня под руки, Ангелы вынесли меня прямо через стену на улицу.

Смеркалось, шел тихий снег. Я видел его, но холода -- не ощущал. Очевидно, подобные вещи утратили для меня свое значение. Мы стали быстро подниматься вверх. И, по мере того, как поднимались мы, взору моему открывалось все большее пространство, и наконец оно приняло такие размеры, что меня охватил страх от сознания моего ничтожества перед этой безконечной пустыней… Я не знаю, сколько мы еще поднимались вверх, как вдруг послышался сначала какой-то шум, а затем, выплыв откуда-то, к нам с криком и гоготом стала приближаться -- толпа каких-то черных безобразных существ.

-- Бесы! -- понял я и оцепенел от ужаса. -- Бесы!

-- О, сколько иронии, сколько самого искреннего смеха вызвало бы во мне всего несколько дней назад чье-нибудь сообщение не только о том, что он видел -- бесов, но, что он допускает существование их как тварей известного рода!

Как и подобало образованному человеку конца XIX века, я под названием этим разумел -- дурные склонности, страсти в человеке, почему и само это слово имело у меня значение не имени, а термина, определяющего известное понятие. И вдруг это -- "известное понятие" предстало мне живым олицетворением!

Окружив нас со всех сторон, бесы с криком и гамом -- ТРЕБОВАЛИ, чтобы меня ОТДАЛИ -- им, они старались СХВАТИТЬ -- меня и вырвать из рук Ангелов, но, очевидно, не смели этого сделать. Среди их невообразимого и столь же отвратительного для слуха, как сами они были для зрения, воя и гама я улавливал иногда слова и целые фразы.

- Он наш, он от Бога отрекся, -- вдруг чуть не в один голос завопили они и при этом с такой наглостью КИНУЛИСЬ -- на нас, что от страха у меня на мгновение -- застыла всякая мысль.

- Это ложь! Это неправда! - опомнившись, хотел крикнуть я, но не смог. Каким-то непонятным образом мне вдруг вспомнилось такое маленькое событие, к тому же относившееся еще к давно минувшей моей юности, о котором, кажется, я и вспомнить никогда не мог. (Здесь рассказчику вспомнился случай, когда во время разговоров на отвлеченные темы один из студентов-товарищей сказал: "Но почему я должен веровать, когда я одинаково могу веровать и тому, что Бога нет? И, может быть, Его и нет?". На что он ответил: "Может быть, и нет").

Обвинение это, являлось самым сильным аргументом моей погибели для бесов, они уже с ревом завертелись вокруг нас, преграждая нам путь. Я вспомнил о молитве и стал молиться, призывая на помощь всех святых, которых знал и чьи имена мне пришли на ум. Но это не устрашило моих врагов. Жалкий невежда, христианин лишь по имени, я чуть не впервые вспомнил о Той, Которая именуется Заступницей рода христианского.

Но, вероятно, горяч был мой порыв к Ней, вероятно, так преисполнена была ужаса моя душа, что я, едва вспомнив, произнес Ее имя, как вдруг появился какой-то белый туман, который стал заволакивать сонмище бесов. Он скрыл его от моих глаз, прежде, чем оно успело отделиться от нас. Рев и гогот их слышался еще долго, но по тому, как он становился глуше, я мог понять, что страшная погоня -- оставила нас…

Затем мы вошли в область света. Свет исходил отовсюду. Он был так ярок, ярче солнечного. Всюду свет, и нет теней. Свет был так ярок, что я ничего не мог видеть; как во тьме. Я пробовал закрыть глаза рукой, но свет свободно прошел и сквозь руку.

И вдруг сверху, властно, но без гнева, раздались слова: "Не готов", и началось мое стремительное движение вниз. Я вновь был возвращен -- к телу. И под конец Ангел-хранитель сказал: "Ты слышал Божие определение. Войди и готовься".