О пределах и опасностях психологии

Перевод Е. Рудневой

Растущая популярность психологии в наше время многими приветствуются как благоприятный знак того, что мы близки к осуществлению дельфийского призыва «Познай самого себя». Несомненно, для подобной интерпретации есть некоторые основания. Идея самопознания уходит корнями в греческую и христианскую традиции. Она стала неотъемлемой частью эпохи Просвещения. С этой традицией тесно связаны У. Джеймс и З. Фрейд, которые, несомненно, способствовали распространению этого позитивного аспекта психологии в наше время. Но данный факт не должен приводить к игнорированию других аспектов современного интереса к психологии, которые представляют серьезную деструктивную опасность для духовного развития человека. Именно об этих аспектах и пойдет речь в настоящей главе.

Психологическое знание, или Menschen-kenntnis , в капиталистическом обществе приобрело особую функцию, и смысл этой функции сильно отличается от той, что стоит за словами «Познай самого себя».

Капиталистическое общество строится вокруг рынка – рынка товаров и рынка труда, – где товары и услуги обмениваются свободно, независимо от традиционных стандартов, без принуждения и обмана. Для продавца чрезвычайно важным становится знание о потребителе. Если это было справедливо пятьдесят или сто лет назад, то за последние несколько десятилетий знание потребителя стало для продавца еще более необходимым. С ростом концентрации производства и капитала стало еще более важным заранее предугадывать желания потребителя, и не только знать их, но и влиять на них и манипулировать ими. Крупные инвестиции капитала в масштабах современных гигантских предприятий делаются не интуитивно, а после тщательного анализа потребителя и некоторых манипуляций с его сознанием. Подобное изучения потребителя («рыночная психология») способствовало появлению еще одной области психологии, основанной на желании понять рабочего и работодателя и манипулировать ими. Эта новая область получила название «человеческие отношения» («human relations»). Это логический итог изменения отношений между капиталом и трудом. Вместо жестокой эксплуатации имеет место кооперация между крупными промышленниками и профсоюзной бюрократией, где каждая из сторон пришла к выводу, что в конечном счете гораздо выгоднее искать компромисс, чем бороться друг с другом. Кроме того, было выявлено, что довольный, «счастливый» рабочий трудится более продуктивно и с лучшим результатом, что крайне важно в условиях крупного современного производства. Повсеместный интерес к психологии и к отношениям между людьми используется для изучения рабочих и работодателей и управления ими. То, что Тейлор [110] сделал для рационализации физического труда, психологи делают для психического и эмоционального аспектов личности работника. Работник превращается в вещь, его изучают и управляют им как вещью, а так называемые «человеческие отношения» – в действительности самые бесчеловечные взаимоотношения, поскольку это отношения «материализации» и отчуждения.

От манипуляции потребителем, работником и работодателем интерес психологии распространился на манипуляцию всеми и каждым, что наиболее ярко проявляется в политике. Идея демократии первоначально строилась на концепции здравомыслящих и ответственных граждан, но на практике демократия все более и более подпадает под влияние методов манипулирования, появившихся впервые в исследованиях рынка и «человеческих отношений».

Несмотря на то что все это хорошо известно, рассмотрим более тонкую и сложную проблему, связанную с интересом к индивидуальной психологии, особенно с огромной популярностью психоанализа. Вопрос в следующем: До какого предела возможна психология (знание о других и о самом себе)? Какие ограничения существуют для такого знания и в чем заключается его опасность, если эти ограничения не признаются?

Несомненно, желание знать своих ближних и самих себя отвечает глубоким потребностям людей. Человек живет в социальном окружении. Ему нужно устанавливать отношения, общаться с другими людьми, иначе он сойдет с ума. Человек наделен разумом и воображением. И окружающие его люди, и он сам представляют для него проблему, которую он не может не стараться решить, тайну, которую он должен попытаться раскрыть.

Попытка понять человека посредством мышления называется «психологией» – «наукой о душе». Психология в этом смысле – наука, изучающая силы, которые обусловливают поведение человека, эволюцию его характера и обстоятельства, влияющие на эту эволюцию. Другими словами, психология пытается рационально объяснить глубины человеческой души. Но полное рациональное знание возможно только в отношении вещей : вещи можно разобрать на составные части, не уничтожив их, с ними можно обращаться, не повредив их природу, их можно произвести заново. Человек – не вещь ; его нельзя разобрать на части, не уничтожив, им нельзя манипулировать без риска причинить ущерб, и его нельзя воссоздать искусственно. Мы знаем других людей и себя – и тем не менее мы не знаем ни их, ни себя, потому что мы – не вещи, и другие люди – не вещи. Чем дальше мы проникаем в глубины собственной сущности или сущности другого человека, тем дальше мы от цели полного познания человека. Однако мы не можем отказаться от попыток проникнуть в тайны человеческой души, в суть того, что есть человек.

Но что такое знание самих себя или знание другого человека? Знать себя означает преодолеть иллюзии о самих себе; знание своего соседа означает преодолеть «паратаксические искажения» («перенос») в нашем представлении о нем. Все мы в той или иной степени страдаем от иллюзий о самих себе. Мы запутались в фантазиях о своем всеведении и всемогуществе, которые казались нам вполне реальными, когда мы были детьми. Мы рационализируем свои дурные мотивации, оправдывая их благими намерениями, долгом или необходимостью; мы рационализируем свои слабости и страхи, объясняя их благими делами; свою отчужденность мы объясняем тем, что другие не отвечают нам взаимностью. Не в меньшей степени мы искажаем и рационализируем других людей, обычно с противоположной позиции. Из-за недостатка любви нам кажется, что наш сосед настроен враждебно, хотя на самом деле он просто сдержан; наша уступчивость превращает ближнего в подавляющего всех чудовище, тогда как он просто ведет себя уверенно; наш страх перед непосредственным выражением чувств заставляет считать человека ребячливым, хотя на самом деле он искренний и непосредственный.

Знать больше о самих себе означает приподнять множество вуалей, за которыми мы скрываемся, и которые не позволяют нам ясно видеть наших ближних. По мере того как мы поднимаем одну вуаль за другой, одно за другим исчезают наши искаженные представления.

Психология способна показать нам, чем человек не является. Но она не может сказать нам, что есть человек, что есть каждый из нас. Душу человека, уникальную сердцевину каждой человеческой индивидуальности, невозможно ни понять, ни адекватно описать. Ее можно «знать», только если мы ее правильно понимаем. Поэтому справедливо заключить, что цель психологии – негативная , т. е. преодоление искажений и иллюзий, а не позитивная , т. е. полное и совершенное знание о человеке.

Существует, однако, иной путь постижения тайны человека: это путь не знания, но любви . Любовь – это активное проникновение во внутренний мир другого человека, когда страсть к познанию удовлетворяется путем единения. (Это любовь в библейском значении daath, противоположном ahaba.) В акте слияния я познаю тебя, я познаю себя, я познаю все и всех – и я не «знаю» ничего. Я познаю единственным способом, который только доступен человеку для познания живой природы – я познаю в опыте единения , а не мышления . Единственный способ получить полное знание о человеке – акт любви ; она выше мысли, выше любых слов. Это смелое погружение в сущность другого человека – или в свою собственную.

Психологическое знание может быть условием полного знания, достижимого в акте любви. Мне нужны объективные знания о другом человеке и о самом себе, чтобы увидеть его реальность или преодолеть иллюзии, иррационально искаженное представление о нем, которое я составил. Если знать человека, каков он есть, или знать, чем он не является, тогда можно познать его сокровенную сущность посредством акта любви.

Любовь дается нелегко. Может ли человек, не способный любить, пытаться проникнуть в тайну своего ближнего? Есть еще один способ проникнуть в тайну человека, к которому прибегают от отчаяния: это достижение полной власти над ним, власти, заставляющей его делать то, что я хочу, чувствовать то, что я хочу, думать о том, что я хочу. Этот путь превращает человека в вещь, в собственность. Крайнее проявление такой попытки познания – садизм, желание заставить другого человека страдать, мучить его, силой вынудить его открыть в мучениях свою «тайну» или, в конечном счете, уничтожить его. В неуемном стремлении проникнуть в тайну человека следует искать основную причину высокой степени жестокости и деструктивности в наши дни. В сжатом виде эту идею выразил Исаак Бабель. Он цитирует русского офицера, участвовавшего в Гражданской войне, который забил до смерти своего бывшего начальника: «Я так скажу, застрелив человека, вы просто от него избавляетесь… Застрелив, вы никогда не доберетесь до его души, где она в человеке и на что она похожа. Но я не жалею себя, я не раз избивал врага час и больше. Я хочу понять, что же такое жизнь, на что она похожа до последней минуты».

Хотя садизм и деструктивность обусловлены стремлением силой выведать тайну человека, этот путь не может привести к желанной цели. Вынуждая человека страдать, мы увеличиваем расстояние между ним и нами до такой степени, когда никакое знание больше невозможно. Садизм и деструктивность – это извращенные, безнадежные, трагические попытки познать человека.

У детей часто наблюдается такой путь познания, это их нормальное желание научиться ориентироваться в мире физической реальности. Ребенок ломает и разбивает что-то в стремлении узнать, что это такое; он может так поступать и с животными, например жестоко отрывает у бабочки крылья, желая силой познать тайну бабочки. Эта кажущаяся жестокость имеет более глубокие мотивы: ребенок стремится узнать тайну вещей и жизни.

Можно провести параллель между проблемой познания человека и теологической проблемой познания Бога. Негативная теология утверждает, что никакое позитивное суждение о Боге невозможно. Единственно возможное знание о Боге – это знание о том, чем Он не является. По словам Маймонида [111] , чем больше я знаю о том, чем Бог не является, тем больше я знаю о Боге. Или, как заметил Майстер Экхарт [112] : «Хотя человек не может знать, что есть Бог, он вполне может понимать, что не есть Бог». Одно из следствий подобной негативной теологии – мистицизм. Если я не могу достичь полного знания о Боге посредством мышления, если теология может в лучшем случае быть только негативной, то позитивного знания о Боге можно достичь только в акте единения с Богом.

Если перенести этот принцип в область человеческой души, то мы будем говорить о «негативной психологии» и далее утверждать, что полного знания о человеке невозможно достичь с помощью рационального мышления, и что полное «знание» можно обрести только в акте любви. Как мистицизм – логическое следствие негативной теологии, так любовь – логическое следствие негативной психологии.

Установить пределы психологии – значит понять опасность, возникающую вследствие игнорирования этих пределов. Современный человек одинок, напуган и мало способен на любовь. Он хочет сблизиться с соседом, но он слишком отчужден и слишком дистанцирован. Он легко устанавливает множество незначительных контактов с другими людьми, но «главная соотнесенность», т. е. от сердца к сердцу, отсутствует. В поисках близости человек стремится к познанию, и поиски этого знания приводят его к психологии. Психология становится суррогатом любви, близости, единения с другими и с самим собой, прибежищем для одинокого, отчужденного человека, а не шагом на пути к обретению любви.

Эта суррогатная функция психологии проявляется и в феномене популярности психоанализа. Психоанализ может быть очень полезен для разрушения паратаксических искажений [113] в восприятии самих себя и других людей. Он может разрушить одну иллюзию за другой и таким образом расчистить путь для решительного поступка, который мы должны совершить без посторонней помощи. Этот поступок – «мужество быть», выход на новый уровень, акт высшего единения. После своего физического рождения человек переживает еще несколько рождений. Выход из утробы матери – это первое рождение; отлучение от материнской груди – второе; первые шаги – третье. После этого процесс рождений может остановиться; человек может развиться в социально адаптированного полезного члена общества, оставаясь при этом мертворожденным в духовном смысле. Но если он хочет развить заложенный в себе человеческий потенциал, ему следует продолжить череду своих рождений; т. е. он должен продолжать освобождаться от первоначальных родственных и социальных уз. После одного акта отделения он должен перейти к следующему. Он отказывается от определенности и защищенности, переходит на новый уровень истинной связи с людьми, заинтересованного участия и любви. В психоаналитической терапии между терапевтом и пациентом часто заключается безмолвное соглашение рассматривать психоанализ как метод, с помощью которого можно стать счастливой и зрелой личностью, не делая решающего шага, прыжка, не совершая акта любви, избегая болезненного отчуждения. Если продолжить аналогию с прыжком, то можно сказать, что психоаналитическая ситуация сравнима с человеком, который хочет научиться плавать, но боится прыгать в воду, опасаясь утонуть. Он стоит на краю бассейна и слушает инструкции тренера о том, какие движения нужно делать; все это хорошо и нужно, но если мы видим, что он слушает, задает вопросы, опять слушает и опять задает вопросы, то у нас появляется подозрение, такое поведение замещает само действие, которого он боится. Никакой глубокий психологический анализ не заменит реального действия, не освободит от обязанности совершить решающий шаг. Анализ может лишь подвести к этому шагу, подготовить его, сделать его возможным – и в этом состоит настоящая функция психоаналитической работы. Не следует пытаться заменить анализом реальный ответственный поступок, акт единения, без которого невозможны никакие подлинные изменения в человеке.

Если психоанализ понимать именно в этом смысле, то необходимо соблюдать еще одно условие. Психоаналитик должен преодолеть отчуждение от самого себя и от других людей, которое часто встречается у современного человека. Как я уже указывал, современный человек ощущает себя вещью , носителем сил и способностей, которые следует с выгодой вложить. Он относится к другому человеку как к вещи, которую можно использовать для выгодного обмена. Современная психология, психиатрия и психоанализ вовлечены в этот всеобщий процесс отчуждения. Пациент воспринимается как вещь, как сумма отдельных частей. Некоторые из этих частей сломались и нуждаются в ремонте, подобно деталям автомобиля. Есть разные виды поломок, называемые симптомами, и психиатр считает своей обязанностью заменить или отремонтировать дефектные части. Он не рассматривает своего пациента как уникальное целое, которое можно до конца понять только в акте полной соотнесенности с ним, в акте сопереживания. Чтобы использовать все возможности психоанализа, аналитик должен преодолеть свое собственное отчуждение и быть способным соотнести себя с пациентом на глубинном уровне, благодаря чему ему откроется путь к спонтанному опыту пациента и тем самым – к «пониманию» самого себя. Не следует рассматривать пациента как объект или как «наблюдающего участника»; нужно стать с ним единым целым и в то же время сохранить чувство отстраненности и объективности, чтобы он был в состоянии формулировать, что переживает в акте единения. В конечном счете, понимание невозможно полностью выразить словами. Это не «интерпретация», описывающая пациента как объект с множеством неисправностей и объясняющая причину их появления. Это интуитивное постижение. Вначале оно возникает у психоаналитика, а затем, если анализ оказался успешным, и у пациента. Постижение происходит внезапно; это интуитивный акт, который может быть подготовлен умственной деятельностью, но она никогда не сможет его заменить. Если психоанализ будет развиваться в этом направлении, то он будет иметь неисчерпаемые возможности для духовной трансформации и развития человека. Если же он не будет свободен от пут социально детерминированного отчуждения, то даже если и сможет исправить тот или иной дефект человеческой психики, психоанализ будет лишь новым инструментом по превращению человека в автоматизированное существо, еще более приспособленное к обществу отчуждения.