Священная История, История, историзм
Повторим еще раз: религиозному человеку известны два типа Времени: мирское и священное. Мимолетная временная протяженность и «череда вечностей», периодически восстанавливаемая во время празднеств, составляющих священный календарь. Литургическое Время календаря протекает в замкнутом круге: это космическое время Года, освященное «деяниями богов». А так как грандиозным деянием божьим было Сотворение Мира, ознаменование космогонии играет важную роль во многих религиях. Новый год — это первый день Сотворения. Год — временное выражение Космоса. И когда проходит год, говорят: «Прошел Мир».
Каждый Новый год воспроизводит космогонию, вновь сотворяя Мир, при этом «сотворяется» и Время, оно регенерируется тем, люди «начинают сначала». А космогонический миф служит образцом для всякого «сотворения», «построения» и даже используется ритуальное средство излечения больных. Повторяя в обрядах акт зрения, люди восстанавливают первичную полноту мира. Больной выздоравливает, потому что он вновь начинает свою жизнь с нерастраченным запасом энергии.
Религиозный праздник — это воспроизведение в настоящем первичного события, какой-либо «священной истории», действующими лицами которой были боги или полубожественные Существа. А так как «священная история» пересказывается в мифах, участники шества становятся современниками богов и полубожественных Существ. Они живут в первичном Времени, освященном присутствием и деяниями богов. Священный календарь периодически восстанавливает Время, так как в праздники обычное время как бы совмещается с Временем начала , Временем «сильным» и «чистым». Религиозное понимание праздника, т. е. приобщения к священному, позволяет людям время от времени жить в присутствии богов. Отсюда и огромное значение мифов во всех домоисеевых религиях, ведь именно в мифах рассказывается о gesta богов, а эти gesta представляют собой образцы всякой деятельности человека. В той мере, в какой религиозный человек имитирует своих богов, он живет во Времени Начала , в мифическом Времени. Он «выходит» из мирского течения времени и погружается в «неподвижное» Время — в «вечность».
В связи с тем, что мифы составляют его «святую историю», религиозный человек первобытных обществ не смел забывать их: воспроизводя мифы, он приближался к богам и приобщался к святости. Но ведь есть и «трагические священные истории». И человек взваливает на себя огромную ответственность перед самим собой и перед Природой, воспроизводя в определенные периоды эти истории.
Ритуальный каннибализм — это следствие одной из таких трагических религиозных концепций.
Подводя итог сказанному, отметим следующее: воспроизведением своих мифов религиозный человек желает приблизиться к богам и приобщиться к Бытию; имитация божественных образцов объясняет как его стремление к святости, так и его онтологическую ностальгию.
В первобытных и древних религиях вечное повторение божественных актов объясняется как imitatio dei . По Священному календарю ежегодно повторяются те же празднества, знаменуются те же мифические события. Собственно говоря, священный календарь есть нечто вроде «вечного возврата» к ограниченному числу божественных актов, и это справедливо не только для первобытной, но и для всякой другой религии. Любой календарь празднеств представляет собой периодический возврат к одним и тем же первичным ситуациям и, как следствие, восстановление самого священного Времени. Религиозному человеку воспроизведение в настоящем одних и тех же мифических событий придает великую надежду: каждое такое воспроизведение дает ему возможность преобразовать свое существование, уподобить его божественному образцу. Одним словом, для религиозного человека первобытных и древних обществ вечное повторение образцовых жестов и вечная встреча с мифическим Временем начала, освященного богами, ни в коем случае не предполагают пессимистического взгляда на жизнь; напротив, именно благодаря этому «вечному возврату» к истокам священного и реального собственное существование представляется человеку защищенным от небытия и смерти.
Однако ситуация полностью меняется, если смысл космической религиозности утрачивает ясность . Именно так происходит в некоторых более развитых обществах, когда интеллектуальные элиты более вырываются из границ традиционной религии. Периодическое освящение космического Времени становится в этом случае лтолезным и незначащим. Невозможно более достичь богов через сосмические ритмы. Религиозное значение повторения образцовых актов теряется. А повторение, лишенное религиозного содержания, с необходимостью ведет к пессимистическому видению существования . Если цикличное Время не доносит более первичных событий, оно не обнаруживает таинственного присутствия богов, если оно десакрализовано , оно начинает наводить ужас, так как предстает в аиде вечно вращающегося вокруг своей оси и бесконечно повторяющегося круга.
Именно так и произошло в Индии, где доктрина космических целое (yuga ) подверглась научному развитию. Полный цикл — lahayuga — включает 12000 лет. Он завершается неким «растворением» — pralaya , повторяющимся в более радикальной форме (mahaalaya — «Великое растворение») в конце тысячного цикла, так как схема-модель «Сотворение — разрушение — сотворение и г. д.» воспроизводится до бесконечности. 12000 лет одного mahayuga оцениваются как «божественные годы», каждый из которых длится 360 земных лет. Таким образом, 4320000 земных лет входят в один космический цикл. Тысяча mahayuga составляют одну kalpa («Форму»), а четырнадцать kalpa — одну manvantara (этот период назван так потому, что предполагается, что именно такую продолжительность имело правление одного Ману, мифического Предка — царя). Одна kalpa равна одному дню жизни Брахмы, а другая — одной ночи. >го тысяч «лет» жизни Брахмы, т. е. 311000 миллиардов человече-сих лет составляют жизнь Бога. Но и эта значительная продолжительность жизни Брахмы не исчерпывает Время, так как боги не вечны, и космические сотворения и разрушения сменяют друг друга ad infinitum [119].[120]
Это истинно «вечное возвращение», вечное повторение основополагающего ритма Космоса, его периодическое разрушение и восcоздание. В общем — это та же первобытная концепция «Года — Космоса», только лишенная своего религиозного содержания. Следует отметить, что доктрина yuga была разработана в недрах интеллектуальных элит и что даже если она и стала паниндийской, не следует румать, что она открылась всем народам Индии с ее устрашающей стороны. В основном только религиозная и философская элиты чувствовали безысходность перед этим бесконечно повторяющимся цикличным Временем, так как это вечное возвращение предполагало для индийских мыслителей вечный возврат к существованию благодаря карме (karma ) у универсальному закону причинности. С другой стороны, Время уподоблялось космической иллюзии (maуa ), а вечный возврат к жизни означал бесконечное продление страданий и угнетений. Единственной надеждой для религиозных и философских элит было невозвращение к жизни, устранение karma , иными словами, окончательное освобождение (moksha ), предполагающее вознесение из Космоса.[121]
Миф о вечном возвращении был известен и в Греции. Там также философы более поздней эпохи довели до крайних пределов концепцию кругового Времени. Приведем прекрасное наблюдение Г. Ш. Пуэка: «По известному платоновскому определению, время, определяющее и измеряющее обращение небесных сфер, есть подвижный образ неподвижной вечности, которую оно имитирует, разворачиваясь по кругу. Следовательно, становление космоса в целом, а также развитие того мира зарождения и разложения, коим является наш мир, будут происходить по кругу или в определенной бесконечной последовательности циклов, в ходе которых одна и та же реальность образуется, разрушается и создается вновь в силу какого-то непреложного закона, каких-то неизменных чередований. При этом не только сохраняется та же сумма вещества — ничто не утрачивается, ничто не создается вновь, — но и, по предположению некоторых мыслителей поздней античности — пифагорейцев, стоиков, платоников, — на протяжении каждого из этих временных циклов, этих aeva ,[122]aiones , воспроизводятся те же ситуации, которые уже имели место в предшествующих циклах; они будут воспроизводиться и в последующих циклах, и так до бесконечности. Никакое событие не уникально, не происходит лишь единожды (например, осуждение и смерть Сократа), а проигрывается и будет проигрываться вечно: те же самые индивидуумы, что уже появлялись, появляются вновь и будут появляться в будущем с возвращением цикла на "круги своя". Космическая продолжительность — это повторение и anakuklesis , вечное возвращение»[123]
По сравнению с древними и древневосточными религиями, а также с мифологически-философскими концепциями о Вечном Возврате, в том виде, в каком они были разработаны в Индии и в Греции, иудаизм вводит фундаментальное новшество. Для иудаизма Время имело начало и будет иметь конец . Идея цикличного Времени превзойдена. Яхве уже проявляется не в космическом Времени (подобно богам других религий), а во Времени историческом , необратимом. Каждое новое проявление Яхве в истории сводится к какому-либо предшествовавшему проявлению. В падении Иерусалима нашел свое выражение гнев Яхве на свой народ, но это был вовсе не тот гнев, что обрушил Яхве на Самарию.[124]Деяния Яхве — это его личные шаги в Истории: они открывают свой глубокий смысл лишь его народу , тому народу, что был избран Яхве. Историческое событие приобретает при этом новое звучание: оно становится теофанией.[125]
Христианство идет еще дальше в оценке исторического Времени, ввиду того, что бог воплотился, принял исторически обусловленное человеческое существование . История может быть освящена. Illud tempus , упоминаемый в Евангелии, это однозначно определенное историческое Время — Время, когда Понтий Пилат был правителем Иудеи, но оно освящено присутствием Христа . Современный христианин во время литургии приобщается к illud tempus , когда жил, агонизировал и вознесся Иисус, но ведь речь не идет о каком-то мифическом Времени, но о Времени, когда Понтий Пилат правил Иудеей. И для христианина священный календарь бесконечно воспроизводит одни и те же события из жизни Христа, но они разворачивались в Истории, это уже не события, происходившие у истока времен , во «Время начала» (с тем лишь небольшим отличием, что для христианина Время началось заново с рождением Христа, ведь воплощение основывает новое положение человека в Космосе). Короче говоря, История открывается как некое новое измерение присутствия Бога в мире. История становится Историей Священной , такой, какой она понималась в первобытных и древних религиях, но только приобретает мифическую форму.[126]
Христианство, таким образом, выливается не в какую-то философию , а в теологию истории, так как вмешательство Бога в Историю, и особенно Воплощение в историческую личность Иисуса Христа, имеет трансисторическую цель: спасение человека.
Гегель подхватывает иудео-христианскую идеологию и применяет ее к универсальной Истории в целом: Всеобщий разум постоянно проявляется в исторических событиях, и только в этих событиях. История становится, таким образом, во всей ее полноте , некоей теофанией: все, что произошло в Истории, должно было произойти именно таким образом , потому что всеобщий Разум желал, чтобы было именно так. Это открывало путь различным формам исторической философии XX века. Здесь мы закончим наше разыскание, так как эти новые оценки Времени и Истории принадлежат уже истории философии. Однако следует добавить, что историцизм сложился как продукт разложения христианского учения, он придает решающее значение историческому событию (что является одной из исходных идей иудео-христианства), но событию такому, каково оно есть , т. е. отбирая у него возможность вскрыть некий сотериологический (избавительский) трансисторический замысел.[127]
В отношении концепций Времени, на которых останавливались те или иные исторические и экзистенциалистские философии, небезынтересно сделать одно замечание: несмотря на то, что время не мыслилось уже как «круг», оно обнаруживает в этих современных философиях тот устрашающий аспект, который оно имело в индийских или греческих философиях о Вечном Возвращении. Будучи окончательно десакрализованным, Время предстает как некая хрупкая мимолетная протяженность, неизбежно приводящая к смерти.