Преподобный Григорий Печерский

В песнотворческих трудах инока Григория, жившего в конце XI – начале XII века, кроме больших художественных достоинств, можно отметить и отраженные в них истины богословия. Реже других блаженный инок Григорий касается догмата Святой Троицы, но там, где делает это, – излагает его проникновенно и православно.

В Службе равноапостольному князю Владимиру инок Григорий обращается к прославляемому им князю: ...Не яко во мраце, но яко в Дусе Сына со Отцем видя... славима[874]. Найденная форма выражения великого догмата так удовлетворяет песнописца, что в каноне он очень близко повторяет эту мысль: ...Разумно узрел ecи Христа со Отцем и Духом[875]; ты же в Троице познал ecи Бога, блаженне Василие[876].

С особой тщательностью и во многих песнопениях составленных им служб касается инок Григорий учения о вочеловечении Христовом. Чаще всего это находит место в Богородичнах канонов, однако и в других составленных им песнях песнописец излагает свои вдохновенные мысли по поводу этого спасительного таинства: Праотчи богоистканныя мя ризы враг душегубец обнажил есть, Иисус же безначальный явлейся плотию, очистив водою Духа, паки мне подаде ю[877]. Здесь подлинно вся глубина богословия подана в форме законченного художественного образа.

В Службе преподобному Феодосию Печерскому блаженный Григорий пишет: ...Христа непрестанно славословя, во двою существу единаго Бога, пострадавшаго плотию на Кресте, и Божеством безстрастна пребывша[878]. Инок Григорий находит, таким образом, возможность распространить свою богословствующую мысль и на те молитвословия, где обычно не принято касаться догматов церковных.

Так и в светильне Службы князю Владимиру он провозглашает: Во двою волю и естеству... во единой же Ипостаси раждаеши Бога неизреченно, нас ради обнищавшаго до распятия хотением[879].

В Богородичнах канонов богословие инока Григория всегда находит богатство выражений: Иже прежде денницы сый Слово Божие, человек нам явися, воплощся нас ради[880]. В каноне князю Владимиру он присовокупляет и идею Приснодевства Божией Матери: Проповедует о Тебе чудный Исаия Духом, Девою хотящу родити Христа без семене[881]. И в том же каноне ниже: Божия Слова... неопально во чреве Твоем приемши, родила ecи плотию[882]. Мысль эта печатлеется во втором каноне тому же святому: Бога, Дево, Ты родила ecи на земли... во единой Ипостаси, и во двою естеству[883].

Пресвятую Деву инок Григорий воспевает многократно и многообразно, используя свой талант: Облак Слова Ты ecи, Препетая, и свеща солнечная, колесница многоценная, девическое возвышение, горо тучная и усыренная, пребывавши Пречистая Дево Господоименитая[884]. И в другом каноне: Сень закона прейде рождеством Твоим, Богородице, благодати пришедши[885], – несколько видоизменяя догматик святого Иоанна Дамаскина.

От родов Тя всех избрал есть Бог превечный прежде век, – богословствует инок Григорий ниже в Службе святому князю Владимиру, – и в последния дни плоть прием от Тебе, совершен вкупе явися Бог и Человек, Приснодево[886].

Можно увеличить количество примеров, но и сказанного достаточно для основной проводимой нами мысли – наличия богословских идей в творчестве песнотворцев Киевского периода Русской Церкви.

Служба празднику Покрова

В Службе Покрову Божией Матери, относящейся к этому периоду песнотворчества Русской Церкви, можно проследить те же тенденции богословских размышлений в литургических текстах, что отмечались в трудах вышеперечисленных русских гимнографов. Не умножая количества ссылок на подобные тексты этого произведения, необходимо сказать, что все оно написано в духе того высокого служения слову, что отмечалось и у цитированных выше песнописцев Киевской Руси. Укажем на отдельные выражения в тропарях и стихирах, имеющие отношение к проявлениям богословской мысли при воспевании Покрова Божией Матери.

Песнотворец, создавший эту Службу, восхваляет Богоматерь как лествицу небесную, по нейже Господь сниде на землю[887]. Так он изображает свое восприятие таинства Боговоплощения и Приснодевства Богоматери: Яко богонасажденный рай и место животнаго древа, напаяемо Духом Святым, Тебе, Богородице, сведуще, Творца всех рождшую[888]. В каноне это изображение еще более изысканно и тонко: Радуйся, Престоле Божий, на немже Иезекииль виде Господа, в подобии человека, носима Херувимы[889]. Или: Скинию Тя Моисей, и жезл Ааронов именова: Ты бо животное древо Христа процвела ecи[890].

Заканчивая краткий разбор богословского достояния, сохранившегося в немногочисленных произведениях гимнографов Киевской Руси, необходимо еще раз подчеркнуть его высокие поэтические достоинства, указать, что богословие отдельных положений православия достигает в них большой духовной высоты, соответствующей пафосу всей эпохи Киевской Руси. Помимо высоты и тщательности выражения основ и таинств православной веры, в этих произведениях замечательны и высота языка, сам словарный состав, всегда свой собственный у каждого отдельного творца богослужебного произведения. Несомненно, что указанный период в русской гимнографии, как и работы отдельных авторов, еще должны быть подробно изучены в дальнейшем.

В связи с изложенным нельзя не высказать сожаления, что у ряда исследователей литургического богословия не дается должной оценки церковно-богослужебных произведений гимнографов Киевского периода.

Так, Ф.Г. Спасский в труде по русскому литургическому творчеству обходит молчанием работы разобранных нами первых русских песнописцев[891]. Профессор В.О. Ключевский, давая критическую оценку более поздних церковно-богослужебных текстов, оставляет в стороне замечательные труды первых русских гимнографов[892]. Собирает с любовью и знанием первые русские песнотворческие произведения, но не трактует их преосвященный Филарет, архиепископ Черниговский[893]. В своем труде по литургике 1964 года профессор архимандрит Киприан дает только критические замечания применительно к русскому гимнографическому творчеству[894]. Только у очень строгого ценителя просвещения Киевской Руси профессора Е.Е. Голубинского в его труде по истории Русской Церкви нам удалось найти высокую оценку молитв святителя Кирилла Туровского. Е.Е. Голубинский ставит их выше проповеднических слов Святителя, называя молитвы его «весьма и замечательно хорошими ораторскими произведениями»[895]. И, естественно, высокая оценка дается нашими литературоведами «Слову о Законе и Благодати» митрополита Илариона, разумеется, без соответствующего разбора литургических трудов Святителя[896].

Из изложенного необходимо сделать вывод, что произведения русских гимнографов первого, Киевского периода истории Русской Церкви должны были быть проанализированы отдельно, так как они стоят в начале пути – трудного и тернистого, по которому пошло русское песнотворчество в позднейшие периоды истории Русского государства и Церкви.

Песнотворцы XV века

Последующий период в бытии Русской Православной Церкви сохраняет очень малое число церковно-богослужебных произведений, что объясняется монгольским нашествием на Русскую землю. Это время, однако, не было периодом упадка культуры; русское просвещение смещается к северу, сохраняется письменность, имеются переводы мистической и аскетической литературы[897]. У преосвященного Филарета (Гумилевского) находим перечень книг, созданных в монгольский период. Сюда относятся летописи, поучения, жития, слова, правила, послания, описания хождения в Царьград и другие[898].

Имеются указания на появление отдельных гимнографических произведений в следующий период в истории Церкви, который обозначен у преосвященного Филарета как третий период до введения патриаршества (1410–1588). Преосвященный Филарет Черниговский указывает на канон святителю Арсению, епископу Тверскому, написанный иеромонахом Желтого Николаевского монастыря Феодосием, на канон преподобному Нилу Сорскому, приписываемый Иннокентию Охлебину, и на канон на обретение мощей святителя Алексия Московского, созданный Питиримом, епископом Пермским[899]. Ф.Г. Спасский склонен приписать последнему автору и канон 1-й святителю Алексию на 12 февраля[900].

К указанному историческому периоду относится и появление в русской гимнографии трудов иеромонаха Пахомия Логофета, что, по существу, представляет собой новую эпоху русского песнотворчества.

Святитель Питирим Пермский

Необходимо остановиться на прекрасном произведении епископа Питирима – каноне святителю Алексию, который был известен до 1445 года (дата кончины епископа Питирима). Служба написана прекрасным языком, несет на себе печать человека, ведущего углубленную духовную жизнь, а также выявляет отчетливые качества богословской мысли.

Святитель Питирим особенно любит воспевать таинство Святой Троицы, к которому он обращается (без обозначения Троичных) в каждом третьем из тропарей песней своего 1-го канона на обретение мощей святителя Алексия 20 мая. Славословие Святой Троицы преосвященный Питирим связывает преимущественно с именем воспеваемого им Святителя: Троицу Лицы, Единицу же существом, проповедал ecи, святителю[901]; со Апостолы же и святители, и со Ангелы ликовствуя, Святей Троице предстоиши[902]. В Триех Ипостасех богоначальных, державу Отца, равнодетельна Сына, и Духа богословил ecи[903].

По духовному смирению своему преосвященный Питирим только в отдельных случаях разрешает себе славословие Святой Троицы, не относя его к прославляемому Святителю: В Триех Богоначальных Ипостасех, – пишет он в песни 9-й, – Един сый Бог славимый всегда, и Царство имея непременно[904]. Воспевание Святой Троицы имеет место и во втором каноне святителю Алексию, причем здесь преосвященный Питирим помещает славословие Троицы Бога в Богородичнах.

Догмат о воплощении Христовом преосвященный песнописец излагает преимущественно в Богородичнах обоих канонов, причем всегда находит новые емкие выражения для изъяснения таинства: Радости нам ходатаица явилася ecи, яко приемши исполнение всего Божества, Всенепорочная[905]. И ниже: Тайны Твоея глубина, Пречистая Богородице, Ангельския чины удивляет[906]. Безсеменно рождшая плотию ипостасное Слово Пребезначальнаго Отца, молися Ему, Богородице Всепетая[907].

Если принять, как думает Ф.Г. Спасский[908], что первый канон святителю Алексию на 12 февраля принадлежит также творчеству епископа Питирима, то здесь действительно останавливает внимание и прием, принятый при написании песней: все песни канона построены так, что каждый тропарь песни повторяет вначале первое слово первого тропаря; это создает прекрасное восприятие всего произведения в целом, а также краткость и изящность словесной формы[909].

Мы считаем весьма значительным тот факт, что в русской гимнографии – еще в первой половине XV века, при незаконченной борьбе с татаро-монголами – в недрах Православной Русской Церкви обретаются высокие шедевры церковного слова и духа, которые мы находим в песнотворчестве епископа Питирима.

Иеромонах Пахомий Логофет

Последующий период, как мы уже указывали, принадлежит в русском песнотворчестве трудам Пахомия Серба (Пахомия Логофета). Наследию этого песнотворца посвящены труды как историков Русского государства, так и историков Церкви. В своем солидном исследовании Ф.Г. Спасский посвящает творчеству Пахомия Логофета отдельную главу[910].

В труде по истории русской духовной литературы преосвященный Филарет пишет, что Пахомий Логофет приходит к великому князю Василию Васильевичу «от сербския земли» и пишет житие и канон святителю Алексию, а также другие произведения[911]. В.О. Ключевский указывает, что Пахомий Логофет вначале появляется в Новгороде около 1460 года, а в 1470 году он трудится в Троице-Сергиевой Лавре[912]. Труды песнописца Логофета прослеживаются и в обители Кирилло-Белоезерского монастыря, где он по благословению преосвященного Филофея (1472–1501) пишет канон святителю Стефану Пермскому, а также описывает жизнь преподобного Кирилла Белоезерского[913].

Наиболее полный перечень трудов Пахомия Логофета (по сравнению с таковым преосвященного Филарета) дает Ф.Г. Спасский в своем цитированном выше труде, причем указывает и дату составления того или иного гимнографического произведения иеромонаха Пахомия. Самым ранним трудом признается его Служба преподобному Варлааму Хутынскому – в 1438 году (согласно Филарету, архиепископу Черниговскому, Пахомий исправил имевшийся ранее канон святому), самым поздним – преподобному Кириллу Белоезерскому – в 1474 году[914] (по преосвященному Филарету – в 1501 году). Всех церковно-богослужебных произведений Пахомия Логофета Ф.Г. Спасский насчитывает 13, допуская, что, кроме указанных, канон пророку Илии может быть приписан Пахомию Логофету, «что не невозможно»[915].

У Ф.Г. Спасского, внимательного исследователя русской духовной литературы, мы не находим положительной оценки деятельности иеромонаха Пахомия, хотя он и признает его большое влияние на русскую гимнографию: «наше творчество... в нем [Пахомии] закоченевает»[916].

В.О. Ключевский в своем труде о житиях святых как исторических источниках, столкнувшись с деятельностью Пахомия Логофета, не нашел в ней положительных черт. «Он [Логофет] нигде не обнаружил значительного литературного таланта, – пишет В.О. Ключевский, – мысль его менее гибка и изобретательна, чем у Епифания; но он прочно установил постоянные однообразные приемы для жизнеописания святого и для его прославления в Церкви и дал русской агиобиографии много образцов того ровного, несколько холодного и монотонного стиля, которому было легко подражать при самой ограниченной степени начитанности»[917]. Мнение В.О. Ключевского об «искусственной агиобиографии» принимают, как мы видим, и позднейшие исследователи. В последние годы ряд ученых был склонен пересмотреть эти выводы своего выдающегося предшественника[918].

Стиль богослужебных произведений Пахомия Логофета довольно однообразен, но наряду с известной стереотипностью выражений мы можем отметить и отдельные удачные образы, свидетельствующие о внутренней духовной жизни их автора. Так, нужно указать на отдельные выражения стихир и тропарей в каноне Службы иконе Божией Матери «Знамение», приписываемом иеромонаху Пахомию. Храм Тя Божий, Владычице, ведущи, во святем храме Твоем руки наша возносим на молитву: виждь озлобление наше, и подаждь нам помощь[919]. Душевным чувством исполнены строки и другого Богородична: Ныне помощи прииде время, ныне пременения потреба, Чистая: молися Сыну Твоему и Богу, яко да ущедрит согрешившия и належащаго гнева избавит[920].

В хорошо известных службах, составленных иеромонахом Пахомием, часто бывает трудно найти оригинальные высказывания и мысли; в них заметны и выраженное подражание византийским образцам, и установившаяся привычность, стереотипность оборотов. Элементы литургического богословия разработаны у иеромонаха Пахомия довольно слабо. Обычно в его трудах построение Богородичных канонов, в которых дается догмат вочеловечения Христова, не отличается большим внутренним горением. В отдельных канонах имеются ссылки на учение о Святой Троице, однако большой глубины и серьезной разработки эти идеи у Пахомия не получают.

В каноне пророку Илии, который приписывается творчеству иеромонаха Пахомия, есть тропарь, содержащий глубокий богословский смысл. Интересно, что на этот тропарь канона в разное время обращали внимание люди большого духовного подвига, старцы, живущие в монастыре[xx]. Это – второй тропарь 9-й песни второго канона пророку. На земли тя Ангела познахом, Божественный пророче, – таким обращением начинается этот тропарь, – и на небеси отнюд человека Божия, якоже и Сам Господь рече: понеже Илиа человек жесток ecи, согрешающу Израилю терпети не можеши, взыди ты ко Мне, да Аз доле сниду[921]. Какое откровение тайны любви Божественной, какая глубина и одновременно образность выражения Жертвы Христовой!

Приведенное нами небольшое число примеров из творений иеромонаха Пахомия убеждает нас, что при однообразии структуры и монотонных приемах в значительном количестве его писаний он в отдельных частях своих песнотворческих трудов проявляет глубокую мысль богослова-литургиста. Последнее обстоятельство может явиться поводом для более углубленного изучения его наследия.