Митрополит Иларион и его «Исповедание веры»
Заканчивая разбор первых русских богослужебных трудов, несущих в себе отпечаток величия полутора столетий после принятия христианства, мы не можем пройти мимо одного литургического произведения того раннего периода, мало отраженного в нашей духовной литературе. Разумеем здесь «Исповедание веры» митрополита Илариона при поставлении его в этот высокий сан.
Если многим известно его «Слово о Законе и Благодати», на которое ссылаются и авторитетные литературоведы наших дней (Д.С. Лихачев, Б.Д. Греков и др.), то не менее замечательное его слово об исповедании веры мало известно даже специалистам.
Это слово – подлинное литургическое произведение и одновременно замечательный образец древнерусской речи, достигшей в устах подвижника Русской Церкви, каким являлся святитель Иларион, своей предельной глубины, выразительности и силы.
Вот выдержки из этого замечательного «Исповедания»: «Верую в единаго Бога, славимаго в Троице, – пишет святитель Иларион, – Отца нерожденнаго, безначальнаго, безконечнаго, – Сына рожденнаго, но также безначальнаго и безконечнаго, – Духа Святаго, исходящаго от Отца и в Сыне являющагося, но также собезначальнаго и равнаго Отцу и Сыну; в Троицу Единосущную, но Лицами разделяющуюся, Троицу в именованиях, но единаго Бога. Не сливаю разделения и не разделяю единства. Соединяются (Лица) без смешения и разделяются нераздельно. <...> Ибо в Троице едино Божество, едино Господство, едино Царство. Общее Трисвятое возглашается Херувимами, общее воздается поклонение от Ангелов и человеков, едина слава и благодарение – от всего мира». Здесь – его исповедание догмата о Святой Троице. Далее идут замечательные слова о догмате воплощения Сына Божия. «Верую и исповедую, – пишет Святитель, – что Сын по благоволению Отца, изволением Святаго Духа, сошел на землю для спасения рода человеческаго, но небес и Отца не оставил; осенением Святаго Духа вселился во утробу Девы Марии и... родился... сохранив Матерь Девою... и в рождении Своем, и прежде рождения, – и после рождения, но не отложив Сыновства. На небеси Он без матери, а на земле без отца. Воздоен и воспитан Он как человек, и был истинным человеком, не в привидении, но истинно в нашей плоти, совершенный Бог и совершенный человек, в двух естествах и хотениях воли. Что был, того не отложил, и что не был, то приял. Пострадал за меня плотию как человек, по Божеству пребыл безстрастным как Бог. Умер Безсмертный, чтобы оживить меня мертваго... Возстал как Бог, тридневно воскрес из мертвых как победитель, Христос, Царь мой, и после многократных явлений... восшел на небеса к Отцу, от Котораго не отлучался, – и сел одесную Его».
Так, полно, верно, с таким внутренним пламенем изъяснял святитель Иларион исповедание веры, а это было всего через 60 с небольшим лет после того, как Русь приняла христианство (1051). Какой же глубины и силы было это принятие веры, что так истинно, с таким глубоким чувством, в таком прекрасном русском слове было оно выражено! Воистину Русь могла смело смотреть вперед в эту раннюю эпоху своего возрастания.
Далее продолжает свое исповедание Святитель: «Святую Преславную Деву Марию именую Богородицею, чту Ее и с верою покланяюсь Ей. И на святой иконе Ея зрю Господа Младенцем... Ея и веселюсь. Вижу Его распятаго и радуюсь. <...> Также и взирая на святых Его угодников, славлю Спасшаго их. Мощи их с любовию и верою целую. <...> К Соборной и Апостольской Церкви притекаю; с верою в нее вхожу, с верою молюся, с верою исхожу».
Так незаурядно смог митрополит Иларион выразить догмат об иконопочитании, о Святой Церкви, так живо изобразил свою веру!
«Так верую и не постыжуся, – заключает свое "Исповедание" Святитель, – исповедаю пред народами и за исповедание готов и душу свою положить»[799].
Архиепископ Филарет Черниговский, анализируя приведенное «Исповедание веры» митрополита Илариона, свидетельствует, что «вера [митрополита] Илариона была не делом одной мысли, а делом всей души, всей жизни; оно же ["Исповедание"] показывает, что бл<аженный> Иларион понимал веру ясно, точно и превосходно»[800]. Для нашего времени чрезвычайно важно и значительно мнение такого великого богослова, каким был святитель Черниговский. Мы не касаемся изложения «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона, поскольку оно чрезвычайно подробно анализируется почти всеми историками Русской Церкви, а также и потому, что не имеет прямого отношения к теме нашего разбора русских литургических произведений.