Смирение пред ближним служит средством

Достижения любви к ближнему

Любви к ближнему предшествует и сопутствует смирение пред ним. Ненависти к ближнему предшествует осуждение его, уничижение, злословие, презрение к нему, иначе гор­дость. Святые иноки постоянно помнили слова Христовы: Аминь глаголю вам; еже сотвористе единому сих братии Моих менших, Мне сотвористе[211]. Не входили они в рассмат­ривание, достоин ли ближний уважения или нет; не обраща­ли они внимания на множество и очевидность его недостат­ков: внимание их обращено было на то, чтоб не скрылось от них каким-нибудь образом понятие, что ближний есть образ Божий, что поступки наши относительно ближнего Христос принимает так, как бы они совершены были относительно Его. Ненавидит такое понятие гордый падший ангел и употребляет все меры, чтоб незаметным образом похитить его у христиани­на. Несродно это понятие плотскому и душевному мудрова­нию падшего человеческого естества, и нужно особенное вни­мание, чтоб удержать его в памяти. Нужен значительный ду­шевный подвиг, нужно содействие Божественной благодати, чтоб усвоить это понятие сердцу, поврежденному грехом, чтоб иметь его непрестанно в памяти при сношениях с братиею. Когда же это понятие, по милости Божией, усвоится нам, тог­да оно сделается источником чистейшей любви к ближним, любви ко всем одинаковой. Причина такой любви одна — Хри­стос, почитаемый и любимый в каждом ближнем. Это понятие соделывается источником сладостнейшего умиления, теплей­шей, неразвлеченной, сосредоточеннейшей молитвы. Препо­добный авва Дорофей говаривал ученику своему, преподобному Досифею, по временам побеждавшемуся гневом: «Досифей! ты гневаешься, и не стыдишься, что гневаешься, и обижаешь бра­та своего? разве ты не знаешь, что он — Христос, и что ты оскорбляешь Христа?»[212] Преподобный великий Аполлос часто говаривал ученикам своим о принятии приходивших к нему странных братии, что подобает воздавать им почтение земным поклонением: кланяясь им, мы кланяемся не им, но Богу. «Уви­дел ли ты брата твоего? ты увидел Господа Бога твоего. Это, — говорил он, — мы прияли от Авраама[213], а тому, что должно братию успокоить (приютить, оказать гостеприимство), научи­лись от Лота, понудившего (уговорившего) Ангелов ночевать в его доме»[214]. Такой образ мыслей и поведения был усвоен всеми иноками Египта, первейшими во всем мире по иноческому пре успеянию и дарованиям Святого Духа. Эти иноки удостоились быть предусмотрены и предвозвещены Пророком: приидут мо-литвенницы от Египта, предсказал святой Давид о иноках Египта[215]. Преподобный Кассиан Римлянин, церковный писа­тель IV века, повествует следующее: «Когда мы (преподобный Кассиан и друг его о Господе преподобный Герман), желая изучить постановления старцев, прибыли из стран Сирийских в область — Египет, — то приходили в удивление, что там принимали нас с необыкновенным радушием, причем никогда не соблюдалось правило для употребления пищи, для чего назначен известный час, в противность тому, как мы были приобучены в палестинских монастырях. Куда мы ни прихо­дили, разрешалось установленное пощение того дня, за ис­ключением узаконенного (Церковию) поста в среды и пятки. Мы спросили одного из старцев: «По какой причине у них упущается без различия ежедневное пощение?» — Он отве­чал: «Пост всегда со мною; но вас я должен сряду отпустить, и не могу всегда иметь при себе. Хотя пост полезен и постоян­но нужен, однако он дар и жертва произвольная, а исполне­ние делом любви есть непременный долг, требуемый заповедию. Принимая в лице вашем Христа, я должен оказать Ему всеусердное гостеприимство; проводив же вас, по оказании любви, которой причина — Он, могу вознаградить разрешение усиленным постом, наедине». Не могут сынове брачныя, дондеже жених с ними есть, поститися. Егда же отымет­ся от них жених, тогда постятся законно»[216]. Живя в мона­стыре с братиею, признавай себя одного грешником, а всех братии, без исключения, Ангелами. Всем отдавай предпочтение пред собою. Когда ближнего твоего предпочитают тебе, ра­дуйся этому и одобряй это, как деяние самое справедливое. Ты удобно достигнешь такого душевного настроения, если будешь удаляться от близкого знакомства и от свободного обращения. Напротив того, позволяя себе близкое знаком­ство и свободное обращение, никогда не удостоишься придти в устроение святых, не удостоишься сказать от искреннего сознания, сказать с апостолом Павлом: Христос Иисус при-иде в мир грешники спасти, от нихже первый есмъ аз[217]. — По причине смирения пред ближним и по причине любви к ближнему отступает от сердца ожесточение. Оно отваливает­ся, как тяжелый камень от входа в гроб, и сердце оживает для духовных отношений к Богу, для которых оно доселе было мертво. Взорам ума открывается новое зрелище: много­численные греховные язвы, которыми преисполнено все пад­шее человеческое естество. Он начинает исповедывать свое бедственное состояние пред Богом и умолять Его о помилова­нии. Уму содействует сердце плачем и умилением. Таково начало истинной молитвы. Напротив того, молитву памятозлобного святой Исаак Сирский уподобляет посеву на кам­не[218]. Тоже должно сказать и о молитве осуждающего и прези­рающего ближних. Молитве гордого и гневливого не только не внимает Бог, но и попускает молящемуся в таком душев­ном устроении различные унизительнейшие искушения, чтоб, ударяемый и угнетаемый ими, он прибег к смирению пред ближним и к любви ближнего. Молитва есть деятельное вы­ражение любви инока к Богу[219].

Глава 17 О молитве

Молитва, будучи дщерию исполнения евангельских запо­ведей, есть вместе и мать всех добродетелей, по общему мне­нию святых Отцов[220]. Молитва рождает добродетели от соеди­нения духа человеческого с Духом Господа. Добродетели, рождающие молитву, различествуют от добродетелей, рожда­емых молитвою: первые — душевны, вторые — духовны. Молитва есть по преимуществу исполнение первой и главней­шей заповеди из тех двух заповедей, в которых сосредоточи­ваются закон, Пророки и Евангелие[221]. Невозможно человеку устремиться всем помышлением, всею крепостию своею, всем существом своим к Богу, иначе, как при действии молитвы, когда она воскреснет из мертвых[222] и оживится, как бы душою, силою благодати. Молитва есть зерцало иноческого преуспея­ния[223]. Рассматривая молитву свою, инок познает, достиг ли он спасения, или еще бедствует в волнующемся страстном море, вне священной пристани. К такому познанию он имеет руко­водителем Боговдохновенного Давида, который, молитвенно беседуя к Богу, сказал так: В сем познах, яко восхотел мя ecu, яко не возрадуется враг мой о мне. Мене же за незло­бие приял, и утвердил мя ecu пред Тобою в век[224]. Это зна­чит: узнал я, Господи, что Ты меня помиловал и усвоил Себе, по постоянному победоносному отвержению мною, силою молитвы моей, всех вражеских помыслов, мечтаний и ощуще­ний. Эта милость Божия к человеку является тогда, когда человек ощутит милость ко всем ближним своим и простит всем виновным пред ним[225]. Молитва должна быть главным подвигом инока. В ней должны сосредоточиться и совоку­питься все его подвиги; посредством ее инок прилепляется теснейшим образом к Господу, соединяется во един дух с Господом[226]. С самого вступления в монастырь необходимо на­учиться правильной молитве, чтоб преуспеть в ней и посред­ством ее изработать свое спасение. Правильности молитвы и преуспеянию в ней противодействует наше поврежденное ес­тество и падшие ангелы, усиливающиеся удержать нас в сво­ем порабощении, в падении и отвержении от Бога, общем человекам и падшим ангелам.