Жизнеописание раба Божия Никифора Христа ради юродивого

Много путей, которые ведут в Царство небесное, но едва ли не самый трудный и тяжелый, скорбный и терни­стый — путь юродства о Христе Иисусе, Господе нашем. Люди мира сего, люди привыкшие судить обо всем поверхностно и не дающие себе труда вникнуть серьезно и спокойно в те или другие поступки ближних своих, обыкновенно с бесжалостным презрением относятся к юродивым или „блаженным", считают их за безумных, потерявших человеческий разум, высмеивают их, притесняют, а часто даже по жестокости сво­ей и непониманию величия подвига и бьют их. А между тем истинные юродивые — люди великого духа, великого ума и великого сердца. Подумайте, разве это малое дело — от­казаться наружно, для людей, от ума своего, в то же время,

вполне сохраняя его? Отказаться для того, чтобы считаться презренным безумцем, чтобы все переносить и претерпеть ради сладчайшего Иисуса, за нас пострадавшего, ради спасе­ния своей души и спасения душ близких. Имея пред глазами своими непрестанно образ смирения и уничижения Христа Спасителя, и они всемерно стараются приобрести смирение, для чего сами различными поступками своими навлекают на себя гнев и ярость ближних, все претерпевая от них с кро­тостью и благодеянием. Стараясь уничтожить в себе всякую мирскую привязанность и пристрастие, они не взирают на лица, равно обходятся со всеми, всем говорят безбоязнен­но правду в глаза, одеваются в рубище, ходят с непокрытой головой и босыми ногами зиму и лето, лишают себя пищи и питья, проводят ночи в молитве, в то время как беззабот­ные о душе своей спят спокойным сном, они проливают сле­зы о грехах своих и о людском нечестии. Они всем сердцем своим любят ближних, все стараются делать на пользу им, все, что только получают от сердобольных и добрых людей, раздают неимущим и нуждающимся, не оставляя для себя ничего. Путь этот настолько труден и скорбен, что не всякий может идти по нему. Посему Господь не всякого и призывает на него, а только тех, которых видит способными и могущи­ми все претерпеть за имя Его.

Таковым именно избранником и был великий раб Божий, во благочестивой вере скончавшийся, Христа ради юродивый Никифор, погребенный на кладбище Спасо-Преображенского мужского монастыря в городе Белеве Тульской губернии.

Христа ради юродивый Никифор происходил из крестьян Тульской губернии, Стрелецкой волости, дер. Синюхиной. Родителей его звали Алексей и Татьяна по фамилии Три­фоновы. Родился он в 1773 г. и жил сначала в доме своих ро­дителей. Однажды он с мальчиками, своими сверстниками, поехал в ночное сторожить лошадей и, когда возвратился, то стал проявлять в поведении своем некоторые странности, почему деревенские считали его за глупенького. Что произо­шло с ним в ночном так и осталось неизвестным. Между тем

он стал больше молиться Богу, удалялся от всех увеселений и компаний, мало говорил и больше углублялся в себя. По праздничным дням ходил в приходской храм во имя свт. Ни­колая, которого усердно чтил. Он не женился, так как никому и в голову не приходило сватать „малоумного". Ходил всегда с открытой головой и босой, одевался в белую ситцевую рубаху, которую подпоясывал веревкой туго-натуго и такие же ситце­вые шаровары; многие над ним насмехались, дразнили его и отнимали у него красные „ладыжки" или „бабки", которые он носил при себе и которые постоянно перекладывал из одной руки в другую, читая по ним непрестанно молитву и имея их вместо четок. Все оскорбления и насмешки он переносил с кротостью и смирением, никогда никого не обижал. Чтобы утруждать себя и утомлять свое тело, убивая в нем страсти, он, бывало, возьмет колышек и начнет что есть сил вбивать его в землю до тех пор, пока не уморится; и часто слышали, как он охал за этим своим занятием. Из деревни он часто хо­дил в город Белев, куда, наконец, и совсем переселился. Одна­ко собственного пристанища нигде не имел, а пребывал, где придется, подражая в этом Господу Иисусу, не имевшему на земле „где главы подклонити". Сам он не просил ничего, если ему что давали, то он тотчас же все раздавал другим. Бывало, оденут его сердобольные люди, а на другой день снова он в своей прежней легонькой одеженке. „Куда же ты девал, что тебе дали?" — спрашивали его, а он только ответит: „Попро­сили, я и отдал". „А сам-то в чем остался?" — „Бог даст и я буду одет", — ответил Блаженный. Вкушал он умеренно и то один раз в день. В будни обыкновенно вкушал днем маленький ка­лачик с кружкой воды; в понедельник, среду и пяток вкушал то же самое, но лишь вечером; в праздники вместо воды раз­решал себе кружку молока; в день Рождества Христова к это­му прибавлял 3 маленьких кусочка белуги, а во всю Светлую неделю Пасхи вкушал калачик, кружку молока, крутое яичко и три кусочка белуги. Приобщался он несколько раз в год: в Петров день, в праздники Преображения, Успения, 6-го дека­бря — в день святителя Николая, — на праздник Рождества

Христова, в субботу первой недели Великого поста, в неделю Крестопоклонную и в Великий Четверг.

Как мы сказали выше, он ни у кого ничего не просил и не брал. Бывало, когда идет он по городскому рынку, все торговцы наперерыв стараются предлагать ему свои товары бесплатно, чтобы он только взял у них, потому что было замечено, что как Блаженный возьмет у кого что, у того немедленно распродается весь товар. За самоотверженную подвижническую жизнь Го­сподь наградил верного раба своего даром прозорливости. Од­нажды шел он по рынку, и ему между другими торговцами стал предлагать торговец квасом испить у него кваску, а Блаженный молча подошел к бочонку с квасом и опрокинул его весь на зем­лю, а когда квас вылился, то на дне все увидели двух больших крыс, о которых не подозревал и сам торговец.

Много обращалось к нему народу за советом, и обращались не только простолюдины, но и купцы и дворяне. Блаженный не любил много говорить, а отвечал очень кратко и не всем, зато все слова его сбывались с поразительной точностью. Од­нажды пришла к Блаженному Одоевская мещанка Акилина Максимовна Журавлева, девушка, странствовавшая по свя­тым местам; Блаженный увидел ее, сказал: „Останься, послу­жи мне", и она ходила за ним до самой его смерти.

За 14 лет до кончины Блаженный сделался болен рассла­блением, у него были сведены ноги так, что он перестал ходить и лежал на спине на лежанке большей частью с открытыми глазами. Однако и тогда не оставляли его посетители и не только сами приходили к нему, но брали и его в свои дома, же­лая ему послужить чем-нибудь, в таких случаях его обыкно­венно клали в тележку и перевозили. Привезли однажды бла­женного в дом Михаила Фомича Горшкова, Белевского купца; когда его везли по двору, то он каким-то особенным голосом пел: „Господи помилуй", а когда внесли его в дом и посадили за стол, на котором стояло угощение с рюмкой вина у прибора, то Блаженный всю первую рюмку вылил в закрытое окно, а вторую за окно, ломти же черного хлеба стал разбрасывать по полу гостиной и спальни; на замечание, что хлеб грех бросать,

Блаженный сказал: „Так надо". В это время Михаилу Фомичу нужно было ехать в лес по делам, а был канун воскресенья. Блаженный не велел ему ехать, говоря „не надо, не надо", но Михаил Фомич не послушался, поехал, и вот на другой день во время поздней обедни произошел пожар, причем все реши­тельно сгорело, кроме спальни и гостиной, где был разбросан Блаженным хлеб. С тем же Михаилом Фомичем был еще такой случай. Надо было ему ехать опять по делам, а Блаженный го­ворил ему: „Не надо, не надо, калач, ручка". Михаил Фомич не понял слов Блаженного, не послушался, поехал, дорогой упал в ров, вышиб себе локоть и руку его свело калачом.

За девять лет до кончины Блаженного его перевели в дом Белевского купца Василия Андреевича Давыдова, откуда он уже никуда не выходил, тут он стал носить красную, длинную, почти до пола рубаху. Несмотря на свои старческие годы и свою болезнь, он обыкновенно лежал на постели, весь обложенный ладыжками и костями от сомовины, очень острыми, так, что возбуждал к себе жалость в посторонних. Если иногда хотели его поудобнее положить или поправить под ним ладыжку и кости, то он отрывисто произносил: „Не про тебя тут-то было", и не позволял себя трогать, временами лишь просил поднять его, и тогда он на час садился на постель, причем и в ноги ему подставляли стул. Однажды он обратился к ходившей за ним Аки лине Максимовне со словами: „Закрой меня совсем, я — колдун". „Да Бог с тобой, какой ты колдун?" „Нет-нет, закрой, я — колдун". В это время вошли две женщины, которым он ни­чего не сказал и даже не открылся, как они его об этом не про­сили. Когда Акилина Максимовна спросила их, не говорили ли они чего про Блаженного, то одна призналась, что назвала его колдуном. Сам Блаженный провидел их о нем мнение.

Скончался Блаженный 11-го октября 1857 г. в доме Давы­дова, 84 лет от рождения, накануне смерти его причащал Свя­тых Христовых тайн его духовник — настоятель Белевского Спасо-Преображенского монастыря иеромонах Анатолий.

Похороны его были весьма торжественными, на погре­бение собралось не только все городское духовенство, но и

много съехалось сельских священников; до места последнего упокоения провожал Блаженного весь город. На средства же горожан был поставлен над ним чугунный памятник, на ко­тором сделаны по четырем сторонам следующие надписи:

I. Здесь погребено тело Блаженного болящего Никифора Алексеевича Трифонова, экономического крестьянина Бе­левского уезда, дер. Синюхиной, скончавшегося в 1857 г. 11-го октября, на 84-м году от рождения.

II. В блаженном успении вечный покой подаждь Господи усопшему рабу Никифору и сотвори ему вечную память.

III. 20-ти лет он родину оставил.

50-ти лет в граде сем ходил,

Зиму и лето в одном рубище и босой,

14-ть лет пролежал на одре больной И никогда с постели не сходил.

Народ его часто навещал.

По смерти его град сей весь его провожал,

И на сем месте тело его земле предавал.

IV. Прохожий!

Вспомни, кто ты таков ни есть,

Что кончится твоя в сем мире слава, честь,

Что придут и к тебе последних дней минуты.

Предупреди ж теперь последствия все люты,

Друзья, богатство, сан, с мирскою суетой Оставят все тебя, все это блеск пустой.

Внимай, к чему тебя сей пастырь воззывает,

Блажен, кто ко Христу доколе жив взлетает.

Могила его находится близ летнего Спасо-Преобра- женского собора с правой стороны. В настоящее время усердствующими богомольцами воздвигнуто над могилою каменное надгробие с неугасимой лампадой. Росту блажен­ный был выше среднего, лицо имел смуглое, волосы седые, браду средней величины, черты лица серьезные, взор бы­стрый, ясный и сосредоточенный, голос тихий, произно­шение ясное. В простонародье его обыкновенно называли Никишей, и теперь часто можно слышать, как простой на-

род, приходя в монастырь, просит отслужить панихиду о Блаженном Никите, из-за молитвы Блаженного Господь по вере просящих подает великую Свою милость.

С 1911 года братия монастыря постановила накануне дня кончины Блаженного, т.е. ю-го октября, совершать соборно заупокойное всенощное бдение, а на самый день, т.е. 11-го октября, соборно совершать Божественную Литургию с па­нихидой по рабех Божиих: Блаженном Никифоре и родите­лях его Алексие и Татиане и затем предлагать в память их трапезу для нищей братии.

В ризнице Спасо-Преображенского монастыря хранятся следующие предметы, оставшиеся после Блаженного: воло­сики, лодыжка, одна подушка и одна доска, на которых ле­жал Блаженный, остатки просфоры и черного хлеба, от ко­торых вкушал он, полотнище от красной рубахи, а также и портрет, снятый с Блаженного вначале его болезни.

Белев, 1911 г.