Глава 4. Евангелист и революционер

Утром на оправке Онищенко встретился лицом к лицу с Нечаевым. Тот, поздоровавшись, сказал:

— Я много думал ночью. Я хочу после кипятка прийти к вам, есть у меня вопросы.

— Подходите. Или я к вам приду.

— У вас в углу спокойнее. Я приду туда.

И вот после чая рядом сели евангелист и революционер: два человека, желающие людям добра, равенства, счастья.

— Как мне называть вас? - спросил Нечаев, пожимая руку Онищенко.

— Мы почти одногодки. Называйте меня Ваней. А вас как звать?

— Меня Карл.

— Как Маркса, - улыбнулся Онищенко. Нечаев удивленно взглянул на евангелиста.

— Откуда вы о нем знаете?

— Слыхал. Я ходил много. А когда много ходишь, и услышишь много.

— Признаюсь, я люблю Маркса, - сказал Нечаев. - Он образованный, умный. Отошел от шаблонных рамок мышления, есть своя мысль. Он - за народ.

— За народ был и Иисус Христос, - сказал Ваня. - Иисус Христос - Сын Божий. Он пришел на землю, чтобы послужить людям. Он заботился о несчастных и был их утешением. Он отдал Свою жизнь, чтобы избавить людей от греха и проклятья

и научить их нелицемерному Богопочитанию. Он хотел, чтобы люди научились от Него, как надо служить ближним и не о себе только заботиться.

— Но если Христос учил и жил так, то какая разница у Него с тем, о чем говорит, а со временем будет учить Карл Маркс и другие подобные ему? Чем мы разнимся друг от друга? Зачем мы противопоставляем себя друг другу?

Онищенко улыбнулся и положил свою руку на руку Нечаева.

— Когда я говорю с грешниками, т. е. с теми, кто грешит, нарушая законы, вложенные Богом во все Его творение, мне проще говорить. Я говорю: «покайся», т. е. признай жизнь свою плохой по твоей вине, признай, что ты поступаешь во всем или во многом не так, как должен поступать, и пойми, что ты должен оставить такую жизнь и жить другой, лучшей жизнью, настоящей жизнью. Когда такой человек кается, решает в слезах свою судьбу и призывает Бога помочь ему, тогда я говорю ему: «А теперь веруй в Евангелие, в Благую весть Иисуса Христа, Сына Бога живого». И читая, слушая Евангелие, человек узнает, что без Бога ему жить дальше нельзя и что Сам Бог показывает ему, как жить дальше. Человек перестает грешить, перестает считать других людей своими врагами, перестает отвечать злом на зло. И все это производит в человеке вера в то, что заповеди жизни есть заповеди Божьи, что они для него святы и выполнение их обязательно. Все это потому, что Иисус учил понимать жизнь, как жизнь в Боге, как жизнь вечную. Человек, зная, что он не умрет, что душа его, рожденная от Бога, вечна и ответственна перед Богом, живет, как служит: ответственно, торжественно, серьезно. С вами же говорить сложнее и труднее.

— Почему труднее?

— Образованный, честный человек считает, что имеет свои идеалы, что он меньший грешник, чем другие. Он вдумывается, читает, во многом разумно

останавливает себя. Он трудится над собой в меру своих возможностей. В чем ему каяться? Он ведь не такой, как некоторые, думает он. А живет средней, томительной жизнью, не видя смысла в ней, страшась смерти, т. е. не имея жизни.

— Почему не видит смысла, почему томительной жизнью? - протестующе заговорил Нечаев, и веко левого глаза стало подергиваться. Он обиделся на слова евангелиста.

— Я не стану спорить с вами, - успокаивающе сказал Онищенко, - но определенно считаю, что вы не станете утверждать, что ваша жизнь имеет высокий смысл и что вы не думаете о смерти и не страшитесь ее. Твердо знаю, для меня самое высокое - это Иисус Христос и Его Евангелие. Знаю и от учителей древности Платона, от учителя наших времен Гоголя, от наших мыслящих современников Маркса, что без религиозного сознания, без веры в Бога, в душу человеческую и ее ответственность перед Богом человек не может и не способен жить высоконравственной жизнью.

— Правду ли вы говорите? - недоверчиво воскликнул Нечаев, - Карл Маркс говорит так?

— Да, я слышал, что Маркс говорит так, - спокойно сказал Онищенко.

К ним пробирался учитель Балакин. Громкое упоминание полюбившегося, знакомого лично Маркса заставило его откликнуться и прийти послушать, сказать то, что знает сам.

— Что вы тут говорите о Марксе? Вы его знаете? - спросил он у беседующих.

— Я слышал содержание его сочинений о безусловной необходимости единения верующих со Христом. Не знаю, на сколько верно мне это передали.

— Я лично знал Маркса, когда в 1848 году был в Германии в Кельне. И у меня есть копия ходившей тогда по рукам рукописи его гимназического сочинения по религии. Оно так и называется: «Единение верующих со Христом». Он написал его как экзаменационную работу. Ему тогда шел восемнадцатый год. В ней он утверждает, что если народ не составил себе достойного понятия о божестве, он никогда не сможет быть свободным от необузданного эгоизма, жажды славы и безответственных действий и будет далек от стремлений к истинному совершенству. И он заключает, что сама история говорит о необходимости единения человечества со Христом. Маркс пишет там, что низменные стремления к земным благам вытесняют стремление к познанию, тоска по истине заглушается ласкающим голосом лжи. Он особо и категорически подчеркивает необходимость единения человека со Христом и говорит, что наше сердце, разум, история и само Слово Христово громко и убедительно говорят нам, что без этого единения мы не можем достигнуть своей цели, что без него мы были бы отвержены Богом, что только Он был в состоянии спасти нас. И Маркс

приводит в качестве примера притчу Иисуса о виноградной лозе и ветвях:

«Пребудьте во Мне».

Глаза Балакина горели, и он охотно, как свое, излагал работу любимого друга.

— Но это Маркс писал более двадцати лет назад, когда считал себя идеалистом. Теперь он стал материалистом и не может думать так, - защищая позиции неверия, сказал Нечаев.

Но Балакин возразил:

— Разве убеждения могут меняться, если они искренние, глубокие? Восемнадцать лет - возраст думающий, самостоятельный и крепкий. Я даже на память запомнил возвышенную концовку сочинения моего друга Карла: «Единение со Христом внутренне возвышает, утешает в страданиях, успокаивает

и дает сердце, открытое человеческой любви, всему великому, благородному, не из-за честолюбия, не из-за стремления к славе, а только ради Христа. Таким образом, единение со Христом дает радость, которую эпикуреец напрасно пытается найти в своей поверхностной философии. Более глубокий мыслитель ищет ее в скрытых глубинах знаний, которую знает только простодушное детское сердце, соединенное со Христом и через Него - с Богом и которая делает жизнь прекраснее и возвышеннее».

— Ну хорошо, - сказал Нечаев, - вы неплохо рассказали нам о сочинении Маркса в юные годы. Хочу верить, что он написал то, что думал. Ну а как вы лично понимаете, что нужно человечеству и как этого достичь?

Балакин мягко улыбнулся.

— Я странный человек. В Бога я не верю. Меня не научили верить в Бога. А Божее люблю. Заповеди Моисея жестокие, я их не принимаю. Заповеди Христа и закон справедливого возмездия тоже не могу принять, хотя вообще заповеди равенства, братства мне дороги именно в Евангелии. Поэтому я так и откликнулся на Марксово юное представление о евангельском Христе, ведущем меня к Богу и прямо в царство справедливости. Но когда я пожил в народе, то понял, что я не могу стать им светом, и народу я такой не нужен. Темная точка. Вот я и хочу послушать вас обоих, что же нужно и как этого достичь?

Нечаев уселся поудобнее, откашлялся - в камере нельзя было курить, а он был курящий и страдал от этого - и сухо заговорил. В его голосе почувствовалась резкость:

— Это верно: эгоизм, властолюбие глушат человечество, и жизнь людей стала скотским существованием, даже хуже. Но человек, который не удовлетворяется быть скотом, не хочет так жить, он стремится к человечности, хочет сам стать человеком и помочь всем людям стать людьми. С доктриной Христа о милостивости, о непротивлении злу я не согласен. Я не верю тому, что капиталист, помещик, рабовладелец смогут перестать быть таковыми. Какая сила сможет с ними сделать это, сделать их лучше? И говорю: сила есть одна -

насилием отнять у них нажитое не ими, а если они будут противиться - уничтожить, смести с лица земли. И на развалинах старого разумом построить новое общество, общество, где нет места эгоизму, где все на благо, все на счастье людям без различия расы, веры или неверия!

Голос Нечаева звучал все громче и громче. Заключенные, кто хотел, ходили на прогулку, и все уже пришли с воздуха. До обеда был еще час, и все подсели поближе к людям, так увлекшимся разговором о судьбах человечества.

И Онищенко понял, что теперь должен сказать он. И сказать не только Балакину или Нечаеву, сказать всей камере. «Боже, помоги мне», - помолился он

в глубине души и стал говорить:

— Сороковая камера, я вижу, особая камера. В ней сидят не воры, не убийцы, не падшие нравственно люди. В ней находятся, в основном, те, кто, получив образование, получив какое-то воспитание, поняли, что жизнь человека не в эгоизме, а в общей жизни, где нет ни эксплуатации, нет богатых и бедных. Это понятно и к этому направлены усилия, направлена жизнь. В силу этого я верю, что вы здесь в тюрьме не за эгоизм, а за рвение об общем благе. Но я знаю, что большинство из вас страдают и мечутся душой. Вы страдаете от несправедливого обвинения, от жестокости и неправоты. И это, в основном, от того, что вы в большинстве не верите в Бога, не верите в то, что мир создан Богом, Который все знает, все видит, над всем властен, во все вложил смысл, разум и Свою волю. Не знаете, что у всех один Отец, и все вы дети этого Отца, все вы сыны Его. И, не зная этого, не веря этому, вы несчастны. Вы несчастны потому, что не знаете, что вы счастливы. Вы хотите создать счастье окружающим вас. Вы хотите создать царство правды и стараетесь, кладете за это даже жизнь свою, а ничего не получаете. Вас бьют, и вы хотите бить. И вот получается большая драка. Сколько стоит мир, и все драка.

Я не могу разбирать многие учения пророков, учителей человечества о достижении счастья. Я очень мало знаю их. Но зато я имел счастье узнать учение Иисуса Христа о том, в чем заключается счастье человека и как его достичь людям. Христос сказал, что самая высокая заповедь для человека - возлюбить Господа Бога своего и возлюбить ближнего своего как самого себя. Христос сказал, что в спасенном Им человеке Сам Бог поселяется Духом Своим

и что душа ответственна перед Богом. Сказал, что всю жизнь надо положить на рост этой души, чтобы достичь совершенства, делать другому то, что желаешь, чтобы люди делали тебе. Христос сказал, что душа, творящая волю Бога, не умирает, а живет вечно. Христос сказал: для того, чтобы достигнуть общей должной жизни, надо достичь должной жизни в самом себе, быть всегда свободным, чтобы творить волю Бога, любить всех людей. Он сказал, что не надо отвечать человеку злом на зло, никогда не применять насилие, что зло не уничтожается злом, а покоряется любовью. Сказал, что в достижении этого весь

смысл жизни на земле и что в Нем - сила, в Нем - жизнь. Христа за это учение гнали. Все, что ни говорил Он, было не выгодно имеющим богатство и не желающим оставить его, было не выгодно духовенству, которое жило славой и деньгами народа. И они арестовали Его, клеветали на Него, мучили и распяли. Он все принял без ропота, зная, что не понимают они того, что делают. Он пожертвовал Свою жизнь, но не убоялся все высказать, и Сам жил так, как учил. Он умер, но и воскрес, как Сам об этом учил и говорил, и живет вечно в обителях Отца, живет вечно в душах людей, полюбивших Его учение, живущих по Его учению. У вас есть идея братства, но если вы не покоритесь голосу Бога живого и вечного, не подчинитесь воле Бога - она останется только идеей. Покайтесь! Веруйте в Евангелие, веруйте в Бога и будете жить.

Сейчас принесут нам суп. Давайте, как и вчера, споем молитву «Отче наш».

И снова запел Засядько, молодо и красиво. И уже не Онищенко запел вторым - вся камера пела святые слова о вере в Бога, о Его воле, о хлебе насущном и о силе, которую приносит жизнь веры в Бога.

Глава 5. Стихи о тюрьме

Потянулись долгие дни заключения и для Онищенко. Он много думал о родных, о воле, но то понимание, что ему дано время сегодня, даны эти люди и дано дело любви, - заполняло его, давало смысл жизни на каждый день. Теперь почти вся камера собиралась на беседу к нему. Каждый день у него спрашивали,

и он отвечал. Он скоро узнал всех людей камеры, каждого знал по имени, знал всю его жизнь. У каждого была потребность рассказать Ивану о себе, выложить свою боль и получить поддержку. Как правило, человек в безвыходном положении старается найти выход, чтобы жить.

Внутренняя тюремная почта работала безотказно. Перестукивались через стенку, махали флажками в окна по определенной азбуке флажков, бросали записки во время прогулки. Были случаи, когда записки в другие камеры передавали через надзирателей. Иван часто справлялся, нет ли в тюрьме евангелиста Балабана, но сведений о нем никаких не было. По тюремной почте он знал, что в Херсонской тюрьме сидят уже многие из евангельских христиан. И вот однажды через надзирателя он получил переданный ему лично листок со стихотворением, сочиненный кем-то в соседней камере. Вечером, когда после проверки все улеглись, Иван стал читать его вслух. Читая, он волновался сам, волновались и другие.

Глубокая ночь

Глубокая ночь над Херсоном,

Над городом сумрак залег.

За грозной высокой стеною

Чернеет в тумане острог.

Вот в камере дальней стихает

И шум, и движение дня. На нары ложась, засыпает Жильцов-арестантов семья.

Все спят, лишь один заключенный Не спит и не дремлет, но вот, Отбросив сермяк свой суконный, В потьмах на колени встает.

На грудь слагает он руки,

И вскоре среди тишины

Несутся чуть слышные звуки,

Мольбы и волнений полны:

«О Боже, Боже мой, я знаю,

Что Ты всегда, везде со мной.

И здесь в темнице вспоминаю Дела руки Твоей святой.

Я жил когда-то, утопая Среди пороков и страстей.

Не знал пути к блаженству рая, Не знал и милости Твоей.

Но счастлив я, что Твой служитель Когда-то книгу мне принес.

В ней прочитал, кто мой Спаситель, Что для меня свершил Христос.

С тех пор я в радостном волненьи Соседям книгу ту читал.

И в суд попал за совращенье,

А суд в тюрьму меня послал. И вот с обритой головою И с кандалами на ногах

Я прихожу к Тебе с мольбою: Услышь меня на небесах. Тебя я славлю за спасенье, За скорбь и радости Твои. Прости начальникам селенья И судьям грех не вспомяни.

Ты знаешь, ведь одно стремленье, Одна мечта была моя:

Открыть источник искупленья Таким же грешникам, как я.

Я Твой слуга, хотя назвали Презренным именем меня, Но дай, чтоб здесь в тюрьме узнали, Что за Тебя страдаю я.

Жену я вспомнил и малюток, Когда их лица целовал.

В слезах все были, час был жуток, Но я Тобой их утешал.

Я верю, Боже мой, глубоко,

Что не оставишь их одних.

И по любви Твоей высокой Насытишь и согреешь их.

И верю я: Ты здесь, со мною,

И в ссылке буду я с Тобой, Но дай, чтоб слабою душою Я не роптал на жребий свой. Прости вину врагов суровых, Мою семью Ты не покинь, Спаси товарищей в оковах, Хвала Тебе за все. Аминь».

Онищенко остановился. Слезы навертывались на глаза. Кто-то рядом,

уткнувшись лицом в подушку, рыдал. Он глянул вокруг. Лампу уже скрутили до предела. Слушающий у двери надзиратель подумал, что уже кончили читать. Но глаза людей, полные слез, блестели в полумраке, как жемчужины. Онищенко поднялся и подошел к двери, где было чуть светлее и можно было дочитать конец стихотворения.

Он кончил. И в камере снова

И тишь, и безмолвье царят. Лишь где-то шаги часового

И тихо, и мерно стучат...

На нары свои он ложится, Накинув сермяк на себя,

И вот засыпает. И снится: Попал он в чужие края. Он в городе чудном гуляет

И видит: толпа там стоит,

И кто-то пред нею читает,

И что-то пред ней говорит. Подходит он ближе поспешно,

И слышит он слово о том,

Как люди природою грешной

Спасаются ныне Христом.

И он, удивленный, собрата В глашатае том узнает.

И пламенем сердце объято,

И он вопрошает народ:

«Ужели Христово ученье

Возможно у вас возвещать

Свободно?» - сосед в удивленья

И долго не может понять.

И молвит: «Свободно для Слова, Свобода у нас, о пришлец!

И нету владыки земного

Над верою наших сердец».

Проснулся он. Та же темница,

Гнетущая смрадом своим,

Все те ж арестантские лица,

Все та же решетка пред ним...

Онищенко закончил читать и стоял у двери, как глашатай свободного слова, свободной истины. И он сказал для всех: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными».

Дверь камеры тихо открылась, и рука надсмотрщика протянула Онищенко пайку хлеба:

— Это тебе. Это моя, некраденная...

— Спаси вас Бог, - тихо сказал Иван.

Так же бесшумно дверь закрылась. В камере было тихо, слышались вздохи. Чей-то голос внятно говорил: «Боже, Боже мой!» Это были видимые и невидимые миру покаяния, пробуждения, обновления человека. Кто определит их число?..

Глава 6. Хлеб насущный

Было ясно: Онищенко завоевал сердца заключенных всей камеры. Он никому не навязывал себя, не навязывал своих идей, не унижал других. Он радовался каждому, кто любил Бога.

В тюрьме - мучительное безделье. Только одна мысль, что сидишь в тюрьме, угнетала каждого арестанта. И люди, естественно, стремились к труду. И в этом отношении добрый пример подавал евангелист Онищенко. Он попросил у надзирателя принести сапожный молоток, клещи, сапожную ножку, гвозди, шило, нитки и сказал, что будет чинить арестантскую обувь.

— Надо писать заявление на имя начальника тюрьмы, - почтительно заметил надзиратель.

Однако вскоре, к общему удивлению, просимое дано было в камеру. Расположившись на табуретке посреди камеры, Иван чинил обувь арестантам, а вокруг него сидели люди и тоже работали: кто чинил иглою, кто вязал носки, кто помогал Ивану. И все слушали его. Это было преображение камеры, преображение людей. Слух об Онищенко расползался по всем камерам.

Онищенко имел звонкий голос, мягкую интонацию. Его начитанность благодаря книгам тети Кати делала его интересным собеседником, понятным всем людям. Он соединял в себе качества проповедника, учителя и брата каждому.

Прошел месяц, как он находился в камере, а его еще никуда не вызывали. Но он не противился этому. Каждый день имел смысл, имел жизнь. Люди любили его, слушали, и он понимал, что это все в воле Бога.

После обеда все ложились отдыхать. Некоторые подсаживались к Ивану и слушали, и спрашивали его.

— Скажи, Ваня, - обратился к нему юноша, - вот ты часто говоришь о цели жизни. Я всегда считал, да и сейчас считаю, что она дана для наслаждений. Как говорят: бери от жизни все, что можешь. Ведь один раз живешь. Зачем постное лицо, зачем аскетизм, самоуничижение? Я уже полгода в тюрьме наблюдаю за людьми, да и на воле встречался с людьми верующими, и они всегда казались мне, да и сейчас кажутся, именно нищими духом, бедными, жалкими. Ты - не жалкий, ты какой-то особенный. Скажи мне, ответь на мой вопрос.

— Постные лица, жалкий вид и нищету духа имеют те люди, которые, говоря, что они верят в Бога, на самом деле не доверили Ему полностью свою жизнь. Люди же, верящие так, что полностью Ему отдаются, не имеют постных лиц, не имеют жалкого, как ты говоришь, вида. Ты говоришь, наслаждение надо брать от жизни и вообще брать все, что можно. А я бы добавил: что нужно. А нужное - оно простое, оно не стоит денег, не дорого по наружности своей. Можно сказать такую правду: у Бога все дорогое - не нужно, все ненужное - дорого. Что такое радость в жизни? То, что скоро проходит, оно, как дым. Это ненастоящая радость. Радость только в постоянном, в вечном. А это - духовная область.

Блудный сын в притче Христа, которую мы вчера читали, думал, что будет долго и много радоваться, когда уходил из дома отца, но радость скоро испарилась. Вместо радости стали слезы. Радость может быть в том, что постоянно, что не погибает. Эта душа, спасенная от порока, от смерти. А если вера без спасения души - вот и постное лицо. Верующий в Христа, имеет жизнь вечную. Христос сказал: «Радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна». И не на том только свете, как часто ограничивают это дарование, а здесь, на земле, когда мы узнаем то, о чем нас учит Христос. Но это только тогда, когда Христос станет для тебя реальностью, твоим личным Спасителем.

— Ты сказал много, - ответил юноша. - Действительно, блаженны те, кто так понимает жизнь, кто так понимает себя. Но как, Ваня, это сделать?

Несколько минут все молчали. Видимо, ответ Ивана удовлетворил спросившего. Стучал молоток сапожника, а кто-то готовил свой туфель для ремонта, отпарывал сгнившую подошву.

— А скажите мне такое, - снова громко и запальчиво проговорил молодой арестант. - Раньше было время, когда люди жили верою. Верит человек и все тут. Теперь не то. Людям мало верить, они не хотят просто верить, они хотят знать. Вера ведь не должна быть слепая. Но знания, не опровергают ли они веру?

— На этот вопрос я вам отвечу словами апостола: «А без веры угодить Богу невозможно». Познание внешнего материального мира человеку необходимо. А также человеку необходимо и познание самого себя, своей души. И здесь на первое место должна стать вера, а знания идут за ней. «Мы уверовали и познали, что Ты - Христос», - сказал Петр своему Учителю. Заметьте, сначала уверовали, а потом познали. Таков закон, вложенный Богом во все. Кто верит всему, что написано в Евангелии, тот имеет знания: «Знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу». Эти знания дает вера.

Я с вами согласен, что кроме веры человеку нужны знания. Но истинные знания - у Бога.

— А скажи, Ваня, - сказал старик в очках, вязавший носок, - вот ты читал в Деяниях Апостолов, что Ананию и Сапфиру Бог наказал мгновенной смертью за то, что они утаили деньги и сказали неправду. Почему это не случается в наше время? Люди, даже христиане, говорят, неправду и остаются живы и даже живут припеваючи.

— А это нам пример, - ответил Онищенко. - Если бы Бог поступал так с каждым, то немного бы людей осталось на земле. А сейчас Он дает время человеку покаяться и встать на честную дорогу. Не думайте, что говорящие неправду - христиане. Если они говорят, что они христиане, они обманывают самих себя. Все тайное открывается, все становится явным. Шило в мешке не утаишь. От людей на время что-то можно скрыть. Но скроешь ли что от Бога-Творца, от Его зрения и слуха? К ним подошел невысокий старик Максимчук и с горечью сказал:

— У меня не вопрос даже, а ко всем хочу сказать свое наболевшее. Вот мы говорим о религии, а она мне поперек горла встала. Если бы вы видели столько, сколько я видел жизнь духовенства с ее ложью, обманом и лицемерьем, вы бы стыдились читать Евангелие и говорить, что только оно правда. Знают его многие, а кто исполняет?

— Дедушка Максимчук, - мягко сказал Онищенко, - я потому и читаю Евангелие, что оно как раз и выводит людей к правдивой жизни. Люди знают о

Евангелии, слышали о Христе, но они не замечают самого главного, чему Он учит. А Он учит о спасении души. И Писание через пророка Исайю напоминает нам: «О, вы, напоминающие о Господе! не умолкайте». Среди духовенства есть служители, достойные своего звания. Среди двенадцати учеников Иисуса один оказался предателем. Но одиннадцати мы должны верить. Мне известен случай, когда человек сорок лет проповедовал Евангелие и только из-за куска хлеба, оставаясь по существу черствым, непримиримым, упрямым человеком. Дело не в том, сколько времени был человек причастен к религии, а в том, насколько близок был Христос его душе. Грубые, черствые, эгоистичные натуры можно встретить и среди духовенства, но сама евангельская истина о спасении души человека через покаяние остается неизменной. Если человек кается в своих грехах и не остается в них, - Бог делает его праведным. Самое страшное в религии - это маскировка. Каждое утро такие люди надевают на себя вместе с костюмом маску. Это и называется лицемерием, которое так возмущает вас в духовенстве. Но должны ли мы из-за этого оградить себя четырьмя стенами и удалиться от всех людей, оставить общество? Очевидно, нет. Если вы лучше тех людей, о которых вы говорите, - покажите это своей жизнью. Это будет ваш вклад в дело строительства Царства Божьего.

— А скажите, Онищенко, - задал вопрос всегда молчавший человек с худым, жестким и умным лицом. - Вы говорили о вере и знании. Растолкуйте мне, что же такое вера и, в частности, христианская вера?

— Вера есть способность человека видеть невидимое. Писание говорит: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». Христианская вера - нечто особенное. Это личная связь с живым, вечным Богом. Христианская вера - это не только знания о Боге. Можно знать соседа, знать всех людей на улице и не иметь с ними никакой связи. В подобном положении находятся миллионы христиан. Для них Христос - хороший знакомый, к которому они обращаются, когда окажутся а большой нужде. Веру увидеть нельзя, но можно видеть плоды веры, плоды принятого верой Духа Святого. Дары Духа Святого люди подделывают, а вот плоды жизни подделать нельзя. Вера ничего общего не имеет с человеческими понятиями.

Книжники и фарисеи времен Христа были знатоками Писания, а веры не имели, и плоды их жизни были горькими. Христос назвал их раскрашенными гробами, внутри полными костей. Откуда появилась вера? Писание отвечает: «Вера от слышания, а слышание от слова Божия». В заключении скажу, что символом христианства является: один Бог, одна вера, одно крещение. В наше время идут споры не из-за веры, а из-за различных вероисповеданий, вероучений. Какое из них правильное? То, которое ближе к Писанию, которое имеет хорошие плоды. «По плодам их узнаете их», - говорит Христос о Своих последователях.

После этого ответа спрашивающий ничего не сказал и по его лицу нельзя было определить, удовлетворил ли его ответ или нет.

Наступил вечер. После вечернего кипятка и поверки все стали готовиться ко сну и уже сами, без Онищенко и не ожидая учителя пения, стоя на ногах, запели молитву «Отче наш». Высокий подъем души, успокоение, решение всех вопросов было в духе этой молитвы. Не все могли сказать, что они верят, что они в чем-то убеждены, что они теперь знают что-то определенное, но все знали: в этой молитве решение всех болей, чаяний, надежд.

Глава 7. Допрос

Два месяца евангелист Иван Онищенко находился в сороковой камере, два месяца он завоевывал сердца пятидесяти политических заключенных. Два месяца за ним наблюдала администрация тюрьмы, а духовенство города наводило точные справки о деятельности преступника по местам, где он жил, ходил, где нес Слово Божье.

Из Ряснополья, Комиссаровки, из Основы и Рорбаха приходили сведения и правдивые, и лживые, хорошие, успокаивающие отзывы и осуждающие, поднимающие тревогу. Но одно было определенно: для духовенства это была большая серьезная угроза потери его авторитета, его властвования над душами народа. Количество штундистов все росло, православные церкви все пустели, в тюрьмы поступало все больше евангелистов, штундистов и их последователей.

Влияние Онищенко в тюрьме тоже серьезно взбудоражило начальство и духовенство. По камерам всей тюрьмы стали петь «Отче наш». Имя Онищенко просачивалось, казалось, через стены тюрьмы и проникало даже в одиночные камеры, что потребовало ввод в тюрьму священников и другие крутые меры. А пока определили: вызвать евангелиста на допрос, сделать ему соответствующее внушение и изолировать от арестантов, остановить разлагающее влияние принятой веры.

Рано утром, сразу после получения хлеба, в камеру вошел надзиратель и громко сказал:

— Онищенко!

— Иван Федорович, - отозвался вызываемый по принятой в тюрьме форме.

— На допрос.

Провожаемый теплыми взглядами и пожеланиями, Иван вышел из камеры. У спуска с лестницы его приняли два стражника с саблями, вывели его из корпуса, провели через знакомый уже двор и ввели в огромное здание у выхода из тюрьмы. В комнате, где ему снимали кандалы, их снова одели ему, одели и наручники и, велев не смотреть по сторонам, провели в большую комнату. Там его ждали. За столом, на котором лежали крест и Евангелие в посеребряном переплете, сидел священник в рясе, с крестом на груди и пристав в эполетах и с саблей на боку. У стены сбоку на креслах сидели четыре священника из синода и

на стульях - двое понятых в гражданской одежде. Онищенко велели стать посреди комнаты. Приведшие его стражники стали у двери, обнажив сабли наголо. Так допрашивали преступников, совершивших преступления особой государственной важности.

Поднялся священник и сказал:

— Как перед Богом ты должен говорить правду. Поцелуй святой крест и поклянись над Евангелием.

Иван посмотрел на священника, на пристава и, отчетливо отвечая, сказал:

— Христос сказал: «А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно Престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ...но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого».

Священник топнул ногой и, дрожа от гнева, прерывисто вышел из-за стола.

— Нехрист ты поганный! Так, по-твоему, святое распятие и Евангелие от лукавого?

— Ты говоришь, - спокойно ответил Иван.

Тогда поднялся пристав и, следуя форме, спросил:

— Фамилия, имя, отчество?

— Онищенко Иван Федорович.

— Место рождения?

— Село Основа.

— Год рождения?

— 1830.

Поднялся первый член синода, одетый в полугражданскую одежду из темного сукна, и стал спрашивать Онищенко:

— Скажи, кто тебя совратил к тому, чтобы оставить истинную православную веру, оставить святую вселенскую церковь и поклоняться... пустому месту?

Иван ответил:

— Христос сказал, что наступило время, когда истинные поклонники будут поклоняться ни в Иерусалимском в храме или где-либо в определенном месте, а

в духе и истине. Таковых поклонников ищет себе Бог. И это мне указало чтение Евангелия.

— Чтение какого Евангелия?

— Евангелие одно, только у вас оно на славянском языке, а я читаю его на русском, хорошо знакомом всем языке.

— Скажи, где и кого ты увлек в свою штунду?

— Нет никакой штунды и нет такого места, куда можно увлекать. Людей влечет к Себе Сам Бог. Влечет к любви, влечет на делание добра, влечет к оставлению греха. Об этом сказано в Евангелии Иисусом Христом. Я читаю

Евангелие, другие люди его тоже читают и идут к угождению Богу делом, самой жизнью.

Священник, который стоял все время у стола, подошел и встал вплотную к связанному и закованному в кандалы Онищенко.

— Ты, Ваня, не уходи в сторону. Тебя прямо спрашивают, ты прямо и отвечай. Кто еще в этом сговоре против уставов православной церкви? Назови их фамилии, укажи место жительства, покайся в своих действиях, и мы тебя отпустим домой, а там плачут о тебе и ждут тебя. Кого ты перекрещивал из православной веры в свою?

Иван хорошо помнил Христа перед Пилатом, как Иисус молчал, не отвечая ни на одно слово. Молчал и он, Иван Онищенко, ученик Иисуса Христа.

Руки и губы священника дрожали. Он поднял палец левой руки и поднес его к лицу Онищенко.

— Молчишь? Ведь ты один, как этот палец. И ты один хочешь показать, что ты умнее всех?

Иван только внимательно, испытывающе посмотрел на взбешенное лицо священника и ничего не сказал. И случилось нечто неожиданное и потрясающее: священник взвизгнул и правой рукой резко и сильно ударил Ивана по лицу. Связанный, в кандалах, не ожидавший удара, арестант упал. Падая, он ушиб локоть правой руки и ударился головой об пол.

— Боже мой, прости им, - прошептали побледневшие уста. Два стражника растерялись, вложили сабли в ножны и бросились поднимать несчастного.

— Не сметь! - схватился с места пристав, и стражники смущенно отступили к двери, но сабель больше не обнажали.

Онищенко от удара головой об пол вначале потерял сознание, но вскоре очнулся. Пристав подбежал к нему и, шевеля его носком сапога, приказным тоном сказал:

— Вставай, вставай, тебе говорят.

Лежавший делал попытки опереться и подняться, но при связанных руках и закованных в кандалы ногах это ему не удавалось. Но вот ему удалось встать на колени и на локти. Этот страдальческий вид вызвал у пристава бешенство. И он, выхватив из чехла плеть, два раза со всего размаха ударил Ивана по плечам. Онищенко, сдерживая стон, плашмя опустился на пол. Понятые, в немом ужасе наблюдавшие эту сцену, поднялись и, не обращая внимания на пристава и священника, с трудом подняли лежавшего. Его губы что-то шептали, глаза были сосредоточены на одном месте. Он никого не замечал. Члены синода поднялись, подавленные, и молча удалились в дверь комнаты сбоку. Священник вышел за ними. Оставшийся пристав велел стражникам увести арестанта.

Глава 8. Где Онищенко?

Допрос Онищенко вызвал много разговоров и догадок. Вспоминали все его слова, разговоры о Боге, об истине.

Прошел день, настал вечер, а когда стали укладываться спать, учитель пения запел молитву «Отче наш». И вся, на этот раз совершенно вся камера, благоговейно пела о Том, Кто усмиряет все бури, успокаивает всякие волнения душ человеческих.

— Надо требовать Онищенко! - сказали несколько голосов.

Утром, когда только принесли хлеб, староста камеры потребовал у надзирателя пригласить в камеру дежурного по тюрьме. Тот не-замедля явился.

— Гражданин начальник, - серьезно обратился Попов к немолодому, уже с сединой на висках, дежурному. - Мы знаем, что не на все мы, арестанты, имеем право. Однако мы не можем не обратиться к вам. С нами в камере два месяца находился Онищенко Иван, заключенный. Мы полюбили его, и он любил нас. Он читал нам Евангелие и говорил, каким должен быть настоящий человек. Вчера утром его взяли на допрос и до сих пор его нет. Здесь остались его вещи. Мы просим и будем требовать сообщить нам, что с ним и, кроме того, вернуть его в нашу камеру. Дежурный нахмурился и, подумав с минуту, сказал:

— Онищенко был на допросе, однако вел он себя не так, как должен был вести, и направлен в карцер. Вещи его я отнесу. К вам в камеру он больше не вернется. Вот все, что я могу сказать вам.

Дежурный направился к двер