Глава 25. Тучи сгущаются. Новые веяния

Весть о евангелизации распространялась во все стороны. И шла она уже, как неудержимая волна. Во многих местах Херсонской, Елизаветградской губерниях,

в местах близ Одессы уже были на руках Новые Заветы на русском языке. Во многих местах люди собирались, читали и изучали Евангелие. Церковные приходы становились бедней людьми. Еще не было организованных общин, не было членства, а люди, живые люди, своим присутствием создавали общение, которое уже могло называться церковью. В этом свободном общении была молодежь, создавались хоры, появлялись поэты, любимыми становились вечера вопросов. Из среды крестьян обнаруживались проповедники, и речи их были искренними, доходчивыми, пробуждающими. Это не могло проходить незамеченным со стороны школьных надзирателей, духовенства и властей. Замечали, останавливали, предупреждали, угрожали. И приходилось собираться под видом свадьбы, именин, поминаний. Таиться было нелегко и часто за

собрания расплачивались штрафами, вмешательством полиции, арестами; стала учащаться ссылка в Сибирь. Верны были слова апостола: «Да и все, желающие жить благочестиво... будут гонимы». Не народ, восстающий и возмущающий против власти, не совращающий из веры в веру, а именно желающие жить благочестиво.

А обвиняли их именно в том, в чем они не были повинны. Так было при Нероне, так было и теперь. Но преследование не могло остановить евангелистов; остановить могло равнодушие, холодность, потеря веры и жажды знания. А этого еще не было.

Равнодушие появилось и все ширилось среди православных прихожан, равнодушие к Священному Писанию. Оно не читалось и мало объяснялось. Все служение перешло в обрядность, церемонии, все покоилось на невежестве и извечной тяге к поклонению осязаемым предметам, к поклонению угодникам и мощам. Все попытки обновить православную форму и провести реформы вызывали лишь недоверие масс, переходящее в озлобление. Те же, кто пытался провести реформу, относили неудачи всецело за счет религиозного застоя масс

и политической обстановки. А о том, что нужен решительный, смелый и целенаправленный шаг в реорганизации всего церковного уклада в соответствии с Евангелием, - не было и речи. А без этой реорганизации шла утрата церковью живых человеческих душ, уходящих в раскол, к евангелистам, чтобы жить по законам любви Христовой. Здесь открывалось обширное поле свободной духовной деятельности, сюда шли сильные личности, томимые жаждой деятельности... И, наученные живым словом Евангелия, эти люди внимали призыву Божьему:

Восстань, пророк и вождь, и внемли, Исполнись волею Моей.

И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей.

Религиозная и умственная неудовлетворенность заставляла народ чутко прислушиваться ко всему, что, по его мнению, так или иначе может помочь ему в его вечных исканиях «истинной веры», в его постоянных заботах о «спасении души». И он идет к штундистам и терпеливо прослушивает целые ночи их живые речи.

Отношения между православными и евангелистами становятся все более и более напряженными. Стали колебаться православные устои, а вместе с ними и царские устои. Ужас крепостничества доходил до крайних пределов. Приближался день раскрепощения, и власть имущие боялись всего, что могло противостоять им. Поэтому всякое слово о духовной свободе, что проповедовали евангелисты, напоминало им о свободе другой и они стали гнать их. А в народе эти же слова принимались с радостью и слезами...

Глава 26. Священник Переверзев

Думал Иван к зиме попасть в Основу, а зиму пришлось работать по сапожному ремеслу по пути из Березовки в Ряснополье.

Еще почти полгода труда, общения с людьми, проповеди Евангелия, посева зерен добра в земле Украины... И вот, ранней весной он приближается к Ряснополью. Скоро и его дом, его родная Основа.

В Ряснополье, как Иван знал, его уже давно ожидает священник Григорий Переверзев. С какой целью? Онищенко знал, чувствовал, что с добрым намерением священник его ждать не мог. Но верил Иван в силу Евангелия, сказанного в простоте, верил в силу Духа Божьего, проявленного в любви человека к человеку, и он входил в село смело, как идут к другу, к брату, к слуге Божьему.

Около церкви Иван спросил, где живет священник, и ему указали на большой дом за площадью. Иван перешел площадь и остановился у калитки, ведущей во двор. Усадьба была обнесена высокой железной оградой с такими же железными узорчатыми воротами. За оградой был виден большой кирпичный дом с черепичной крышей и сад.

Иван толкнул калитку, и она открылась. У края дома со стороны сада в будке залаяла собака. Во дворе никого не было, и Иван несмело прошел к парадной двери. В дорожном полинялом пиджаке, в запыленных сапогах, с мешком с сапожными инструментами за плечами, с сумой через плечо - так выглядел он. «Как примет его отец Григорий? Какой он по характеру?» - думал Иван. Но то чувство брата, исполненное света и любви, которое он испытал, входя в Ряснополье, не покидало его. Он легонько постучал. Дверь открыла молодая девушка в длинном белом платье, поклонилась и приветливо сказала:

— Войдите!

Сердце Ивана затрепетало от ласкового приема, и он спросил:

— Отец дома?

— Да, дома. Проходите, пожалуйста.

Онищенко снял картуз, шагнул в чисто убранную прихожую и остановился, осматривая свои сапоги: как быть? Девушка хотела ему что-то сказать, но тут открылась боковая дверь, и в переднюю вышел сам священник: высокий, черноволосый, с небольшой черной бородкой, одетый в черный подрясник, из-за которого виднелась белая рубаха. Иван, как подобает пришельцу, низко поклонился, выпрямился и посмотрел в лицо священника.

И совершилось важное.

Глаза Ивана и отца Григория на несколько секунд встретились, и каждый увидел в другом себя, человека, душу. И это определило всю их встречу. Священник открыл дверь в свою комнату и мягко сказал:

— Проходите, желанным гостем будете.

Иван еще раз посмотрел на свои сапоги и опустил свой мешок на пол у двери, положив на него снятую с плеча суму с хлебом и картуз.

— Прошу вас, не стесняйтесь, проходите. Да в сапогах идите, - сказал священник, чуть улыбнувшись.

Иван вошел в просторную, светлую комнату, видимо, кабинет священника. На большом письменном столе лежало Евангелие в позолоченном переплете, в углу - красивая икона с лампадой, на стенах - картины на евангельские темы. С потолка свисала позолоченная люстра со свечами.

На окнах, занавешанных занавесями, стояли цветы. Во всем был порядок и чистота. Священник, видимо, занимался, на столе лежала письменная бумага, чернильница была раскрыта.

Усадив Ивана в кресло, священник сел на диван и тихо спросил, всматриваясь в лицо пришедшего:

— Чем могу вам послужить?

— Я пришел к вам, отец Григорий, по вопросу разъяснения мне сути Евангелия, - просто сказал Иван.

— Евангелия? - переспросил священник, внимательно посмотрев на рабочие руки пришедшего. - Пожалуйста, это мой долг священника, разъяснять все всем жаждущим и алчущим.

Он подошел к столу, взял Евангелие и поцеловал его обложку, где был изображен святой Николай. Иван попросил книгу и, раскрыв ее на третьей главе Ев. от Иоанна, благоговейно поцеловал и раскрытое Евангелие положил на стол. Священник наклонился и прочел: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную».

— Вот как! - с еще большим любопытством посмотрел священник на заинтересовавшего его посетителя, и видно было, что Иван все больше нравился ему.

— Меня, - сказал Иван, - больше всего интересует вопрос: как жить сообразно Евангелия, чтобы наследовать жизнь вечную?

— Как тебя зовут?

— Иваном.

— Хорошо, Иван, - мягко сказал священник, - я запишу твое имя в свою грамматику и буду постоянно молиться о тебе. Если хочешь, могу попросить за тебя, чтобы приняли тебя в монастырь, где ты скроешься от мирских соблазнов и будешь вести святую жизнь. И наследуешь Царство Небесное.

— Отец Григорий, а как же тогда понимать слова Христа: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет»?

— Для этого есть миссионеры. Им поручается святой церковью проводить христианскую веру в языческие народы.

— А если я, отец Григорий, чувствую побуждение идти проповедовать Евангелие всей твари, я могу это делать?

— Можешь, Иван, - улыбнулся священник, с удовольствием смотря на молодое лицо странного, но очень интересного и искреннего посетителя, - но для этого надо специально учиться. Ведь в нашей православной вере столько правил, молитв, преданий, что не изучив все самому, как идти учить других? И как идти без помазания церковью Духом Святым?

— А разве человек получает Духа Святого только через помазание церковью?

— Нет, не только, - смутившись, сказал священник, покоряясь искренности спрашивавшего. Да и не только поэтому.

Где-то в глубине души он и сам не одобрял некоторые порядки, царящие в православии, но это осуждение он скрывал даже сам от себя. А сейчас словно Сам Бог побуждал его обсуждать эти наболевшие вопросы, заставляя быть искренним пред лицом высшего Судьи.

— Духа Святого человек может получить и от Бога благодаря святой жизни, посту и молитве. Так получают его святые и праведные люди, живущие в скитах и пещерах.

— А как же, отец Григорий, остальные люди? Как жить среди мира, добывать хлеб своими руками, кормить семью и тех, кто не может трудиться по болезни и старости и быть святым, и называться сыном Божьим, достойным нести свет Евангелия всем, кто в этом нуждается? А ведь в этом очень многие нуждаются.

— Да, надо жить свято, - серьезно и проникновенно, как близкому, сказал священник. - Но как это, Иван, не просто, как трудно! Здесь не только умом или научно надо понимать Евангелие, а всем своим нутром. А это недоступно человеку. Здесь нужна вера.

— Но какая вера? Во что вера, отец Григорий? - воскликнул Иван, весь подавшись в сторону священника. И, как бы сам себе отвечая, спросил: - А как же понимать слова Христа: «Пребудьте во Мне, и Я в вас»?

Лицо священника померкло. Он вздохнул и, нехотя, как бы отвечая урок, сказал:

— Пребыть во Христе и чтобы Он пребыл в нас - это значит быть таким, как Он Сам: чистым и святым. Но это недостижимо для людей...

— А как же тогда, отец Григорий? Значит, православные миряне, верующие в Бога, ходящие в церковь, молящиеся, исполняющие посты, говения и все, что от них требуется, не могут быть чистыми, как Иисус Христос? Не могут пребыть в Нем и Он в них? И вообще могут быть такие, если они истинно православные?

— Могут. Но, к сожалению, в нашем Ряснополье таких нет, - с горечью признал священник.

— А среди священников есть такие, которые достигли пребывания во Христе? - с усилием, боясь нанести боль этому доброму человеку, спросил Иван.

— Тоже, к сожалению, таковых очень немного. Здесь надо желать много-много лучшего.

— Но как же так можно? Ведь апостол Павел пишет: «Кто Духа Христова не имеет, тот и не Его». А как же тогда являться перед молящимися, как дерзать учить их исполнять заповеди Христовы?

— Есть у нас священнослужители, которые ведут себя достаточно хорошо и не являются соблазном для мирян. И даже почитаемы по доброте своей. Есть же

и служители, которые недостойны этого звания.

— Но их тогда нужно просить оставить церковь; не должно так быть.

— Это не так просто. А кто заменит их? Да и снимает их только епископат, а там тоже по-разному выслушивают жалобы и отводы. - Подумав немного, священник продолжал: - Скажу тебе, что назрела необходимость освящения и обновления церкви Христовой, а может быть, даже и кое-какие изменения нужны. Далеко ушли мы от чистого евангельского учения. Но это я так, от себя уже говорю. Не все думают так. Но все же в воле Божьей.

Иван задумчиво посмотрел на красивое лицо священника и сказал:

— А пребывать во Христе, исполнять все Его заповеди, как их исполнял Сам Христос, надо. Надо всякому человеку, а тем паче священнику. Я, отец Григорий, не порочу церковь православную. Веру в Бога надо всеми силами, во всяком месте поддерживать и утверждать. Сколько пьяниц и блудников нашли в церкви пробуждение, а затем и утешение. Какой благодатью веет от благочестия и пения церковного хора, сколько душевных сил приносит чтение молитвы Господней «Отче наш». В церкви проповедуется Христос и научающий, и укоряющий, и прощающий, и висящий на древе. Проповедуется воскресение Христа и жизнь вечная. Но я не хожу в церковь уже долгое время. Меня не удовлетворяет одна литургия, одно пение, иконы и запах ладана. Моя душа просит, требует жизни по Евангелию, а это дело милосердия, это жизнь души, это не угождение плоти, а возвышение духа нашего. А у нас в церкви Евангелие читают на непонятном языке, дают целовать иконы, распятие, а зачем все это? Скажите, что вы лично об этом думаете?

— О литургии скажу тебе, Иван, она рассчитана на неграмотных людей. В ней изложены все страдания и воскресение Господа Иисуса Христа. Только разбираться надо, надо всю ее проследить, прочувствовать. Понять ее можно, поднявшись лишь душой. А у нас все это пропало, все попрано. Литургия служится только по большим праздникам, и то не в каждой церкви и не каждым священником. А так - покадил, вышел, вошел в алтарь - и Бог с вами. Да и люди все это делают лишь по обязанности. Вошел, поцеловал все, что пришлось,

поклонился, положил в ящик рубль или копейку и побежал грешить дальше.

Грешу словами, но это так...

— А нужно, я так считаю, отец Григорий, попеть, а поют в церкви очень трогательно и хорошо, а потом прочесть из Евангелия по-русски, чтоб все понятно было, а потом разъяснить хорошо, продуманно, задушевно. И так можно ведь делать, и некоторые делают так. И там люди ходят в церковь и любят ходить. Вот мне рассказывали в селе около Березовки. У них совершенное равнодушие к вере. В приходе села числится 1320 душ, из которых, по словам священника, к евангелистам отошло не более десяти человек. Между тем, в праздник покрова Богородицы у обедни было всего три лица из всего прихода. То же и в другом селе. В приходе села шестьсот восемьдесят четыре души, из них не бывает на исповеди пятьсот двадцать три души, кроме евангелистов. На мой вопрос, отчего так происходит, почему такое равнодушие, один из тайных евангелистов чистосердечно ответил: «От того, что попы стали всем чересчур уже нелюбы». Почему же все так происходит, отец Григорий?

— Печаль ты мне говоришь, Иван, но не могу не согласиться, что это так повсеместно. Ты не задал мне вопроса об иконах, но я и об этом скажу. Я считаю, что до тех пор, пока люди грешны, они не могут подняться до дерзновения лицезреть Бога лицом к лицу. Слишком Он свят, а они чересчур мерзки по сравнению с Его святостью. А обращаться нужно, молиться нужно, душа требует. И вот им нужны ходатаи, заступники. Своего Отца заменил на земле Иисус Христос. И это, я понимаю, Он в образе человека, Он все прощает, Он доступен. Я часто вслушиваюсь в молитвы мирян. Богу молятся только молитвой «Отче наш», да и то редко. А то все Христу: и ходатайствуй, и спаси, и прости, и умилосердь. Молятся и деве Марии, но больше угодникам, этим ведь проще, не так стыдно к ним идти.

— Так зачем же вы допускаете это, отец Григорий?

— Так уж повелось, да и народу так доступнее.

— Но люди уже просыпаются, отец Григорий! Требуют другого, идут к евангелистам...

— Верно ты говоришь, все верно. Надо, надо новое, другое, - в раздумье согласился священник.

Беседа продолжалась. Вошла матушка, маложавая женщина с умным, тонким лицом. Она поклонилась Ивану, посмотрела на мужа, и тот дал ей знак глазами, чтобы она села. Она слушала и, когда Иван говорил, в знак согласия слегка качала головой. Побыв с ними с полчаса, она тихо, незаметно вышла.

Иван много слушал о единении человека со Христом, на многое отвечал сам. Священник не мог не соглашаться с умным, начитанным и духовно просвещенным молодым крестьянином, в котором для священника было много нового и удивительного.

Беседовали около двух часов. Затем священник поднялся и с сожалением, но твердо сказал:

— Прости меня, Иван, но у меня сегодня служба, и я должен подготовиться. Спасибо за беседу, я много почерпнул из нее и для себя. Древний учитель сказал как-то: «Многому я научился от учителей, которые учили меня, но несравненно больше я научился у учеников, которых старался научить сам». Ты пришел ко мне, чтобы я научил жить тебя по Евангелию, а ты сам преподал мне добрый урок. Разреши мне тебя поцеловать как сына, как брата. Иди, проповедуй, неси свет Евангелия всей твари! Да благословит тебя Господь!

Священник трижды осенил Ивана крестным знамением, обнял и поцеловал. Вошла матушка с двумя дочерьми и пригласила Ивана покушать в их доме. Но он вежливо отказался, сказав, что он пришел в Ряснополье к знакомым и там с ними пообедает. И тогда попадья спросила:

— Кто же вы, молодой человек, откуда сами и куда идете? Я так слушала вас!

— Сам я из села Основы. А зовут меня Иваном, я сын Федора Онищенко.

— Онищенко? - всплеснула матушка руками и отступила на шаг, чтобы лучше рассмотреть того, кто назвался этим именем. Священник тоже несколько удивленный посмотрел на Ивана.

И чего только не слышал он о евангелисте Онищенко! И что тот отступник, открыл свою веру и совращает в нее православный народ и что он достоин по делам и словам своим виселицы или на худой конец каторги. И даже он, священник Григорий, неоднократно говорил, что хочет видеть его, хочет наставить, а если не придется наставить, то отлучить от православной церкви, предать анафеме, благословить на пожизненную ссылку. И вот перед ним в образе благословенного им раба Божьего сам Иван Онищенко, которого он, священник православной церкви, не мог не полюбить как брата.

Иван молча приложил руку к сердцу и низко поклонился всем стоящим. Поклонились ему попадья и две взрослые дочери. Не кланяясь, молча стоял отец Григорий...

Этот евангелист уходил. У него свой путь. Он свободен. А ему, священнику, обремененному семьей, связанному обещанием и клятвой при назначении сана, надо оставаться и служить: подавать руку на целование, кропить водой, давать причастие.

Он вздохнул и наклонил голову в знак прощания.