Глава 20. Из села в село, из дома в дом, от сердца к сердцу

«И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» (Мат. 5, 15).

«И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мат. 19, 29).

Уже два месяца идет Иван Онищенко из села в село, из дома в дом. Когда сердце горит божественным огнем любви к человеку, в таком хождении есть особая радость, особое счастье. Счастье для такого человека в одном: быть полезным людям, чувствовать их нужду.

Время было предобеденное. По проселочной дороге шел Онищенко. За его спиной на крепких ремнях был прилажен мешок, в котором помещался сапожный инструмент, колодки, куски кожи. С боку висела небольшая сумка с провизией. В кармане пиджака бережно хранилось Евангелие, обернутое в тонкую клеенку. На ногах - простые сапоги, на голове - выяснявший на солнце картуз. Шел он легким шагом, все замечая, всему радуясь. Да он и поистине всему радовался. Небо стало покрываться тучами, где-то далеко гремел гром. Могла быть гроза. Иван прибавил шагу. За бугром показался хутор. Пять или шесть хаток красочно прилепились к склону, внизу которого вилась совсем крохотная речушка, поросшая камышом и вербами. Хатки были белые и ярко выделялись на фоне зелени.

Когда Иван подошел к первой хате, блеснула молния и прогрохотал гром. На землю стали падать крупные капли дождя. Иван постучал в дверь. Открыла старуха. Из сеней на пришедшего смотрели глаза четырех детей-подростков. Из дальней комнаты доносился плач ребенка.

— Побежы, Манько, до дытыны, - сказала старуха, повернув голову к детям, и спросила Ивана:

— Кого вам, государю, трэба? Хозяин и хозяйка в стэпу.

— А мне от дождя укрыться, бабушка, - приветливо сказал Иван и улыбнулся детям.

— Заходьтэ, заходьтэ. Бач, якый дощ полоще. Це ж моих в стэпу моче!

Иван вошел вместе со старухой в большую кухню, которая служила и гостиной, и рабочей комнатой, и столовой. Снял мешок, бережно положил его около стены у входа, а сумку с провизией положил на край длинного стола. За столом вдоль всей стены стояла деревянная лавка.

— Сидайтэ, пэрэсыдить. Вин скоро пэрэстанэ, - сказала старуха. - Та може и борщику поистэ, вже вин зварився. Идить, диткы, идить до Маньки, - обратилась она к детям, с любопытством толпящимся у печки.

Иван снял картуз, сел на край лавки и осмотрел кухню. В помещение стало темно, блеск молнии через окно озарял комнату причудливыми тенями, лил дождь. Потолок в кухне был низкий с выступающими балками, пол мазанный. Пахло борщом, хлебом и дымом от печки. Было тепло и уютно.

Через некоторое время дождь прошел и стало светлее. Старуха сходила к детям, а потом пришла и налила пришельцу миску борща. В углу, где была дверь

в комнаты, висел небольшой образ. Старуха глянула на него, как бы указывая, куда надо молиться, и больно стало Ивану, и не по себе. Отказаться от

гостеприимного угощения он не мог. Креститься в угол - тоже не мог. И не хотелось неблагодарно наносить человеку удар; ведь вера - святое чувство человека.

Но отступать было нельзя. Он снял пиджак, ополоснул над чаном руки и, став

у стола, сложил руки, опустил голову и кратко прошептал:

— Господи, благослови!

Старуха смущенно опустила передник, быстро заморгала глазами, но ничего не сказала.

Когда Иван кончил есть, на дворе послышался топот конских ног и стук колес.

Старуха выглянула в окно:

— Ось и наши прыихали. Дощик всэ пэрэмишав. Ну ничого, и дома работа е. Поблагодарив хозяйку, Иван одел пиджак, но уходить из этого дома ему не

хотелось. Он вышел во двор. Хозяин, худощавый, уже немолодой мужчина, весь промокший, стал выпрягать лошадей. Такая же мокрая хозяйка, сказав Ивану «Здравствуйте», прошла в дом. Иван быстро подошел к лошадям. Умелыми движениями молча стал помогать хозяину: снял постромки, отцепил их от брички, смотал вожжи, разнуздал лошадей. Хозяин с любопытством рассматривал гостя. Сняв сбрую и поставив лошадей в просторную конюшню, хозяин вытащил из брички имущество, развесил для просушки, сказал Ивану «спасибо» и пригласил

в дом.

— Кто же ты будешь? - обращаясь к гостю, как к сыну, сказал хозяин. Приехавшие ели борщ, а Иван рассказывал:

— Я из далека, из Ананиевского уезда. Иду по людям и сапожничаю. Со мной инструмент. Кто примет, у того и работаю. Дорого не беру, мне бы только прокормиться, да отцу с матерью помочь. Семья-то большая, девять младше меня. Отец с матерью тоже трудятся, - хлеборобы.

— А жинка у тебя есть?

— Нету.

— А водку пьешь, табак палишь? - спрашивала хозяйка, слушая гостя с интересом.

— Жинка моя - вот эта книга, Евангелие, - показал Иван на спрятанную книгу. - Не пью я и не курю. Это непотребство.

— А что ты на образ не перекрестился? - спросила старуха, вставляя что-то в печь рогачом.

— А я уже шестой год, как молюсь Богу не на иконы. Бог на небе, еще в душе человеческой.

— Отож я и бачу, що ты якыйсь нэ такый, як уси, - вытирая о фартук руки, говорила старуха. Но по словам он понимал, что старуха не думает о нем плохо. И это его радовало.

Хозяин с хозяйкой поднялись из-за стола, перекрестившись на образ, хозяин сказал:

— Хотя я вижу, что ты, Иван, не такой, как мы, но ты мне нравишься, Почему тебе не остановиться у нас сапожничать? Хата у нас большая, дети спят в своей комнате. А видишь, какая это палата? Здесь мы прядем и варим, и гостей принимаем, и спим. Кто на печке, кто на полу, - он указал на дощатый помост с периной. - Вот там, у окошка внесем тебе верстачок, сделаем сапожный стул и - Бог тебе в помощь. А работы хватит: семья у нас - четверо малых, трое больших, да в люльке вот - восемь человек. А мы ведь тоже ждали, ждали сапожника. Я уж думал заказывать в городе.

На другое утро Онишенко уже стучал молотком, чинил детскую обувь, а дети от него так и не отходили, учуяли они в этом человеке доброе сердце, чуяли, что

и они для него самые родные, самые дорогие.

Школы близко не было, грамотных людей на хуторе тоже не было. Дети росли, наблюдая только то, что было перед их глазами, слыша только то, что говорили взрослые. И сапожник-евангелист понимал себя ответственным и за этих малых. Грамоте этих детей он не мог научить. Но он может научить тому, что самому дала жизнь, в чем он понял смысл жизни. Это он может и должен.

Производя починку детских сапожек, он рассказывал им о детстве Иисуса Христа, о Его возрастании, чему учили отрока мать и благочестивый Иосиф, как Он был в храме Иерусалимском, как Он слушал и что спрашивал. И детским вопросам не было конца. А любил ли Иисус животных? Жалел ли их? А слушался ли маму, когда она говорила Ему, что хорошо и что плохо? Иногда Иван клал в сторону башмак, гладил головки спрашивающих и вздыхал.

Бабушка суетилась около печи, варила пищу, стирала одежду и слушала, о чем спрашивали дети и что отвечал им Иван.

— Не слыхали они еще такого, Ваня, никто им еще не говорил этого. И чем мы заслужили милость у Бога, что Он послал тебя в нашу хату? Дождем тебя занесло, - улыбнулась она.

Вечером приехали с поля хозяин и хозяйка. Иван снова помог распрячь лошадей. Хозяин с удивлением увидел, что конюшня вычищена и навоз вынесен на место. А когда зажгли лампу, спать ложиться никто не хотел. Пришли еще соседи: старуха и девочка-подросток, и Иван стал всем читать Евангелие. Прочел им о блудном сыне. Когда стал читать то место, где отец бросился бежать навстречу блудному сыну, пришедшая старуха-соседка зарыдала, закрыв лицо передником.

А когда успокоилась, то рассказала о горе в их семье, что ушел из дому младший ее внук и как они ждут его все и от этого страдают.

А Иван рассказал о себе, как он пришел к Богу и Бог принял его. Было уже за полночь, когда Иван сказал:

— Завтра всем на работу, а уже ночь. Давайте поблагодарим Отца нашего небесного за эту беседу.

Он встал на колени и за ним встали все. Внятно, раздельно, на русском языке он стал говорить молитву «Отче наш». И люди, не зная точно слов перевода, про себя, полушепотом повторяли за Иваном молитву, которой учил людей Сам Иисус Христос. О таком люди эти еще никогда не говорили, еще никогда так не молились.

На следующий день в комнату, в которой работал Иван, пришло еще четверо соседских детей слушать дядю. И хотя они несколько стесняли его в работе, старуха разрешила посидеть с дядей:

— Пусть послушают о добром, которое говорит Иван.

Весь хутор заговорил о сапожнике: и сапоги шьет, и Слово Божье читает, и мудро рассказывает, и дела добрые делает. Кто-то сказал, что и плату не берет,

а только бы прокормиться. А когда стемнело и в хатах зажглись каганцы, в комнату, где работал Иван, собралось много народу. Чуть не весь хутор пришел увидеть и послушать чудного человека из села Основы.

Иван, надев чистую рубаху, сидел в углу под образом, перед ним горел мигая коганец и лежало Евангелие. Когда все сели, Иван поднялся и сказал:

— Давайте, добрые люди, помолимся.

Кто сидел, поднялись, и Иван, как он это делал чаще всего, сказал вслух молитву «Отче наш». Она всем была дорога, и все ответили «Аминь». И, открыв книгу, Иван стал читать.

— Выслушайте притчу. «Был некоторый хозяин дома, который насадил виноградник, обнес его оградою, выкопал в нем точило, построил башню и, отдав его виноградарям, отлучился. Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды; виноградари, схвативши слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями. Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили так же. Наконец, послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари, увидевши сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его. И схвативши его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями?» (Мат. 21, 33-40).

Иван положил на стол Евангелие, внимательно посмотрел на устремленные на него глаза и стал говорить:

— Вот точно так и мы - работники в винограднике, который устроил Сам Бог. Дал Он нам и точило, и башню. Подходя к вашему хутору, я обратил внимание на сады, в которых утопают ваши хаты, и подумал: поистине виноградник Хозяина!

И я, подобно слугам, которых послал Хозяин, зашел в ваш хутор покушать плодов ваших. А какие плоды хочет от вас и от меня Хозяин? Сын Хозяина, Иисус Христос, сказал нам, уча нас молитве. А Его молитва «Отче наш» - это

совершенное перечисление того, какими мы должны быть: да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя на земле, как и на небе. И если мы живем так, то как должен быть доволен нами Хозяин и как мы должны благодарить Его!

Вот так же жили люди и до Иоанна, до Христа. Но пришел Иоанн и увидел, что виноградари забыли о воле Хозяина, делали свою волю, угождали плоти своей, обогащались, ссорились, отнимали . один у другого, судились. И он говорил им: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Иоанн сам ничего не имел и питался дарами природы. И Иерусалим, и вся Иудея, и вся окрестность Иорданская выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои. А он многим говорил: сотворите достойный плод покаяния! Уже и секира лежит, чтобы срубить неприносящее плоды дерево. И тогда пришел Иисус и тоже просил Иоанна крестить Его.

Судья человеку один Бог. Хозяину мы даем отчет о плодах, которые приносим. Иисус нам точно разъяснил, в чем состоят плоды: не гневайся на брата, не называй его безумным или пропащим, не блуди, не разводись, не ссорься ни с кем, не считай кого-то своим врагом. Не делай другому того, что не желаешь себе. Не противься злому, но если ударят в щеку тебя, не отвечай тем же, но подставь и другую и ты прекратишь зло. Это введет человека не только в жизнь на земле, но введет в жизнь вечную.

Иисус Христос дал нам эти заповеди от Отца, исполним же их. Он дал нам жизнь, люди Его распяли. Но Он опять принял ее, воскрес и живет с нами Духом Святым.

Здесь голос Ивана стал торжественным, глаза увлажнились. Слушающие затаили дыхание, глядя на молодого проповедника. Перед каждым в свете этих слов проходила его жизнь, и все видели, сколько надо каяться. Как надо изменять жизнь. А Хозяин спросит, Он уже спрашивает: где твои плоды? Что Мне

с тобой делать? Или ты изгонишься, или войдешь в радость Хозяина.

— А скажи, Ваня, что же мне делать? Я погибаю, я пью водку и бью жену. Дети убегают от меня, - с грустью сказал худой мужик с темным лицом. Кто-то вздохнул, какая-то женщина заплакала.

— Я знаю, дядя, что сами вы ничего с собой не сможете сделать, - сказал Иван, сочувственно посмотрев на говорившего. - Власть недоброй силы на земле велика. Но надо встать на путь спасения, и тогда все можно. Вот как в дни Иоанна и Христа: покаяться и веровать в Евангелие, и тогда Бог даст силу. Покаяние - это признание при народе, что ты грешный, делаешь неверно, плохо, недостойно. А что делать потом? Ответ находится в Евангелии. А там говорится, что самая первая заповедь - любить Бога всей душой. Бог в вас живет, вы Его знаете своей совестью, знаете голосом Духа Святого. И все будете делать только с Его помощью, по Его воле и только угодное Ему.

И тут на середину комнаты вышел спрашивавший и, упав на колени, стал говорить, повторяя: «Господи, прости меня грешного!» - и зарыдал. Зарыдали все женщины, мужики шмыгали носом. Иван подошел к лежащему на полу и стал рядом на колени:

— Господи! Велика милость Твоя, велика сила Твоя!.. - молился он, сам плача. Тронутые происшедшим, взволнованные, жители маленького хутора

разошлись только в полночь.

Две недели шил, чинил, латал Иван сапоги, ботинки, валенки в хате принявших его. Две недели днем около него вились дети и сидели старухи, а вечерами он читал вслух Евангелие, разъяснял, отвечал на простые вопросы этих людей. Уходя, он просил их собираться в домах и размышлять о хорошем, о Божьем.

— Я еще приду к вам, - утешал он эту горсточку людей, когда они в слезах провожали его далеко за хутор. - Приду и Бог усмотрит дальше ваше хождение пред Ним.

Иван прошел овраг и вышел на бугор, остановился и посмотрел назад. На той стороне стояли люди: старики, взрослые и дети - и махали ему картузами, платками, ручонками. Один из них стоял на коленях и молился в сторону уходящего...

Из села в село, из хутора в хутор, из дома в дом шел глашатай добра, любви

и спасения людей от греха, от погибели.

Глава 21. Домой в Основу

Десять месяцев ходил Иван Онищенко по селам и хуторам Херсон-щины. Кончилось лето, подходила осень с ее ненастьями и дождями, когда дороги становятся труднопроходимыми. Да и ему самому хотелось в родное село, где его ждали родители и меньшие братья и сестры, в особенности одиннадцатилетняя Надя. Надо было зайти и в Ряснополье, где, как ему передали, ждет местный священник Переверзев, отец Григорий. А по пути сколько сел и хуторов, где уже проповедовалось Евангелие, где свет Христов был зажжен и где разгоралось пламя веры и хождение в духе и истине.

И Иван идет обратно, уже поторапливаясь, не заходя в села и хутора, где недавно был, где оставил искру любви Христовой. Но как не зайти в хутор, в село, где ждали тех, кто несет этот свет? И вот он | в большом селе, от которого разветвляются дороги: на большое уездное село Березовку и на Ряснополье, лежащее на пути в Основу. Здесь он хотел только переночевать, провести вечер,

а когда остановился, то понял, что уйти так скоро не сможет. А о сапожном занятии не могло быть и речи. В доме, где он остановился, не убывая находились люди. Они хотели слушать, спрашивали, говорили сами. Вечерами собирались у тех, у кого побольше дома, и Иван проводил вечер в виде собрания: с молитвами, чтениями Евангелия и даже пением. Пели известное,

церковное: «Спаси, Господи, люди Твои», «Блажен муж», а чаще «Отче наш». Пели, произнося слова на - славянском языке. Обычно расходиться не хотелось

и проводили время до полуночи, спрашивая, делясь мыслями, сокрушаясь о том, что живут не так, как надо.

Село было большое, имело свою школу, были грамотные. В селе было уже не одно Евангелие на русском языке. Здесь Библейское общество поработало неплохо и достигло многого. Но была и православная церковь, священник, были ревностные православные верующие, был урядник и волостной старшина. Слухи о собраниях доходили и до них. Все это передавалось и Онищенко.

— На все воля Божья, - говорил он, не страшась, но понимал, что надо поступать и благоразумно. Слово Божье не нуждается в больших толпах, шуме и крике. Оно там, где тихое веяние ветра.

Были приглашенные из хуторов, и оттуда они приехали за Иваном с бричкой. К удивлению и радости Ивана приехал и Герасим Балабан. Он слышал о приближении к их местам Онищенко и шел ему навстречу.

Всюду хуторяне настойчиво и убедительно приглашали их к себе. Распрощавшись с полюбившимися им селениями, Онищенко и сопровождавший его Балабан к вечеру выехали на хутора. С полпути стал накрапывать дождь, сначала потихоньку, а потом перешел в проливной. Дождя не ждали и теперь прикрывались тем, что нашли в бричке. Дорога размокла, и лошади шли шагом.

— Как плохо, - сказал Герасим, улыбаясь, - когда мокро, холодно и темно. И вот так же плохо в душах людей, когда там темно и холодно.

На хуторе их ожидали. Была уже поздняя ночь. Путников переодели, согрели, покормили и уложили отдыхать. Весь день шел дождь, и навстречу с приезжими собрались только местные жители. Но Иван знал, что чем меньше людей будет на беседе, тем она будет теплей и задушевней, тогда в беседе участвуют все и виднее становятся души с их радостями и нуждами.

На второй день вечером собирались со всех окружающих хуторов. Вместиться в хату все не могли и стояли в сенях и во дворе, у открытых окон и у дверей. Собрание начали пением молитвы «Отче наш».

Вступление сказал Герасим Балабан; внятно и просто, как детям. Сказал он, что собрались сюда все потому, что жажда истины мучает всех. И что блаженны жаждущие и алчущие правды, ибо они насытятся. Правда в Слове Божьем, в Евангелии.

Ивану сделали небольшой помост, чтобы он стоял выше всех, и просили его говорить громче, чтобы слышали и стоящие во дворе. И полилась из его молодых уст первая в этом хуторе проповедь.

С вдохновением говорил Иван о пропавшей овце, о блудном сыне, об отце, ожидающем возвращения его. Заканчивая, он сказал:

— Итак, будем стремиться туда, где вечная радость, где вечное счастье, где все и во всем любовь. Кто желает сегодня соединиться с Отцом небесным, влиться в поток жизни и славы Бога, взывайте к Нему и скажите о своем желании служить Ему. Сегодня ты можешь выйти отсюда раскаявшимся, оправданным, совершенно новым. Взывай к Нему, и Он услышит тебя.

Все, кто только мог, преклонили колени, а кто не мог, стояли с поднятыми головами и с глубокой мольбой взывали к Господу о прощении грехов и просили

у Бога святого оправдания. Трудно сказать, сколько времени длилась горячая молитва, буквально потонувшая в слезах. Трудно было и определить, где глубокое, истинное раскаяние, так всхлипывания и рыдания наполнили весь дом.

Окончил собрание молитвой сам Онищенко. После этого стали задавать вопросы. Время было за полночь, но никто не думал уходить. Ночь проходила незаметно и казалась праздником.

Глава 22. В Березовку

Так и не ложась спать, рано утром Балабан сказал Онищенко:

— Брат Иван, придется ли тебе еще побывать здесь, приведет ли тебя Бог в эти края, но я хочу, чтобы мы с тобой побывали в Березовке. Это не по пути в Ряснополье, куда ты держишь путь. Но я думаю, что братья свезут нас туда и обратно. Это верст двадцать в одну сторону. Туда полдня, если пешком, там два, да обратно. Но ради дела Божьего что такое дни? А в Березовке живет мой тесть, добрый человек. Теперь у него собираются евангелисты и все те, кто любит чистое Слово. По пути заночуем в хуторах, их там не один. Я ходил этими дорогами пешком, все изучил. Березовка село шумное, проезжее, много разного люда там. Есть всякие, и озлобленные, и пьяниц много. Но ведь и Христос шел и по городам, и по селениям.

Узнав, что братья хотят ехать в Березовку, один из присутствую щих сказал:

— В Березовку едет наш пан за гостями, едет каретой, это мой пан. Я его попрошу, и он возьмет вас; он добрый, меня уважает и любит.

Через час благовестники уже ехали, разместившись в просторной карете, запряженной четверкой лошадей. Пан знал, кого он везет, он слыхал об удивительном евангелисте и ему интересно было поговорить с ним. Пан по большим праздникам ездил с семьей в саму Березовку. Там была соборная церковь, а служил в ней благочинный всего Березовского уезда, товарищ пана еще по учебе в Одесской гимназии. Он знал, что благочинный немного верит в Бога, любит в своей компании пить вино и нечист по отношению к деньгам. Потому и пан в Бога полуверил, в церкви бывал, в основном, по традиции, да чтобы не прослыть в округе нечтущим Бога. Теперь с ним ехали евангелисты, люди, для которых Бог не только слово, а сама жизнь. Пан знал, что основы верования - жить по Евангелию. Но он не представлял, как это можно жить по Евангелию. Говорить все можно, а жить - это другое дело.

После вчерашнего проливного дождя дорогу сильно размыло. Местами на ней стояла вода и ехать приходилось по обочинам. В одном месте карета сильно накренилась, и пан, чтобы не вывалиться из нее, схватился за поручни сиденья кучера и, разгневавшись, обругал его.

— За каждое слово дадите ответ в день суда, - внятно и раздельно, словно читая, сказал Герасим словами Писания. Пан промолчал, а Иван стал рассказывать:

— Поступки человека, добрые или плохие, не умирают и не проходят бесследно. Например, сделали вы доброе кому-либо - это добро растет: тот сделает еще кому-то вдвое, втрое больше, а тот тоже и росту не будет конца. Так же и зло. Сделай зло человеку, просто обругай его, и зло пошло. Он от обиды еще кого-то сегодня обругает, выместит свою злобу, а тот дальше. И верны слова Евангелия, что сказал Герасим: «За каждое слово...»

Лошади не спеша перебирали ногами в вязкой глине. Карета ехала балкой по узкой обочине. Вдруг навстречу показался воз, запряженный одной лошадью, в которой крестьянин вез картофель. Кучер кареты стал угрожающе кричать на мужика, чтобы тот сворачивал в сторону, в грязь; мол, едет пан, ему некогда, пан спешит. Мужик, сняв шапку, стал сворачивать, но воз, попав колесами в наполненную водой рытвину, опрокинулся. Вся поклажа вывалилась в грязь. У воза что-то хрустнуло, лошадь упала на задние ноги и стала биться.

Мужик растерянно стоял со снятой шапкой. Четверка лошадей проехала мимо. И вдруг Иван сказал пану:

— Останови коней, мы слезем.

— Зачем? - спросил тот удивленно. - Ведь до Березовки еще верст десять!

— А ничего, Бог даст, доберемся... - А на недоумение пана добавил: - Вот видишь, ты обругал кучера, а тот еще сильнее обругал мужика, а он с испуга видишь, куда повернул? И воз сломался, и картошка в грязи теперь. Вот так зло и пошло бы в самую вечность. А мы с Герасимом останемся здесь, скажем человеку доброе слово, вытащим и починим ему воз и картошку соберем. И зло, что пустил ты словом, погаснет и пойдет дальше добром. Вот это тебе, пан, урок. Езжайте, спасибо, что не побрезговали нами. Поезжай и думай, что ты есть и чем должен быть, и Бог тебя простит и научит. Может, когда буду в вашем селе, зайду к тебе, как к брату моему. А когда будешь ехать селом Основа, спроси сапожника Онищенко. Я с радостью тебя встречу, брат мой!

Карета уехала, а Иван с Герасимом, сняв сермяги, помогли мужику выпрячь лошадь, вытащить на ровное место бричку, скрутить сломанную ось, чтобы добраться домой.

— А картошку выбрать приеду с детьми, когда подсохнет. Она не пропадет. А чем мне благодарить вас, добрые люди.

Уже темнело. Разузнав, куда они направляются, мужик радушно предложил им:

— Я живу вот рядом, на хуторе. Пойдем ко мне. Я приму вас, как родных. Переночуете, а утром мы отвезем вас в Березовку. Сам Бог послал вас на моем пути. А то уже стал на Него роптать. Какие, думаю, плохие люди на земле, а теперь вижу, что неверно я думал. Есть хорошие люди и надо только благодарить Бога за них!

Герасим и Иван прошлую ночь почти не спали, поэтому им очень хотелось отдохнуть, и хозяин, уложив их в светлой комнате на чистые постели, оставил одних. А хозяйке долго рассказывал, что случилось с ним. И выходило, по его рассказу, что не горе было у него, а случилась радость. Не знал он, что, не живи Бог в сердцах этих людей, совсем другое рассказывал бы он сейчас своей спутнице...