Воскресный тропарь 3 гласа «Да веселятся небесная»
Греческий оригинал:
Εὐφραινέσθω τὰ οὐράνια,
ἀγαλλιάσθω τὰ ἐπίγεια,
ὅτι ἐποίησε κράτος,
ἐν βραχίονι αὐτοῦ, ὁ Κύριος,
ἐπάτησε τῷ θανάτῳ τὸν θάνατον,
πρωτότοκος τῶν νεκρῶν ἐγένετο,
ἐκ κοιλίας ᾅδου ἐρρύσατο ἡμᾶς,
καὶ παρέσχε κόσμῳ τὸ μέγα ἔλεος.
Церковнославянский перевод:
Да веселятся небесная,
да радуются земная;
Яко сотвори державу
Мышцею Своею Господь,
Попра смертию смерть,
первенец мертвых бысть;
Из чрева адова избави нас,
И подаде мирови велию милость.
Перевод на русский иеромонаха Амвросия (Тимрота):
Да веселится всё небесное,
Да радуется всё земное,
ибо явил могущество руки Своей Господь:
Попрал смертию смерть,
Сделался первенцем из мертвых,
Из чрева ада избавил нас
И даровал миру великую милость.
Перевод Ольги Седаковой:
Да веселятся на небесах,
Да радуются на земле!
Ибо явил могущество
Мышцы Своей Господь:
Попрал смертию смерть,
Первенцем из мертвых стал,
Из чрева адского вывел нас
И даровал миру великую милость.
Ольга Седакова. Sub specie poeticae.
Как и в переводе предыдущей стихиры, мы пытаемся по возможности сохранить порядок слов оригинала.
Да веселятся на небесах,
Да радуются на земле!
Ибо явил могущество
Мышцы[7]Своей Господь:
попрал[8]смертию смерть,
Первенцем из мертвых стал,
Из чрева адского вывел нас
и даровал миру[9]великую милость[10].
Наш предыдущий комментарий мы начали с темы цельности: цельности службы, которая собирается, как мозаика, из отдельных песнопений. Сегодня мы продолжим эту тему: и каждое, самое малое песнопение в каком-то смысле представляет собой мозаику. Оно включает в себя прямые цитаты, отсылки, постоянные символы и образы из Св. Писания и других песнопений. Автор стихиры или тропаря сочиняет песнопение в исходном смысле глагола со-чинять, com-ponere: он не «придумывает» нечто, а со-полагает, рас-полагает, приводит в строй «готовый» материал в каком-то новом порядке. Это работа далеко не механическая, как кто-то может подумать, а творческая и поэтическая. В каждой, взятой им из другого источника частице – стихе, словосочетании, – в новой композиции засветится новый смысл.
Можно подумать, что это свойство литургической поэзии противопоставляет ее поэзии нового времени. Это отчасти верно[11]. Художник нового времени предполагает, что он творит из ничего, или почти из ничего, «из сора»:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи…
(Анна Ахматова)
Храмовый художник творит из золота, из драгоценных веществ, и в прямом, и в метафорическом смысле. В метафорическом – поскольку он (поэт) берет драгоценные, почитаемые им изречения, которые и сами по себе достаточно значительны и весомы! И можно сказать, что к каждому слову он относится как к драгоценности, даже если это не цитата из Псалма. Он не собирается их «деформировать», «остранять» и вообще проделывать над ними какие-то операции, описанные филологами ХХ века. Он хочет дать им прозвучать в полноте, на смысловом просторе. Смысловой простор, смысловое пространство – и есть то, что творит автор песнопения. В нем располагаются знакомые по другим употреблениям слова и фразы.
В нашем случае – это пространство тропаря. Тропарь – краткая форма, обобщающая, а не повествовательная. о.Фёдор Людоговский написал о назначении тропаря: дать некоторую смысловую сумму события, о котором идет речь, его богословское понимание, изложенное в форме хвалы. Древнейшая форма литургической поэзии, тропарь (мы говорим сейчас о тропаре как отдельном гимне, а не о тропаре – части других более поздних жанров) – самое отточенное, самое изысканное словесное построение среди всех литургических жанров. Его греческое название принято связывать со словом «трофей», знак победы. Богословский смысл излагается в модусе победной песни – как и повелось со времён Ветхого завета (ср. песнопения Ветхого Завета, которые в Новом Завете продолжаются в Песнях Захарии, Елизаветы, Богородицы). Особенно естественна эта победная тема в связи с Воскресением Христовым. О Воскресении наш тропарь говорит как о победе в сражении – победе над смертью, адом и (косвенно в нашем тексте) грехом.
И это совсем краткое песнопение переполнено цитатами и отсылками! Многие из них уже назвал о.Фёдор. Замечу ещё одно: первые две строки, обращение к небесному и земному с призывом радоваться и веселиться. Это отсылает нас не к чему иному, как к первому стиху Книги Бытия «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт.1,1). Сотворённый мир изначально состоит из неба и земли[12]. Это его два нераздельных и контрастных начала. В христианской традиции небо противопоставляется земле прежде всего как мир бесплотный «умный»), бессмертный, святой – «иной» по отношению к земному, смертному, грешному, не обладающему последней мудростью (в предыдущей воскресной стихире было сказано, что Магдалина думает еще «по-земному»). О святых говорят, что они являют «небо на земле». «Небом на земле» называют храм и богослужение. Я думаю, очень важен ещё один момент сопоставления неба и земли: его нам даёт Молитва Господня: «да будет воля Твоя яко на небеси и на земли». Небо – это то пространство, где (в отличие от земли) полностью исполняется воля Божия. На земле об этом можно только молить.
Обращение к небу и земле – то есть, ко всему творению – особенно часты в песнопениях Рождества и Пасхи. Эти два события говорят о Новом творении.
Радоваться и веселиться – два близких значения. Но, как правило, с небесами в литургической поэзии связано веселие, а с землёй – радость.
Итак, все, что в небе и все, что на земле, призывается к ликованию: одержана «непобедимая победа». Воскресение, как мы уже сказали, созерцается в нашем тропаре как победа в великой битве. Образ мышцы Божией (см.примечания к переводу), которая являет Свою мощь, обычно в Псалмах связан с военной темой, с победой над врагами Божьими. «Последний враг» – смерть (см. комментарий к переводу). В других случаях говорят о длани, деснице, руке Божией («руце Твои создаста мя»; «бысть на мне рука Господня»). Образ победителя, попирающего врага (встающего стопой ему на грудь или шею) – общий образ нашего воскресного отпустительного тропаря и тропаря Пасхального. Сила, которой побеждается смерть, грех, ад – добровольная крестная смерть Самого Христа.
Обратим внимание на то, что последние стихи нашего тропаря, по смыслу также повторяющие Пасхальный тропарь, необычны. В Пасхальном тропаре о воскрешении умерших говорится в третьем лице, как бы со стороны: «и сущим во гробех живот дарова». Здесь это излагается в первом лице: нас вывели из ада! Значит ли это, что мы восклицаем от лица умерших, узников ада? Оставляю на размышление читателя это необычное изложение пасхального события.
Еще одно цитатное примечание. У нас есть уже в этом тропаре телесные образы руки (мышцы) и стопы Божией (попрал, т.е. встал стопой). К ним нужно прибавить чрево ада. Некоторые переводчики на русский предпочитают обойтись без этого образа, говоря о глубине ада. Но глубина эта не абстрактна: это глубина внутренностей некоего существа. Ад и смерть, как заметил о.Фёдор, изображаются в виде всепожирающих чудовищ. И, я думаю, несомненно (поскольку мы встречаем его в пасхальных песнопениях) здесь есть сопоставление с чревом другого чудовища: кита, поглотившего пророка Иону. Образ освобождения от смерти сближается с выходом Ионы из чрева кита. Первенец из мертвых выходит из страшного чрева и выводит с Собой нас.
Мы не коснулись звукового построения нашего тропаря. Об этом, как и о таких моментах поэтики песнопений, как параллелизм, о котором начал говорить о.Фёдор, и о ещё более характерном для библейского, псалмического и литургического текста хиазме, мы поговорим в дальнейшем.
Священник Фёдор Людоговский:
Отпустительный воскресный тропарь третьего гласа, который, как и большинство тропарей, мы слышим и на вечерне, и на утрене, и на часах, и на литургии – т.е. на протяжении всей воскресной службы, вновь и вновь возвещает нам радость Воскресения Христова – хотя самого слова воскресение или восстание здесь нет.
Начало тропаря отмечено конструкцией, в которой мы наблюдаем характерное и для библейской поэзии и, в немалой степени, для византийской гимнографии явление – синтаксический параллелизм: в двух соседних строчках (Да веселятся небесная, / да радуются земная…) разными словами говорится об одном и том же (или, в иных случаях, о сходных, смежных или даже прямо противоположных явлениях и событиях), при этом используются тождественные формы разных слов. Можно не знать греческого (равно и церковнославянского, и русского) языка – однако достаточно посмотреть на первые две строки тропаря, чтобы уловить их общность: в греческом оригинале это одинаковые окончания находящихся друг под другом слов и одна и та же форма артикля в середине строки; в церковнославянском и русском переводе – это повторяющиеся частица да и местоимением всё, окончания глагольных форм и прилагательных.
Синтаксический параллелизм – норма для псалмов. Чтобы далеко не ходить за примерами, возьмём начало 50-го псалма: