Мы должны отдавать нашу Любовь всем и всегда

«Если ты любишь человека таким, какой он есть, то ты любишь его. Если ты пытаешься его кардинально менять, то ты любишь себя».

Августин Аврелий

Интервью на тему «Настоящая дружба»

– Андрей Николаевич, скажите, пожалуйста, чем, на ваш взгляд, дружба между мужчинами отличается от других видов взаимоотношений, возможных между людьми? Считаете ли вы сами необходимым придерживаться какой‑либо строгой иерархии отношений с другими людьми, например вида «знакомый – приятель – товарищ – друг» или подобной?

– Сразу начну с цитирования: «НЕТ БОЛЬШЕ ТОЙ ЛЮБВИ, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13).

Друг – это тот человек, отдать за которого Богу Душу – явление нормальное и не вызывающее противоречий в сердце человека. Когда мы понимаем, что этот человек нам столь близок и дорог, что мы, не задумываясь, подставляем себя, защищая его от удара, то этот человек и есть наш друг, часть нашего сердца, защищая которого, мы защищаем именно наше сердце. И никто не смеет лапать его грязными руками или бесноваться над ним, это же сердце – самая трепетная наша плоть, вместилище Души!

Эта абсолютная высота отношений подразумевает абсолютную серьезность и оснований для их возникновения и поддержания. В армии говорят: «Чем больше узнаешь людей, тем больше нравятся собаки», потому что собаки умеют дружить бескорыстно.

Есть ошибочное представление о том, что Дружба имеет градации, что она не абсолютна, что это могут быть некие приятельские, основанные на поверхностной симпатии отношения, которые легко возникают и легко же расстраиваются, оставляя пустоту или горечь в Душе.

Дружба как таковая, в ее истинном значении, есть Братская Любовь, и как Любовь она – Дар Божий, представляющий собой идеалистические отношения между людьми, а возникновение таких отношений зачастую возможно только в ранней юности с ее максимализмом и чистотой.

Поэтому в подавляющем большинстве случаев истинными друзьями бывают друзья детства, то есть те люди, с которыми вы вместе выросли, потому что только в этом случае вы сохраняете в себе идеальное восприятие другого человека, проносимое через всю жизнь. Школьные товарищи, ребята, с которыми вы держались за ручку на прогулке в садике – это и есть друзья на всю жизнь.

Есть еще иная форма, в которой возможно создание дружеских отношений очень высокого толка – это боевое товарищество. Боевые товарищи – те самые люди, с которыми ты каждый раз рождался вновь, когда смерть только что пролетала перед твоим носом. И в этом контексте отношения тоже носят крайне идеальный характер. Когда понимаешь, что именно от этих людей, сражавшихся с тобой на одной стороне, зависела твоя жизнь, и они тебя не подвели, то, безусловно, проникаешься к ним Братской Любовью. Часто боевые товарищи называют друг друга Братьями, и это не оборот речи, а истинная правда.

Мне повезло. У меня есть два таких армейских товарища: Володя Погорелый, живущий ныне в Киеве, и второй мой друг и Брат, делами которого я страшно горжусь, Юнус‑Бек Евкуров, нынешний президент Ингушетии, герой России, генерал.

То есть другом является тот человек (вне зависимости от того, сколь долгий промежуток времени вы провели вместе), отношения с которым были столь идеально высокими и чистыми или вместе с которым вы претерпели такие испытания, что этому человеку вы доверяете абсолютно.

Вы знаете, я даже могу привести пример характерного проявления дружбы высшего порядка: ты сидишь на офицерском собрании, когда идет постановка задач в батальоне, и решается, кто пойдет в наряд, и тебя спрашивают: «Пойдешь в наряд или Володю Погорелого отправим?» И ты, не задумываясь, говоришь «пойду», понимая, что если тот же вопрос был бы задан Володе, то и он вызвался бы сам, оставив тебя отдыхать. Мелочь, но она очень показательна. Потому что для «други своя» мы трудимся не для того, чтобы наши друзья нас оценили и отдали нам нечто взамен, а потому, что товарищество – это когда мечтаешь отдать теплоту своего сердца, не ожидая ничего взамен.

Только «политические проститутки» (с) (Ленин) дружат «с интересом»…

Что же касается градации и систематизации отношений между людьми, то я приведу еще один интересный пример. Был такой петербуржский «авторитет», его звали Костя Могила, Константин Корольевич Яковлев было его полное и настоящее имя. Некоторым образом я был знаком с ним в девяностых годах. И меня, и прочих своих знакомых он называл «приятелями». Это казалось мне до некоторых пор своеобразным проявлением петербуржского шарма, пока не выяснилось, что когда‑то он назвал человека «другом» и попал в конфуз. Какие‑то еще более авторитетные господа сказали: «Если это твой друг, так вот он должен, так ты за него заплати!» Костя стал сразу как‑то сильно сомневаться в том, что тот должник и он действительно были друзьями, но ему на это ответили: «Нет‑нет‑нет, если назвал человека другом, то и отдай за него». После этого он и стал называть людей приятелями. На всякий случай. Вот пример той самой профессиональной градации межличностных отношений, которая образуется в среде, где человек отвечает за каждое свое слово.

Понимаете, если вы не находитесь в столь жесткой среде обитания, как камера, и вам не приходится соревноваться в знании фени и понятий с каким‑нибудь представителем организованной преступности, то вам эти градации собственно ни к чему. Потому что именно за этими градациями прячут люди свой испуг по отношению к миру сему.

Объясню, в чем тут штука: если вы пытаетесь определить человека по степени его приятности вам, то вы лукавите. Потому что, если вы не каждого человека воспринимаете с радостью, и не каждому человеку, а лишь горстке избранных готовы придти на помощь, то вы испугались – значит, лукавая жизнь и мир сломали вас, значит, диавол победил вас.

Значит, образ Спасителя не полыхает, как маяк, на вашем пути. Того самого Спасителя, которому плевали в лицо, который знал, что не пропоют и трижды петухи, как любимый ученик предаст его трижды. Этот самый Спаситель любил людей, о которых знал, что они предадут его через мгновение. Если мы, будучи крайне опытными и грамотными с точки зрения общественной жизнедеятельности людьми, будем подозревать каждого подошедшего к нам человека, значит, мы предаем Бога. Поэтому нужно верить, любить и «ошибаться», горько переживать низость и слабость человеческую и вновь безоговорочно верить в людей, как веруем в Образ и Подобие Божье.

Претерпевать за вашу Любовь и снова верить, любить и снова «ошибаться», не удивляясь греховности рода человеческого, а сострадать слабым людям. Когда даже новорожденный младенец уже несет на себе первородный грех, жизнь человеческая должна быть такова, чтобы в ее итоге человек стал менее грешным, чем новорожденный младенец, преодолев всей своей жизнью и подвигом Веры первородный грех, лежащий на каждом из нас. Если грехом болен даже ребенок, то я уже не говорю о людях, душа которых очерствев, претерпела со временем столь поразительные изменения, что они считают себя вправе грешить, потому что «жизнь такая», что по сути – глупость, ложь и смерть.

– Не могли бы вы поделиться мыслями относительно того, как, на ваш взгляд, можно и нужно оценить свою дружбу с людьми за пределами высокой жертвы «за други своя», о которой говорил Христос? Если потребности в этой жертве нет, то исходя из чего каждый может оценить, насколько он является хорошим другом, и что каждый может сделать для своих друзей, чтобы стать таковым?

– Вы знаете, как правило, оценка самого себя по отношению к миру вещь очень благодарная: сидишь и умиляешься своей гениальности, необходимости, благородству и поражаешься тому, что люди всего этого за тобой не замечают. Ну почему, где эти овации, которые должны встречать меня у выхода из парадной? Где те поцелуи на моем лице, которые я смог бы смывать вечером, глядя на себя любовно в зеркало?

Не важно, что мы сами думаем по поводу себя, любимого, важно то, что мы оставим на земле среди тех людей, с которыми мы соприкоснулись. В этой связи мне говорить на эту тему, наверное, даже не очень прилично, потому что я человек тяжелый, и, мягко говоря, не дружелюбный. Сказать, что я забавный компанейский карапуз – вряд ли получится. В силу той жизни, которую я прожил, в силу своего характера, который был воспитан множеством не очень приятных событий. Много почему. Но при этом я искренне дружелюбен и добр в меру своих сил, ровно ко всем, хотя категорически не ищу ответной любви в глазах у людей, потому что умен не по годам.

Когда сталкиваюсь с хамством в отношении себя, то я понимаю, что это, видимо, следствие некой моей внешней слабости, моей ошибки, которая и дала людям повод вести себя неподобающим образом. Так вот, заигрывание с людьми в этой связи просто преступно. Человек горделивый пробует на крепость окружающий мир и думает, что если кто‑либо потупил глаза и был снисходителен, то значит он слаб в своем смирении, и это очевидное извращение понятий толкает человека злобного на более фатальные ошибки. Сила вашей личности по умолчанию убережет не только вас, но и врагов ваших от многих авантюрных решений в отношении вас.

Мне абсолютно безразлично, насколько я дорог людям, меня окружающим, и в том числе, моим друзьям. Я совершенно уверен в том, что всё, что мне нужно знать про себя, я, видимо, обязательно узнаю. Но если я буду делать что‑либо в надежде на некую обратную связь и предсказуемую отдачу, то это означает, что я буду заниматься торговлей своими чувствами. Мы отдаем нашу выстраданную Любовь, помощь, внимание, заботу и силы не благодаря, а вопреки тому многолетнему опыту предательства нас близкими людьми, которое преследует любого человека. И только предатели Веры могу изменить этому пути Любви.

Предают только свои, чужим до нас нет дела (с) – это я буквально цитирую классика. И виноваты в предательстве не близкие нам люди, в нем виноваты, видимо, мы сами, показавшие свою слабость, свою несостоятельность или вынудив людей своим неверным поведением поступить подобным образом. Винить в любом случае можно только себя. Когда Господь через нашу судьбу являет нам свою жесткость, то мы всегда заслуживаем ее, в том числе, когда она проявляется через отношение к нам других людей. Я совершенно в этом уверен.

Наша жизнь, судьба, и всё, что мы получаем на нашем жизненном пути, всегда нам во благо, потому что Господь наказывает человека единственным способом – отбирая разум на смертном одре, когда и покаяться невозможно. Старческое слабоумие является в связи с этим расплатой за ту жизнь, которая была явно неправедной.

Поэтому, Господи прости, какая разница, как к нам относятся другие люди, важно, как мы сами относимся к ним, а это отношение должно быть всегда одинаковым – с Любовью.

Говорю еще раз: мы должны отдавать Любовь всегда и всем, либо мы не Православные, либо мы не понимаем, что делаем. Любовь – это абсолютная категория, абсолютная форма жизни в Боге. Только Любовь, никакой корысти. Без разночтений. Кто бы ни был перед тобой, и только так. Прекрасно понимая, что добро должно быть с кулаками, и никак иначе. Потому что слабость – это худший из пороков.

Не страшно, что об твою Любовь вытрут ноги, если понимаешь, что готов уберечь человека от его глупости и злобы так, что его ноги перестанут ходить. Очевидность позиции рождает очевидность ответной реакции.

Мы должны быть настолько сильны, чтобы позволить себе Любовь ко всем и ко всему, кроме греха, не опасаясь показаться смешными или глупыми в своей абсолютной Любви, а это требует огромной силы, и прежде всего духовной, а затем и физической.

– Другими словами, нет никакой разницы, с кем мы строим отношения: с другом или с любым другим человеком? Но есть же, наверное, какие‑то поступки или поведение, которые предпочтительны и необходимы для поддержания дружбы и, напротив, те, которые ее разрушают? На ваш взгляд, готовность положить свою жизнь – относится только к друзьям или также к другим людям? Как нужно и как нельзя поступать, чтобы сохранить дружбу?

– Знаете, здесь мнение любого человека – это результат пройденного им пути или изложение его субъективных взглядов. Это будет всего лишь частное мнение какого‑либо человека, основанное на его индивидуальной жизненной истории, с определением людей по удельному весу в его судьбе.

Господь мановением руки мог вызвать легион ангелов, которые разорвали бы его палачей, стоящих у подножия Голгофы, но он, оплеванный и избитый, взошел на Крест, и сказал: «Прости их, Отец Небесный, ибо не ведают, что творят!» И смерть Его была единственным способом доказать истинность того, что Он проповедовал, той ценой, которую Он заплатил за принесенную в мир Любовь к людям, Его убивающим.

Воскресение его должно было состояться как единственное для слабоверных доказательство того, что они убили Бога. Он мог остаться жив, потому что был Богом, но Он не остался, Он погиб на их глазах, претерпев страшные муки.

Так вот, за кого Он умер? За друзей? Там, у подножия Его Креста, стояли друзья? В той толпе стояли люди, предавшие Его и только. В той толпе стояли люди, которые три дня назад рукоплескали Ему, выстилали Его путь пальмовыми ветвями, а потом плевали на Него. Это были друзья? Это была толпа предателей, и Он отдал за них жизнь. Так вот, насколько должен быть велик человек своим Духом, чтобы почувствовать, что он вправе любить того, кто тебя ненавидит? И этой Любовью переломить весь ход событий, этой Любовью оплодотворить мертвое, убитое диаволом так, чтобы оно ожило. Чтобы люди получили надежду на свое духовное спасение через дарованный Спасителем пример.

Единственный достойный пример для нашей жизни – это и есть Образ Спасителя, ни один другой человек идеальным не был, включая первого человека, который нарушил заповедь Божью, и, пребывая в гордыне, искушенный диаволом, вкусил плод познания, а после ответил Богу: «Я не виноват…» И это был ответ человека, созданного Богом по собственному Подобию, то есть человека, который отчасти сам был Богом! Так вот, Спаситель, будучи Богочеловеком, подарил нам шанс исправления нашей испорченной Адамом природы. В этой связи мы должны стремиться постоянно совершенствоваться духовно, понимая, что пока мы не ходим по воде, мы остаемся людьми неверующими, а лишь стремящимися к Вере. Потому что была бы наша Вера хотя бы с маковое зерно, то открылись бы нам Небесные Врата. Пока это не так, нужно работать над собой, понимая, что и здесь я проявил слабость, и тут я оказался Православным только на словах, а здесь я поступил так, что даже думать о себе мерзко.

И с каждым шагом к вершине ты всё больше понимаешь, что нет разницы между малым и большим грехом. Иоанн Кронштадтский искренне страдал, говоря, что всю жизнь его одолевают страсти, а потом уточнял: «Сахар сильно люблю. В чай кладу, искушаюсь. И избавиться от этого не могу». И это было по его представлению грехом, таким, что он опасался, что это искушение может его столь сильно разрушить, что он не сможет обрести Царствие небесное! Для нас это кажется смехотворным. Почему? Да потому что мы погрязли в блуде, в алчности, в ненависти. Уж какой там сахар, какие там люди, за которых хочется отдать жизнь, когда мы сами можем называться людьми только в насмешку!

Как сказал Отец Иоаким (Парр), настоятель Православного монастыря в Нью‑Йорке: «Невозможно отдать людям то, чего ты не имеешь сам». Как можно отдать им жизнь, если жизнь ваша – кусок дерьма? Какая речь может идти о Любви, если мы не знаем, что это? Если мы настолько сильно ненавидим себя, что не готовы сделать для себя ничего, если мы не делаем свою жизнь такой, какой подобает ей быть у Православных людей? И мы находим оправдания своей немощи, своему безволию и безверию! Оказывается, что «так делают все», или «я еще не готов», или «у меня еще есть время»! У нас нет ни времени, ни права поступать низко и подло. Я говорю эти слова с болью в сердце, потому что самый неверующий из людей я и есть! И как я себя казню, так вам лучше бы не знать. Только это дело личное каждого человека и ковыряться в нем пинцетом было бы неприличным. Но мы все стоим перед Богом, и Он видит нас, как прозрачных, и каждому будет по трудам его.

Но и молчать обо всем этом нет больше мочи, потому что я вижу всё падение Русского человека в сегодняшней России. Ужасающее падение, когда ненависть и подлость пронизывают наше общество, не верующее ни во что и не стремящееся ни к чему. Безликая толпа, рожденная разночинцами‑космополитами еще на пороге XIX и XX веков, общество, пронизанное конформизмом, общество воинствующих безбожников. Оправдывающее поступки столь унизительные, что поневоле хочется спросить: а Русские ли это люди? Внуки ли это тех мужчин, которые под Спасом Нерукотворным перевернули половину планеты, одержав фантастические победы с Верой в Бога на устах и в сердце?

Так кто мы? Это больно, это ужасно видеть, понимать, что возможно именно на нас оборвется имперская история Великой России. И об этом нельзя говорить уклончиво и приукрашивая действительность. Нельзя строить свою жизнь иначе, как только сказав себе: вперед, без права на отступление, без права на снисхождение, без права на отдых и оправдание себя! Вперед и только вперед – соединять свою волю с Волей Бога! И тогда мы сможем понять, как можно быть готовым отдать свою жизнь за людей, нас не понимающих или даже оскорбляющих нас. Нам нужно принять это решение и следовать ему, никогда не ставя его под сомнение и не отменяя, как это подобает Русскому человеку и солдату. Есть боевой приказ, и выполнение его не подразумевает того, что вы обязательно останетесь живы. С Верой в Бога – хоть на Голгофу (с) и только так.

Отсутствие выбора крайне упрощает выбор, добавляю я обычно и не перестану это делать.

– Андрей Николаевич, хотелось бы теперь попытаться рассмотреть тот же вопрос, но с противоположной стороны. По каким поступкам, по каким чертам поведения другого человека мы можем судить о том, является ли он нам другом или он просто пользуется нами, нашим расположением и теми благами, которые дает ему наша дружба? Как определить, является ли наш друг действительно другом?

– А как понять, что вы любите человека? Предположим, вы считаете, что любите женщину. Как понять, так ли это на самом деле? Вы что, садитесь, кладете перед собой лист бумаги, разделяете его пополам и потом рисуете справа плюсы, а слева – минусы этой женщины, затем считаете, чего в ней оказалось больше? Плюсов больше – как неожиданно! Да я люблю её! Глупость? Глупость!

Так вот, дружба как проявление Любови – это дар Божий. Как же ее можно перепутать с чем‑то еще? Вы либо чувствуете сердечное тепло к этому человеку, либо не чувствуете его, вне зависимости от того, как сильно он старается вам понравиться, потому что сердце не обмануть. И подспудно ощущая нечестность другого человека, вы поневоле будете и рассматривать его не как друга, а именно как человека, который просто пытается заслужить ваше доверие. Это же очень просто.

Порой мы видим людей, которых знаем всего пару минут, но вдруг понимаем, что ждали их всю свою жизнь. Такое тоже бывает.

Отец Макарий с Афона нашел меня по телефону в Германии и стал мне сбивчиво объяснять, что мне срочно‑срочно нужно собираться и лететь к нему на Афон. Потому что для меня это крайне важно, да и Братия может в смущение впасть из‑за книжек моих убогих, автора хотят видеть. И я собрался и полетел. И более умилительного для меня человека, более жизнерадостного и позитивного, чем батюшка Макарий, я, пожалуй, и не знаю. Мне везет на «сумасшедших»… блаженны нищие духом (с). Они все тянутся ко мне. Что Ванька Охлобыстин – Христа ради юродивый, что братья мои Макарий, Исидор, схимонах Яков, духовный Отец мой иеромонах Илья и иные, очень милые, искренние люди, которые воспринимаются окружающими не иначе, как чудаки, все они пришли в мою жизнь по Милости Божьей.

Это чудачество есть теплота сердца и открытость, искренность и Любовь, которые они готовы раздавать направо и налево, не получая взамен собственно ничего, кроме пугливого удивления толпы, и получая год за годом пинок за пинком, что никоим образом не меняет их отношения к людям. Скорее наоборот, жизнью своей докажут, что чудаками и городскими сумасшедшими окажутся не они, а то безликое большинство, которое попирает доброту и смелость быть открытым и честным!

…В Евангелии от Иоанна читаем: «Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего. 44 Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего (Иоанн 8: 43).

Это ли не подлинная форма истинного слабоумия и бесноватости? Не по этим ли плодам узнается дерево. И только лукавый человек способен смешать бесноватого и Христа ради юродивого в одной канаве, «не отличив», кто есть истинный Отец для каждого человека, по делам его, гнусным или праведным.

Мао Цзэдун однажды произнес фразу, я не знаю, что вкладывал в нее он, но я понял ее по‑своему. Он сказал: «Чем хуже – тем лучше». Могу смело поставить её в заглавие моей жизни. Это про меня. И про людей, близких мне по духу. Типичное тянется к типичному, подобное – к подобному. И я не удивляюсь, что начав писать главу в своей новой книге, я нахожу произведение Вани Охлобыстина, которое является буквально продолжением того, что пишу я, а он, натыкаясь на мои тексты, говорит, что не может их отличить от своих собственных, даже по стилистике. Аллилуйя. Значит, мы думаем одинаково, живем и мыслим одинаково, у нас общие чаяния. Но понятно, что мне далеко до его гениальности, и как литератор он гораздо меня выше, образованнее и мощнее, что уж тут говорить.

– Андрей Николаевич, какие проступки, на ваш взгляд, следует прощать своим друзьям, а какие нет? Понятно, что по‑христиански можно простить любой грех против самого себя, но после каких ошибок или проступков друг остается нам другом, а после каких нам следует отдалить его от себя?

– Вы совершенно правильно уточнили, что есть различные ипостаси нашей реакции на подобные вещи. Первая ипостась духовная, и она самая важная. Важно именно то, что мы почувствуем в душе по отношению к поступку нашего друга. Не важно, что было сделано – важно, что именно мы ощутили по этому поводу. Ведь если гражданин в трезвом уме вдруг совершил соитие с соседской собачкой, хотя и не делал этого ранее, то это вовсе не означает, что этот грех не с ним или случаен.

С духовной точки зрения он действительно зоофил, даже не по факту события, а по факту духовного искушения извращением. Даже если никогда не прикасался и не прикоснется к животным с этой целью. Видимо, червь греха точил его душу долгие годы и он проиграл этому червю.

Нет разницы в грехе свершенном и в грехе помысла, который не побежден. В этой связи разглядывание группового порно – есть участие в групповом порно, сладострастное созерцание киношного убийства есть соучастие в убийстве и садизме! И не врите себе, что это не так!

То есть лукавые помыслы – это опаснейшая вещь. И монахи, как Воины Христовы, стоящие на переднем рубеже битвы с нечистым, иной раз принимают на себя епитимью (др. – греч. επιτιμια, «наказание» – исполнение по назначению духовника, тех или иных дел благочестия) закапывали себя по самое горло, чтобы бороться с помыслами, чтобы думать только о муках своих, а не о той грязи, которая лезет нам в башку, как только мы пытаемся вырваться из цепких лапок диавола и ползем к Богу, утирая сопли на чумазом от искушений лице.

Когда случилось что‑то неприятное по отношению к вам со стороны друзей ваших, вы должны понять, что вы это заслужили, вынудив человека поступить мерзко. И вы прощаете его, потому что он сделал это по слабости своей, и вы, хотя бы в молитвах своих, просите прощения у него за то, что вынудили, искусили его поступить мерзко и подло, и просите прощения у Бога за то, что вызвали падение любящего вас человека. Но при этом лично я опираюсь на мнение Шопенгауэра: «Если вас предал друг или слуга, то гоните его или смиритесь: люди не меняются». Если коротко – то предавший однажды предаст вновь.

Поэтому если вы считаете, что друг совершил против вас поступок столь серьезный и циничный, что ставит под сомнение саму вашу дружбу, то можете смело считать, что это повторится вновь, если вы не проявите достаточную жесткость. И тут речь идет не о том, что вам нужно ответить миру симметрично тому, как он поступает с вами. Нет, речь идет о том, что мир и Господь воспитывают нас, и каждый раз мы приобретаем некие новые необходимые нам знания, и мы сами участвуем в воспитании всего окружающего.

Мы не отвечаем плевком на плевок – мы отстраняем от себя плюющего, молясь о милости к нему, перед Богом…

Я приведу поразительный пример. У меня был друг, ныне покойный, Саша Павлов, офицер ГРУ ГШ, в действительности носивший, как мы узнали после его гибели, другую фамилию. Но для нас он как был, так и остался Павловым, который подарил нам слоган наших публичных проектов: «Драться не умею, но очень люблю!»

У него родился поздний ребенок. Он очень мечтал о нем, но его служба и ее реалии были таковы, что он долго не мог себе этого позволить. Родился у него Севастьян. И Саша, будучи человеком уже зрелым, крепко за тридцать, и его супруга, тоже уже, мягко говоря, немолодая девочка, восприняли рождение своего сына с таким восторгом, что всё для него пытались сделать иначе, по‑другому, чтобы он рос и воспитывался не так, как они в свое время. По‑другому, как‑то возвышенно, что ли. И вот Сашка мне рассказывает: «Ты представляешь, я вот сижу, а Севка подходит и как дал мне кулачком по морде! А я терплю. А он еще раз дал и еще. А я всё равно терплю, потому что супруга сказала, что он познает мир». Я говорю: «Ты представляешь, что ты сделал сейчас? Ты только что наврал маленькому человечку, что если он ударит мужчину, отца по лицу, то ему за это ничего не будет. Что он вправе это сделать потому, что ему стало скучно, ему не весело или у него собственные детские печали. Ты только что наврал, что ему ничего за это не будет и поверь, что он запомнит это надолго».

Зачем же нам врать людям, что когда они совершают низкие, подлые поступки, то им это сойдет с рук и они не будут за это наказаны, по крайней мере, сейчас? В буддизме есть такой термин «быстрая карма», которым обозначается быстрый отклик высших сил на вашу ошибку или подлость. Так вот, любя всем сердцем тех, кого мы наказываем, мы наказываем их не потому, что злоба переполняет наше сердце, а лишь потому, чтобы эти люди поняли всю глубину своей ошибки и уже не пытались повторить ее вновь, относительно иного человека, возможно менее сильного и решительного. Так мы воспитываем людей, к нам приходящих. Единственный способ Православной пропаганды – это ваш пример для людей неверующих, которые, глядя на вас, понимают, каков Православный человек: требовательный, жесткий прежде всего к себе, переполненный Любовью ко всему, что он видит, но не слабый, не сопляк и не слюнтяй. Человек, готовый за свою Любовь сражаться, с кем бы ему ни пришлось это сделать. Но при этом не испытывающий злобы и сладострастной ненависти, которые свойственны людям, не верующим в Бога, переполненным диавольскими искушениями и служащим тому падшему ангелу, который есть князь мира сего – владелец всего того, что нас окружает. Того мира, в котором живут люди, не верующие в Бога.

– Но как людям, особенно менее зрелым и опытным, определить, какая ошибка или проступок друга являются тем, после чего дружбу с этим человеком следует прекратить? Что лично вы оцениваете как то предательство, после которого нужно перестать быть другом человеку, его допустившему?

– У каждого свой критерий. В том‑то и глубина человеческой натуры, что для нее не существует общих для всех людей рамок, нет той линейки, которой можно одинаково успешно измерить наши уникальные личности, подравняв строй. То, что является трагедией для одного человека, будет просто несущественным и суетным для другого.

Однозначны лишь преступления против Веры и хула на Духа Святаго – что есть единственный непростительный грех. Все остальные сомнения несите на исповедь к Духовному Отцу, чтобы Бог решил их, но не вы по немощи своей решали судьбу человека.

Мы все воспитаны сообразно социальным представлениям о рамках дозволенного и недозволенного в поведении. Они могут иметь общее с подобными представлениями у других людей, с точки зрения общественной морали или какого‑то мировоззрения, но у вас всегда найдутся и ваши индивидуальные особенности, и слава тебе, Господи, что они есть. Так вот, у каждого человека, по силам его, есть собственная градация поступков друзей, по которой он оценивает их соответствие своим представлениям о дружбе.

В итоге, кто‑то, понимая, что проступок в отношении него чудовищен, по лукавству своему не проявляет себя, затаив обиду внутри, а у кого‑то минимальное нарушение его обыденных устоев вызывает бурную истерику. Что в сути своей – едино: слабость Духа.

И нам необходима такая ежечасная работа над собой, чтобы мы стали терпимыми к ошибкам наших друзей не потому, что мы слабы, а потому, что мы стали сильны в Любви нашей настолько, что перестали придавать значение всяким мелочам, отличая их от недопустимого.

Мои друзья могут опаздывать ко мне на встречу, чего я очень не люблю, но я не буду придавать этому оскорбительного значения. Но кто‑то из них может однажды сказать те самые слова, которые оскорбят мое дело или мимоходом унизят то, во что я верую, и тогда этот человек перестанет для меня быть тем, кем он для меня был, но никогда с моей стороны не будет ответной, симметричной злобы. Не нужно кормить диавола.

У меня был ученик. Один из самых талантливых, один из самых способных. Один из первых. Я искренне гордился его победами и помогал ему, чем мог, ничего не ожидая взамен. И вдруг он в порыве какой‑то животной ненависти избивает своего ученика (взрослого человека). На то были, видимо, какие‑то причины и, наверное, они были более чем весомыми. Но поступок этот для меня был столь неприемлем, что я еще буду разговаривать с этим человеком, но что‑то мне подсказывает, что если не услышу безупречных по своей правдивости и весу объяснений произошедшему, то этот человек будет лишен меня. Лишен меня как тренера, как старшего товарища, как друга.

Самое страшное наказание для близкого человека – это тот факт, что вы можете обойтись без него.

Если раньше для меня была важна каждая мелочь, то сейчас я мыслю системными категориями, потому что, размениваясь на частные детали, мы теряем общую картину мироощущения. Видимо, стал сильнее, наверное, мудрее, но не толерантнее, как это сейчас модно говорить, а по‑христиански терпимее. Не вседозволенность, попустительство и слабость должны быть нашими чертами, а сила и терпимость. Бог терпел и нам велел.

– Андрей Николаевич, вы как раз затронули тему, о которой также хотелось бы немного поговорить. В какой мере нужно прощать нашим друзьям те их недостатки, которые непосредственно не направлены на нас самих? Как и в какой степени мы должны пытаться изменить наших друзей в лучшую сторону и когда нужно понять, что человек не может быть нам другом из‑за каких‑либо своих пороков?

– Когда вы поучаете другого взрослого человека, вы тем самым обвиняете его в слабоумии. Вы не можете добиться результата при таком положении вещей, так гласит Хагакурэ (Бусидо), японская книга XVII века. В этой связи я естественным образом буду переживать по поводу того, что люди поступают бесчестно, и я всегда озвучу свою позицию. Но одно дело – озвучить свою позицию, и другое – попытаться насильственно избавить другого человека от чего‑то, что нам не нравится.

Покаяние – это процесс индивидуальный, его невозможно запустить с помощью наручников, потому что это будет не покаяние, а изнасилование чужой души по нашей прихоти, пускай и обоснованной. И надеяться одним грехом извести другой грех столь же бессмысленно, как надеяться дерьмом смыть грязь.

Следует найти в себе талант и сердечную доброту в той мере, в которой они необходимы, чтобы сказанные вами слова о греховности вашего друга не унизили его, а всего лишь обратили его внимание на недостойность его поведения в той мере, которая необходима, чтобы он пришел к покаянию, а не поджал губы в озлоблении.

Часто нам не хватает ни Любви, ни таланта, чтобы так разговаривать с любимыми нами людьми. Мы пытаемся не исцелить своих друзей, а самоутверждаться и выделяться за счет обсуждения с ними неприятной для них правды. Чей грех при этом страшнее? Даже призыв к смирению и покаянию – лукав, потому что нет лучшего призыва к этому, чем пример собственной жизни. А если человек призывает к чему то, то, видимо, он уже и смирен, и праведен, а кто из живых готов это утвердить…ну кроме еретика – папы римского?

Возвыситься над чужим грехом – это надменная попытка приблизиться к свету, взобравшись на гору навоза.

Но только тот, «…кто без греха, пусть первым бросит камень…» – Евангелие от Иоанна (гл. 8, ст. 7).

Можем ли мы бросать эти «камни», кто дал нам это право, кто, кроме Бога, может определить успешность нашего покаяния и праведной жизни, и не хватаем ли мы Его (!) за бороду, если обличаем, жгем глаголом и разоблачаем чужие грехи?.. Зачем нам прежде чужие грехи – нам бы свои победить!

Когда какие‑то наивные люди начинают меня тыкать носом в мои очевидные немощи, подразумевая под этим возможность поставить под сомнение мое право говорить о Православии, я отвечаю: я восторженно говорю о Православии, а не о себе.

Я не Франциск Ассизский, который не чувствовал за собой греха, не наместник Бога на земле, как «безгрешный» понтифик, я всего лишь Православный Андрей Кочергин, от которого воняет грехами так, что хоть в противогазе зубы чисти. Каюсь, молюсь, смиряюсь.

Прихожу в храм и рыдаю, как нашкодивший ребенок, себя не узнавая. И счастлив от этого…Струю давай мне слезам, Пречистая, души моей скверну очищающую! (с)

Вот только уважаемые зеваки, не протягивайте руки, чтобы стереть мои сопли, неровен час – обломаю.

– Можно ли, на ваш взгляд, научиться дружить? Как найти друзей людям, которые не сохранили к настоящему дню своих товарищей по детским играм и которые вместе с тем не были на войне и не обрели боевых товарищей? Как можно обрести настоящих друзей за пределами детства или театра военных действий?

– Когда люди ходят в храм столь же часто и с тем же желанием, как и в свой собственный дом, то находят то, что не могут найти ни в одном другом месте – теплоту и Любовь большой семьи единоверцев, где Отцом выступает сам Господь. И в этом доме беда одного из членов семьи становится и бедой для вас, и радость того, с кем вы каждое воскресенье стоите рядом на Литургии и кого с вами окормляет один и тот же батюшка, становится и вашей радостью. Я, честно говоря, удивлен, но сейчас меня окружают люди, которые неожиданным образом пришли ко мне через отца Макария. У нас на Афоне один и тот же батюшка, молодой достаточно парень, который оказался связующим звеном между нами, и мы, не имея опыта многолетней дружбы, понимаем, тем не менее, что очень дороги друг другу. Вот это и есть уже зрелый путь к дружбе, когда она рождается через сознательно проложенные духовные коммуникации, которые поразительны сами по себе.

Общий для нас батюшка взял да и познакомил нас по телефону, мы встретились, и вот я уже мчусь для своих новых друзей что‑то делать, и вот я уже полагаю, что мне нужно тащить их к себе домой, чтобы они не тратились на гостиницу. А еще недавно это были совсем незнакомые мне люди. Но теперь они мои друзья, и лучшей гарантией того, что я не ошибаюсь в них, является то, что попросил о них человек, мною любимый. Вот так, через знакомство с одним человеком, мы можем приобрести целую семью друзей, которые становятся крайне важны для нас. И Вера – это то, что является лучшим критерием для оценки качеств другого человека, находящегося рядом с нами.

Непостижимым образом Схиархимандрит Иоаким (Парр) пригласил меня на его проект по воссозданию общинной жизни вокруг Православных Храмов, ну разве это не счастье?

Люди без Веры – люди таинственные, странные. Они способны на поступки, для тебя поразительные, которы<