О том, что без смиренномудрия невозможно спастись

Не знаю, не от сильного ли помрачения страстьми приходит человек в такое безумие, что считает себя, может быть, равным Ангелам и даже большим их, думая спастись без смиренномудрия, лишившись которого прежде бывший денница, и без другого греха, сделался тьмою. Что же потерпит не имеющий смирения смертный и персть, не говорю уже грешник; может быть, по слепоте своей, он не верит, что грешен. Конечно, говорит Златоуст, совершенный человек будет равноангельным, как сказал Господь, то есть при воскресении мертвых, а не в нынешнем веке; но и тогда не Ангелами, сказано, а равноангельными будут люди; ибо не могут они оставить своей природы, но – будут, как Ангелы – неизменны, по благодати, освобождены от всякого насилия, будут иметь власть самопроизвольную[135] и непрестанное веселие и любовь к Богу, яже око не виде и проч. (1 Кор. 2, 9). Здесь же никто не может быть совершенным, но получает только залог обетованных благ. Однако как не получившие дарований должны смиряться, подобно нищим, так и получившие дарования от Бога,– чтобы не быть осужденными за неразумие. И как богатые должны благодарить Бога за дары Его, так, и еще гораздо более, и обогащающиеся добродетелями. И как нищие должны благодарить Бога и любить богатых, которые им благодетельствуют за то, что они делают им добро, так, и еще гораздо более, и богатые нищих,– потому что и в нынешнем и в будущем веке они спасаются промыслом Божиим, ради милостыни; ибо без нищих не только не получат спасения души, но и искушений богатства не могут избегнуть. И как ученики учителей, так и учители учеников должны любить, и друг за друга благодарить Бога, даровавшего всем познание и всякое другое благо, за которое должно благодарить Его; особенно же тем, которые получили силу восстановлять святое крещение покаянием, ибо без последнего никто не может спастись. Что Мя зовете: Господи, Господи, и не творите, яже глаголю, сказал Господь (Лк. 6, 46). Но пусть никто безумный, слыша это и столькое еще, не подумает, что если он не будет призывать Господа, то останется неповинным, напротив, еще более будет осужден, как сказал Господь: аще в с`урове древе сия творят, в с`усе что будет (Лк. 23, 31). И: аще праведный едва спасается, говорит Соломон, нечестивый же и грешный где явится? (Притч. 11, 31). И опять, видя себя отвсюду утесняемым Божественными заповедями, пусть не отчаивается, чтобы не быть осужденным хуже самоубийцы; но более должен он удивляться Божественным Писаниям и заповедям, как они с той и с другой стороны побуждают человека к совершенству, чтобы он не нашел, куда убежать от доброго и где сыскать послабление в худшее. Но когда захочет сделать что-либо такое, видя пред собою все ужасное, обратится к благому. Бог человеколюбиво и досточудно устраивает, чтобы человек каким-либо образом, и не желая, хотя он и сам в себе имеет власть, сделался совершенным. Благоразумные же подвизаются, стыдясь более благодеяний, как перевезенные через реку во сне, по слову святого Ефрема[136]. Для того умножил Бог искушения, говорит святой Исаак, чтобы мы, устрашаясь их, прибегали к Нему. Не понимающий этого, но, по сластолюбию, порицающий такой дар сам себя убивает и губит; получив оружие против врагов, он употребляет его для убийства самого себя. Ибо как Бог, говорит Великий Василий, будучи благ, всех хочет сделать благими, так и диавол, будучи лукав, всех хочет увлечь в свое зло, хотя и не может. И как родители, любящие детей своих, угрозами отвращают их от безумных поступков, будучи побуждаемы к тому любовию, так и Бог попускает искушение, как жезл, отвращающий достойных от худых советов диавола. Щадяй жезл свой, ненавидит своего сына, любяй же наказует прилежно (Притч. 13, 25).

Но так как нам, сластолюбивым и самолюбивым, с обеих сторон предстоит опасность, хотя для боголюбивых это и составляет скорее спасение,– искушения, говорю, попущением Божиим, и отпадение в погибель, чрез гордость, и оттого, что не пребываем при Боге, потому, как сынам, наказуемым, но не умерщвляемым, должно избрать легчайшее. Лучше терпением того, что нас постигает, прибегать к Богу, нежели по страху опасностей потерпеть отпадение, впасть в руки диавола и вечное отпадение, точнее же, мучение с ним навлечь на себя. Ибо нам предстоит одно из двух: или потерпеть первое и временное, или второе и вечное. Праведных же ни одна из обеих опасностей вовсе не касается, ибо они с радостию (переносят) то, что нам кажется злополучием; любят (это) и, как нашедшие время к приобретению, приветствуют искушения и не получают от них язв. Тот обыкновенно не умирает от стрелы, в кого она пущена, но не поразила его, а тот погибает, кто получил от нее смертельную рану. Повредило ли Иову уязвление? не увенчало ли его более? Устрашило ли апостолов и мучеников (бесчестие), когда они: радовахуся, сказано, яко за имя Его сподобишася безчестие прияти (Деян. 5, 41). Победитель сколько бывает борим, столько венчается и получает чрез то б`ольшую радость; когда услышит звук трубы, не боится его, как вестника о своем убиении, но более веселится, (как) предсказанию о получении венца. Ибо ничто обыкновенно не одерживает победы так легко, как благое дерзновение с твердою верою, и наоборот, ничто не приносит обыкновенно поражение, как самолюбие и боязнь, происходящие от неверия. Нет иного лучшего руководителя к мужеству, как старание и опыт в деле, и к распознанию тонкости помыслов, как чтение в безмолвии. Ничто столько не бывает причиною забвения, как праздность. Ничто не содействует так прощению грехов, как незлобие, и не служит так примирению (совести с Богом) относительно грехов, как покаяние и отсечение худого. Нет кратчайшего преуспеяния души, как отсечение своих хотений и разумений, и ничего нет лучшего, как повергать себя кому-либо пред Богом день и ночь и просить Его, да будет во всем воля Его; и худшего, как любить свободу и легкомыслие души или тела. Ибо нам, еще по страху мучений и искушений любящим доброе, отнюдь не полезна свобода, но – охранение себя и удаление от вещей; чтобы хотя удалением от вредного, для нашей немощи, могли мы бороться с помыслами. Ибо начальствующих духов побеждают бесстрастные начальники, уже победившие постыднейшие страсти, а находящиеся в повиновении у отца духовного (подвизаются против) подчиненных духов. Святой Макарий и авва Кроний говорят: есть демоны начальствующие и есть подчиненные. Начальствующие: тщеславие, самомнение и подобные; подчиненные же: чревоугодие, блуд и таковые. Достигшие совершенной любви имеют (над ними) власть, потому что без понуждения себя делают доброе и радуются, когда делают его, не желая никогда его оставлять, и когда, может быть, невольно встретят препятствие, это мучит их, и они, влекомые Божественною любовию, тотчас убегают в безмолвие и к деланию, как к наслаждению своему обычному. Таковым говорят отцы: несколько молись, несколько читай, несколько поучайся, несколько работай, несколько храни ум, и так проводи время. Говорят же это потому, что бесстрастные обладают сами собою и не бывают пленяемы никаким хотением, вне должного, но где хотят, там и имеют ум, и телу повелевают как рабу. А мы должны быть под законом и правилом, чтобы невольно и нехотя, как бы понуждаемые долгом, делали доброе, потому что еще более любим страсти[137] и наслаждения, то есть телесный покой и свои хотения; и куда враг хочет, туда и уводит ум наш; также и тело, имея беспорядочные стремления, чего хочет, то и делает, как неразумное. И поистине: где нет управления ума, там все бывает неразумно и не по естеству,– не так, как у истинных израильтян; как Господь сказал о Зилоте Симоне Кананите: се воистинну израильтянин в немже льсти несть, проповедуя о добродетели его (Ин. 1, 47). Нафанаил – значит ревность Божия; собственное же имя его было Симон; Кананит – потому что происходил из Каны Галилейской, а Нафанаил – опять за добродетель его, как и израильтянин, то есть ум, видящий Бога, без всякой льсти (лукавства). Обычно, говорит Великий Василий, Божественному Писанию называть человека скорее по добродетели, нежели по рождению. Ибо и из верховных апостолов Петр и Павел назывались – один Симоном, и Господь ради твердости его назвал его Петром, а другой – Савл, то есть смущение, и был изменен в Павла, то есть место покоя, покой. И поистине: ибо сколько он сперва возмущал верных, столько после успокоивал души всех делом и словом, как говорит о нем Златоуст. Смотри на благоговение апостола: воспоминая Бога, он не начинал учить, не принеся прежде должного благодарения и моления Богу; показывая этим, что от Него имеет ведение и крепость. И справедливо: после молитвы – учение. И божественный Лука не по нерадению или другой какой-либо нужде оставил недоконченными Деяния апостольские, но потому что отошел к Богу, а мы когда оставляем неоконченным дело или предприятие, то делаем это по нерадению или небрежности, ибо не делаем прилежно дела Божия и не любим его, как дело в собственном смысле, но презираем, как ненужное и тяжелое; потому остаемся без успеха или возвращаемся много раз и назад, как возвратившиеся некогда, которые ктому уже не хождаху со Иисусом (Ин. 6, 66). Хотя, говорит Златоуст, слово и не было жестоко, как они думали, но о догматах было им сказано тогда. Однако где нет произволения и нет старания, там и легкое делается трудным, как и наоборот.