Почему Мухаммад не записал Коран собственноручно?
Коран (по крайней мере в его известных переводах на русский[92]) пугает адом и предписывает бояться Бога, вследствие чего в богословии Русской цивилизации он не может быть признан в качестве записи Откровения или богословского трактата, свободного от наваждений и искажений, которые обусловлены реальной нравственностью самого Мухаммада или редакторов, сформировавших канонический текст Корана спустя 20 лет после ухода Мухаммада в мир иной.
И к такому отношению к тексту Корана есть основания в самой истории становления цивилизации исторически реального ислама. Вот что сообщает И.Л.Климович в своей монографии “Книга о Коране, его происхождении и мифологии” (Москва, «Политиздат», 1988 г., стр. 63-66, с незначительными сокращениями с соблюдением написания цитируемого источника):
Первый халиф[93] Абу-Бекр, возглавивший мусульман после ухода Мухаммада в мир иной в 632 г., поручил составить канонический текст, в дальнейшем получивший название «Коран», «22‑летнему мединцу Зейду ибн Сабиту, в последние годы жизни пророка Мухаммеда состоявшему при нём в качестве писца.
Выполняя поручение халифа, Зейд, судя по преданию, собрал и сличил разрозненные записи, делавшиеся им и другими лицами на плоских костях, камнях, коже, пальмовых листьях, на всём, что использовалось тогда для письма. Кроме того, он стал записывать рассказы современников Мухаммеда, тех, кто помнил, сохранил в своей памяти «откровения Аллаха»[94]. Всё это, заново просмотренное Зейдом и переписанное на отдельных листах — ас‑сухуф, составило первую редакцию Корана, которая поступила в распоряжение руководства Халифата при халифах Абу Бекре[95] и Омаре[96], но не переписывалась, не размножалась.
В условиях проходившей в Халифате политической борьбы слух о составлении Зейдом по поручению халифа Абу-Бекра некоего «чтения»[97], Корана, в основу которых кладутся записи «откровений Аллаха», вызвал, очевидно, появление и других подобных записей и списков. Однако тексты этих записей, как оказалось, не всегда совпадали. Они расходились между собой и с собранными Зейдом как по составу, числу и последовательности глав, так и по существу, по смыслу и полноте входящих в них сообщений. Поскольку распространение среди мусульман, живших на обширной территории, разноречивых списков — «чтений», которым придавалось религиозное и законодательное значение, могло быть чревато немалыми неприятностями, в политических интересах Халифата решено было заменить их одним списком, устраивавшим господствующие круги.
(…) С этим предложением (создать общепризнанный текст: наше пояснение при цитировании) Осман[98], происходивший из богатого и влиятельного курейшитского (название племени: наше пояснение при цитировании) рода Омейя, обратился к тому же Зейду ибн Сабиту. Ему и работавшим под его началом помощникам из числа бывших сохабов — соратников пророка Мухаммеда — было поручено подготовить требовавшийся единый текст. Для этого прежде всего были отобраны все записи «откровений Аллаха», имевшиеся у отдельных лиц. Сличив конфискованные тексты с первой редакцией Корана, подготовленной Зейдом, и приняв или отвергнув ту или другую вновь полученную запись, составители Корана по приказу халифа уничтожили все оригиналы насильно или добровольно собранных текстов.
Полученная в результате этого новая редакция теперь уже зейдовско-османовского текста Корана, переписанная в четырёх экземплярах, была разослана в важнейшие центры Халифата — Мекку, Дамаск, Куфу и Басру. Этот текст стал считаться каноническим. (…) Зейд ибн Сабит был отмечен ими (Османом и его родственниками, возглавлявшими государственность) весьма щедрым подарком: получил из казны Халифата 100000 дирхемов.
Вскоре, однако, обнаружилось, что утверждённый халифом Османом (было это в 652 г.: наше пояснение при цитировании) текст Корана принимался верующими за подлинный текст далеко не везде, не сразу и отнюдь не всеми[99]. Сожжение же по приказу халифа записей также не нашло общей поддержки[100]. Напротив, немалую огласку получили тексты, которые, как оказалось, удалось сохранить нескольким бывшим соратникам пророка. Теперь, после сожжения собранных, многие стали проявлять повышенный интерес к этим текстам. Характерно при этом, что критика разосланной зейдовско-османовской версии шла, если прибегнуть к современной терминологии, снизу, из демократических слоёв[101].
Заметной фигурой среди подготовивших свой текст Корана и критиковавших зейдовско-османовский список был Абдаллах ибн Мас’уд (ум. ок. 653), человек незаурядной судьбы и несгибаемой воли. В юные годы он был рабом, пасшим стадо курейшитов, затем стал мухаджиром[102] и в битве при Бедре снес саблей голову одному из наиболее ярых противников Мухаммеда — курейшиту Абу Джахлю. Он же ценился как тонкий знаток «откровений Аллаха» и умелый передатчик хадисов[103], от которого пошло 848 преданий. И не случайно, что этот человек оказался неугодным в Медине, впрочем так же как и его современник, тоже сподвижник пророка, Абу Зарр аль-Гифари, высланный из Сирии, а затем и из Медины за открытое возмущение произволом халифа Османа и его наместника, присвоением ими податей и военной добычи, ростовщичеством[104], приобретением богатых домов и доходных садов и стад, раздариванием казны Халифата своим родственникам. Обвиняя приспешников халифа, Абу Зарр, ссылаясь на «откровения Аллаха», обещал им как и их господам, вечное пребывание в адском пламени.
Характерно, что не только тексты, расходившиеся с официальной зейдовско-османовской редакцией Корана, сохранялись века, но и потомки тех, кто сделал эти записи, даже спустя столетия приоткрывали социальные язвы, разъедавшие Халифат в первые десятилетия его существования. Так потомок Ибн Мас’уда, арабский историк Абу-ль-Хасан Али аль-Мас’уди (конец IX в. — 956 или 957), которого называют «Геродотом арабов», писал, что в день убийства халифа Османа (656 г.) только в его личной казне насчитали 150 тысяч динаров и миллион дирхемов. И это как мы уже отмечали, при нищете большинства населения столицы, города пророка!»
Конечно, те, кто поддерживает мусульманскую традицию вероучения, снимают все такого рода упрёки в адрес Зейда и первых халифов по Османа включительно, под руководством которых был создан канонический текст Корана. Тем не менее есть одно обстоятельство, которое не находит освещения в мусульманской традиции и которое позволяет взглянуть с точки зрения, не свойственной мусульманской традиции, на канонический текст Корана в его исторически сложившемся виде:
Сам Мухаммад, искренне убеждённый в том, что он — Посланник Всевышнего Бога ко всем людям, проповедовал среди своих соотечественников с 610 по 632 г. Он знал, что то, что он проповедует и характеризует как Откровение, ниспосланное ему от Бога, фиксируется письменно другими людьми, среди которых могут быть как его искренние сподвижники, так и затаившиеся противники нового вероучения. Он знал из ниспосылаемого ему, что прежние Откровения единобожия были изолганы людьми, как вследствие недопонимания их смысла, так и по злому умыслу (Коран многократно настаивает на том, что были изолганы вероучения, унаследованные и от Моисея, и от Христа). Он знал, что настанет день, когда он покинет этот мир, вследствие чего не сможет лично изъяснять людям по Правде-Истине смысл обретённого им Откровения.
Однако за 22 года проповеди Мухаммад сам не предпринял никаких действий к тому, чтобы создать хотя бы один эталонный экземпляр Корана, который он перед уходом в мир иной вручил бы людям, чтобы после него этот экземпляр послужил неоспоримо авторитетной основой для тиражирования «священного писания» мусульманской цивилизации.
Изначально, будучи не обученным письму и чтению, он не предпринял усилий к тому, чтобы лично записать ниспосланное ему Откровение, хотя срок в 22 года вполне позволял это сделать.
Мухаммад, как явствует из всего, что о нём известно, был добрым и умным человеком, что исключает мнение о том, что он сам не мог догадаться о якобы имеющейся необходимости создания эталонного экземпляра «священного писания». Но даже если и предположить, что Мухаммад всё же сам не догадался, то Ниспославший откровение Мухаммаду, лёгшее в основу Корана, также не посчитал необходимым надоумить “недогадливого” своего посланника к тому, чтобы тот озаботился созданием неоспоримо авторитетных эталонных экземпляров «священного писания».
Более того, слушавшие проповеди Мухаммада домогались, чтобы хартия, содержащая Откровение, была ниспослана с Небес в готовом виде. Удовлетворение их просьбы, казалось бы обеспечивало неоспоримую аутентичность эталонного экземпляра писания, но им в этом было отказано, с объяснением, что и в этом случае они не уверуют, но объявят «материализацию» книги колдовством[105].
Всё это говорит о том, что не в «священном Писании» суть религии как обоюдосторонне направленного осмысленного диалога живого человека и Бога живого.
Если же посмотреть, чем был озабочен Мухаммад при жизни, так это тем, чтобы все люди были в искреннем ладу с Богом по совести, что обеспечило бы и лад между всеми ними в обществе. Он был обеспокоен тем, чтобы каждый поддерживал в себе самом осознанную сокровенную обоюдосторонне направленную связь, диалог с Богом. Он учил своих современников этому так, как это имело место в его собственной жизни.
И поскольку все мы посланники Божии друг к другу, поэтому Вероучение из уст Мухаммада — действительно Откровение, о ниспослании которого он молил Бога прежде, чем начал свою проповедническую миссию. Но оно настолько свободно от наваждений и искажений — насколько свободна была от них нравственно обусловленная психическая деятельность самого Мухаммада, искренне стремившегося быть в ладу с Богом и привести в лад с Богом остальных людей, но остававшегося при этом сыном своей эпохи, и потому бывшего в чём-то ограниченным её спецификой.
И Бог отвечал Мухаммаду в соответствии со смыслом его молитв, как и всякому, кто обращается к Богу. И он был водительствуем Богом сообразно его реальной нравственности и подчинённости помыслов и поведения его совести. Но в свою эпоху, в своём народе Мухаммад оказался единственным, кто смог принять и осуществить миссию наместничества Божиего на Земле и посланничества Божиего ко всем другими людям, дав тем самым начало развитию одной из региональных цивилизаций Земли. И это — сокровенное между Богом и Мухаммадом точно так же, как оно сокровенно между Богом и каждым человеком.
Но эта же возможность к осмысленному диалогу по совести и жизни с Богом открыта перед всеми без исключения людьми: об этом сообщает Коран каждому, кто читает его как послание, обращённое лично к нему.
Однако не все мы готовимся к тому, чтобы быть способными сказать окружающим что-либо полезное для них самих и их потомков: большинству — вследствие того образа жизни, которому они подчинились, — сказать нечего; то же, что изрёк Мухаммад, дало начало и определяет судьбу одной из региональных цивилизаций планеты уже более 1300 лет, и если в унаследованном через него есть ошибки, обусловленные тем, что Мухаммад был не свободен от духа его эпохи, то вина за тиражирование и воспроизведение этих ошибок во многих поколениях, лежит на тех, кто почитает себя мусульманами. Мухаммад сделал всё, что было в пределах его возможностей для того, чтоб люди стали человеками.
И если все мы по предопределению Свыше — посланники Божии одни к другими, то человечество не имеет необходимости в «священных писаниях», но имеет необходимость в безбоязненной жизни по совести с доверием и верой Богу.
Соответственно этому о «священных писаниях» религиозных культов в Коране сообщается:
«Для всякого предела — своё Писание. Стирает Бог, что желает, и утверждает; у Него — мать книги» (Коран, 13:38, 39). И сам Коран неоднократно характеризуется как напоминание (в частности, суры 15:9; 38:1; 43:4; 73:19; 74:34, 50, 54; 80:11).
Из чего можно понять, что «священные писания», на которых основаны исторически реальные религиозные культы, в истории человечества подобны записной книжке с адресами и телефонами в кармане человека, к которой человек обращается только тогда, когда ему следует вспомнить то, что он забыл. Если его память легкодоступна, то он вполне может обойтись без записной книжки, не превращая её в предмет своей особой заботы. Но для многих потерять записную книжку — значит потерять себя в этом мире, поскольку с её потерей оборвутся многие связи с другими людьми, и многие связи оборвутся необратимо.
Так же и в культуре всякого национального общества и многонационального человечества: живая религия — двустороннее осмысленное общение живых людей и Бога живого по совести. «Священное писание» в этом общении людей и Бога — далеко не главное, ибо оно, прежде всего, — напоминание о необходимости пребывать в живой религии для тех, кто не вошёл в неё по каким-то их личностным причинам. Но если писания, возведённые в ранг священных, изолганы, как об этом предупреждает Коран многократно, то, приняв и придерживаясь их в качестве неусомнительной основы вероучения, заглушая голос совести в угоду записанному в них, невозможно обрести религию — общение с Богом живым в единстве эмоционального и смыслового строя души человека.
Возглавившие Халифат воспреемники наследия Мухаммада не поняли этого смысла веры и религии, вследствие чего и были обеспокоены созданием эталонного экземпляра «священного писания», на основе которого они сами, а потом и их преемники могли бы программировать психику подданных[106]. Им было чуждо и противно дело распространения живой веры людей Богу живому по совести, в которой все люди без исключения — посланники Божии один к другим, а слова каждого к другим должны быть сообразны миропониманию этих «других» и сообразны обстоятельствам.
Создание же «эталонного экземпляра» писания, возведённого в ранг священного, не разрешает проблемы единообразного понимания смысла жизни людьми и обществами в целом, поскольку одни и те же слова даже в одно и то же время разные люди понимают по-разному, что обусловлено их нравственностью, знаниями и навыками, личностной культурой психической деятельности (прежде всего, культурой чувств и культурой интеллектуально-рассудочной деятельности); и соответственно один и тот же человек, по мере своего развития (а также и деградации, если он идёт по этому пути) уходит от прежнего своего понимания одних и тех же слов. И об одном и том же один и тот же человек разным людям говорит несколько по-разному, соотносясь с их миропониманием и настроением, и свои мысли для себя самого в разные периоды своей жизни он выражает по-разному, исходя из своей реально меняющихся с течением жизни нравственности, освоенных им знаний и неформализованных навыков. Соответственно этим особенностям выражения смысла в членораздельной речи и извлечения смысла из неё, хадис, гласящий: «Для того, чтобы стать лжецом, человеку достаточно только передать дальше всё то, что он услышит», — обладает более широким и глубоким смыслом, нежели смысл того контекста, в котором он приведён в цитированном источнике[107].
И если по существу, то создатели канонического текста Корана стали первыми извратителями той веры и религии, которым учил богослов-Мухаммад делами своей жизни искренне, возможно в чём-то и ошибаясь[108]. Это так, даже в том случае, если бы воспроизведённая ими редакция представляла бы собой исключительно полное собрание стенограмм всего того, что было произнесено Мухаммадом и охарактеризовано им как Откровение, без каких-либо изъятий и посторонних добавлений, обусловленных желанием удовлетворить политическим потребностям нарождающейся “элиты” мусульманской цивилизации.
И в одном аспекте обвинения, выдвигаемые против создателей зейдовско-османовской редакции Корана неоспоримы: суры-главы Корана приведены ими не в той последовательности, в которой они открывались Мухаммаду. Возьмите любую книгу и переставьте местами её главы: вы получите повествование либо с совершенно иным смыслом, либо затрудните читателю, который не знает истинной последовательности глав, постижение её смысла.
Мы считаем необходимым сопроводить сказанное словами Имама Хомейни, поскольку, как заметил в своих записных книжках историк В.О.Ключевский, «мы гораздо более научаемся истории, наблюдая настоящее, чем поняли настоящее, изучая историю. Следовало бы наоборот»[109].
Свое завещание — напутствие не лицемерно верующим мусульманам — имам Рухолла Мусави Хомейни завершает словами:
«1. Сейчас, когда я жив, мне приписываются некоторые заявления, которых не было в действительности. И, возможно, что после моей смерти их количество будет возрастать. Поэтому я заявляю, что всё, что приписывалось или будет приписываться мне, не является достоверным, за исключением того, что сказано моим голосом или записано моим почерком, или заверено моей подписью, или сказанное мною удостоверено специалистами по телевидению Исламской Республики.
2. Некоторые ещё при моей жизни утверждают, что они писали мои выступления и заявления. Я категорически отрицаю эти утверждения. До сих пор никто кроме меня не готовил моих выступлений.
3. (…)[110]
4. Во время борьбы и революции я хвалил некоторых лиц, которые лицемерием и притворством выдавали себя сторонниками Ислама[111]. Но потом я понял, что они своею хитростью обманули меня. Эти похвалы были сделаны тогда, когда они выдавали себя преданными сторонниками Исламской Республики. И не следует неправильно истолковывать это. О Каждом человеке надо судить по тому, каков он сейчас» (Завещание, стр. 56. По тексту издания Независимого Информационного Центра «Тавхид», Москва, без года издания, ISBN 5-87298-127-9).
И надо понимать, что и во времена Мухаммада были люди, которые при его жизни приписывали ему те высказывания и поступки, которых он не совершал; а тем более были и такие, кто стал на этот путь после его ухода в мир иной. И были те, кто утверждал, что Мухаммад проповедует с чужих слов, и отрицание такого рода утверждений зафиксированы в Коране. И раскол после ухода Мухаммада в мир иной среди его сподвижников, которых он хвалил при жизни, это не вымыслы, а реальность, зафиксированная в исторических хрониках мусульманской региональной цивилизации, и только некоторые сведения об этом расколе привёл И.Л.Климович в цитированной нами книге.
И как показывает завещание Хомейни, история повторяется. Но не эти заключительные слова — главное в его завещании. Вот, что пишет Хомейни в предисловии к своему завещанию, подводя в истории человечества итог эпохе веры, обусловленной текстуально, а не совестью всех и каждого:
«Себялюбцы и деспотические правители использовали священную книгу (Коран) для антикоранических властей[112]. Под разными предлогами и путём заранее спланированных заговоров они убрали истинных толкователей Корана, тех, кто познакомился с истиной, почерпнутой в Коране от Пророка… (…) Они заложили основы для искажения Книги, Божественной Сунны и религии[113]. И дело дошло до того, что становится стыдно от одного упоминания всего этого. И чем больше ширились эти основы, тем больше становилось всяких извращений и искажений, пока Священный Коран, который был ниспослан Господом Богом Мухаммеду в его полном прозрении для улучшения человечества и объединения не только мусульман, но и всей людской семьи, с тем, чтобы привести человечество в состояние, которое оно должно достичь, спасти этого носителя божественных качеств от сатаны и деспотичных правителей, установить справедливость в мире и передать власть в руки безгрешных духовных правителей, чтобы те передали её достойным людям; был вытеснен из жизни, как будто он и не имел предназначения Наставления.
Дело дошло до того, что в руках продажных властей и порочных ахундов, которые были хуже деспотичных правителей, Священный Коран использовался как инструмент для насаждения насилия, жестокости и коррупции и оправдания угнетателей и врагов Господа.
К сожалению, в руках врагов, готовящих заговоры, и в руках неискушенных друзей, Коран, книга, призванная определять судьбы, не использовалась и не используется нигде, кроме как на кладбищах и поминках. То, что призвано быть средством объединения мусульман и всего человечества и должно стать Книгой нашей жизни, превратилось в орудие раскола или вообще ушло из повседневной жизни» (Завещание. Предисловие, стр. 4, 5. По тексту издания Независимого Информационного Центра «Тавхид», Москва, без года издания, ISBN 5-87298-127-9).
Это свидетельство одного из наиболее чистосердечных руководителей мусульман о том, что мусульманская цивилизация более чем за 1300 лет не осуществила даже того минимума благодетельности, что зафиксирован в каноническом тексте Корана.
Но сверх того, это и признание факта, что под руководством Хомейни в течение срока отпущенной ему жизни мусульманская культура в Иране не смогла сойти с пути деградации и выйти из тупика на путь бескризисного развития в Богодержавии.
И как показало течение событий в жизни Ирана после смерти Хомейни, этот кризис не может быть преодолён на основе попытки утверждения какой-либо одной традиции толкования писания, признаваемого священным, и споров о том, какие его толкователи и толкования являются истинными, а какие ложными.
Дело в том, что в писании более или менее достоверно выражено богословие по совести давней эпохи, с её проблемами и задачами, разрешение которых было начато под руководством Мухаммада на основе беззаветной веры по совести его самого и его ближайших сподвижников. С уходом же Мухаммада в мир иной беззаветную веру Богу утратила сначала правящая верхушка, у которой вследствие этого возникла потребность в «священном тексте», и она породила зейдовско-османовскую редакцию Корана. Потом веру по совести Богу постепенно, по мере того как в ней возобладала вера в писание и ритуал, утратила и мусульманская цивилизация в целом, за исключением немногих личностей.
В догматизации Правды-Истины имеют потребность богоотступники. Однако эта потребность неосуществима, ибо истина, став бессовестно неусомнительной верой, вводит в заблуждение.
Причина этого в том, что Правда-Истина безгранична в силу беспредельности Жизни, а истина — конкретна и ограничена в своём выражении, которому всегда сопутствует некий общий контекст событий беспредельно разнообразной Жизни. Подтверждение этой причинно-следственной обусловленности, имеющей место на протяжении всей истории цивилизации, но уже в современности, также находим в завещании Хомейни:
«В последнее время сатанинские великие державы, через отошедшие от исламского учения режимы, которые лгут, причисляя себя к Исламу, занялись изданием Корана, используя это в своих дьявольских целях и для уничтожения Корана[114].
Такие Кораны печатают красивым шрифтом и распространяют по всему свету. И такой дьявольской уловкой вытесняют Коран из нашей жизни. Все мы видели Коран, который издал Мохамед Реза-Хан Пехлеви. Кое-кто обманулся на этот счёт и даже некоторые из числа духовенства, не понимая целей Ислама[115], стали возносить ему хвалу.
Мы видим, что король Фахад[116] каждый год расходует большую часть народного достояния на печатание Священного Корана и финансирование пропаганды антикоранических целей. Как он распространяет полное предрассудков учение ваххабитов, склоняет несведущие народы на сторону сверхдержав и использует Ислам и священный Коран для уничтожения того же Ислама и Корана[117]» (Завещание. Предисловие, стр. 5. По тексту издания Независимого Информационного Центра «Тавхид», Москва, без года издания, ISBN 5-87298-127-9).
И время, прошедшее после ухода Хомейни в мир иной, показало, что иранское общество не может преодолеть неопределённость: строить ли своё будущее по образцу западного «гражданского общества», либо на основе канонической письменно зафиксированной мусульманской традиции, не отступая от неё ни в чём.
И оба варианта пути не ведут к исчерпанию кризиса, потому что оба варианта исключают переход к господству человечного строя психики, как то предусмотрено Откровением Мухаммаду, нашедшем ограниченное культурой того времени выражение в исторически реальном тексте Корана.
В завещании Хомейни есть обеспокоенность будущим и надежда на то, что потомки смогут последовать Правде-Истине и преодолеют кризис. И хотя в конце своего завещания Хомейни — один из наиболее достойных доброй памяти людей ХХ века — пишет: «Мой завет всем: помня о Боге, встаньте на путь самопознания, самообеспеченности и независимости во всём», — но нет у него понимания того, что:
· затяжной многовековой кризис мусульманской региональной цивилизации (частично взаимно вложенной в Русскую региональную цивилизацию) обусловлен принятием в 652 году канонического текста Корана, культ которого более 1300 лет подменяет собой живую веру Богу в осмысленном обоюдосторонне направленном диалоге верующего человека и Бога, которую Мухаммад нёс в себе и которой учил при жизни своих современников;
· завет, высказанный самим Хомейни: «помня о Боге, встать на путь самопознания», — означает предложение всем и каждому:
Ø во-первых, обратиться к Богу по совести;
Ø во-вторых, перестать отгораживаться от Бога 114‑тью сурами суннитской (зейдовско-османовской) редакции Корана, а равно и 115‑тью сурами шиитской редакции;
Ø в-третьих, не делать из Корана своего рода «танк», уединившись за бронёй которого с собственной трусостью, можно “смело” ехать по жизни, подавляя всё вокруг его действительно изумительной мощью, предназначение которой, однако, не подавлять и порабощать, а раскрепощать и преображать.
Последние три утверждения — не предложение вычеркнуть Коран из культуры, уничтожить или предать забвению все его экземпляры; и тем более не предложение отбросить всё то доброе, что призывает воплотить в повседневную жизнь Бог в Откровении Мухаммаду, лёгшем в основу Корана. Это предложение понять смысл сказанного в самом Коране и последовать этому смыслу без страхов по совести:
«Если бы море сделалось чернилами для написания слов Господа моего, то иссякло бы море раньше, чем иссякли бы слова Господа моего, даже если бы Мы добавили ещё одно подобное ему море» (Коран, 18:109, на основе переводов И.Ю.Крачковского и М.-Н.О. Османова).
Иными словами, никакое писание, никакой текст не может вместить в себя буквально всеобъемлюще Жизнь во всей её полноте, детальности и разнообразии. Но восприятие полноты, детальности и разнообразия Жизни доступно человеку непосредственно, если он по совести устремлён к тому, чтобы пребывать в ладу с Богом непрестанно. И в наши дни, как и всегда, преодоление всякого кризиса возможно только на основе обретения свободной от страхов беззаветной веры Богу по совести. Собственно об этом слова Христа, передаваемые новозаветными текстами: «Лицемеры! лице земли и неба распознавать умеете, как же времени сего не узнаете?Зачем же вы и ПО САМИМ СЕБЕ не судите, чему быть дóлжно?» (Лука, 12:56, 57). И у него же даётся объяснение:«Ибо Царствие Божие внутрь вас есть» (Лука, 17:21).
Однако следует признать, что несмотря на все сложные перипетии при создании эталонной редакции Корана в период первого двадцатилетия после ухода Мухаммада в мир иной; несмотря на несогласие с канонической редакцией в том числе и сподвижников Мухаммада — в Коране в его исторически сложившемся виде в вопросах вероучения, на котором строится религия как сокровенная связь души человека с Богом, всё определённо и нет взаимно исключающих утверждений и взаимоисключающих двусмысленностей[118], как это имеет место в Библии.
Несмотря на то, что канонический текст Корана был отредактирован по заказу уклонившейся от праведности верхушки Халифата, и некоторые сподвижники Мухаммада сразу же выступили против этого канона, социологическая доктрина, выраженная в нём, всё же ориентирована на построение внутренне бесконфликтной системы отношений в глобальном многонациональном обществе.
Основа этого — уход всех и каждого от животного строя психики во всех его разновидностях к иному строю психики. Но эта доктрина может быть воплощена в жизнь только на основе беззаветной веры Богу, а не в результате культового поклонения молитвенному коврику множества зомби, чем стал Ислам для большинства мусульман.
Строй психики, на который целеустремляет Коран каждого, кто читает его по совести как послание, адресованное ему лично, если и не является вполне человечным, вследствие искажения сокровенной религии человека и Бога культивируемым страхом перед Богом и геенной, то всё же он — наиболее близкий к человечному строю психики[119]. Во вполне[120] человечном строе психики — и это отличает его от человечного в понимании на основе Корана — нет и не может быть места каким бы то ни было страхам; а тем более человек должен быть свободен от страхов перед Богом, дарующим Любовь всем и каждому, кто искренне отдаёт себя Ему в устремлении к ладу с Ним в помыслах и в делах своих.
Но в тех аспектах жизни, где властвуют страхи, — нет места полноте и целостности Любви. Страхи, если и не устраняют Любовь из жизни полностью, то не дают места проявлению её полноты, делая её проявления ущербными, прерывистыми во времени или извращая их.
Эта стратегия перехода общества к господству человечного строя психики, воспринятая Мухаммадом в Откровении, выходила за пределы понимания заказчиков канонической редакции Корана; выходила и выходит за пределы понимания большинства, почитающих себя простыми правоверным мусульманами; тем более выходит она за пределы понимания наиболее крутых «исламских фундаменталистов»; выходит она и за пределы понимания большинства порицающих Откровение, лёгшее в основу Корана.
Но эта стратегия и есть то, что обладает непреходящей значимостью для нынешней глобальной цивилизации, и потому она не может быть отвергнута вне зависимости от того, как религиозно-исторически реально возник текст, известный ныне как Коран.