Фра Анджелико. «Осмеяние Христа»

Религия в современном мире

· Юлия Синелина, доктор социологических наук, руководитель отдела социологии религии ИСПИ РАН

Упрощенные представления о прямой связи секуляризации общества с процессом модернизации не прошли проверку временем. В условиях глобализации и кризиса старых идентичностей религиозные институты берут на себя эти функции, поскольку альтернатив нет

Фра Анджелико. «Осмеяние Христа»

Идея неизбежного уменьшения влияния религии в обществе с развитием прогресса набирала силу по меньшей мере с XVIII века и стала аксиомой к середине ХХ века, когда в общественных науках утвердился термин «теория секуляризации». Суть ее в том, что модернизация неизбежно приводит к уменьшению влияния религии и в обществе, и в умах людей. В самом широком смысле секуляризационная теория означает, что религии — ранее принятые символы, доктрины и институты — теряют свой престиж. Классическая теория секуляризации подразумевает прямую непосредственную связь между процессами модернизации и секуляризации и предполагает, что с экономическим развитием общества роль религии и религиозных институтов неуклонно снижается (ПитерБергер, ТомасЛукман).

Принципиальные положения теории секуляризации в основном получили подтверждение в ходе эмпирических исследований религиозной ситуации в Западной и Восточной Европе. Однако наиболее экономически развитая страна в мире, США, на протяжении второй половины ХХ века оставалась и одной из наиболее религиозных, что ставило под сомнение исходные тезисы теории секуляризации. Именно религиозная ситуация в США долгое время служила главным камнем преткновения для классической теории секуляризации, преобладавшей в мировой социологии религии.

Тем временем конец ХХ века для многих неожиданно ознаменовался возвращением религиозного фактора в политику и общественную жизнь. Наиболее заметным стало возросшее влияние ислама, но на международной религиозной арене повсюду оказались на подъеме консервативные, традиционные и ортодоксальные движения. Это происходило в США (упадок основныхнаправлений протестантизма и рост евангелических движений), в России (возрождение православия), в католических странах, в Израиле (возросшее влияние консервативного течения в иудаизме), в Индии (ситуация в индуизме и сикхизме).

В конце ХХ — начале ХХI века под влиянием возрастающей роли религии и религиозных институтов во многих странах и в мире в целом классическая теория секуляризации подверглась критике со стороны многих известных ученых, фактически отказался от теории секуляризации и один из ее главных создателей — Питер Бергер.

В своей программной статье, вышедшей в 1999 году, он утверждает: предположение о том, что мы живем в секуляризированном мире, ошибочно. Мир сегодня, с некоторыми исключениями, столь же яростно религиозен, как и всегда. Идея о том, что модернизация неизбежно приводит к упадку религии, — ложная. Модернизация имеет определенный секулярный эффект в некоторых странах. Но она также вызывает мощное движение контрсекуляризации. И действительно, отношения между религией и современностью (модернити) очень сложные. Доказательством этому служат статистические данные и результаты социологических исследований.

Общемировые тенденции

Обратимся к результатам исследования ТоддаДжонсона и БрайанаГрима, которые позволят нам представить себе, как выглядит мир религий сегодня и как он изменился за последние сто лет (см. таблицу 1, график). Христианство, как и сто лет назад, лидирует по числу последователей, которые составляют около трети населения земного шара. На втором месте — ислам с полутора миллиардами последователей (22,4% населения), на третьем — индуизм (14%). Тройка лидеров изменилась за счет активного распространения христианства и ислама, демографических процессов и политических событий.

Таблица 1:

Изменения в христианстве

Согласно классификации известного британского ученого ДжастинаБарретта, в настоящее время в христианстве насчитывается более 33 820 деноминаций в 238 странах, состоящих их 3,4 млн богослужебных центров, церквей и конгрегаций. Барретт выделяет в христианстве шесть основных церковно-культурных мегаблоков:

— независимые церкви (около 22 тыс. деноминаций);

— протестантские церкви (около 9 тыс. деноминаций);

— маргиналы (около 1,6 тыс. деноминаций);

— православные (781 деноминация);

— католики (242 деноминации);

— англикане (168 деноминаций).

Мы видим, что наибольшее количество деноминаций относится к так называемым независимым церквям, число которых стремительно выросло за последние пятьдесят лет. Если учесть, что значительное большинство независимых церквей все же так или иначе связаны с протестантизмом, а англиканство — тоже одно из направлений протестантской традиции, то к протестантизму в целом относится около 30 тыс. более чем из 33 тыс. христианских деноминаций. Обращает на себя внимание многообразие и в группе так называемых маргинальных деноминаций, в числе которых свидетели Иеговы, мормоны, спириты, теософы, сведенборгианцы и т. д.

Количественный анализ последователей христианских конфессий, а также дальнейший прогноз их численности представлен в данных исследования Центра изучения глобального христианства теологической семинарии Гордон-Конвелл (см. таблицу 2).

Таблица 2:

Возможные выводы

С нашей точки зрения, приведенные данные эмпирических исследований в мире, в том числе в Европе и в России, свидетельствуют, что в современном обществе могут идти разнонаправленные процессы — секуляризация и десекуляризация, причем они могут наблюдаться на всех уровнях: микро-, мезо- и макро-, то есть индивидуальном, на уровне организаций и на уровне социальных институтов.

Результаты европейских исследований подтверждают тезис Питера Бергера о том, что в современном массово религиозном мире есть два исключения, одно из которых — Европа, где старая теория секуляризации по-прежнему работает. Китай, Япония, Вьетнам и целый континент Австралия (37% религиозных) тоже не относятся к числу религиозных стран. В этом же направлении, кажется, движется Канада (42% религиозных). Поэтому образ массово религиозного мира, на наш взгляд, не так уж очевиден. Но нет и однозначного линейного процесса снижения значения религии в общественной жизни и на индивидуальном уровне. Число последователей различных религий продолжает расти. Так как же связаны между собой религия и модернизация, как меняется религия и ее роль в современном обществе?

Наиболее адекватной для понимания этих связей представляется концепция «множественных современностей»(multiple modernities) ШмуэляЭйзенштадта. Она утверждает, что у всех современных обществ есть некоторые общие элементы или общие черты, которые помогают отличить их от их «традиционных» или «досовременных» форм. Но эти характерные черты или принципы современных обществ приобретают многообразные формы и различные институционализации. Более того, многие из этих институциализаций продолжают традиционные исторические цивилизации или соответствуют им. Таким образом, это одновременно и цивилизация современности, и непрерывная трансформация досовременной исторической цивилизации под влиянием современных условий, которые помогают оформить разнообразие современных обществ. Большинство характерных черт модернити впервые появилось на Западе, но даже там можно обнаружить многообразие современных обществ. Это разнообразие становится еще более очевидным, когда незападные общества и цивилизации приобретают и институционализируют характерные черты современных обществ. Характерные черты модернити вовсе не обязательно развиваются в противоречии или за счет традиции, но скорее через трансформацию и прагматическое приспособление к традиции.

Американский социолог ХосеКазанова на основании концепции «множественных современностей» Эйзенштадта утверждает, что не существует глобального правила в изменении роли религии в современном обществе. Сегодня все мировые религии радикально трансформировались под воздействием процессов модернизации и глобализации, поскольку везде была распространена европейская колониальная экспансия. Но они трансформировались различными и многообразными путями. Все мировые религии вынуждены отвечать на глобальную экспансию современности, также как и на взаимные и обоюдные вызовы, поскольку все они проходят сложные процессы осовременивания и вынуждены конкурировать друг с другом в связи с появлением глобальной системы религии.

На то, как развивается религия в обществе, в каких формах это происходит, определяющее влияние оказывают культурные и исторические особенности развития страны. В случае США имеет значение, во-первых, традиционно важная роль религиозных организаций в процессах социализации американцев, включения человека в общество, в формировании групповой солидарности; во-вторых, принцип плюрализма, характерный для всей американской культуры, и в-третьих, в США религия исторически сопутствовала модернизации. Но сложившаяся в этой стране модель «религиозной экономики» вряд ли будет столь же эффективной в странах Европы.

Грейс Дейви, говоря о роли религиозных институтов в Европе, отмечает такое явление, как «замещающая религия» (vicarious religion), «замещающая память» (vicarious memory). Когда значительная доля европейцев делегирует своим церквям, часто государственным, то, что они больше не могут или не хотят делать сами. От церквей ожидается, например, артикулирование священного в течение жизненного цикла человека или семьи (рождение, смерть), во время национальных кризисов или празднований, формирование общих задач от имени всего населения. Отказ выполнять эти функции может нарушить индивидуальные и коллективные ожидания.

В европейских странах, оказавшихся в условиях цивилизационного конфликта, религия формирует и укрепляет идентичность (страны, входившие в состав бывшей Югославии), иногда тем самым усугубляя конфликтную ситуацию.

В странах Латинской Америки распространяющееся движение евангелического протестантизма меняет отношение людей к семье (отказ мужчин от традиционного латиноамериканского «мачизма», от алкоголя, переустановка на семейные ценности), образованию, собственному социальному статусу, что в целом способствует более активному экономическому поведению, росту материального благосостояния людей.

Большое значение имеют религиозные организации для увеличивающихся иммигрантских сообществ в Европе, в США, способствуя облегчению социализации в новых условиях, формированию групп поддержки и солидарности.

В современном российском обществе сложилась ситуация, когда гражданская составляющая идентичности не развивается в должной мере, что обусловлено и слабостью гражданского общества, и отсутствием адекватных светских альтернатив. Проблема с определением четких гражданских оснований консолидации общества, формированием гражданской идентичности приводит к возрастающему влиянию религиозной и этнической идентичности. В каком-то смысле религиозные институты в условиях глобализации и кризиса старых идентичностей вынужденно берут на себя эти функции, поскольку нет других альтернатив.

Если же задаться вопросом, зачем вообще современному человеку нужна религия, то, по Питеру Бергеру, современность, по вполне понятным причинам, подрывает все старые, не требующие доказательств определенности, с которыми люди жили большую часть своей истории. Неопределенность — это состояние, которое многим людям очень трудно перенести, поэтому любое изменение (не только религиозное), которое обещает обеспечить или обновить определенность, имеет спрос.

Религиозный импульс — поиски смысла, который выходит за пределы ограниченного пространства эмпирического мира, — был исконной чертой человечества. По мнению американских социологов Уильяма Сватоса и Кевина Кристиано, экзистенциальные вопросы вечны, и их решение всегда находится за пределами рационального определения. Для религиозных ответов всегда найдется место в человеческом опыте. Поэтому религия в целом возрождается, а секуляризация имеет свои пределы.

График

Наказанием за «осквернение объектов и предметов религиозного почитания, мест, предназначенных для совершения богослужения и других религиозных обрядов» может стать штраф в размере от 100 тыс. до 500 тыс. рублей

Духовные гопники

От редакции

Как ни странно, остудить необузданный пыл «спасителей православия» легче всего именно с Евангелием в руках.

«Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел; когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: господин! <...> х­очешь ли, мы пойдем, выберем их? Но он сказал: нет — чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою» (Мф. 13:24–30).

Наблюдая очередные подвиги самозваных «жнецов человеков», трудно поверить, что эти люди вообще читали Евангелие. Глазами — может быть, но не сердцем. Иначе почему с таким маниакальным упорством они прут на ниву Господню, чтобы самим порешить, где тут пшеница, а где плевелы? Откуда им знать, кто спасется, а кто погибнет? Дима Энтео или Боря Моисеев? Депутат Милонов или Леди Гага? «Мракобесы» или «либерасня»? Не слишком ли много на себя берете?

Бог создал человека свободным, и на то у него были причины. Мог ли поступить иначе тот, кто является источником жизни? Лишить нас свободы воли — это как раз извечная мечта дьявола. Именно поэтому неизбежно превращаются в ад все попытки навязать нам какую бы то ни было систему всеобщего счастья. Только ежедневно выбирая Христа, человек ему уподобляется. И только в том случае, если делает это за себя самого, а не за того парня.

Извечный вопрос «Почему в мире столько зла, куда смотрит Всевышний?» снимается сам собой, стоит только представить себе иную версию человечества. Как выглядел бы мир, в котором человек — лишь слепой исполнитель благой воли, высокодуховный биоробот, не имеющий права на выбор между добром и злом? Является ли подвигом воздержание от греха, если у тебя просто нет возможности его совершить? Можно ли назвать святым человека, который остался чист лишь потому, что в раннем детстве его связали по рукам и ногам, кормили с соблюдением всех постов с ложечки и даже телевизор не включали? И вообще, кто вредит нам больше — грешники, не нарушающие границ своей частной жизни, или воинственные п­оборники нравственности, распространяющие вокруг себя тлетворный дух фарисейства, готовые хвататься за камни в тех случаях, когда даже ветхозаветные евреи «будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим»?

«Спасись сам — и вокруг тебя спасутся тысячи» — этот рецепт Серафима Саровского до сих пор является, пожалуй, единственной формулой приумножения веры. Взяв на во­оружение большевистские методы борьбы за влияние Русской православной церкви, «новые охранители» вредят прежде всего ей самой. Безусловно, в рядах духовенства есть и поборники таких методов просвещения, но большинство — люди здравомыслящие и понимающие, что миссионерство плохо сочетается с насилием.

В последнее время РПЦ явно взяла курс на размежевание с подобной практикой. Давно что-то не слышно скандальных заявлений отца Всеволода Чаплина, зато все больше священнослужителей и мирян выступают с открытой критикой организаций типа «Божьей воли». Протодиакон Андрей Кураев придумал для таких людей особый термин — «правслакты», иерей Дмитрий Фетисов разглядел в духовных карателях все признаки нарождающейся тоталитарной секты, а председатель синодально-информационного отдела Владимир Легойда на днях выступил с официальным заявлением:

«В нашумевших акциях организации “Божья воля”, к сожалению, трудно найти заботу о просвещении и спасении с­ограждан. Напротив, форма их проведения в глазах окружающих низводит сокровище веры Христовой до сценария одной из многочисленных театрально-политических постановок. Призываю всех людей, которые в своей общественной деятельности мотивированы православной верой, быть примером верности своим убеждениям, которая неотделима от уважения к достоинству окружающих людей, каждый из которых сотворен по образу Божьему».

Впрочем, люди, присвоившие себе право хозяйничать на божьих грядках, скорее всего, легко справятся с этим недоразумением. Объявят врагом православия Кураева, а то и самого патриарха. Начнут бить окна в храмах, а не в музее Набокова. А вместо маек с символикой Pussy Riot начнут срывать кресты с неугодных священнослужителей. Человек на многое способен, лишь бы не плакать о грехах своих.

За Джаббу ответишь

Компания Lego снимает с продажи конструктор «Дворец Джаббы Хатта», созданный по мотивам киносаги Джорджа Лукаса «Звездные войны». Причиной этого стали жалобы турецкой общины Австрии. Ее представители увидели в игрушке «воплощение самых негативных предрассудков в отношении мусульман».

Фото: lego.com

Политкорректность и священное право на свободу вероисповедания принимают в Европе все более причудливые формы. Повести себя нетолерантно – худший из проступков. При этом поводом для обиды может стать все что угодно – от неосторожно сказанного слова до детской игрушки.

У всех на памяти громкие истории с карикатурами на пророка Мухаммеда и с фильмом «Невинность мусульман». В них содержались неприкрытые выпады в сторону последователей ислама. Но в очередном скандале на почве оскорбления религиозных чувств ничего подобного не было и близко. Сыр-бор разгорелся из-за невинного детского конструктора «Лего». В Турецкую культурную общину Австрии обратился разгневанный отец ребенка, которому на Рождество (что само по себе парадоксально) подарили набор кубиков, из которых можно собрать дворец Джаббы Хатта – огромного слизнеподобного злодея-инопланетянина из космической оперы Джорджа Лукаса «Звездные войны». Изучив конструктор, члены общины пришли к выводу, что он оскорбителен для мусульман.

По заявлению секретаря организацииМелиссы Гюнес, игра вызывает сомнительные культурные ассоциации, она является «педагогической взрывчаткой». Австрийские турки уловили фотографическое сходство между дворцом Джаббы, собором Святой Софии в Стамбуле и мечетью Джама аль-Кабир в Бейруте. Башня в логове гангстера им напомнила минарет, а стражник с пулеметом – муэдзина. По мнению представителей общины, у детей может сложиться неверное представление, что мечеть – это прибежище разбойников, а муэдзин – вооруженный бандит.

В образе преступника Джаббы Хатта, который по фильму живет в этом здании, курит кальян и держит наложниц, исполняющих танец живота, воплощены все самые оскорбительные стереотипы о жителях мусульманских стран. Многими на Западе они воспринимаются как террористы и рабовладельцы, отметили в организации. Даже к имени злодея у ее членов возникли претензии. По их словам, оно напоминает арабское слово «аль-джаббар» – «Всемогущий», а это одно из 99 имен Аллаха в Коране. Такие ассоциации разжигают межнациональную рознь и разрушают мирное сосуществование культур в Европе, заключили в этническом центре.

В силу отмеченных фактов австрийские турки потребовали от компании Lego снять с производства конструкторы с дворцом Джаббы, изъять все готовые наборы из продажи, а также извиниться за оскорбление восточной культуры и религиозных чувств. Мусульманская община попыталась вызвать праведный гнев и у представителей других конфессий, чтобы они присоединились к жалобе. В пластмассовом сооружении усмотрели очертания церкви эпохи Каролингов, Пантеона в Риме и даже буддийского и индуистского храмов. Однако последователи других религий оскорбленными себя не сочли.

Вполне возможно, что в США лучше бы поняли негативные чувства людей, которых якобы уподобили Джаббе Хатту. После выхода картины Лукаса имя этого злодея в Америке стало нарицательным. Оно широко употребляется в публицистике для гротескного изображения человека, обладающего такими качествами, как крайняя степень ожирения, властолюбие, жадность. Это действительно обидно, однако, чтобы усмотреть взаимосвязь Джаббы с исламом, нужно было сильно постараться.

В компании Lego сначала отмахнулись от обращения, не поверив, что кого-то всерьез мог обидеть дом из кубиков. К тому же, как отметили в Lego, их дворец Джаббы в точности повторяет картинку из кинофильма. Дизайнеры старались воспроизвести декорации как можно точнее, а любые возможные сходства с реальными объектами возникли абсолютно случайно, добавили в компании. Так что претензии логично предъявлять не к изготовителям конструктора, а к авторам картины. Однако им община никаких протестов не заявила, а пригрозила пожаловаться в прокуратуру на Lego.

Производитель игрушек в конце концов пошел навстречу оскорбленным гражданам. Представители компании встретились с делегацией общины и по итогам встречи пообещали снять дворцы Джаббы с производства до конца этого года, а также убрать конструкторы с прилавков магазинов, сообщил глава австрийских турок Бирол Килич. Венских мусульман такой поворот дела устроил. Вместе с тем представитель Lego Роар Трангбек заявил, что решение о прекращении выпуска дворцов Джаббы никак не вызвано переговорами с исламскими активистами. Завершение производства этого товара было и ранее запланировано на конец года, сообщил Трангбек. Вряд ли мы узнаем, чья версия является правдой. Но обе стороны в любом случае остались не внакладе: одни добились своей цели, вторые попытались сохранить лицо.

Стоит отметить, что оскорбление чувств верующих – очень серьезное обвинение в европейских странах. Оно может нанести сокрушительный удар по бизнес-репутации. Именно поэтому в Lego удовлетворили явно надуманные требования турецкой общины, хотя и не были согласны с ними. Скандал обошелся бы компании куда дороже, чем нераспроданные дворцы Джаббы.

·

«Исламу придётся идти по пути модернизации»

Российский ислам представляет собой расколотое на мелкие фрагменты сообщество. Идущие в нём дезинтеграционные процессы выступают основой для формирования радикальных кругов, влияние которых ощущается уже далеко за пределами Северного Кавказа. Чтобы переломить эту ситуацию, ислам должен преодолеть последствия интеллектуального застоя, считает один из ведущих исламоведов юга России

Ринат Патеев

Фото: Татьяны Ивановой

Прошлый год был отмечен небывалым прежде накалом напряжения вокруг религии. Дело Pussy Riot, обозначившее новую линию конфронтации в российском обществе, — это лишь один из симптомов того, что религия стала в нём слишком влиятельным фактором. Тревожные события в 2012 году разворачивались не только вокруг «титульной» российской религии — православия, в исламском сообществе тоже хватало поводов для беспокойства. Летнее покушение на руководство Духовного управления мусульман Татарстана, в результате которого погиб заместитель муфтия республики Валиулла Якупов, и смерть в результате теракта самого уважаемого дагестанского шейха Саида-Афанди Чиркейскогопродемонстрировали, что экстремисты под лозунгами «чистого» ислама готовы практически на всё. Прокомментировать ситуацию, сложившуюся сегодня в российском исламе, «Эксперт ЮГ» попросил доцента Южного федерального университета, кандидата политических наук Рината Патеева, автора двух монографий — «Ислам в Ростовской области» и «Политические аспекты мусульманского образования в России: история и современность», двух десятков научных статей и нескольких публикаций на иностранных языках.

Ислам как поп-продукт

— За последние несколько лет ислам стал очень заметным явлением в жизни российского общества — и не только в традиционно мусульманских регионах, то есть в Поволжье и на Северном Кавказе. Можно ли рассматривать это расширение влияния «исламского фактора» в России как отражение общемировых процессов активизации мусульманского мира?

— Я бы не стал соотносить или отождествлять те процессы, которые сегодня происходят в странах Ближнего Востока и, скажем, на Северном Кавказе. В первом случае доминирующим фактором «арабской весны» стал социальный бунт, протест под религиозными лозунгами, в который были втянуты достаточно большие социальные группы. К тому же там довольно чётко прослеживаются определённые политические интересы Запада. Политизированная часть российских мусульман активно поддерживает то, что там происходит, но значительная часть мусульманского сообщества на это никак не ориентируется. В случае с развитием событий на Северном Кавказе большая часть общества живёт своими личными проблемами — нельзя говорить о стихийном протесте и социальном бунте. Протестующие здесь — это в основном отдельные представители определённых религиозных течений и групп.

— Тем не менее, прошлогоднее покушение на муфтия Татарстана Ильдуса Файзова и его заместителя Валиуллу Якупова стало свидетельством того, что в российском исламе идут скрытые процессы, существование которых власти, похоже, предпочитали замалчивать. Или в Татарстане просто «проспали» распространение радикального ислама?

— Духовное управление мусульман Татарстана — одно из немногих духовных управлений, которое после прихода на пост муфтия Ильдуса Файзова не только имеет чётко сформулированные цели борьбы с радикальными проявлениями, но и до последнего времени последовательно их реализовывало. К сожалению, июльские события в Татарстане стали реакцией на эту работу. Зачастую радикально настроенные группы вырывают основные мусульманские идеи из контекста и накладывают на конкретную политизированную теорию, которая распространяется среди людей с низкой социальной удовлетворённостью. В Татарстане произошло примерно такое развитие ситуации: представители уголовной среды нахватались религиозных идей и начали подключать их к своим личным целям. Но почему не уберегли людей, которые стояли в авангарде борьбы с этими реакционными силами, — это уже вопрос к правоохранительным органам.

— Власти, в том числе на Северном Кавказе, тоже часто говорят о том, что радикальный ислам — это прикрытие обычной уголовщины. Что здесь всё-таки первично?

— Радикальные идеи полностью делегитимизируют любую государственную систему, поскольку это идеи утопического характера. Вспомните наш пролетариат, который сто лет назад строил коммунизм, — это очень похожий процесс. С другой стороны, обратите внимание на содержание этих идей — они всегда очень доступны, просты для понимания и направлены на решение вопросов социальной справедливости. Экстремистские силы вообще беспрекословно верят в законы этой справедливости. Эта схема функционирования радикальной идеологии может воспроизводиться в разных исторических ситуациях, и сегодня подобная идеология — весьма популярный продукт, а в некоторых случаях он вообще становится «попсовым». Такая идеология объясняет не только глобальные философские вопросы, но и личные житейские проблемы — но это если речь идёт об исполнителях, а люди, которые возглавляют подобные группы, имеют, безусловно, свой взгляд на понимание ситуации.

Логика дезинтеграции

— Среди террористов сегодня всё больше становится этнических русских — взять хотя бы убийство шейха Саида-Афанди Чиркейского в Дагестане, которое совершила русская женщина, обращённая в ислам. Насколько, на ваш взгляд, это угрожающая тенденция?

— Действия, инициированные этнически русскими экстремистами, всегда значительно радикальнее, нежели акции, проведённые «этническими» мусульманами. Такие люди решаются как бы на двойной протест — я не только полностью разрываю все связи с русским социумом, но ещё и протестую. Но я не думаю, что в русской среде процесс исламизации может зайти далеко, хотя некие радикальные идеи всегда будут воспроизводиться у определённых слоёв. К тому же число русских, состоящих сегодня в неопротестантских группах, гораздо больше, чем число русских, принявших ислам. Процессы, идущие сейчас на Кавказе, скорее говорят, что эти радикальные идеи, растворяясь в социокультурном пространстве, ведут к расколу общества по другой линии: истинный или неистинный мусульманин, а не только русский или нерусский. Этот процесс ведёт к размежеванию внутри самого мусульманского сообщества, и это не менее опасная ситуация.

— Насколько, по вашему мнению, была продуктивной та попытка диалога в Дагестане между «официальным» исламом и умеренными салафитами, за которой стоял покойный Саид-Афанди?

— Я достаточно противоречиво отношусь к этой идее. Но не потому, что я ярый противник переговоров. Их инициировали, с одной стороны, представители Духовного управления мусульман Дагестана,а с другой, конкретные представители организации «Ахлю-Сунна валь джамаа». Но это лишь небольшой срез всего религиозного сообщества на территории Дагестана, в то время как представителей исламского мира на Северном Кавказе огромное количество, и контролировать это мозаичное сообщество невозможно. Духовные управления в лице муфтиев не контролируют своих имамов, а имамы нередко не могут контролировать даже то, что происходит у них в мечети. Ситуация развивается хаотично, вряд ли одними переговорами можно её изменить.

— В чём основные причины этого? В том, что ислам, в отличие от христианства, изначально не предполагает строгой иерархии духовных чинов?

— Здесь есть субъективные и объективные причины. К субъективным можно отнести внешнюю идеологическую экспансию, о которой было много сказано и написано. Что касается объективных причин, то они отсылают к 90-м годам — в этот период переструктурировались духовные управления, начала развиваться система исламского образования, массово стали строиться мечети. Например, в Дагестане сейчас более двух тысяч мечетей, до некоторых пор там функционировало около 15 учебных заведений, претендовавших на звание исламских вузов, они выпускали большое количество специалистов. В результате сейчас перед нами парадоксальная ситуация. Говорят о дефиците кадров, нехватке имамов и религиозных преподавателей. Если мы имеем в виду образованную часть мусульманской интеллигенции, то это действительно так. Однако при количественном анализе понятно, что уже к 2000 году значительная часть людей, получивших образование в исламских вузах, оказались не востребованы как специалисты в религиозных структурах по причине откровенного переизбытка кадров. А дальше большая часть обученных в тот период людей стала проводить самостоятельную религиозную деятельность — естественно, находились и те, кто вооружался радикальными идеями и обретал своих сторонников. И в результате сегодня огромное количество людей выступает от имени ислама — как правило, они имеют лишь начальное религиозное образование, но при этом проводят активную религиозную деятельность и объявляют себя амирами, муфтиями или имамами. Вот наглядное сравнение: несмотря на то, что Россия — преимущественно православная страна, количество духовных иерархов, представляющих РПЦ, в несколько раз меньше, чем представителей мусульманского духовенства. Распространена, к примеру, ситуация, когда в одном субъекте федерации находится один руководитель православной епархии и несколько муфтиев.

— Какова процедура назначения муфтиев? Можно ли говорить о какой-то «вертикали власти» в российском исламе?

— В исламе нет института церкви как такового, нет строгой централизованной структуры управления. Поэтому исполнять религиозные обязанности может любой религиозно грамотный представитель общины. И не приходится удивляться, что в такой ситуации мы имеем огромное количество людей, которые не просто выступают от имени ислама, а ещё и подчёркивают, что только им ведомы религиозные истины учения. К тому же процессы назначения религиозных деятелей везде разные. В разных субъектах есть свои духовные управления, отношения между которыми очень сложные. И эти дезинтеграционные процессы служат серьёзной основой для формирования радикальных кругов.

Организованный хаос

— Можно ли сравнивать эту дезинтеграцию в мусульманском сообществе — причём не только в российском — с теми процессами, что происходили в христианстве в период Реформации? Тогда ведь тоже было огромное количество сект и проповедников, а ориентация на «традиционное» начало, к которой сегодня призывают салафиты, для протестантов тоже была чрезвычайно характерна.

— Если сравнивать идущие сейчас в исламе процессы с западной Реформацией, то между ними есть коренные различия. На Западе многие реформационные процессы происходили вне религиозного контекста, и современное западное общество возникло в результате разделения институтов государства и церкви — религия здесь стала сферой частного. В исламском же мире ситуация совершенно другая. Здесь все процессы развиваются в основном под религиозными лозунгами, хотя критика вертикали духовенства тоже присутствует. Но здесь немыслимо появление Вольтера, который по поводу церкви требовал «раздавить гадину», то есть вытеснить институты религии из политики. Что касается салафизма, то насколько это «традиционное» направление для ислама — это глубоко научный вопрос, здесь могут быть разные академические гипотезы и выводы. Главное, что салафизм, как и ваххабизм, — это в первую очередь течение с отдельными своеобразными идеологическими установками, которые могут активно радикализироваться, и в этом смысле неважно, как мы его называем и к чему относим.

Ринат Патеев

Фото: Татьяны Ивановой

— Тем не менее, на стороне радикалов — и не только в России — сегодня, скажем так, эмоциональное преимущество. Запад потерял моральные основания на мировую гегемонию, и это даёт исламу серьёзное преимущество в борьбе за умы.

— В том-то и дело. Возьмём, к примеру, Европу, где, с одной стороны, запрещают ношение хиджаба, а с другой, легализуют однополые браки. Как мусульмане будут на всё это смотреть? Запад для мусульман выступает фактически варварским миром, и современный терроризм — это во многом реакция на диктат западных ценностей. Нет диалога, какой-то попытки обменяться идеями. Все говорят о диалоге цивилизаций, но на практике мы его не наблюдаем. Попробуйте посадить рядом представителей ислама и православной церкви и попросите их поговорить по основным теологическим вопросам — скорее всего вы получите скандал. И даже если вы посадите вместе представителей одной мусульманской общины — вы и тогда увидите определённое количество противоречий по отдельным вопросам. Даже Организация исламского согласия не в состоянии решить эту проблему. В какой-то степени это пока организованный хаос, который, к сожалению, очень часто управляем определёнными силами. И в геополитическом масштабе эти силы пытаются через исламский фактор достаточно цинично действовать против России.

— Несколько лет назад в Москву приезжал один из руководителей ордена иезуитов с большой публичной лекцией о том, как иезуиты успешно боролись с мафией на Сицилии. Может ли «официальный» ислам внести такой же вклад в борьбу с терроризмом на С