Преподобный Лаврентий Черниговский (1868-1950)
В четырнадцать лет преподобный Лаврентий (в миру Лука Евсеевич Проскура) уже был самостоятельным регентом церковного хора, а монашеский постриг принял только на сорок пятом году жизни. Через два года он был рукоположен в иеродиакона, а в 1916 году — в иеромонаха. В 1928 году старец был возведен в сан архимандрита. Еще в дореволюционное время к нему уже стремились и простые люди, и черниговская интеллигенция (врачи, педагоги). Приезжие быстро узнавали, что в Троицком монастыре есть духовник высокой жизни. Его любвеобилие, дар рассудительности, дар прозрения привлекали не только мирян, но и многих духовных лиц. Со старцем Лаврентием держали совет и черниговские епископы, они весьма дорожили его суждением. Так владыка Пахомий обращавшихся за советом сначала направлял к батюшке, да и сам часто вместе с ним разрешал назревшие у него вопросы.
Когда в годы богоборчества монастырь закрыли и нужно было оставить свою келью, старец Лаврентий поселился в маленьком убогом домике недалеко от монастыря, под горой, на которой расположен храм в честь пророка Илии. Площадь комнатки, отведенной для батюшки, была около 10 квадратных метров. Какой подвиг нес он, выдерживая за стенкой живущего больного сына хозяйки дома, постоянно беспокоившего своим бессознательным поведением, часто криками не только днем, но и ночью. Общая кухонька, смежные двери позволяли несчастному Петру беспрепятственно заходить или забегать в помещение старца. Ни тени недовольства или раздражения не было у преподобного, только милосердие, снисхождение и любовь. И так на протяжении более двадцати лет. Эта крохотная комнатка-келья была свидетельницей бесед преподобного Лаврентия с черниговскими архипастырями — владыкой Пахомием, епископом Стефаном (будущий митрополит Харьковский), епископом Дамаскиным.
Богослужения совершались в маленьком Ильинском храме. Здесь отец Лаврентий продолжал управлять хором. Среди певчих не было монастырской братии. Здесь собирались его почитательницы, многих приходилось обучать пению. Настало время, когда и этот храм закрыли. Лишенный возможности в храме прославлять Бога песнопением, отец Лаврентий никогда не оставлял церковной молитвы. Бережно сохранял он богослужебные книги и обширную нотную библиотеку. И когда его спрашивали: «Разве ноты еще понадобятся?» — неизменно отвечал: «Конечно, будем еще читать и петь».
Даже в такой трудный период все, кто общался со старцем, были свидетелями выражавшихся на его лице благодушия и радости. Своим благостным настроением он поддерживал, ободрял приходивших к нему. И калиточка у скромного его жилища частенько открывалась на негромкий стук в окно.
Своей внешностью отец Лаврентий походил на старцапустынника: выше среднего роста, убеленный чуть сероватыми седыми волосами. Светлое, иногда с легким румянцем и постоянной улыбкой лицо украшалось ясными, чистыми голубоватосерыми глазами, смотревшими всегда приветливо, светившимися всегда необыкновенной добротой. В этих глазах чувствовалась особенная глубина, взгляд был мягкий и ласковый.
Во время Великой Отечественной войны к отцу Лаврентию шли с просьбой помолиться об ушедших на войну. Очень скоро стал приближаться фронт к Чернигову. Немощным и старым батюшка советовал не оставаться в городе, постараться перебыть некоторое время в ближайших селах. Почитатели старца уговаривали и его на подводе выехать, но он отвечал, что поедет тогда, когда над городом будет «трах-бах». Так и было.
Дождь зажигательных бомб, разрывы фугасных застигли его в центре города. Но старец был спокоен, и Бог миловал: лошадка вывезла благополучно из огненного моря и доставила его в далекое пригородное село.
Когда фронт прошел, отец Лаврентий вернулся из села. Страшное зрелище представлял Чернигов: центр города — сплошные руины и пожарища, досталось и прилегающим улицам. Пострадали и храмы, особенно Пятницкая церковь, поврежден был и Спасо-Преображенский собор. Многие жители остались без крова, без одежды, без пропитания. Начался суровый, горький период оккупации. Так как домик, где жил преподобный Лаврентий, был расположен на окраине города, он уцелел. Вскоре последовало разрешение открывать церкви. Первыми привели в порядок Троицкий монастырь и зимний храм Елецкого монастыря. Первое богослужение состоялось в день Архистратига Михаила 8/21 ноября 1941 года. Несмотря на очень тяжелое время, приведены были в порядок несколько келий, и в них поселились будущие монахини. Главный престол Троицкого собора был освящен в Вербное воскресенье 16/29 марта 1942 года.
Под руководством схиархимандрита Лаврентия стало возможным в Троицком соборе, некогда освященном святителем Феодосием Черниговским, возобновить богослужение. Старец стал духовным отцом для поселившихся в монастыре монахинь.
Преподобный Лаврентий принимается за восстановление Троицкой обители. Корпуса частично разрушены, всюду выбиты стекла — и в храмах, и в постройках. Начинать нужно с остекления рам, но где раздобыть стекло? Случайно узнали, что в нескольких километрах от города стоят какие-то брошенные служебные здания, где частично уцелели стекла. Но как ими воспользоваться? Немецкие оккупанты, если нагрянут, могут на месте устроить расплату. Сообщают батюшке свои опасения. Он спокойно благословляет шесть человек идти туда. На вопрос, чем доставить тяжелый груз, ведь стекла нужно много, ответил: «Будет ехать подвода и привезет». О какой подводе могла быть речь, когда вся жизнь замерла? «Идите с Богом», — напутствовал старец. Сомнения и страх исчезли. Несколько часов потратили на извлечение стекол, получилось много и очень большой вес. За это время ни один человек не прошел по дороге, не говоря о транспорте. Но только завершили работу, сразу показалась телега. Не пришлось ждать ни единой минуты. Все были так поражены, что от радости заплакали. Ведь трудились будущие насельницы монастыря. Есть стекло — значит, можно будет жить в кельях. Хозяин охотно согласился доставить груз. Помимо воза стекло везли на тачке, которую имели при себе. Вскоре в кельях поселились будущие монахини, началась и служба в храмеусыпальнице.
Отец Лаврентий занимал небольшую келью, разделенную на две части. Никогда не закрывались двери к нему. Всегда благостный и радостный, несмотря на утомление, лишенный часто даже кратковременного отдыха, старец незаметно передавал приходящим состояние духовной бодрости и подъема.
Любил приезжать к преподобному Лаврентию экзарх Украины Киевский митрополит Иоанн, подолгу беседовал, советовался с «подвижником, подобным Оптинским старцам» — так он охарактеризовал батюшку.
Нравственная чистота, духовная высота, неистощимая любовь к людям вызывали необыкновенное расположение к старцу в каждом, кто хоть раз в жизни удостоился видеть его. Любовь старца была особенная, не знавшая пристрастия, не взиравшая на лица, на душевные качества. Он любил всех и проявлял это чувство приветливостью, вниманием, советом. Все от него уходили согретые этой христианской любовью, ободренные, не обличенные в своих грехах, а с умиротворенной совестью и полным спокойствием на душе, независимо от того, с какими волнениями, огорчениями, переживаниями к нему обращались. Оступившихся старец направлял на правый путь, возбуждая искреннее намерение исправиться, вселяя надежду на милосердие Божие.
Отец Лаврентий был большим психологом, он знал духовный мир человека во всех его проявлениях и в самых тончайших оттенках. Он был нравственно прекрасен, и эта красота души его, как будто скрытая и незримая, привлекала отовсюду к нему множество людей.
И самое главное, чем велик был старец, — это дар прозорливости, дар предвидения.
К черниговской учительнице Е. Н. Михайловой приехала издалека приятельница, которую она не видела много лет. Пришли они в Троицкий монастырь, и Екатерина Николаевна посоветовала приезжей пойти на исповедь к старцу Лаврентию, а сама стала в сторонке в ожидании ее. Исповедь затянулась; по окончании подруга вся в слезах, потрясенная бросилась к ней и, рыдая, поведала о открытом ей старцем трагическом случае из ее детства, о котором она, будучи ребенком, совершенно забыла и только теперь вспомнила со всеми подробностями. Когда казалось, что исповедь завершается, старец Лаврентий неожиданно задал вопрос: «Вы никого не убили?» В полном недоумении ответила: «Мне даже муху жалко убить». — «А подумайте, хорошенько припомните». — «Да что Вы, батюшка, разве я могла бы совершить такое преступление?» — «Еще и еще вспомните. Давно, давно это было». И тут как бы пелена спала с ее мысленного взора, и ей представилась высокая веранда дома, где проходило ее детство. Она играет с младшим соседским мальчиком и толкает его. Тот падает вниз по каменным ступенькам лестницы и остается недвижимым. Что он был мертв, она тогда не сознавала, и об этом ей никто никогда не поведал, чтобы не омрачать всю жизнь тяжким воспоминанием. И тут старец Лаврентий разрешает ее от этого невольного греха. И слезы раскаяния, слезы утешения лились и лились из ее глаз. Неизвестно, может быть, кто-либо впоследствии рискнул открыть эту тайну, но она уже сбросила с себя камень. «Прощаю и разрешаю», — произнес старец.
Имя старца Лаврентия было известно далеко за пределами Чернигова. Ему писали знавшие его лично и только слышавшие о нем. Писали из Грузии, Москвы, Киева, Одессы и других мест. Кто просил молитв, кто спрашивал совета в духовных или житейских делах, кто выражал сожаление, что не послушался благословения, поступил по-своему и вынужден терпеть. И старец давал четкий, определенный ответ на все сомнения и вопросы.
Крепким здоровьем отец Лаврентий не отличался. Болезни переносил очень терпеливо. По сохранившимся справкам еще в 1923 году был признан инвалидом 2-й группы с потерей трудоспособности. Но Бог помог прожить батюшке еще двадцать семь лет.
Шел 1949 год. Постепенно отец Лаврентий слабел. Как-то к концу лета он согласился сфотографироваться с группой монахинь. И когда был наведен фотоаппарат, преподобный Лаврентий быстрым движением снял скуфью, закрыл глаза и приоткрыл рот. Затвор аппарата щелкнул. Когда отпечатали снимок, получилось лицо неживого человека. «Скоро таким я буду», — сказал старец. Этим поступком предсказан был приближающийся исход из жизни.
6/19 января 1950 года в четверг в 21 час 45 минут дивный старец почил для жизни вечной.